Ведьма

ПРОЩАЛЬНЫЙ ЗВОН

Ученые видоизменили питательные среды и индикаторы, разрезали на микротоме образцы клеток эпителия и засушенной крови Венды, жили в ожидании новых специальных питательных сред из других лабораторий, обсуждали результаты, изучали новейшую зарубежную информацию о путях транспорта низкомолекулярных информативных белков из одного организма в другой, и на все это требовалось время. Шли дни, уходили недели. Надо было запастись терпением, изучать, исследовать, подвергнув пациента смертельной опасности, или уменьшить опасность, доказав необходимость переливания пациенту крови, таким образом перечеркнув все предыдущие исследования.

Дискуссии. Борьба мнений. Хаос. Плодотворный с точки зрения науки хаос, раздражающий человека несведущего, вызывающий беспокойство у всех, особенно у того, кто делит мир только на белое и черное.

А в это время Валдис, вернувшийся после болезни в лабораторию, попытался спасти перестоявшие субпродукты синтеза. Проще, конечно, их выбросить, но само время могло внести коррективы, выявить неожиданный фактор, требующий нового истолкования.

На одной бутылочке почему-то не было наклейки. Валдис безуспешно пытался вспомнить, что в ней может быть. Очевидно, уже за несколько дней до приступа болезнь давала о себе знать — никогда, ни разу такого брака он не допускал.

Имант внимательно понаблюдал за Валдисом и, зная его взрывчатый характер, наконец несмело заметил:

— Ты словно побывал в когтях у смерти.

В другой раз Валдис ответил бы на это шуткой, колкостью. Но он только бросил долгий пытливый взгляд на Иманта и вздохнул. Подумал об умершем муже Сакристины Репниеке, который в свое время тоже пыхтел и вздыхал, как загнанная лошадь.

— Проклятая рассеянность! — сказал он. — Полуторамесячный труд коту под хвост!

— Лично я считаю, что ты прекрасно можешь обойтись без дополнительных исследований, без этого аналога, — высказал свое мнение Имант. — Плюнь ты на это и подведи, наконец, черту под диссертацией! Чем толще будет твоя диссертация, тем выше требования к другим. Коллеги не скажут тебе за это спасибо.

Валдис открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел в себе ни сил, ни желания. Удивительно, но в этот момент он как бы почувствовал себя другим человеком, представил состояние тех, кто никогда не обладал столь бешеной энергией, как он. И слова Иманта сразу приобрели иной смысл. Действительно, ведь все должны «остепениться», что даст возможность человеку создать семью и, не испытывая материальной нужды, заниматься научной работой, которая нужна народу, а повышенные требования могли вызвать совершенно противоположный эффект. «Если в сектор для прыжков в высоту пускать только тех, кто сразу же может преодолеть, скажем, метр сорок, сектор зарастет травой», — подумал он. Физическое бессилие изменило взгляд на жизнь, взгляд на мир.

— Ты не думай, что я пытаюсь кое-как слепить свою диссертацию. Требования возросли давным-давно, только не знаю, кто от этого больше выиграл, — чернорабочие науки или ловкие оформители.

Валдис еще раз устало взглянул на коллегу. Прежде подобные проблемы его не интересовали. Для него, здорового, энергичного, подобные «мелочи» просто не существовали. Он был убежден, что настоящий ученый преодолевает все преграды, обойдет всех «оформителей», даже не взглянув на них. И вот сейчас он изменил свою точку зрения.

— У тебя что-то капает, — сказал Имант.

— Спасибо! — сказал Валдис и поморщился. Перевел разговор на повседневные проблемы. — Сколько декапептидов сделал?

— Два с половиной.

— О чем говорили на коллоквиуме?

— Американцы синтезировали новый аналог ангиотензина.

— Какова активность?

— Ничего особенного. Было бы что-нибудь выдающееся, не печатали бы, тут же запатентовали.

— Да, последнее время мы тоже стали умнее.

— Существуют свои законы природы. Хочешь не хочешь, хорошо это или плохо, изволь подчиняться.

— Ты стал философом, — сказал Валдис.

Имант сидел на скамеечке перед вытяжным шкафом и стеклянной палочкой тщательно перемешивал серовато-коричневую жидкость в круглой колбе.

По внутренней трансляции женский голос третий раз повторил:

— Товарищ Дицманис, зайдите в свою комнату!

— Лариса сказала, — заговорил Имант, — что подлинная эмансипация наступит только тогда, когда каждая жена в любое время сможет вытребовать своего мужа с помощью такого громкоговорителя.

— Не наговаривай на Ларису! — сердито оборвал Валдис. Он держал в руках открытую бутылочку без пробки и с удовольствием вдыхал запах эфира. Никогда раньше он не испытывал к нему пристрастия. А сейчас он даже не мог объяснить, почему открыл бутылочку с эфиром, поскольку работа этого не требовала. На столе стоял прибор, измеряющий точку плавления вещества. Надо было при помощи капиллярной стеклянной трубочки набрать требуемое вещество, вставить в патрубок прибора, включить нагрев, а самому сквозь увеличительное стекло наблюдать за процессом и за термометром. Валдис посмотрел на прибор и понял: он нарочно тянет, отдаляет начало напряженной работы, потому что где-то в подсознании жила уверенность в том, что сегодня работу эту он выполнит неточно.

Тишину в комнате нарушали только звяканье стеклянной посуды и бульканье наливаемой жидкости, скрип стульев.

— Послушай! Кто оставил открытой дверцу холодильника? — спросил вдруг Имант и захлопнул ее.

Валдис сидел, наморщив лоб, и молчал, делая вид, что занят. Имант нарочито развязным голосом сказал:

— Вероятно, Лариса.

— Лариса не виновата, — мрачно ответил Валдис.

— Ну как же не виновата? Утром она взяла ДТТ.

— Лариса не виновата, — повторил Валдис.

— Плохо.

— Почему?

— У тебя исчезло чувство юмора и память.

— Может быть, — холодно согласился Валдис.

И хотя день показался нелегким и работа не шла, вечером Валдис чувствовал себя вполне терпимо. Венды, как всегда в последние дни, дома не было. Валдис поел и лег на диван с газетой. Через пять минут он уже спал. Проснулся, когда вернулась Венда.

— Прости! — он извинился перед ней, разделся и снова завалился спать. Все предыдущие ночи он мучился без сна и сейчас, после тяжелого рабочего дня, заснул без сновидений. Однако наутро проснулся с головной болью.

Венда по-прежнему спала на раскладушке в кухне.

Валдис изредка заговаривал о том, что пора ей перейти в комнату, но жена отказывалась так твердо, что он боялся еще раз напоминать об этом.

На следующий день работать он не мог. Взвешивание, выпаривание, фильтрование и кристаллизация — все вдруг показалось ему ненужным, бессмысленным и даже противопоказанным для его жизни.

В обеденный перерыв он столкнулся с коллегой из лаборатории органического синтеза, где велось изучение органических макроструктур и составных генома, в том числе плазмид. Упоминание о плазмидах обострило его внимание. К сожалению, коллега не был сторонником популяризации науки. Когда Валдис заговорил о статье в журнале «Знание — сила», коллега высокомерно присвистнул и пояснил, что по крайней мере лет десять не читает научно-популярные журналы. И тут с Валдисом стало твориться что-то необъяснимое. Его захлестнуло чувство собственной неполноценности, и ко всему примешивалась мысль о проклятье жены. Это было ужасно, но справиться со своими чувствами он не мог. Увидев, как изменилось лицо Валдиса, коллега заторопился, отговорившись занятостью, и быстро пересек огромный вестибюль с пальмой, росшей в деревянной четырехугольной кадке.

«Информативные белки! Информативные белки!» — стучал в голове глупый, сумасшедший дятел.

Однако разговор этот всколыхнул в нем желание самому докопаться до истины. Конечно, желание наивное, глупое, но он снова потерял покой. Судя по всему, беда была совсем близко. Ждать ее сложа руки казалось мучительным.

После обеда он отправился в библиотеку. На сей раз дело пошло быстрее — кое-какие навыки у него уже были. Просмотрел всю информацию — а ее с лета скопилось довольно много, — она еще раз подтвердила известные выводы, появилось и кое-что новое. Важнейшее он выписал: «Провирусы, то есть встроенные в клетку вирусы, повышают иммунитет к инфекциям, вызванным сходными вирусами». Под этой фразой он написал: «Есть люди, обладающие иммунитетом чуть ли не ко всем болезням. Не значит ли это, что они носители врожденных провирусов? В наших краях был старик, который ни разу в жизни не болел. Стоило ему первый раз заболеть, он тут же умер. Этим можно объяснить, почему не болеют сами ведьмы». Выписка: «Обмен генетической информацией возможен и в том случае, если вирус — бактериальный, а клетка — человек». Комментарий: «Значит, виноваты могут быть не только клетки самой кожи, но и микроорганизмы, обитающие на коже, слизистой, а также информативные белки». — «Микробы обладают специальным механизмом для восприятия существующих в естественной среде геномов (ДНК)». Комментарий: «Ясно. Никакой проблемы в передаче информации ДНК близким. Может быть, поэтому муж и жена к концу жизни обретают такое сходство».

Так ничего и не выяснив, понапрасну потратив время, поздно вечером, усталый, раздраженный и мрачный, он вернулся — домой, поел и тотчас же пошел спать. Однако сон не шел. Голова была ясной. Где-то глубоко внутри незаметно начал вертеться ротор турбины. Звенели и вибрировали ее лопасти. Валдис прислушивался к шуму, предупреждавшему об опасности, но был бессилен что-либо сделать. Заснул он под утро, когда за окном начинался новый день.

Проснулся в середине дня. Была суббота. Светило яркое январское солнце. Небо было голубым, ясным, словно его промыли в ацетоне. Все вокруг на мгновение показалось ему удивительно прекрасным — как кадр из кинофильма, не имеющего с действительностью никакой связи. Взявшись за руки, они шли с Вендой по белому, выпавшему за ночь снегу и ни один не догадывался, что это последняя совместная прогулка в их жизни. Валдис чувствовал себя неплохо, только ломило спину где-то над крестцом и от дневного света болели глаза.

Венда по-прежнему избегала близости с Валдисом. Спала на раскладушке в кухне, утверждая, что ей удобно и все это выглядит даже несколько романтично. Валдис не стал с ней спорить, решив запастись терпением и дождаться момента, когда вернется утраченное, неподдающееся определению настроение, которое расцвечивает жизнь в радужные тона, придает решимость и твердость. Однажды он заметил, что ходит согнувшись, опустив голову. Подошел к зеркалу и внимательно осмотрел себя. Осанка не изменилась, однако ощущение сгорбленности не проходило. Возможно, виной всему было состояние подавленности, угнетенности. Он надеялся, что после этой прогулки что-то изменится в лучшую сторону.

Ночью Валдис проснулся от тупой боли в животе и в спине. Начало болеть еще во сне. Боль усиливалась, сон как рукой сняло, и вдруг набатным колоколом загудело в голове. Валдис поворочался, надеясь, что ему станет легче, если он изменит позу. Однако облегчения не наступило. Боль не отпускала и, как казалось, совершенно не зависела от положения тела. Первое, о чем он подумал: облучился, так как совсем недавно пользовался в лаборатории радиоактивными элементами. Мысль, конечно, была фантастическая. «А ощущение точно такое же, словно я стоял в активной зоне нейтронного взрыва.» Случалось, и это было известно, что облучившиеся сходили с ума. Внезапно он поймал себя на мысли о том, что Венда, именно Венда, ее тело — самый настоящий генератор радиоактивности. К счастью, у него достало силы воли отогнать эту безумную мысль.

Промучившись полчаса, он решил все-таки вызвать скорую помощь. Боль по своей интенсивности не шла ни в какое сравнение с зубной болью, которую он считал самой ужасной.

Через десять минут машина приехала. Валдис, одетый, сидел на стуле. Бледный, хмурый — вот и все признаки болезни. Венда вела себя как обычно — спокойно и деловито.

Ему сделали какой-то укол. Дали таблетку но-шпы.

— Очевидно, сильнейший спазм почек, — предположил врач. — Если через несколько часов не пройдет, поезжайте в больницу!

— Две недели назад у него был сильнейший приступ лихорадки, — заговорила Венда. — Отвезите его, пожалуйста, сегодня! Мне страшно.

Было около шести утра. Венда проводила мужа до больницы. Валдис переоделся в больничную одежду, и санитарка протянула Венде одежду мужа, объяснив, что на складе, мол, она помнется, да и пропахнет. Венда отказалась. Санитарка пожала плечами.

По дороге в палату Валдис чувствовал себя вполне терпимо, и пожалел, что согласился остаться в больнице. И только, когда лег, понял, что в сущности ничего не изменилось. Спина болела по-прежнему, начинало подташнивать.

Через полчаса он сходил в туалет и его вырвало. Лоб покрылся испариной. Стало легче. Незадолго до обеда он почувствовал себя вполне здоровым и обратился к врачу с просьбой выписать его домой. Голова была удивительно ясной, ему хотелось двигаться, что-то делать. Он шутил и смеялся. Врач обещал после осмотра отпустить его домой.

Через два часа, когда Валдис вторично обратился к медикам с просьбой выдать ему одежду, ему было сказано, что на утро назначен целый ряд анализов, об этом уже предупреждена лаборатория и знает главный врач больницы.

— Но зачем? — не отдавая себе отчета в услышанном, запротестовал Валдис.

— Нам сказали, что вы поймете это лучше нас.

— Ясно, — сказал Валдис. Не было сомнений — подключились Екаб и Роланд.

— Хорошо, — врач улыбнулся и добавил. — На время исследований вам присвоен индекс В-2. Запомните, чтобы не было недоразумений!