Вечное пламя

41

Колька не спал. То ли повинуясь приказу, то ли из страха, он сидел напротив немца, механическими движениями подбрасывал в костер ветки и смотрел доктору в глаза. Тот, в свою очередь, таращился на паренька. Подойдя к костру, Иван понял, что к гляделкам это не имеет никакого отношения. Ганс и Колька смотрели за спины друг другу. Одно из основных и немногочисленных правил человеческого общежития: пока я смотрю за твоей спиной, ты смотришь за моей.

Лопухин знал, что у этого закона есть один недостаток. Он работает, пока есть общий внешний враг.

Когда подошел Иван, Колька опустил глаза, а немец потуже завернулся в пиджак и съежился. Оба будто стеснялись негласного договора, достигнутого во время отсутствия Лопухина.

Иван прокашлялся, скинул кучу хвороста и сел, с трудом перебарывая желание повернуться к костру спиной. Где-то он слышал, что именно так и сидят охотники в тайге. И спине тепло, и огонь глаза не слепит. Но Лопухин никак не мог решить, что же для него страшнее – смотреть туда, в черноту болота, или повернуться к этой черноте спиной.

– А вот слышал я… – начал было Иван, но смущенно замолк, настолько жалким показался ему собственный голос. Дребезжащим, испуганным. Лопухин снова прочистил горло. – Вот слышал я, что на болотах газ выделяется. Метан там какой-то. Не помню. Галлюцинации вызывает.

– Чего вызывает? – спросил Колька испуганно.

– Ну, видения. – Иван пошевелил в воздухе пальцами, словно подчеркивая эфемерность этих самых видений. – Отсюда и всякие истории про призраков. Пойдет человек, надышится, а потом начинает ему казаться всякая чертовщина. Потом, конечно, действие газа кончается, а истории остаются. Вот так.

Он даже обрадовался этой своей выдумке, слышанной, впрочем, некогда от кого-то геолога. Все это звучало логично и по-научному. К тому же укладывалось в рамки материалистической теории.

– Так вот сказки и получаются, – улыбнулся Иван.

– Сказки? – Колька недоверчиво покачал головой. – Что за газ такой?

– Ну, может, метан, может, еще что-то… Это надо у какого-нибудь химика спросить или у геолога. Где ж его сейчас возьмешь? Ты вот в школе учишься?

– Учился. Сейчас там немцы живут.

– Ну вот… – Иван замялся, но потом нашелся и заявил радостно: – Ну вот! Выкинем этих немцев к чертовой матери, и снова станешь в школу ходить. Там и узнаешь и про газ, и про болота, и откуда что берется.

– Не хочу, – буркнул парнишка.

– Почему это?

– Я в армию пойду. Немцев бить. По всему миру. Чтобы их не осталось совсем.

– Не немцев, а фашистов, – с ноткой назидания поправил его Иван. – Немецкий народ нам не враг, он, наоборот, порабощен и угнетаем бесчеловечной фашистской идеологией. Ну, приблизительно как мы во время царского режима.

– А чего ж они революцию не устроят?

– Была у них революция. Но не получилось.

– Почему?

Иван пожал плечами.

– Трудно это, революции делать. Не у всех выходит.

Парнишка нахохлился.

– Все равно немцев не люблю. У них же фашизма не было раньше?

– Не было.

– А чего ж они все к нам лезли?

Попавшись в ловушку наивной детской логики, Иван не нашелся что ответить.

– Ну… То ж совсем другое дело было. Там… Гхм. Простые немцы-то к нам не лезли. А всякая там знать, бароны разные… Рыцари. Вот им все мало! И земли, и рабов.

– Но рыцари же немецкие? – Парнишка упорно гнул свою линию.

– Не только. А вот война с Наполеоном! Что ж, Наполеон – немец?

– Нет, – Колька покачал головой.

– Или, скажем, под Полтавой мы шведу дали. Что ж, по-твоему, тоже немцы виноваты?

– Нет…

– Знать, бароны да графья – это штука интернациональная. А простому человеку – ему чужого не надо. У него земля, работа. До войны ли ему?

– Все равно в армию хочу, – буркнул паренек, – буржуазию бить.

– Так ведь в армию без образования не берут. – Иван пожал плечами. – Все равно школу надо закончить. А когда ты вырастешь, может, и армий уже не будет. С буржуазией покончат, прогремит мировая революция. И будешь ты мирный строитель коммунизма. И ни солдат не будет, ни армии… И воевать никто не станет, потому что все будет общее.

– Не бывает так, чтобы без армии.

– Ну, может быть, будет что-то… Чисто для порядка… – Иван хотел было завернуть что-нибудь про жизнь на других планетах, но побоялся новых вопросов и тему свернул. – Но все равно сначала надо образование получить.

Колька хмыкнул.

– А ты школу закончил?

– Да.

– Ну и что же? Все равно про газ не знаешь?

– Про какой газ? – Лопухин умудрился забыть начало беседы и потому очень удивился.

– Ну, который из болота, видения от него…

– Ах, этот! Ну… Не помню просто. – Иван поймал на себе подозрительный взгляд парнишки и решил добавить чего-то научного. Чего угодно, лишь бы не думать про непонятную тварь, что утонула в болоте. Может, и вправду надышался какой гадости и привиделось. Воняло-то мерзко! – Ну, я так тебе скажу, что газ начинает выделяться и подниматься к поверхности.

– С чего он там выделяется?

– Гниет там… что-то. Массы всякие…

– Что гниет?.. – спросил Колька громко.

Иван открыл было рот, чтобы ответить, но словно захлебнулся воздухом. Так был задан этот вопрос…

Не получилось уйти. Спрятаться. Загородиться от происходящего словами, броней материализма и научностей. Не вышло! Броня дала трещину от простого, казалось бы, вопроса. Потому что каждый, наверное, знает, ЧТО гниет на дне болота…

– Тьфу на тебя. – Иван нервно оглянулся. – Все ты норовишь на мракобесие скатиться…

– А я тебе не рассказал, что там за следы были, на гати.

– Какие следы? – Иван вздрогнул. – Ах, следы! Ну да, ну да. Следы там. Были какие-то… Что за следы? Ты бы спал лучше. Время идет… А вставать завтра…

Лопухин понял, что несет какую-то чушь, и замолчал.

– Это старый обычай такой. Болот тут много, в наших краях. Но только одно такое вот, где бочаг бездонный.

– Чертовы вилы, что ли?

– Ага. Так вот, знаешь, был такой обычай, что всяких недобрых людей, которые грабили или девок обижали, убийц, их в болоте топили. И тех, кто на себя руки наложил, тоже. Потому что их в освященной земле хоронить нельзя. Не по-божески. Всяких гадов сначала связывали, а потом в бочаг. Иногда камень к ногам вязали, а иногда так просто… Только пузыри и плыли. А чтобы место это приметить, на гати следы резали. Их так и называют: мертвые следы. Вроде как чтобы если кто-то тут идет, то чтобы помолился или еще чего…

– И много таких мест? – Лопухин почувствовал, как по спине бежит холодок.

– Нет. Всегда в одном месте топили. Ну, не точно, но вообще… И всегда знак резали. Чтоб, значит, все знали.

Иван припомнил количество полустертых следов и вздрогнул.

– Так что мы тут, считай, на мертвецах сидим. Дурное место. С разных деревень свозили. Тут знаешь сколько людей пропало? Тьма. Пойдет на болото да не вернется. Все знали, что забрел на следы. Дурное это место.

– Ну и что?

– Сгинем… – прошептал Колька. – Как есть сгинем.

Иван осторожно обернулся.

Позади, на грани света и тьмы, теперь таилось что-то. Большое. С сотней голодных черных глаз. Жадное и холодное, как брюхо мерзкой жабы.

Лопухину показалось, что костерок гаснет, едва-едва светит. И холодная тьма придвинулась ближе. Всего на шаг, но ближе. Вот уже стоит за спиной, готовая наброситься.

Преодолевая панику, непослушными руками Иван кинул в костер несколько веток, с трудом сдерживаясь, чтобы не столкнуть туда всю принесенную охапку.

– Бабушкины сказки… – хрипло прошептал Лопухин и повторил громче: – Бабушкины сказки! Наслушался ты всякой глупости! И меня морочишь теперь. Басни, видите ли, народное творчество!