Вороненое сердце 2. Управитель

2. Академия

После случившегося на озере мне пришлось битый час уговаривать Дарью не рассказывать Нечаеву о Злате. К счастью, моя нареченная, несмотря на потрясение от не лучшего знакомства с дочерью самого Великого полоза, смогла рассуждать логически и сохранить «холодную голову». Дарья всем своим видом показывала, что не в восторге от подобного соседства, но и явной враждебности не проявляла, а на утро и вовсе вела себя как обычно. Так мы и отправились в путь-дорогу.

Особая Императорская Военная Академия находилась на юго-западе Москвы, практически на самой окраине города. Полагаю, такое местоположение выбрали из-за особенностей обучения управителей: далеко не всем понравится, когда неподалеку от их жилищ ежедневно отрабатывают маневры многотонные драгуны. Да и магия ворожей вселяла в сердца простых смертных практически суеверный ужас.

Сама столица в этом мире еще не разрослась до привычных для меня размеров. О Московской кольцевой автомобильной дороге даже близко не было речи, но, как объяснил мне Федор, некий аналог Садового кольца уже присутствовал. Он был выстроен поверх подземных укреплений против полозов вокруг столицы и носил название Поясной путь. Академия находилась с его внешней стороны

Добраться до нее оказалось быстрее, чем до штаб-квартиры Тайной канцелярии. Федор, которого Нечаев отрядил мне в водители, остановил автомобиль перед массивными воротами. Вооруженная охрана проверила бумаги, но впускать нас внутрь никто не спешил. Наоборот, попросили открыть окно, чтобы облаченный в форму порченый коснулся сначала руки моего шофера, потом Дарьи и моей.

— Прошу простить, — повинился старший караульный, небрежным жестом отсылая сделавшего свое дело порченого прочь, — новые порядки. Все для безопасности обучающихся управителей и ворожей.

— Понимаю, — важно кивнул я, решив умолчать, что именно с моей легкой руки эти самые порядки начали повсеместно внедряться в Российской империи.

— Хорошего вам дня, — пожелал караульный, отступил и дал сигнал к открытию ворот.

Тяжелые створки медленно распахнулись, и автомобиль пропустили внутрь. Машина покатилась по аккуратно уложенной брусчатке, блестящей от капель прошедшего ночью легкого дождика. По сторонам раскинулся красивый и ухоженный парк, за которым возвышались массивные белые здания.

— Это общежития, — Дарья указала на пару благообразных трехэтажных построек. — Слева от главного корпуса — женское, а справа — мужское.

— Ты здесь уже бывала? — я вскинул бровь.

— Нет, но читала об этом месте. Ты разве не смотрел ту брошюру, которую я дала тебе несколько недель назад?

— Запамятовал, — признался я. — Сразу не посмотрел, а потом положил куда-то и забыл, куда именно. Может, Дея убрала в библиотеку.

— В этом весь ты, — покачала головой Дарья. — И как ты будешь жить без своей горничной? — судя по ее взгляду, она имела в виду не только Дею, но и Злату, о которой благоразумно не стала говорить в присутствии Федора.

— Со щемящей сердце тоской и осознанием собственной беспомощности. — Концентрация напускной печали в моем голосе превысила все мыслимые пределы. — И сколько мне влачить столь жалкое существование?

— Если бы ты прочитал брошюру, — менторским тоном произнесла Дарья, — то знал бы, что в общежитиях своя прислуга, а в первый год обучения курсантам дозволяют в субботу и воскресение уезжать домой. Так что твоя недолгая разлука с Деей не ввергнет тебя в пучину грязи и безысходности.

— Рад слышать, — я снова посмотрел в окно, где из-за высоких деревьев все явственнее проступало выполненное из белого мрамора главное здание Академии. — А что со вторым годом?

— Это зависит от того, куда распределят на практику. Обычно стараются отправить поближе к дому, но за проступки могут и сослать куда подальше.

— Например?

— Охранять отдаленные рудники, — пожала плечами Дарья. — Ворожей туда не отправят, а вот непутевого управителя — вполне могут.

— Намек понят, — нарочито серьезно кивнул я. — Буду самым прилежным учеником.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, Михаил, — печально улыбнулась моя спутница. — К тому же, наше начальство может отправить нас туда, куда пожелает.

— И кто же тогда будет следить за ремонтом в поместье?

— Я дала Прохору все необходимые указания. Он справится.

— Ты говоришь о том самом Прохоре, который путает понятия деликатность и деликатес? — я с сомнением покачал головой. — Он скорее поколотит твоих столичных архитекторов, чем найдет с ними общий язык.

— Поэтому у Деи тоже имеются четкие инструкции, — заверила меня Дарья. — Причем не только насчет ремонта, но и касательно… разных гостей. К тому же, не думаю, что нас с тобой отправят далеко от столицы. Мы нужны канцелярии здесь. Влияние организации растет, и в других губерниях у нее имеются свои агенты.

— Если они столь же талантливы, как и мы, то я спокоен — Родина в безопасности.

Дарья улыбнулась, но все же покачала головой:

— Едва ли найдется хоть один управитель драгуна твоего возраста, который способен на то же, на что и ты. Твой случай — уникален, как и Чернобог.

— Надеюсь, Распутин думает так же, — пробормотал я, увидев заместителя начальника Особой Императорской Военной Академии.

Мужчина в простых черных одеждах стоял на высоком крыльце и о чем-то говорил с двумя молодыми людьми в одинаковых темно-синих костюмах, больше похожих на армейские мундиры. Мне не составило труда догадаться, что это форма кадетов первого года обучения. Ведь единственное, что я помнил о брошюре от Дарьи, так это фото курсанта на первой странице.

Значит, эта парочка — мои сокурсники.

Федор остановил машину у крыльца и поспешил открыть дверь перед Дарьей. Я, по своему обыкновению, выбрался без посторонней помощи. Стоило мне выпрямиться, как взгляды Распутина и курсантов мгновенно обратились ко мне.

— Граф Воронцов, — учтиво кивнул мне Распутин, хотя взгляд его темных глаз оставался колким и холодным. Пока мне оставалось лишь гадать, ведет ли себя этот человек так со всеми, или же лишь я чем-то удостоился особой «почести».

Курсанты смотрели на меня с любопытством. Высокий и статный голубоглазый блондин держался гордо и немного вызывающе, тогда как второй, темненький и болезненно бледный, улыбался несколько виновато и постоянно поправлял соскальзывающие с длинного тонкого носа очки.

— Григорий Ефимович, — я ответил на приветствие и взглянул на курсантов. — Господа.

— Князь Зорский, — представил мне блондина Распутин.

— Лев Анатольевич, — парень сжал мою руку намного сильнее, чем того требовали правила приличия.

— Михаил Семенович, — я ответил тем же, и заметил в голубых глазах аристократа искорку азарта.

— А это граф Шереметьев, — Распутин указал на темненького доходягу.

— Николай Петрович, — слабо улыбнулся парнишка, чье рукопожатие оказалось настолько вялым, что я даже побоялся сломать ему пальцы. — Наслышан о ваших подвигах… как и все здесь.

— Мне просто повезло, — отмахнулся я. Никогда не любил заострения внимание на собственной персоне. — Позвольте представить вам графиню Дарью Сергеевну Полянскую — мою невесту, — произнес я.

— Господа, — улыбка у Дарьи вышла приветливой, но сдержанной.

— Все еще невеста? — вскинул кустистую бровь Распутин.

— Мы не хотим торопить события, — сообщил я ему. — Думаем, сначала закончить обучение.

На самом деле, Дарья пару раз начинала разговор на тему разрыва фиктивной помолвки, но я постоянно переводил тему. Репутация девушки и так была, мягко говоря, мрачной. Весть о новом разрыве навечно закрепила бы за ней статус «черной невесты» и породила бы массу слухов.

Зная Дарью, я мог с уверенностью судить, что она отчаянно бы делала вид, что не замечает их, но в глубине души переживала бы куда сильнее, чем позволяла видеть окружающим. Мне же и дальше разыгрывать молодого влюбленного ничего не стоило, к тому же, мой интерес к графине Полянской уходил дальше обычной дружбы. И чем дольше я ее знал, тем приятнее мне казалась ее кампания.

— А не боитесь, что кто-нибудь может украсть сердце вашей ненаглядной? — с самодовольной улыбкой поинтересовался Лев.

— Любой, кто захочет это сделать, рискует потерять свое собственное, — в отличие от молодого князья, моя улыбка вышла весьма мрачной.

Дарья незаметно пихнула меня локтем в бок.

— Если что-то в этом мире и не меняется, так это характер Воронцовых, — задумчиво произнес Распутин, и в его холодном взгляде что-то неуловимо изменилось. — Но ваше желание сосредоточиться на учебе весьма похвально. Посмотрим, что из этого выйдет. — Слова, как и выражение лица этого хмурого мужчины, были весьма неоднозначны.

Я предпочел сделать вид, что не распознал в речи Распутина двойной подтекст и беззаботно произнес:

— Вы не разочаруетесь.

— Посмотрим, — повторил Распутин, вернув своему лицу беспристрастное выражение. — Церемония начала обучения скоро начнется. Остальные уже внутри. Пройдемте в главный зал.

— Конечно, — князь Зорский пошел первым.

Сутулый Шереметьев посеменил следом. Распутин же остался на месте и выжидающе смотрел на нас.

— Барин, — шепнул мне Федор так, чтобы слышала и Дарья, — вещи ваши вчера доставили. То, что сегодня с собой взяли, я отвезу к общежитиям. Там уже прислуга в комнаты снесет. Сам я уеду. Ежели понадоблюсь — телеграфируйте, и сразу примчу.

— Спасибо, Федор, — поблагодарил я и жестом отослал шофера прочь.

Стоило машине отъехать от крыльца, как Распутин сделал шаг вперед и тихо произнес:

— Я настоятельно прошу вас не демонстрировать свой приязни друг к другу в стенах Академии. Это может скверно сказаться на других курсантах.

Мы с Дарьей переглянулись. Она с готовностью кивнула, я же чуть помедлил, прежде чем пренебрежительно бросить:

— Как вам будет угодно.

Распутин мне не нравился. Он вызывал тревогу и отвращение одним своим видом. Мне и прежде встречались такие люди, рядом с которыми было попросту некомфортно находиться. Распутин же умышленно наращивал ауру своего гнетущего присутствия, поэтому изображать дружелюбие мне не хотелось. Жизнь научила отвечать людям взаимностью, и если этот тип не хочет общаться нормально, то и я не стану перед ним заискивать.

— И еще, — заместитель начальника Академии сделал новый шаг, встав практически напротив меня. — Какие бы цели не преследовал здесь Нечаев, Академия — это моя территория. И все, что здесь делается, делается исключительно с моего дозволения. Это понятно?

— Более чем, — сквозь зубы процедил я, глядя в холодные глаза своего учителя.

— Хорошо, — Распутин вдруг отступил, и вокруг будто бы стало светлее. — Следуйте за мной. Я проведу вас в главный зал.

Не озаботившись даже обернуться, чтобы посмотреть, успеваем ли мы за ним, Распутин быстрым шагом пошел в Академию.

— Мрачный тип, — шепнул я Дарье, когда мы сдвинулись с места. — Сколько ему лет?

— Никто точно не знает, — так же тихо отозвалась девушка, ускоряя шаг. — Но он учил не только твоих братьев, но и твоего отца. Так что не удивляйся его предвзятому к тебе отношению.

— Давно такому не удивляюсь, — криво усмехнулся я, распахивая перед спутницей дубовую дверь, которую не потрудился придержать после себя Распутин.

Мы вошли в Особую Императорскую Академию и первым, что увидели, оказался гигантский шлем драгуна, расположенный в холле. Опущенное забрало напоминало клюв хищной птицы. Линз не было, вместо них — узкая смотровая щель, в которой словно расплескалась тьма. Несмотря на то, что его тщательно отполировали, шлем-кабина все еще хранил отметины о былых сражениях.

— Это часть драгуна Императора Петра Второго, — шепотом сказала мне Дарья.

— Он тоже был управителем? — не успел я договорить, как мысленно выругал себя за глупый вопрос, ответ на который находился прямо перед моими глазами.

— Как и его дед, — кивнула Дарья. — Шлем драгуна Петра Великого находится в Академии в Санкт Петербурге.

— А наш Император?… — оторвав взгляд от шлема, я посмотрел на скелет полоза, который крепился позолоченными цепями прямо к высокому потолку.

— Тоже управитель, — Дарья коснулась моей руки, увлекая за собой к лестнице, огибающей шлем с двух сторон.

Распутин ждал нас на широком пролете между первым и вторым этажами и, едва завидев, продолжил подъем. Миновав длинную череду белокаменных ступеней, которые частично скрывал мягкий алый ковер, мы оказались в просторном коридоре. Сейчас он пустовал, но из приоткрытой двери на противоположной от нас стороне доносился тихий гомон голосов.

Пока мы шли к дверям, возле которых уже стоял Распутин, я смотрел по сторонам. Убранство Академии было величественным и пафосным: окна почти от пола до высокого потолка, тяжелые люстры, белые колонны, знамена Российской империи вперемешку с гербовыми знаменами дворянских родов-управителей, среди которых я заметил и свой собственный с черным вороном.

В промежутках между флагами висело оружие и картины, изображающие сражения драгунов не только с полозами. Но и с другими боевыми доспехами. Даже перед лицом общей угрозы люди не смогли преодолеть вражду друг к другу и сдержать свои амбиции. Лишним свидетельством этому служила и идущая сейчас война с французами. Наверное, когда она закончится, на этих стенах появится больше картин в тяжелых золоченых рамах.

— Прошу вас поспешить, — раздался тихий и вкрадчивый голос Распутина, — позже у вас будет достаточно времени, чтобы осмотреться.

Мы с Дарьей вошли в зал. Наш нетерпеливый провожатый зашел сюда последним и закрыл за собой тяжелые двери. Не успел он это сделать, как решительным шагом направился к трибуне, где его дожидались еще два человека: скучающий грузный мужчина в мундире, усеянном наградами, и сухенькая старушка — божий одуванчик в длинном черном платье в пол и короткой вуалью на морщинистом лице.

— Мне туда, — Дарья кивком указала на половину зала, где сидело примерно два десятка девушек. Некоторые из них уже носили темно-синие одежды Академии, а другие, как и моя спутница, еще не успели переодеться. — Встретимся позже.

— Конечно, — проводив Дарью взглядом, я направился к курсантам-мужчинам. Они занимали другую половину зала и имели численное превосходство перед девушками — по моим прикидкам человек тридцать.

Судя по различиям в нашивках на мундирах, здесь сидели как курсанты первого года обучения, так и второго. Первые ряды были заняты, так что я приметил свободное место рядом с сутулым Николаем Шереметьевым.

— Вы позволите? — вовремя вспомнил я о правилах приличия.

— Да, конечно, — отчего-то засуетился парень и неуверенно заерзал на стуле.

Я уселся и оглядел присутствующих: все, как один, молодые, вдохновленные и благородные. Настоящая элита общества. Уверен, среди них нет условных двоечников и повес — каждый понимает важность происходящего и осознает лежащий на плечах управителей драгунов груз ответственности. По крайней мере, мне хотелось в это верить, ведь не ничего хуже, чем бездарь и идиот, сидящий «за рулем» многотонной машины смерти и разрушения.

Девушки тоже выглядели приличными и воспитанными. Я перехватил на себе несколько заинтересованных взглядов, но, стоило мне это сделать, как смотрящие девицы сразу же отводили глаза и краснели. Одна лишь Дарья с укоризной покачала головой.

Пока торжественная церемония еще не началась, я осмотрел и сам зал: красивый, просторный, чем-то напоминающий концертный. У меня отчего-то возникла четкая ассоциация с оперой, хотя никаких явных сходств в глаза не бросалось.

— Дамы и господа, — заговорил мужчина в военной форме. Голос у него оказался зычным и властным. — Я — Радионов Лаврентий Демидович, начальник Особой Императорской Военной Академии, рад приветствовать вас в ее стенах. Позвольте также представить вам Григория Ефимовича Распутина — моего заместителя и преподавателя науки управления драгунами. А также Людмилу Валерьевну Шереметьеву, которая будет преподавать искусство ворожей.

Услышав знакомую фамилию, я взглянул на своего соседа, и тот смущенно улыбнулся:

— Моя бабушка, — прошептал он почти неразличимо и вдруг вздрогнул.

Проследив за взглядом Николая, я увидел сурово смотрящего в нашу сторону Распутина. И как он услышал-то с такого расстояния? Или по губам умеет читать?

— Поверьте, — продолжал вещать Радионов, — лучших преподавателей нет во всей нашей Империи. А лучшие преподаватели готовят и лучших курсантов. Исключительные подвиги наших выпускников прямое тому доказательство. Учитесь прилежно, потому как от этого будет зависеть не только ваша жизнь, но и будущее нашей Отчизны! На каждого из вас мы возлагаем надежды и знаем, что вы их оправдаете. Иначе и быть не может.

Радионов шумно прочистил горло и обвел зал суровым взглядом.

— Сегодня первый день вашего обучения. Формально. — Продолжил он уже не так громко. — На деле же вам дозволяется осмотреться, познакомиться и освоиться в этих стенах. В ваших комнатах уже есть все необходимое, а смотрители общежитий готовы ответить на любые ваши вопросы. Это все, что касается курсантов первого года обучения. Старшие же должны явиться, — начальник Академии достал из кармана круглые серебристые часы на цепочке и прищурившись взглянул на них, — в три часа дня в этот самый зал, чтобы получить свои назначения. До этого же поговорите со своими преподавателями. Уверен, они найдут, что вам сказать. Или, — Радионов взглянул на своих коллег, — желаете высказаться сейчас?

Сухонькая старушка покачала головой, а вот Распутин выступил вперед. Говорил он куда тише, чем Радионов, в чьих интонациях читалось военное прошлое, но все присутствующие затаили дыхание, внемля каждому слово.

— Лаврентий Демидович уже сказал вам о чести и долге, — произнес Распутин. — Я же от себя добавлю, что у каждого из вас есть шанс бесславно погибнуть еще на этапе обучения. Не проявите должного усердия, дадите слабину, отвлечетесь и сгинете. Запомните простую истину — дары управителей и ворожей не прощают ошибок и не делают вас бессмертными. — Колючий взгляд Распутина впился в меня, как пуля впивается в тело. — Каким бы талантливым вы себя не считали, какими бы заслугами не отличились в прошлом, все это — лишь везение. А оно непостоянно. Личная отвага толкнет вас на подвиги, но лишь знания дадут вам возможность свершить их. Чем быстрее вы это поймете, тем лучше. Запомните: великими становятся только достойные, остальных же ждет забвение.