Ведьма

ЧЕРНЫЕ МОЛНИИ

На третий день зашел Екаб. Больной сам открыл дверь. Он только что проводил врача, который выслушал его, измерил давление, взял на анализ кровь, мочу и слюну. Валдис безучастно выполнял все требования, Цичему не удивляясь, ничего не спрашивая, хотя чувствовал себя несколько лучше. Мысль работала четко. Только ходил он с опаской, двигался медленно и характер до неузнаваемости изменился. От прежней живости, горячности, которая так привлекала Екаба, не осталось и следа. На лице лежала печать обреченности. Иначе нельзя было определить выражение лица Валдиса. Оно стало сухим, как бы обнажилось, кожа стянулась, усохла, стала прозрачной, как пергамент.

Венда стыдливо прятала от Екаба глаза. В квартире стоял запах железных опилок. Екаб затеял с другом неторопливый разговор, а сам в это время лихорадочно перебирал вещества, которые могли «пахнуть железом». Он где-то читал, чем объясняется этот своеобразный запах, однако память не выдавала нужной информации.

Екаб пробыл у Валдиса почти час. Друг был еще не настолько здоров, чтобы беседовать на серьезные темы, особенно те, которые касались его болезни и несчастья Венды. Зато Екаб сознавал, что наступил решающий момент, пора готовить Валдиса к мысли о расставании с Вендой. К сожалению, говорить об этом пока было нельзя. Зато молчать можно. И молчание сделало свое дело. Валдис испытал чувство отчужденности, возросшее чувство одиночества.

Перед глазами Екаба возник вдруг институтский электронный микроскоп с мелькающей яркой точкой света на маленьком экране, он даже услышал его тихое равномерное гудение. На прошлой неделе он сам проверил образцы клеток крови и кожи Венды. Образцы были взяты в больнице по его просьбе. Заложенные в фиксатор образцы он собственноручно промывал фосфатным буфером, фиксировал тетраоксидом осмия, снова помещал в фосфатный буфер, затем добивался контрастности, действуя на них смесью у ранил ацетата и воды, постепенно обезвоживал и наконец высушивал в абсолютном ацетате. Шли дни, часы, минуты. Прервать процесс было нельзя. В клетке крови, помещенной на тоненькое сито в виде двухсот отрезков, за несколько дней, за несколько сеансов нельзя было обнаружить единственного виновника несчастья, о котором практически не существовало никакой предварительной информации, даже гипотетического представления о параметрах. Часто исследователь не узнавал под электронным микроскопом даже давным давно открытые и известные объекты. Екаб решился на это безумно трудное дело только потому, что положение сложилось чрезвычайное: надо было спасать друга. Надо было изменить судьбу Венды.

Одно только воспоминание о бесконечном и пока что бесплодном сидении перед экраном микроскопа вызвало в глазах чувство жжения, и Екаб потер глаза.

Зрительные нервы были перевозбуждены, и даже ночью, во сне перед глазами непрерывным потоком проплывали похожие друг на друга, закрепленные в эпоксидной смоле, нарезанные зеркальными ножами в ультратоме, контрастированные титратом свинца прозрачные срезы клеток и их частиц толщиной в 550 ангстрем. Во сне они были не черно-белыми, что соответствовало бы истине, а ярко-желтыми, какими становились при диффузном свете под бинокулярной лупой.

Через некоторое, довольно длительное время Екаб понял всю бесплодность задуманного. Он обнаружил некие подозрительные клетки, некие своеобразные соединения, которые в конечном итоге ничего нового не дали. Электронный микроскоп считался одним из лучших в стране. Работать на нем приезжали даже ученые из Москвы, однако и они не смогли помочь. Все, что при чтении научно-популярных статей и книг представало ясным, досконально изученным, на деле оказывалось обычно утверждением, сделанным на основе целого комплекса косвенных доказательств, и вторично открыть то же самое было проблематично.

Екаб был убежден, что Валдис более или менее представляет себе всю сложность исследований и только личная заинтересованность мешает ему быть объективным.

С электронным микроскопом работал и молодой физик, занимавшийся вопросами адгезии металлов (меди, свинца, железа и кобальта). Они работали, сменяя друг друга, чтобы дать отдых глазам. Екаб завидовал физику. Задача перед ним ясная, можно даже сказать простая. А ему, Екабу Меллезеру, предстоит найти иглу в десяти стогах сена, не зная ни формы этой иголки, ни ее цвета. Более того, он вообще не знал, есть ли эта иголка в стоге сена или нет.

Екаб стал вспоминать, каким был Валдис до вспышки болезни. Кажется, уже тогда появились отклонения в психике. Как-то утром он позвонил Екабу. Голос друга был как обычно твердым и ясным, однако на редкость бесстрастным.

— Ты не придешь к нам на собрание? — спросил Екаб.

— О чем пойдет речь?

— О плазмидах.

— А что это?

— Придешь, узнаешь.

— Это имеет отношение к феномену Венды?

— Очень возможно.

Валдис пришел, как сказал сам, в надежде встретить доктора Суну, но, к сожалению, Суна на собрание не явился. Валдис уже собирался уходить, когда двери вдруг закрылись и погас свет. Собрание проходило в одной из аудиторий биологического факультета при зашторенных окнах — должны были показывать диапозитивы. Доклад делала кандидат биологических наук, жена известного в республике специалиста по магнитогидродинамике.

Из сказанного ею Валдис усвоил, что микробиологи всего мира в настоящее время заняты изучением плаз-мидов — генетических элементов, существующих в клетках и в межклеточном пространстве в автономном состоянии, что плазмиды часто изменяют свойства клеток, в которых существуют. Влияние этих факторов наследственности, размером меньше вируса, на организм очень существенно. Плазмиды проникают в клетку, используя обычные пути обмена веществ, передаются при соприкосновении, через слюну и так далее.

К концу доклада Валдис стал неожиданно убеждать Екаба: он уверен в том, что феномен Венды объясняется наличием в клетках ее организма плазмидов. Очевидно, этот вывод его окрылил. Плазмиды проявляли довольно высокую чувствительность к некоторым химическим веществам, другими словами, от них можно было избавиться. Екабу, который позволил себе усомниться, он ответил таким непререкаемым, не терпящим возражений тоном, который раньше за ним не водился. Екаб попытался переключить внимание друга на проблему в целом.

— А если окажется, что плазмиды, опасные для других, для организма Венды — вопрос жизни или смерти?

Валдис помрачнел.

Да, все чрезвычайно запуталось. Беда все-таки настигла их.

После ухода Екаба, то есть на третий день болезни, к вечеру, Валдис почувствовал прилив сил. Тяжесть исчезла. Вернулась острота восприятия, четкость мысли. Однако эта, как бы наверстывающая упущенное, умственная деятельность не приносила радости и чувства удовлетворения, как бывало раньше. Ощущение было такое, словно в голове со звоном и хрустом ломается тонкое стекло. Венды не было дома — ушла то ли в поликлинику, то ли по каким-то другим делам. Валдис лег, подложив руки под голову, и уставился в потолок. В поле его зрения появилась моль — серая, крохотная, дрожащая. В полете моли была какая-то суетливость, нервозность. Крылышки насекомого были покрыты серовато-маслянистым налетом. Постой, постой! Откуда моль? В квартире никогда не было моли, ни разу не видел. А вот в доме Венды летала. Венда рассказывала, что от моли помогает багульник, вот почему от ее одежды так пахнет. Может быть, моль из их дома является носительницей обыкновенного стафилококка, в клетках которого имеются плазмиды, и размножаются они, скажем, в чешуйках, покрывающих крылышки. Чешуйки осыпаются, их вдыхают находящиеся в помещении люди и болезнь проявляется нежданно-негаданно. «Да, да, виновата моль!» — возликовал Валдис. В голове лопался и тоненько звенел хрупкий стеклянный сосуд.

Больной встал, попытался поймать серого мотылька, однако тот, выписывая в полете немыслимые хитроумные зигзаги, спрятался за шкафом. Валдис стал отодвигать шкаф, но моль улетела дальше, нервно дрожа крылышками и как бы спотыкаясь. Валдис схватил стул, чтобы встать повыше, но насекомое спряталось и больше не появлялось.

Пришел врач. Измерил давление, послушал легкие. Взял кровь на анализ, велел собрать в бутылку слюну. Валдис тупо выполнил все требования, не поинтересовавшись даже, с какой целью все это нужно.

Проводив врача, Валдис сел за стол и принялся листать журналы: «Чувство одиночества и безнадежности могут стать причиной стресса, который в свою очередь увеличивает в крови уровень гормона адреналина, 17-гидрокортикостероида, а гормоны, как известно, могут быть фактором, вызывающим рак» — «Опасные гормональные сдвиги, вызванные состоянием безнадежности и безысходности, наблюдались у людей во время второй мировой войны. Среди тех, кто включался в активную борьбу, отклонения исчезли, показатели заметно улучшились». — «Установлено, что стрессовое состояние разрушающе действует на тимус — главный секреторный орган иммунной системы».

Внезапно он швырнул толстый журнал, метя в шкаф. Журнал был библиотечный, но это его не остановило. Надо было избавиться от стресса.

Потревоженный шумом падающей книги, в воздухе снова затанцевал бледно-серый мотылек. «А что если причиной является какой-то фермент, а не плазмида, — угрюмо подумал Валдис. — Разве такой вариант невозможен? В органическом мире все возможно. Совсем недавно ничего не знали о плазмидах. Где гарантия, что феномен ведьм не в каком-то не открытом еще фантоме? Никакой гарантии!»

В этот же день доктор биологических наук Роланд Суна находился в лаборатории и, как обычно, одним глазом посматривая за лаборанткой, набрасывал тезисы доклада: «Полагаю, что в жизни, в процессе эволюции вирусы играют гораздо большую роль, чем мутации и рекомбинации, ибо вирусы, внутриклеточные паразиты и посредники на генетическом уровне, могут осуществлять межвидовой обмен генетическим материалом — как отдельными генами, так и целыми геномами. Многие вирусы, инфицирующие бактерии и высших животных, а возможно, и растения, обладают способностью проникать в геном клетки и «вырезать» гены, чтобы перенести их в другие клетки и организмы, которые нередко находятся на разных ступенях эволюции. Строго организованные внутриклеточные паразиты, вирусы, очевидно, распространяют информацию повсеместно, что в решающей степени воздействует на эволюцию всей биосферы».

Записывая эту фразу, доктор Суна вспомнил отцовский дом, окруженный березовой рощей, представил бесконечный небесный свод и заключенный в нем неисчерпаемый источник возобновления жизни, которую подстерегали сотни и сотни видов и штаммов вирусов. Одержимый наукой, он тем не менее преклонялся перед стихийной силой природы, поражался бесконечности ее изящных комбинаций, рядом с которыми человек с его неудержимым стремлением все систематизировать, все организовывать, казался зачастую неким чужеродным телом. Однако и сам он тоже был из породы homo sapiens. Случай с Вендой казался ему загадочным, вызывал сочувствие, но с точки зрения природы представлялся ясным, изящным и безупречным. На девяносто процентов он был уверен, что в несчастье Венды виноват вирус. Он допускал мысль, что это может быть даже известный штамм. Почему именно вирус? Потому что только вирусы способны так генетически последовательно передаваться по наследству из поколения в поколение, оставаясь в пределах своего вида, не покидая своей жертвы. Поэтому он с интересом воспринял предложение Екаба исследовать эпителиальные клетки Венды. У всех ведьм были удивительно моложавые лица, нежная кожа. Соприкосновение с кожей и слизистой оболочкой было одним из наиболее вероятных путей передачи вируса другому организму. Этим можно объяснить и тот факт, почему после поцелуев у мужчин болело горло. Боль возникала только после первой встречи, потом исчезала, ибо развивался иммунитет. Спустя некоторое время — а вирусы по-прежнему проникали в дыхательные пути — иммунитет в силу особенностей регуляции снижался, поскольку защитная система, как известно, не приспособлена к длительной осаде. В наиболее слабых местах организма возникло воспаление, чем мгновенно пользовалась колоссальная армия бактерий, обитающая в окружающем нас воздухе или в организме. Этим и объясняется тот факт, почему мужья ведьм умирали каждый от своей болезни. Решающее значение имели индивидуальные особенности организма. У одного слабыми были легкие, у второго — желудок, у третьего — мозг.

Узнав о необычной болезни Валдиса, доктор не стал спешить с анализами. Организм больного в результате столь странного лихорадочного состояния с высокой температурой мог совершенно очиститься от возбудителя инфекции. Анализы будут обычными для постлихорадочного состояния, рутинные отклонения… Если уж все лаборатории мира десятки лет настойчиво и упорно пытаются найти возбудителя рака, но до сих пор не выяснили, какой вирус и вообще ли вирус виновен в возникновении опухоли, то где уверенность, что они в результате недолгих и хаотичных исследований раскроют тайну, которую с таким вызовом бросили в лицо науки стричавские ведьмы? Расширять исследования не было оснований. Открытие, конечно, могло бы иметь большое научное значение, но практически в нем нуждаются лишь несколько человек. Разве можно сравнивать несчастье, которое несли ведьмы, с трагедией миллионов, страдающих от рака?

Доктор прекрасно сознавал, что его исследованиям в данный момент не хватает самого главного — времени, так как, по словам Екаба, смерть уже наложила отпечаток на черты лица Валдиса.

Примерно через неделю между ними состоялся такой разговор:

— Сколько еще дадим ему пожить с этой красавицей? — спросил Роланд.

— Не знаю. — Екаб нервно сунул руки в карманы и встал.

— Следующий приступ допустить нельзя.

— Хм. Возможно, подобный приступ больше не повторится.

— Да. Пожалуй, — согласился доктор.

— Венда почти не бывает дома. Спит на кухне.

— Значит, понимает.

— Понимает. По-моему, ты несправедлив, иронизируя над ее красотой.

— Я имею в виду клетки эпителия.

— Это другое дело.

— Может быть, гены вируса обновляют гены клеток эпителия? Отсюда моложавость.

— Да. С научной точки зрения случай чрезвычайно интересный.

— А вирусов нет.

— А известные?

— Я только что заказал питательные смеси из Вашингтона.

— М-да. Нужно время. А где его взять?

Доктор испытующе посмотрел на Екаба, сказал:

— Может умереть.

— Может, — подтвердил Екаб.

— Да. Представляю себе: молодая жена, в положении, спит на кухне. — Этот мрачный аспект человеческой жизни мешал ему сосредоточиться на самой проблеме. Играя желваками, Суна спросил:

— У тебя есть хороший медик?

— Да. Из клиники. Может, еще кого-нибудь пригласить.

Суна распрямил ладони.

— Проклятье! Пальцы дрожат.

— Сам он говорит: чувство такое, словно по ходу нервов насыпано битое стекло.

— Нервы могут быть в порядке. Это какой-то раздражитель.

— Или обычные отклонения, просто последствия.

— А что говорит врач?

— Поражен.

— Хм! Это не худший вариант.

— Я рассказал ему о ведьмах. Советует положить в больницу.

— А как сам Валдис?

— Работает.

— Когда прибудут смеси?

— Не раньше, чем через неделю.

— Я тоже закажу.

— Что делать с Вендой? — спросил Екаб.

Доктор вопросительно посмотрел на собеседника. Его лично интересовали только научные проблемы.

— Видишь ли, — продолжал Екаб, — Венда в положении, друзей нет, полное одиночество. Валдиса укладывают в больницу. Как бы ты чувствовал себя на ее месте?

— Трудно сказать. Ни разу не был в положении.

— Ну! — Екаб поморщился.

— Что тебе сказать, — доктор был явно недоволен. — Один нейрон содержит тысячи различных ферментов. На главный орган, ответственный за иммунную систему, — тимус — могут оказать воздействие тысячи различных вещей. Все это, в свою очередь, может вызвать тысячу других причин. Может быть, добавить еще, что все лаборатории мира в течение нескольких месяцев не сделали бы даже тысячной доли необходимых исследований. Хочешь, чтобы я продолжил?

— Нет.

Доктор поправил очки.

— Валдиса надо изолировать от Венды, и нечего сентиментальничать, — сказал он.

— Это понятно. Но как это сделать?

— Не знаю. — Доктор пожал плечами.

— Вот и я не знаю.

Доктор улыбнулся.

— Да. Самый мощный фактор, объединяющий ученых, — незнание.

— Философская истина, которая войдет в историю как постулат доктора Суны, — заметил Екаб.