В поисках красного дракона

Глава 17 Те, кто сплетают мелодии

Лицо старика стало пепельного цвета. Его мучитель так и не вернулся в пещеру, не приходили и дети, одетые в звериные шкуры. Старика больше не пытали и не били, тем не менее он умирал.

Чтобы выжить, человеку нужна пища, вода, воздух и крыша над головой. Это всем известно. Но не все знают ( а если и знают, то не все верят), что еще одна жизненно необходимая вещь — духовная энергия.

Духовная энергия может исчезнуть на какое-то время без всякого отрицательного эффекта. Человек может отринуть ее по своей прихоти, хотя связь с ней все равно не обрывается безвозвратно. Но если духовная энергия покидает человека сама, тот слабеет. А энергии старика не было слишком долго.

— Бесполезно, — сказала женщина в зеркале. — Никто не придет.

— Верь, Медея, — умолял старик. — Ничто не кончено, пока не кончено.

— Логика ребенка, Питер, — закатило глаза отражение.

— Самая лучшая, — слабо ответил старик. — Она позволяет верить в то, во что нужно верить, какие бы доказательства этому ни противоречили. Дети всегда так делают, и это срабатывает чаще, чем ты можешь представить.

— Недостаточно часто, иначе ты бы здесь не висел.

— Это в тебе говорит взрослый цинизм, — усмехнулся старик. — И ты еще удивляешься, почему я от всего этого отказался.

— О да, — насмешливо бросила женщина, — это объясняет твою седину.

— Нет, — ответил старик. — Я наконец-то нашел для себя баланс. В том, чтобы быть Стариком, есть свои преимущества, но мне не пришлось отказываться от своих детских убеждений. Это позволяет мне не терять надежды.

Женщина в зеркале фыркнула:

— Твоя детская логика сильно напоминает мне веру.

— Ну разумеется, — улыбнулся старик. — В чем разница?

— Верить в то, что нельзя увидеть, глупо, Питер.

— И все же человек без тени и женщина, живущая в зеркальном отражении, захвачены в плен созданием, существующим преимущественно в виде бестелесного голоса. Я бы в это тоже не поверил. Но так случилось.

— Если бы ты вел себя по-взрослому, а не жил, как ребенок, возможно, все обернулось бы по-другому, Питер. Если бы ты вел себя, как Папа...

— Вот мой единственный папа, — перебил старик, указывая на отрубленную голову в глубине пещеры, — и хотя его нельзя назвать идеальным примером, он был рядом, когда мне это было нужно, и он дал мне знания, чтобы я мог выжить. Он никогда не бросал меня, Медея. Ты можешь сказать то же самое о своих детях?

Но ответа не последовало. Зеркало потемнело, и в пещере снова воцарилась тишина.

Джон считал, что единственная проблема, связанная с выработкой плана действий, от которого будет зависеть судьба двух миров, основанного на решении ребенка, заключается в том, что детям, в общем-то, наплевать на судьбы мира.

Детям нравится бегать со всех ног; лазать по яблоням; рассказывать несмешные шутки и все равно смеяться. Им не наплевать на то, что они дети. Что, в общем-то, закономерно, не считая того факта, что судьба двух миров действительно зависела от мнения ребенка. Все это Джон объяснил бы Джеку, если бы удалось уговорить бывшего профессора, а теперь мальчишку, слезть с Джонни Яблони.

— Ты же учитель, Джон, — напомнил Чарльз. — У тебя что, нет опыта общения с детьми?

— Я преподаю в колледже вообще-то, — обиделся Джон. — Так и так, мы с тобой оба отцы, нет? Что ж так трудно-то?

— Я и не говорил, что будет легко, — засмеялся Дедал.

Джон повернулся к Эвин:

— У тебя есть сын. Можешь заставить Джека сосредоточиться хоть на пять минут, чтобы мы тут все выяснили?

— С тех пор, как я разговаривала с сыном по душам, прошло довольно много времени, — вздохнула Эвин.

— Почему? — удивился Джон.

— Все началось уже давно, — пояснила Эвин. — Мой сын решил, что он мужчина, который в один прекрасный день станет королем, и поэтому как-нибудь обойдется без всей этой материнской чепухи. Кажется, ему было пять. С тех пор он больше не позволял мне себя целовать. Считал, что неправильно выражать чувства перед «своими подданными». Разумеется, «подданными» были его товарищи из Паралона, учителя и Туммлер. Но мальчик настоял на своем.

Джек свалился с дерева и неловко приземлился аккурат рядом с Чарльзом, который подскочил от испуга.

— Мне нужно время, чтоб к этому привыкнуть, — сказал он.

— Почему? — удивился Джек. — Я по-прежнему ваш Джек, Джекси, Джек-Джек. Я все еще я. Я могу думать, рассуждать, помнить — боже правый, какая ж у меня шикарная память!

Джон ухмыльнулся. Друг был переполнен энергией десятилетки, это уж точно. А вот то, сможет ли это его мировоззрение, одновременно новое и старое, дать им нужные знания, было под вопросом.

— Джекс, расскажи-ка нам, — начал Дедал, — если бы ты был Хью и Уильямом и тебя бы бросили здесь родители, что бы ты сделал?

Джек на минуту задумался:

— Наверное, я бы построил дом на дереве. — Он придвинулся к Эвин и прошептал, заслонив рот ладошкой: — Тут кругом индейцы.

— Так, а после дома на дереве? — стоял на своем Дедал.

— Я бы поискал еды и годной для питья воды... — решил Джек.

— Ответ истинного взрослого, — заметил Джон.

— А потом я бы пописал, — закончил мысль Джек.

— Ох, бога ради! — воскликнул Чарльз.

— Дальше? — продолжал допрос Дедал.

— Я бы задумался, и, наверное, мне стало бы интересно, почему взрослые заставляют детей делать то, что те не хотят делать.

— Может, потому, что взрослым виднее, что лучше для детей? — предположил Чарльз.

— Это стереотип, — отмахнулся Джек. — Зачастую взрослые делают то, что им взбредет в голову, не задумываясь, хотят ли этого их дети, нужно ли им это, а раз взрослым все равно, то кого волнует?

Эвин при этих словах нахмурилась, но промолчала. Джон и Чарльз переглянулись, не зная, о чем еще спросить. Джек притворился, что кладет яблочное семечко в рот — в основном, чтобы напугать Дедала, — а потом с ухмылкой бросил его на землю.

— Ну, чего приуныли? Давайте поиграем. Вы знаете какие-нибудь игры? Спорю, что да.

— Джек, ну правда, нам надо обсудить много важных вещей, — сердито урезонил его Чарльз.

— Я тоже так думал, — сказал Джек, — а теперь понимаю, что ошибался. Нет ничего важнее веселья!

— Есть много вещей важнее веселья! — воскликнул Джон. — Надо спасать пропавших детей! Мы должны узнать, что стало с кораблями-драконами! Надо решить очень много важных вопросов!

— Ну, — рассудил Джек, который уже забрался обратно на Джонни Яблоню и теперь висел на ветке вниз головой, — разве взрослые не этим должны заниматься?

— Тут он прав, — тихо вмешался Берт. — Как, вырисовывается картинка?

— Взрослые никогда не обращают внимания на то, что говорят дети. — Джон был подавлен. — Вот и мы недооценили это.

— Джек... слушай, Джек, — заговорил Чарльз, расхаживая вокруг яблони. — Можешь слезешь, чтобы мы все как следует обсудили?

Джек заткнул уши пальцами.

— Лалалалала! — закричал он. — Я тебя не слышу! Я тебя не слышу!

Чарльз почесал голову:

— Мы его не дозовемся, если он даже не слышит, что мы говорим.

Джон прищелкнул пальцами:

— Точно! Вот наш шанс!

Главный Хранитель обратился к Дедалу:

— Когда Лора Липучка прилетела к нам в Оксфорд, она рассказала, что Питер заткнул ей ушки воском. Зачем он это сделал?

— Это старая уловка Питера, — пояснил Дедал, — она уходит корнями к основанию Убежища. Это чтобы не... — Он умолк и задумчиво потер подбородок. — Это чтобы не поддаться чарам панфлейты[45], — наконец сказал он. — Но зачем Питер заткнул уши собственной внучке? Он ей ничем не угрожал.

— Что вы имеете в виду под «чарами»? — уточнил Джон.

Дедал сложил руки за спиной и опустил голову.

— Они неумолимо переплетаются с историей «Арго», Пропавших Мальчишек и наконец с самим Питером, — сказал он. — Флейта Пана всегда обладала властью влиять, убеждать, зачаровывать. Но из всех, кто слышал ее голос, противиться чарем не могли только...

— ...дети.

— Все началось со старых богов, — продолжал Дедал. — Романтики придали историям более цивилизованный вид и задним числом сделали наши образы отличными от того, что они были призваны символизировать. Не было никаких разодетых в тоги Цезарей и Клеопатр; все они были грубыми. Примитивными. И тот, кто воплощал это в полной мере, кто вышел из самой Матери-Геи, оплетенный корнями, перемазанный землей, кто так никогда и не отскреб с себя грязь, его породившую, был Пан.

Его подвиги и проказы в буквальном смысле стали легендами, но самая известная история, связанная с ним, включает в себя происхождение его знаменитой флейты. Жила- была прекрасная нимфа по имени Сиринга[46], любимая всеми обитателями леса и всех их презиравшая. Она считала их ниже себя, а раз так, что проку обращать на них внимание? Однажды, возвращаясь с охоты, Пан увидал ее среди деревьев и сразу же влюбился. Сиринга отвергла его и убежала прочь. Пан кричал ей вслед слова, восхвалявшие ее изящество и красоту, но она не остановилась, а бежала все быстрее и быстрее. Он погнался за ней до берега реки. Там он настиг ее, и Сиринга успела лишь позвать на помочь своих сестер, водяных нимф.

Как только Пан схватил ее, нимфы превратили Сирингу в камыш, и Пан впал в бешенство. Он метался по берегу, крича от ярости, когда внезапно его внимание привлекла тихая, печальная мелодия.

Это был камыш, в который превратилась Сиринга. Когда дул ветер, камыш издавал звук, приятный уху Пана. Поэтому он взял несколько побегов тростника и смастерил инструмент, который назвал сирингой — панфлейтой — в честь той, которую он преследовал и потерял. Но Пан еще не свел счеты с нимфами. Одна из тех, кто защитил Сирингу, была восхитительной танцовщицей с милым, прекрасным голосом. Ее звали Эхо[47].

— Как Колодец, — вскинулся Чарльз.

— Не как Колодец, — поправил Дедал. — Эхо — и есть Колодец, ну или уж точно стоящая в нем вода.

Как и ее сестра, Эхо отвергала любовь всякого мужчины. Это еще больше рассердило Пана — ему дважды отказали те, кто нисколько не считался с его статусом бога. Чтобы отомстить, он приказал своим приближенным убить ее. Эхо разорвали на части и разнесли по всей Земле, и все, что от нее осталось — только голос. В качестве наказания за его поступок боги, ведомые покровительницей земли Геей, восстановили стихию нимфы и позволили ей жить в виде источника живой воды. Они даровали Эхо способность отражать сказанные ей слова и исполнять заветные желания говорящих. Затем боги лишили Пана ей ценнейшего сокровища — флейты, которую он сделал из тела Сиринги. Флейту отдали смертному, которого позвал на великое приключение Ясон.

Она попала к Орфею.

— Как же в итоге флейта оказалась у Питера? — удивился Берт. — В таком случае, подразумевается, что тут больше связей с крестовым походом времен Ясона, нежели просто название островов.

— Так и есть, — кивнул Дедал. — При Орфее «Пан» превратился в нарицательное имя. Обозначение обязанности, вида. Орфей стал первым «Паном», игравшим на панфлейте, и хотя он был искусен в обращении с лирой, именно божественный инструмент снова и снова спасал аргонавтов.

После того, как Ясон предал Медею, аргонавты рассеялись по разным уголкам Земли. К тому моменту Геракл уже не был аргонавтом, как и Тесей. Аргос, корабел, умер. А остальные продолжали жить свободными от порочного наследия Ясона. Из всех аргонавтов лишь Орфей поддерживал связь с Медеей. Он был кем-то вроде дядюшки для ее детей и тайно помог ей, когда она рассказала о своем плане спрятать мальчиков от отца.

Чего он не понял, так это того, что Медея намеревалась бросить сыновей здесь. Она не оставила их совсем на произвол судьбы, а построила себе дом на одном из близлежащих островов, но видела детей очень редко из страха, что Ясон сможет их обнаружить.

— Что за баба, — бросил Чарльз.

— Скорее ведьма, — вставил Джон.

— Золотые слова, — похвалил Берт.

— Она и правда была ведьмой, — согласился Дедал, — и по имени, и по поступкам. Она зачаровала драконов, охранявших Золотое Руно, победила бронзового гиганта Талоса, когда он напал на «Арго». Если бы она не была ведьмой, аргонавты бы сто раз погибли. Она знала это, и на этом основывалась ее ненависть к Ясону.

— Бедные мальчики, — промолвила Эвин, которая все это время молча слушала рассказ Дедала. — Чтобы отомстить их отцу, она обрекла их на судьбу хуже смерти. Вечное одиночество.

— Об этом же думал и Орфей. Он умолял Медею забрать их куда угодно, но не сумел убедить, а она была слишком могущественна, чтобы он смог пойти против ее воли. И тогда Орфей нашел другой путь. Он стал искать мальчикам товарищей, которых можно было бы привести сюда, в Подмир.

Джон потихоньку начал осознавать, куда клонит изобретатель.

— Он использовал флейту, да?

— Да. Он отправился в мир — в ваш мир — и выманил детей, чтобы те стали друзьями сыновьям Ясона. Пропавшими Мальчишками. Вот откуда пошла история о детях, похищенных из постелей посреди ночи при помощи тихой музыки, которую никто из взрослых вроде бы не слышал. Дело не в том, что они не могли ее слышать — просто она предназначалась не для них. И ребятишки просто исчезли неизвестно куда.

— Орфею хорошо удавалось скрывать свои делишки, — тяжело вздохнул Берт. — Мне многое известно о мифах и легендах, но прежде мне не доводилось слышать, что он как-то связан с пропадающими детьми.

— Под своим именем точно нет, — сказал Дедал. — Но и дети знали его под другим именем. Они сами придумали его и создали свою собственную мифологию. И в шепоте под одеялом, в самых темных уголках детской они знали, что если ночью слышишь музыку, это значит, что Король Сверчков пришел за тобой.

Берт побледнел и тяжело опустился на траву.

— Король Сверчков, — выговорил он дрожащим голосом. — Это... это Пан?

— Изначально он был Орфеем, — пояснил Дедал, — но после него многие становились Паном, и миф о Короле Сверчков переходил к ним вместе с именем.

У Одиссея было два сына от чаровницы Цирцеи, и один из них на какое-то время стал Паном перед тем, как покинуть Подмир. Также несколько поэтов и по крайней мере один художник из вашего мира носили это имя. А потом пришла пора, когда Пропавшие Мальчишки решили сами искать себе друзей, и с тех пор Пан был уже не взрослым, а ребенком.

— И благодаря Колодцу Эхо он мог всегда оставаться молодым, — подвел итог Чарльз. — Идеально.

— Так дети были заколдованы и приведены сюда против своей воли? — уточнил Джон. — Мне это совсем не нравится.

— Питер не верил в это, — сказал Эвин. — Он считал, что дети сами должны решать, идти сюда или нет, их нельзя силой принуждать становиться Пропавшими. Орфей научил его использовать флейту, он научил и предшественника Питера, Пака, но Питер никогда не использовал ее, как другие. Он искал детей и шептал им слова по ночам, и если они хотели, он приводил их сюда. Но никогда против их воли.

— Увидев, какую власть имеет флейта, другие дети среди Пропавших — в частности Хью и Уильям — оказались недовольны тем, что их могут заставить делать что-то против их воли. И тогда Питер придумал затыкать уши воском, чтобы не поддаваться музыке. Поскольку все они были детьми, он даже превратил это в игру.

Эвин опустила голову и тихо выругалась, припомнив что-то. Джон и Чарльз обменялись понимающими взглядами с Бертом, и почти бессознательно все посмотрели на Джека, который радостно носился по саду с другими ребятами.

— Это первое, чему они здесь учатся, — сказал Дедал. — Дети представляют, что за ними пришел Король Сверчков, так что они затыкают уши и прячутся среди деревьев и скал. Питер придумал «безпасную» базу, и один за другим дети должны добраться до «дома». Первый, кто справится, должен вытащить затычки из ушей и крикнуть что есть духу...

— Три-три — нет игры, — в один голос закончили Джон и Эвин.

Услышав эти слова, все дети в саду сразу же бросили свои игры и дружно прокаркали воронами.

— Эй! — крикнул Джону Джек. — Ты выиграл! Молодец, Джон!

— Питер видел свое звание Пана как благородную миссию, которая поможет защитить детей, — продолжал Дедал, — чтобы с ними не случилось то, что стало с Уильямом и Хью.

— Это серьезное дело для ребенка, — заметил Берт, — и очень зрелая позиция.

— Согласен, но Питер — исключительный человек. За все столетия он первый пришел сюда по собственной воле, и он единственный ребенок, который смог сам попасть в Подмир.

— Я этого не знала, но ничуть не удивляюсь, — сказала Эвин.

Дедал усмехнулся воспоминаниям.

— Именно для него я сделал первые крылья, чтобы помочь Питеру летать, — сказал он не без гордости. — Он ведь хромает, помнишь? У него была сила, и он совершил такой великий поступок, добравшись сюда, что я счел своим долгом помочь ему двигаться так же свободно, как и другие дети.

— И после этого ты продолжал делать крылья для Пропавших Мальчишек, — сказал Берт.

— Ну, вы же знаете детей. Как только они увидели, что у Питера есть штука, которой у них нет, они все дружно захотели крылья.

— Эй! — К ним подбежал Джек. — А мне достанется парочка?

Дедал присел, чтобы оказаться на уровне лица мальчика.

— Как посмотреть, — сказал он. — А ты Пропавший?

В ответ Джек просто рассмеялся побежал к другим детям.

Джон скрестил руки на груди и повернулся к Чарльзу:

— Думаю, кто-то завладел флейтой. Это объясняет все произошедшее: предосторожность, которую Питер предпринял в отношении Лоры Липучки, предупреждение в «Истории» Бэкона и особенно пропажу детей. Если кто-то использовал панфлейту против них, они просто не смогли противиться. И никто из взрослых даже не догадывался, что происходит, пока не стало слишком поздно.

— Питер был последним хозяином флейты и он один из всех живущих знал, как ею пользоваться, — сказал Дедал. — Могу лишь предположить, что его схватили вместе с детьми, потому что мы его так и не нашли, а секрет он бы ни за что не выдал.

— Разве он не мог тоже попасть под чары? — удивился Чарльз. — Раз флейта действует на детей.

— Не на всех детей. Только на тех, у кого открыты уши.

Джон прищелкнул пальцами:

— Вот зачем Королю Сверчков понадобились заводные люди — чтобы хватать тех детей, кто не попал под чары флейты.

— Детей, неподвластных чарам, и их предводителя, — мрачно заметил Берт.

— Питер многие годы не был ребенком, — сказал Дедал, искоса взглянув на Эвин. — В конце концов он решил, что пришло ему время повзрослеть. И он не жалел о своем решении. Он обожает свою дочь, Элис Синий Чепчик, и еще больше — ее дочь, Лору Липучку.

— Тогда его увели силой, — решила Эвин. — И последнее, что он сделал, — послал Лору Липучку за помощью.

— Тогда мы обязаны ему помочь. — Джон стукнул себя кулаком по ладони. — Это наш долг. И начать надо с поисков того музыканта, который все это учинил.

— Какие мысли, Джон? — спросил Берт.

— Такие, что если он может жить тысячи лет, — ответил Джон, указывая на Дедала, — а вместе с ним и Хью с Уильямом, то другие из того времени тоже могли выжить. А мы знаем, что один человек умел использовать флейту и без труда мог заставить детей плясать под свою дудку.

— Это Орфей. Я думаю, именно он наш враг.