Вечное пламя

31

Сначала загалдели птицы. Вдруг. Все разом. Казалось, что на краткий момент весь лес ожил, стряхнул ночные страхи и запел. Вокруг свистело и чирикало на разные голоса. На каждом дереве, в каждом кусте.

Иван вдруг понял, что ночная темнота рассеивается, через туман и сырость пробивается серенький, слабый, но все-таки свет.

К утру сырость пробрала до костей. Лопухин с доктором сидели прижавшись друг к другу, чтобы сохранить остатки тепла. Обоих бил озноб. Чтобы согреться, надо было двигаться. Однако что происходило за очень условной стеной из веток, они не знали. Всю ночь лил дождь, и за шорохом капель ничего не было слышно. Есть кто-то на поляне? Нет?..

Всю ночь Иван мучился страхом и желанием вылезти наружу. Там, за зеленой преградой из ветвей, могли быть его товарищи, которым нужна помощь. Может быть, кто-то ранен… Может быть, умирает…

Но там же могли быть и другие.

А еще в отряде ждали доктора.

И всю ночь Лопухин вслушивался в шелест дождя, готовый прийти на помощь… Лишь бы нашелся кто-нибудь, кому она была бы нужна.

Но нет. Только капли. И далекая-далекая гроза ворчала где-то за горизонтом. Уже не страшная.

Иван выбрался из-под ветвей, когда туман начал рассеиваться. Выволок за собой связанного доктора. Тот дрожал, ежился и щурился.

«Он же не видит ничего… – вспомнил Иван. – Без очков как без рук. Такой не убежит. По крайней мере, далеко».

– Stehe hier.[7]

Немец закивал часто-часто.

Иван достал «наган» и двинулся дальше.

Буквально через пару шагов он наткнулся на тело. Впившиеся в землю скрюченные пальцы. Черный мундир, намокший и потерявший форму. Светлые, почти белые волосы.

Лопухин вздрогнул. Попятился, выставив револьвер перед собой. Но человек был мертв. На его шее виднелась широкая резаная рана. Он полз до последнего, пока еще была кровь. Подтягивался на руках, цепляясь за траву длинными пальцами. Или…

Лопухин пригляделся. У мертвеца были длинные острые ногти, почти когти. На земле были видны борозды. Глубокие и страшные.

Иван не решился перевернуть мертвого на спину и осторожно обошел его стороной. Затем остановился, пораженный неожиданной мыслью.

Лопухин обернулся. Прикинул направление, в котором мог ползти мертвец. И похолодел.

До последней капли крови, пока жизнь не покинула его, фашист полз, впиваясь ногтями в землю, туда, где прятались Иван с доктором. В сторону ели…

Лопухин прошел несколько шагов и наткнулся на еще одно тело. Красноармеец. Иван подбежал, перевернул его и отшатнулся.

На него широко раскрытыми глазами смотрел Лукин. В руке боец сжимал нож.

– Спасибо… – прошептал Иван. – Спасибо тебе…

Он осторожно, вздрогнув от прикосновения к холодному телу, закрыл мертвому глаза.

Солнце поднималось выше и выше, разгоняя туман.

Лопухин сделал еще несколько шагов и замер. Впереди в редеющем тумане виднелась темная фигура. Человек стоял странно согнувшись, длинные руки свешивались почти до земли.

Иван прицелился и начал приближаться маленькими, осторожными шажками.

Подойдя ближе, Лопухин опустил оружие. Перед ним стоял немец. Винтовочный штык глубоко вошел ему в грудь, и труп стоял теперь, опираясь на убившее его оружие. Прикладом винтовка упиралась в землю. Там, откуда должен был выйти штык, мундир фашиста приподнялся, вздулся.

Немного поодаль лежал еще один красноармеец. С разорванной грудью. Перед тем как зажмуриться, Иван заметил торчащие осколки ребер и легкие… Ночной дождь смыл кровь. Но от этого смерть не сделалась чище…

Лопухин собрался с силами и вернулся к Лукину. Осторожно достал из кармашка его документы. То же самое сделал он и с другими пограничниками… Они все были мертвы.

Последним Иван нашел капитана. Тот лежал, придавленный к земле телом немца. Третьего по счету. Разжать руки «черного мундира», вцепившиеся капитану в горло, оказалось нелегко. Иван перевернул фашиста на спину и увидел лицо…

Спазм скрутил желудок, и Лопухин согнулся пополам, давясь рвотой.

Ногами он оттолкнул немца подальше, и только после этого достал из кармашка капитана документы.

– Прости, что так вышло, – прошептал Иван. – Я сделаю. Я все сделаю. Ты только прости, что так… Не по-людски. Уходить надо. Прости, что без похорон…

Капитан лежал с закрытыми глазами, спокойный, будто спящий, если бы не страшно смятое горло.

Лопухин, собравшись с силами, вернулся к убитому немцу. Не глядя в лицо, пошарил по карманам. Пусто. Потом расстегнул ворот. Никаких цепочек… Ничего. Только на шее обнаружился вытатуированный непонятный значок. Такой же был нашит на рукав черного мундира.

Иван достал нож и спорол нашивку.

– Вот и все.

Он вернулся к доктору. Тот стоял, согнувшись, и вроде бы спал стоя. Бежать он и не думал.

– Пошел! – рыкнул Лопухин, дернув немца за ремень. – Пошел! Убью, гнида!