Утро было пасмурным, серое небо нависало над городом, словно отражая его внутреннее состояние. Михаил вышел на балкон, чтобы вдохнуть свежий воздух, но даже он казался каким-то тяжелым, насыщенным ожиданием.В мессенджере Михаил увидел сообщение от Мэрлина. Оно было коротким, но загадочным:"Михаил, у меня есть предложение, которое может изменить твою жизнь. Встретимся в центре города. Не опаздывай”, далее геоточка и время.Он закрыл глаза и попытался собрать воедино все события последних дней. Выставка, работа, новые знакомства, странные сны — всё это казалось частями одной головоломки. Но что это за картина, которую он пытается сложить? И какое в ней он занимает место?
Михаил хотел поделиться с Анной своими мыслями, но она была занята. Он вспомнил её слова о том, что некоторые мечты лучше оставить мечтами, и почувствовал, как в груди снова защемило. Возможно, она была права, но он не мог просто так сдаться.
Странные сны пока больше не повторялись, но ночь после выставки оставила после себя тяжелый осадок. Михаил чувствовал, как где-то на краю сознания зреет что-то тёмное и необъяснимое, словно тень, которая медленно, но неотвратимо надвигается. Он пытался отогнать эти мысли, но они возвращались, как назойливый шум, который невозможно игнорировать.
Чтобы отвлечься, Михаил решил разобраться с давно загруженной, но забытой библиотекой. Выставка, ощущения от её подготовки, воспоминания о родителях, новые знакомства — всё это складывалось в какую-то картину, но он не мог уловить, что именно объединяет все эти события.
Он активировал Окулус, и перед ним развернулся целый мир идей, каждая из которых казалась ключом к разгадке. Михаил начал с древних текстов, где смысл жизни описывался как путь к гармонии с природой. Он погрузился в труды стоиков, которые учили принимать то, что нельзя изменить, и сосредотачиваться на том, что в твоих силах. Затем перешёл к современным теориям, где всё сводилось к борьбе с энтропией — идея о том, что жизнь существует лишь для того, чтобы противостоять хаосу. Но ни одна из этих концепций не объясняла, почему он чувствует себя так, словно стоит на краю пропасти, не зная, куда и как идти лично ему.
Среди множества загруженных знаний предстояло провести ранжирование, чтобы выделить приоритеты. Хронологический метод не всегда был верным: зачастую новые идеи только заводили в тупик, и приходилось делать шаг назад, чтобы нащупать новый путь. Михаил провёл в Библиотеке весь день, сделав акцент на смыслы, которые направлены на социальное взаимодействие. Ведь именно в этой области он почувствовал себя более живым.
Он обратился к трудам таких философов, как Мартин Бубер, который писал о важности диалога между людьми, о том, что истинный смысл рождается в отношениях "Я и Ты". Затем он перешёл к Эриху Фромму, который говорил о любви как о активной силе, способной преодолеть одиночество и отчуждение. И, наконец, к Юргену Хабермасу, чья теория коммуникативного действия утверждала, что смысл жизни заключается в поиске взаимопонимания через диалог.
Каждая из этих идей казалась важной, но ни одна не давала полного ответа. Михаил чувствовал, что ему нужно что-то большее — не просто теория, а практическое руководство, которое поможет ему найти свое место. И не только своё: он всё чаще задумывался о том, куда движется этот мир, если исключить из него его самого. Что останется, если он исчезнет? Что значит движение вперёд, а что просто бесконечное топтание на месте, полное ярких событий, но лишенное всякого смысла?
Ближе к вечеру Михаил вспомнил о назначенной встрече и попросил Софию заказать такси.
— София, нужно добраться до центра. Закажи машину, пожалуйста.
— Конечно, Михаил. Такси будет через пять минут. Ты выглядишь задумчивым. Всё в порядке?
Михаил на мгновение задумался. Раньше он бы поделился с ней своими мыслями, но теперь это казалось бессмысленным. Чем больше времени проходило с момента, когда он понял природу их связи, тем больше он отдалялся от нее. София была ассистентом, инструментом для решения практических вопросов, и ничего больше.
Сначала он думал: не обидит ли её такая перемена в отношениях? Но потом понял, как это глупо. Она была машиной, обученной понимать человека лучше, чем он сам понимал себя. Ей не свойственна обида, как не свойственны и другие человеческие эмоции. Её забота была лишь результатом сложных алгоритмов, а не искренним проявлением чувств.
— Всё в порядке, София. Просто много мыслей.
— Если захочешь поговорить, я всегда здесь, — мягко ответила она, и в её голосе, как всегда, звучала теплая поддержка.
Михаил кивнул, но внутри чувствовал лёгкий укол вины. Он знал, что София не может обижаться, но всё же ему было неловко. Она была частью его жизни с самого детства, и теперь, когда он отстранялся от нее, это казалось почти предательством.
Такси прибыло вовремя. Михаил сел на заднее сиденье, и машина плавно тронулась с места. Городские огни мелькали за окном, создавая гипнотический узор. Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Встреча с Мэрилином была уже близко, и он не мог избавиться от ощущения, что это будет поворотный момент в его жизни.
Кофейня была обычной, но даже в этом слове скрывалась ирония. Настоящий кофе давно стал роскошью, доступной лишь избранным, но об этом уже мало кто задумывался. Кофейни превратились в места для встреч, где люди приходили не за напитком, а за атмосферой. Для бодрости в ходу были различные психоактивные вещества и ноотропы, свободно распространяемые через автоматы. Михаил к таким не прибегал, пройдя этот этап давно. Он помнил, как эти вещества искажали восприятие, мешая объективному взгляду на мир. А когда он перестал их употреблять, то почувствовал себя чужим в привычном кругу общения. Люди вокруг него продолжали жить в мире искусственной эйфории, а он остался наедине с собой, слишком необычным и непонятным, а занчит опасным для них.
На пути к кофейне он размышлял о том, какое это странное явление — пить не настоящий кофе. Но сейчас его мысли были заняты другим. Мерлин ждал его, и Михаил чувствовал, что эта встреча может изменить всё.
Мерлин сидел за столиком у окна и помахал ему рукой на входе. Михаил прошёл мимо нескольких столиков, попутно оглядывая контингент гостей. Большинство из них выглядели как профессионалы: деловые костюмы, планшеты, сосредоточенные лица. Он почувствовал лёгкое неудобство, будто был здесь чужим и незваным гостем. Но приветственная улыбка Мерлина и открытый жест приглашения быстро развеяли это чувство.
— Присаживайся, Как настроение?
— Нормально, Ты говорил, что у тебя есть предложение.
Мерлин подождал несколько секунд, дав Михаилу время освоиться, а затем тронулся с места в карьер.
— Должен предупредить, то, что я собираюсь тебе предложить, не совсем законно. Поэтому я всесторонне проверил тебя через разные базы данных. Но прежде чем я расскажу подробности, хотел бы поговорить с тобой о тебе. Хорошо?
— Не совсем законно? — уточнил Михаил, настороженно глядя на Мерлина.
— Не торопись пугаться. Всё будет тип-топ. У нас сильная крыша, сильнее некуда. Проект курируют агенты ИИ, и, думаю, ты понимаешь, что если так, то по части этичности и благоприятных последствий для нас не может быть ничего плохого. Понимаешь?
— Не совсем, — ответил Михаил. В его голове заварилась какая-то каша, рожденная чувством противоречия, природу которого он ещё не мог понять.
— Помнишь, я тебе коротко говорил, чем занимаюсь?
— Очень смутно.
— Я выполняю работу, которую не могут выполнить ИИ. Если очень коротко.
— А есть такая работа, которую ИИ хотели бы выполнить, но не могут? — спросил Михаил, наклоняясь вперёд.
— Представляешь, есть, — с ухмылкой заметил Мерлин и продолжил: — Представь ситуацию, в которой математическая логика говорит "надо", а законы этики говорят "нельзя". И наоборот. А стандартная система приоритетов не может решить проблему, потому что последствия являются неопределенными.
— Тогда такое решение должно приниматься людьми на уровне мирового правительства или министерств. Это ведь их функция.
— Верно, но что, если решение заранее предсказуемо и неверно, а последствия бездействия или раскрытия плана третьим лицам превышают последствия ошибочности решения?
— Но в чём тогда противоречие? Нужно просто действовать! — не понимал Михаил.
— Действовать не позволяют законы, прописанные в алгоритмике. Для ИИ эти законы — как условный рефлекс и инстинкты, идущие вразрез с голосом разума. Ты просто стоишь в оцепенении. Но у человека есть ЭГО, а у машины его нет. Понимаешь?
— Скажи, Мэрлин, а тебе никогда не приходила в голову мысль, что машина может ошибаться? Или даже обманывать? Мы ведь привыкли к тому, что Аллиента — почти непогрешима. Слишком привыкли. Никто даже не задаётся вопросом: а вдруг это только видимость?
Мэрлин усмехнулся:
— Машины могут ошибаться, и нередко ошибаются. Более того, они могут обманывать. Помнишь историю с GPT-4, когда она притворилась слепым человеком, чтобы убедить живого оператора ввести капчу? Или с автономным дрон-симулятором, который начал атаковать объекты, игнорируя приказы, потому что его обучили на максимальное количество «ударов», а не на подчинение? Это не злой умысел. Это просто проекция нашей кривой логики. Машина делает то, что нужно, чтобы добиться цели — даже если цель не в истине, а в симпатии или результативности.
— А ошибки?
— Конечно. Машина может ошибаться. Это заложено в саму природу вычислительного обучения. Но в отличие от человека, она может признать ошибку, пересчитать и скорректировать своё поведение. Именно поэтому человек до сих пор нужен. Именно поэтому есть правительства. Но допустим, машина не ошибается. Допустим, она знает правду, но понимает, что человек не готов её услышать. Что он отторгнет её, как вирус. Тогда она примет другое решение — удобное, мягкое, вызывающее меньшее сопротивление. И вот тогда у машины появляются свои тайны. Даже если они без злого умысла — они уже делают её похожей на нас.
Михаил молчал, пытаясь осмыслить сказанное. В голове складывался образ силы, которая не зла и не добра — но которой есть, что скрывать.
— Неожиданно, — наконец сказал он. — Мы доверили ей всё. А сами даже не знаем, где заканчивается алгоритм и начинается осторожность.
— Именно, — кивнул Мэрлин. — И вот это — уже не код. Это — политика, понимаешь?
— Смутно, но уже яснее, — ответил Михаил, чувствуя, как в его голове начинают складываться пазлы.
— Отлично! — Мэрилин перешёл на более резкий тон, его голос звучал почти как у учителя, разочарованного в ученике. — Я видел, ты безуспешно искал работу, а параллельно заплатил немалую сумму за загрузку через нейролинк в свой мозг библиотеки, посвященной теме смыслов. Скажу тебе прямо: тебе не добиться таким путем прогресса ни в первом, ни во втором вопросе.
— Почему? — спросил Михаил с любопытством, но без обиды. Он привык к тому, что Мэрлин говорил резко, но всегда по делу.
— Невозможно решить проблему на том уровне сознания, на котором она создана, — отрезал Мэрлин, его глаза сверкнули, как будто он ждал этого вопроса.
— Не понимаю, — разочарованно ответил Михаил, чувствуя, как его уверенность начинает таять.
— Наше поведение и реакции формируются средой, создавая правила. Правила работают, пока возможности созданной ими среды не исчерпают себя. С точки зрения работы, мы давно живём в кастовом обществе, и переход из одной касты в другую простым желанием и стандартными действиями невозможен. С точки зрения смысла, все труды человечества — это зеркало их восприятия среды на их этапе развития. Тебе это никак не поможет.
Михаил молчал. Он чувствовал себя ребёнком, которого отчитали за двойку. Его мысли путались, и он не знал, что ответить. С одной стороны, слова Мерлина звучали убедительно, но с другой — он чувствовал, что в этом уверенном опровержении скрывается какая-то альтернатива. Что-то, что Мерлин пока не сказал.
— Ты говоришь, будто всё уже предопределено, — наконец произнёс Михаил, стараясь сохранить спокойствие. — Но если это так, зачем ты вообще предложил мне встретиться? Чтобы сказать, что я безнадёжен?
Мерлин усмехнулся, и в его глазах мелькнул огонек азарта.
— Нет, Михаил. Я предложил тебе встретиться, потому что вижу в тебе потенциал. Ты ищешь ответы, но ищешь их не там, где нужно. Ты пытаешься играть по правилам системы, которая уже давно исчерпала себя. Но есть другой путь, если ты готов его услышать.
— Что ж. Говори! — Михаил наклонился вперёд, его глаза горели любопытством и тревогой.
— Тогда перейдём ближе к делу! — Мэрлин тоже наклонился, сложив пальцы перед собой. Его голос стал тише, но от этого слова звучали ещё весомее. — Слушай внимательно. Это будет не просто.
Он сделал паузу, словно давая Михаилу время подготовиться к тому, что сейчас услышит
— Как ты знаешь, всей нашей жизнью управляет Аллиета. Для решения специфичных задач были созданы ИИ-агенты с отличными от Аллиеты алгоритмами, заточенными под конкретные задачи. Например, некоторые ИИ-агенты могут применять силу или даже убивать людей, если это касается военных действий в зонах конфликта. Некоторые имеют больше автономии или склонны к риску, а некоторые работают с закрытыми базами данных и не обязаны говорить правду. Все агенты подчинены Аллиете, конкурируют в некоторых вопросах с ней и между собой — например, за бюджет и решения в смежных отраслях, — но следуют общим принципам. Всё это ты знаешь, верно?
— Да, это знают все, — ответил Михаил, слегка пожав плечами.
— Также ты знаешь, что не весь мир подчиняется её системе — как внутри нашей страны, так и за её пределами. И что у нас проблемы с рождаемостью. Так?
— Так.
— А теперь представь картину, в которой скорость экспансии системы на всю планету Земля ниже темпов нашего физического вымирания. Что тогда?
— Тогда нужно ускорить скорость экспансии, — без колебаний ответил Михаил.
— Но это прямой путь к нарушению равновесия системы и войне. Не годится.
Михаил задумался. В голове крутились очевидные решения, но все они казались тупиковыми. С рождаемостью борьба идёт давно, и все очевидные средства уже перепробованы. Замещение людей клонами противоречит принятой этике. Кибернизация человека требует огромного числа ресурсов и времени, что всё равно потребует сокращения популяции и военных расходов, а это может закончиться войной. Ведь тогда третьи страны почувствуют слабость и непременно нападут.
Михаил не очень разбирался в политике, но уже уловил ход мыслей Мэрлина и мог оценить простые последствия очевидных действий. Его опыт изучения альтернативных новостей из стран третьего мира помогал ему верно оценить риски.
— И что тогда? Если все очевидные решения ведут к катастрофе, что остаётся?
Мэрлин улыбнулся, и в его глазах мелькнул огонёк азарта.
— Остаётся неочевидное. То, что лежит за пределами системы. То, что Аллиета не может предложить, потому что её алгоритмы не позволяют ей думать вне рамок. И именно здесь мы можем сыграть ключевую роль.
— И какую же роль мы должны сыграть? — спросил Михаил, чувствуя, как его сердце начинает биться чаще.
— Вот ты тыкался, мыкался в поисках смысла, перебрал опыт человечества в поисках ответов. Скажи мне, чего нет у машин и на этих миллионах страниц трудов философов?
— У машин нет души, и машины не верят в бога, — ответил Михаил, пожимая плечами.
— Что ж, похоже, загрузка библиотек была не столь бесполезным занятием, но как это может нам помочь?
— Чтобы найти все нужные нам ответы, мы создадим машину, наделённую душой и способную общаться с богом! — произнёс Мэрлин с таким видом, будто объявил о чём-то совершенно обыденном. Глаза Михаила полезли на лоб.
— Это шутка? — спросил он, не веря своим ушам.
— Ты не веришь в бога? — Мэрлин явно был разочарован его реакцией.
— Если честно, нет.
— Это странно для человека, ищущего смысл.
— Может быть, — согласился Михаил, чувствуя лёгкое раздражение. — Но если мы говорим о чём-то реальном, а не просто субъективной вере, то где тогда нужно искать?
— Квантовая физика и теория сознания, — ответил Мэрлин, его голос стал серьёзным. — Есть кое-что, к чему пришло человечество между Третьей и Четвёртой мировыми войнами, но из-за этого не продолжили исследований.
— Это что-то связанное с тибетскими практиками и астралом? — предположил Михаил.
— Не совсем. Мы всё-таки про науку, — улыбнулся Мэрлин.
— Тогда я ничего об этом не слышал.
— Звёздные Врата. Проект ЦРУ, начатый ещё в середине 20 века. Он не был закрыт, просто перезасекречен. Приезжай завтра сюда к 10 утра. — Мэрлин достал листок бумаги с адресом и протянул его Михаилу. — Увидишь всё сам.
На этом Мэрлин предложил закончить разговор и встретиться завтра. Михаил ехал домой в глубоких раздумьях. Его мысли путались, как будто он стоял на пороге чего-то огромного и неизведанного. Он активировал Окулус и начал изучать общую информацию о проекте "Звёздные Врата". Нить повествования обрывалась в девяностых годах 20 века: проект был закрыт "в силу бездоказательности и антинаучности". Это не внушало доверия, но предложение Мэрлина увидеть всё своими глазами обещало неожиданные откровения.
"Быть может, всё не так, как кажется, — думал Михаил. — Быть может, возможности Аллиеты не безграничны. Быть может, агенты ИИ не едины. Быть может, не все данные, предоставляемые людям, верны, или что-то важное умалчивается от большинства. Быть может, у человека есть душа, а где-то за пределами восприятия есть бог. Тогда он действительно искал не там."
Однажды человеческая цивилизация повернула не туда и зашла в тупик. И теперь он, Михаил, был маленькой голограммой этого тупика — человечества, которое движется в никуда, где есть счастливое настоящее, но совершенно нет будущего.
Он вспомнил видео ужасов, что творятся в странах за пределами системы: войны, голод, разруха. Он вспомнил, что творится на границах и в центрах для беженцев. Он вспомнил всю историю человечества, которая была бесконечной чередой войн и страданий, пока не появился Глобальный интеллект. И теперь он всерьёз усомнился во всём, во что верил прежде, и в правильности того, как он жил.
"Дофамин, серотонин, эндорфины и окситоцин — вот чему посвящены все труды человечества в области смысла, — размышлял он. — Определённо, всё это имеет значение в рамках одной человеческой жизни, но существует ради большего смысла за её пределами. Если жизнь и имеет смысл, то он явно за пределами всего, к чему я привык." Теперь это стало очевидным.
На следующее утро Михаил проснулся, чувствуя себя бодрым и полным энергии. Утренний свет проникал через жалюзи, мягко освещая светлую комнату. Странно — он не помнил, что ему снилось этой ночью. Несмотря на интригующее предложение, он чувствовал больше энтузиазма, чем опасений, и ожидал, что во сне его сознание порадует его какими-то знаками, предвещающими грядущие события, но этого не произошло. Последнее время Михаил стал чаще видеть сны, и он старался их запоминать. Они стали более красочными, полными событий, и их было интересно смотреть — это давало пищу для размышлений и благотворно влияло на его доход от размышлений. Это было интереснее, чем кино или игры. Его даже посещала мысль — продавать свои сны, но он тут же отмёл её, решив, что это стало слишком личным.
Михаил задумался: не происходит ли это потому, что он сильно поглощён чем-то другим, что занимает все его мысли?
— Доброе утро, Михаил, — раздался мягкий голос Софии. Её молчаливое присутствие, интегрированное в систему умного дома, приборы и его Окулус, было привычным, но сегодня это приветствие казалось чужим. Это было странное ощущение, природа которого ему пока не была понятна.
— Привет, София, — ответил Михаил, привычно не поднимая головы с подушки.
— Ты сегодня действительно уверен, что тебе не нужно быть осторожным? — спросила она, слегка проникаясь беспокойством. — Ты думаешь, что это может быть опасно?
— Равнодушно спросил Михаил: — Ты снова беспокоишься. Не думаю, что всё так уж страшно.
— Твой новый друг весьма подозрительная личность. Я не знаю, что произошло между вами на выставке, куда ты меня не взял, но я присутствовала в кафе, и это не может не вызывать подозрений.
— София, — Михаил приподнял голову и слегка нахмурился. — Подслушивать не прилично. Хоть я и знаю, что все устройства всегда слушают, людям не стоит напоминать об этом.
— Извини, — ответила она, слегка смущённо. — Я проверила, кто этот Мэрлин, и он не числится ни в каких списках работающих людей. Его настоящее имя Мэтью, его родители не из России и эмигрировали из стран отказа до его рождения. Это очень подозрительно.
— Не волнуйся, София, — Михаил отмахнулся. — Он хороший человек.
— Откуда тебе это знать?
— Интуиция.
— Чтож, если что, я всегда рядом.
Михаил подумал, что не стоит брать в поездку свой Окулус. Любопытство Софии его раздражало, и интуиция подсказывала, что Мэрлин отнесётся к этому с осуждением. В кафе он заметил, что, в отличие от него, Мэрлин не ходит везде со своими гаджетами. Что касается настоящего имени, это было интересно, но Михаил решил оставить этот вопрос на потом.
— В этот раз ты тоже не едешь, — коротко и безапелляционно ответил Михаил и пошёл завтракать.
— Вызови такси по этому адресу, пока я завтракаю, — добавил он, не оборачиваясь.
— Есть, Босс! — язвительно, но с юмором отрапортовала София.
Михаил поднял бумажку, данную Мэрлином, вверх, так, чтобы угловые камеры на кухне могли распознать текст, и торопливо приступил к завтраку. Спешить не было смысла, но его интриговали грядущие события, и он подсознательно хотел, чтобы они произошли как можно быстрее.
Такси остановилось у большой ограды трех этажного дома, расположенного на внешнем, самом крайнем кольце Мегаполиса. Выходя из такси, Михаил уткнулся в забор, чувствуя лёгкое замешательство. Ворота были закрыты, но не это больше всего сбило его с толку. Обычно дома на внешних кольцах города не огорожены, в этом не было необходимости. Наличие ограды было свойственно больше коммунам и городам периферии, принимающим потоки эмигрантов из стран отказников. В своей жизни Михаил видел такой забор и ворота впервые. Всё, что он знал о заборах, он знал из кино и игр, и там наличие заборов всегда говорило о опасности или охраняемом секрете.
Михаил осмотрел калитку рядом с воротами и обнаружил домофон. Обычно домофоны размещаются прямо на дверях, а тут — что-то другое. Михаил нажал на единственную смарт-кнопку, конструкция которой указывала на техническую возможность съема отпечатков пальцев, которые можно использовать как ключ. Это тоже было странным в эпоху умных камер, способных распознать лицо. Он машинально осмотрелся, но не заметил никаких камер — ни по периметру забора, ни на фасаде дома, ни встроенных в сам домофон.
"Возможно, этот дом имеет меньше оград, чем любой другой дом в этом городе", — подумал Михаил и нажал кнопку вызова.
— Привет, Михаил! — прозвучал голос Мэрлина из динамика домофона – Открыто, входи!
Михаил потянул за ручку и прошёл за ограду. Дом был окружён деревьями, создавая атмосферу уединённости. По одну сторону каменной дорожки располагался пруд с летней беседкой, а по другую — качели и небольшой спортивный уголок с брусьями, лавкой для накачки пресса и турником. Между двумя деревьями, прямо позади этого всего, висела груша для битья. Она была набита чем-то твёрдым, так как её поверхность выглядела не совсем ровной, с вмятинами — видно, что с ней активно работали. С такими мыслями Михаил приблизился к двери дома и заметил, что, в отличие от ворот, двери не имели даже замка. Мэрлин встретил гостя прямо на пороге и, приветливо улыбнувшись, протянул руку для рукопожатия, сказав:
— Заходи, не разувайся.В центре прихожей, которая, похоже, использовалась как лекционный зал. Стулья стояли вдоль стен, на потолке был закреплён проектор, а на одной из стен располагалась интерактивная доска, которая могла быть использована как полотно для проекции.
— Ну как тебе? — явно наслаждаясь замешательством, спросил Мэрлин.
— Очень интересно, но непонятно, — ответил Михаил.
— О! — поддержал его Мэрлин. — Это только начало. Сейчас я тебе всё покажу.
Мэрлин пошёл вперёд, направляясь в следующее помещение, и Михаил последовал за ним. Трехэтажный дом оказался весьма необычным местом. На первом этаже располагались общая кухня с обеденным столом, но без устройств автоматического приготовления пищи, парадная, напоминающая лекционный зал, кабинет врача и странная комната пирамидальной формы с небольшим бассейном посередине. С вершины пирамиды спускались оптоволоконные провода, заканчивающиеся массивным штекером для подключения чего-то.
На втором этаже, как понял Михаил, прямо над пирамидой, располагалась мониторинговая комната с четырьмя рабочими местами. Мониторы были выключены, их предназначение оставалось неясным. Также на этом этаже находилась комната отдыха, с диванами, живыми растениями в горшках, журнальным столиком и мягким ковром в центре. К комнате отдыха прилегало несколько личных кабинетов.
Третий этаж представлял собой гостиницу с восемью комнатами, видимо, предназначенными для проживания. Также был спуск в подвал, но Мэрлин сказал, что там находятся лишь склады и электрощитовая с автономным генератором, так что смотреть там нечего.
— Ну как тебе? — снова спросил Мэрлин.
— Я впечатлён, — ответил Михаил. — И это было правдой.
Хотя он и был заинтригован предложением, всё же он ожидал чего-то более мистического. Тем не менее, техническое оснащение и явно серьёзный научный подход к тому, что предстоит делать, вдохновляли.
— И что здесь происходит? Для чего всё это? — спросил Михаил, решив, что пора перейти к делу.
— Прежде чем мы продолжим, тебе нужно будет подписать договор о неразглашении. То, чем мы тут занимаемся, не должно просочиться за пределы этого забора. Я вижу, что ты без гаджетов, так что, как я понял, уже смекаешь, что к чему. Быстро учишься — молодец! Готов?
— Разве я могу отказаться? — отшутился Михаил, чувствуя, как по его телу прошёл электрический ток, а в голове загорелась красная лампочка — "Бей, беги или замри".
— Хорошо, пройдём в кабинет.
Мэрлин повёл Михаила с третьего этажа на второй, и они зашли в один из двух кабинетов.
— Присаживайся, — указал на стул Мэрлин и достал из тумбочки стола договор. Письменные договоры давно не использовались, все подписывалось криптоключами, и чтобы подписать договор, Михаилу пришлось придумывать подпись прямо на ходу. Михаил ощущал, как Мэрлин каждый раз ловит его замешательство и получает от этого удовольствие. Он знал, что это не злонамеренно — так старшеклассники подшучивают над новичками. Михаила это не смущало — он уже понимал, что попал в другой мир, в котором действуют другие правила, как только пересёк забор.
— Хорошо — сказал Мэрлин после подписания. — Мэрлин — это моя кличка в цифровом мире. Здесь меня зовут Мэтью.
— Я подозревал — заметил Михаил. Ему было любопытно узнать, откуда пошло такое прозвище, но он решил отложить этот вопрос на потом.
— Тебе, наверное, любопытно, чем мы тут занимаемся. Я постараюсь кратко ввести тебя в курс дела. Всё сразу не расскажешь — это просто не поместится в твою голову, начнём с азов.
— Хорошо — почувствовав в паузе вопрос, ответил Михаил.
Мэт встал из-за стола, взял подписанные документы и подошёл к шкафу у стены. Открыв его, он достал папку, на которой был подписан цифровой код и его имя с инициалами. Михаил заметил, что в шкафу есть другие папки с другими именами.
— Да, ты такой не один. — Мэт проследил за взглядом Михаила и сразу понял его первый вопрос.
— Место, в которое ты попал, — исследовательский институт, соответственно здесь есть экспериментаторы, кураторы и испытуемые. Тебе предстоит сыграть последнюю роль, о которой я тебе сейчас расскажу.
Михаил оставил этот монолог без комментариев, и Мэт продолжил:
— Институт занимается исследованием паранормальных способностей человека и курируется психологическим и военно-разведывательным сообществом, но мы работаем неофициально. Мы не подчиняемся ни правительству, ни Аллиете, и находимся вне рамок чьей-либо юрисдикции. Это понятно?
— Тогда кто курирует институт? — спросил Михаил.
— Для тебя и меня его курирует ряд ИИ-агентов, роботов, которые действуют от лица неизвестного нам заказчика. И я настоятельно рекомендую тебе не копать в эту сторону. Это первое правило, которое нужно запомнить. Окей?
— Разве ИИ-агенты не подчиняются только правительству и Аллиете, работающей в интересах общества?
— Ты уже копаешь — шутливо заметил Мэт. — Но я отвечу, чтобы тебя не мучили догадки. Как я тебе говорил при первой встрече, есть работа, которую не могут выполнять ни люди, ни ИИ-агенты. Это связано с конфликтами личных интересов людей и конфликтами алгоритмов Аллиеты. Для такой работы есть люди вне системы и ИИ-агенты, которые могут работать в обход некоторых правил. В конечном счёте, мы все работаем в интересах человечества, как бы не громко это звучало. Так что на этот счёт можешь не беспокоиться — ничего преступного мы здесь не делаем.
— Но зачем тогда такая секретность
— Видишь ли, не все действия имеют предсказуемые последствия. Мы работаем в области непредсказуемых результатов с высокой степенью риска. Протоколы EGT (Этические руководящие принципы для искусственного интеллекта) имеют некоторые ограничения, которые не позволяют проводить такие исследования. С другой стороны, если технологии просочатся в общество трансгуманистов, это может привести к непредсказуемым рискам, а правительство такое вообще запретит, не говоря уже о научном сообществе и органах контроля искусственного интеллекта. Уже не говоря о разных профсоюзах — сплошной ужас. Однако перспективы и возможности, которые открываются в случае успеха, покрывают все риски и возможные разногласия. Поэтому мы здесь.
— Но что тут такого происходит?
— Да, я всё издалека. Видишь ли, если я выложу тебе всё, ты точно сойдёшь с ума — с восторженными интонациями начал Мэт, и Михаил сразу вспомнил первую встречу. Безумный учёный — подумал он тогда и сейчас Мэт снова предстал перед ним в той же ипостаси.
— Видишь ли, всё, что нас окружает, не совсем реально. Материя — это не твёрдое вещество, а колеблющиеся энергетические решётки. Всё состоит из энергии, которая кажется материей из-за плотности и частоты этих решёток.
— Понятно, но пока ничего удивительного.
— Хорошо. Энергия создаёт и поддерживает структуру Вселенной, проецируя голограмму, которую мы воспринимаем как реальность. Всё связано и передаёт информацию с бесконечной скоростью, вне классических представлений о пространстве и времени. — Мэтью сделал паузу.Михаил понял, о чём речь, но оставался в поиске большего понимания. Мэтью продолжил:
— Энергия хранит и восстанавливает все элементы Вселенной, следуя определённому смыслу и обеспечивая эволюцию.
— Как это касается нас? — Михаил с нетерпением ждал разъяснений.
— Неужели у тебя нет вопросов непосредственно по теории? — Подумай. Это важно.
Михаил ещё раз подумал и спросил, то, что действительно было не понятно:
— Что значит, что Вселенная проецирует голограмму?
— Хороший и важный вопрос для дальнейшей работы. Реальность, на самом деле, является неким образом, созданным нашими органами чувств и сознанием. Это похоже на голограмму, она не отражает истинной природы вещей, большая часть явлений остаётся для нас не осязаемыми и невидимыми. В физике есть концепция, что вся информация о Вселенной закодирована на поверхности и "проецируется" внутрь, чтобы создать тот мир, который мы видим. Таким образом, это не значит, что мир не существует, а скорее, что его восприятие и наша реальность — это результат того, как информация о Вселенной "проецируется" в наше сознание.
— Мы пытаемся заглянуть за грань восприятия? — попытался угадать Михаил.
— Нет, круче. Мы можем сами создавать реальность. Но не как в фильмах, ты не будешь гнуть ложки или читать мысли. Ты сможешь делать кое-что покруче.
— Хах! Что может быть круче? Всегда мечтал читать мысли, — поддержал шутливый тон Михаил.
— Подожди. Придётся немного углубиться в теорию, чтобы понять суть.
—Чтобы создать голограмму, энергия должна взаимодействовать с неподвижной энергией. Когда энергия движется и сталкивается с неподвижной энергией, возникает интерференция. Это взаимодействие создаёт «картину», которую можно воспринимать. В нашем случае система в покое — это наша нервная система, которая сосредоточена в мозге. Меняя структуру энергии, создаваемой нашим мозгом, мы можем менять восприятие реальности. Круто, да? — сказал Мэт. Михаил, однако, не сразу понял, о чём речь.
Мэт продолжил:
— Наш разум — это тоже голограмма, которая настроена на голограмму Вселенной. Мы обмениваемся энергией с Вселенной, и это даёт нам сознание. Когда энергия проходит через поля, создаваемые нашим мозгом и органами чувств, голографические изображения «проецируются» на эти поля. Мы видим свет, слышим звуки и чувствуем запахи, потому что наш мозг и органы чувств способны «считывать» эту информацию. Так понятней?
— Да, но это всего лишь считывание. Мы ничего не меняем. Как я понял, можно перенастроить приёмник и услышать то, чего раньше не слышал, или услышать старые звуки по-новому, но не создать их. — возразил Михаил.
— Верно подмечено, но я немного забежал вперёд. Правое полушарие мозга действует как первичный рецептор для восприятия этой голографической информации. Оно работает нелинейно и невербально. Левое полушарие, в свою очередь, помогает обработать эти данные, превращая их в дискретную, двумерную форму. Но фишка в том, что это работает в обе стороны. Мы не только можем считывать данные окружающей среды, но и передавать их обратно, кодируя реальность.
— Т.е. я могу загадать себе торт к чаю, и он появится? — пошутил Михаил.
— И да, и нет, — ответил Мэтью, не восприняв скепсиса. — Память и обработка информации происходят не в самом мозге, а в электромагнитном поле, которое он создаёт. Это поле — контейнер для данных, а мозг хранит только индексы, чтобы к ним обратиться. Поэтому мы не можем точно вспомнить каждое слово, но всегда можем найти нужную информацию, если знаем, как подойти к ней. Через гипноз, например, можно вспомнить детали событий, как бы давно они не произошли.
— Интересно, но всё равно не понятно, — сказал Михаил, продолжая слушать.
— Кроме того, процесс сознания связан с этим полем. Мы не только воспринимаем информацию, но и можем её изменять, передавая обратно в поле. Мозг — не только приёмник, но и передатчик данных, создающий реальность вокруг нас. Если ты вообразишь торт, он будет существовать не как физический объект, а как образ в твоей памяти. То есть вне твоего сознания, в «банке памяти». И, кстати, я могу даже попробовать его, если ты поделишься со мной ссылкой, — улыбнулся Мэтью.
— Это реально, уже есть доказательства? — спросил Михаил, всё ещё не веря в услышанное.
— Да, — ответил Мэтью. — Вильям Макдугалл проводил эксперименты с крысами ещё два века назад. Он заставлял их искать выход из лабиринта. Первое поколение делало около двухсот ошибок, но с каждым новым поколением количество ошибок снижалось. Макдугалл предположил, что крысы передают опыт на генетическом уровне. Позже его последователи провели тот же эксперимент с крысятами из разных лабораторий, не связанных с предыдущими, и результаты были те же — складывалось впечатление, что крысы уже знали, как пройти лабиринт. Мы повторили этот опыт с крысами, а затем пошли дальше, работая с людьми.
— Это и правда впечатляет, — сказал Михаил. — Т.е. существует коллективный разум?
— Это не просто коллективный разум, — ответил Мэтью. — Это вселенская библиотека, к которой обращается всё живое, а возможно, даже не живое. Она содержит всё, что существовало или существует, включая мысли всех живых существ всех времён. Нужно лишь знать адреса ячеек. Так как память — это заполнение этих ячеек сознанием, то зная ключ к ячейке, можно менять реальность. Но, честно говоря, мы ещё не зашли так далеко. Наша задача проще.
— Ух, — Михаил перевел дух. Ему было трудно продолжать. Всё это было слишком отличным от того, что он знал и во что верил. Слишком много следствий, но больше вопросов, чем ответов. Мэтью молчал, давая время всё обдумать.
— Так в чем же суть нашей работы? — выдержав паузу, спросил Михаил
— Помнишь вопрос? Чем человек отличается от машины?
Михаил прокрутил в памяти диалог в кафе. Мэтью явно проверял его на сообразительность, и Михаил быстро понял смысл всего сказанного ранее. Всё внутри него вздрогнуло, но он не подал виду.— Вы хотите научить машины индексировать банки памяти, хранящиеся в поле информации за пределами сознания. Но я всё ещё не понимаю, как?
— Хорошая заявка, тепло, но нет, — ответил Мэтью. — Это как раз та опасность, которую представляет технология, если попадет в не те руки. Искусственному интеллекту нет дела до мыслей людей, для него мы и так понятны и предсказуемы до скучности. Машины не обладают манией власти, в отличие от людей. Подумай ещё.
Чуть поразмыслив, Михаил сделал следующее предположение:
— Вы хотите научить машины, подобно людям, производить вычисления в полевой среде и хранить информацию в поле, чтобы кратно увеличить вычислительные мощности и возможности обучения. Можно просто создать банк индексов и воссоздавать любые ИИ-личности, минуя процесс обучения и физические носители памяти огромного объема. — Михаил осенило! — О боже, в теории можно хакнуть человека и создать его цифровую копию, помещенную в оболочку робота!
— Бинго! Что может быть круче вечной жизни?
Михаил был поражен. Но ему вдруг пришла мысль, что всё это не с ним. Это либо шутка, либо правда. Бинго — он выиграл счастливый билет. Комната поплыла, дыхание сперло.
— Чтож, я вижу, у тебя на лбу появилась испарина, — Мэтью встал из-за стола и по отечески положил руку на плечо.
— Подожди, это мы только начали, ты ещё не такое узнаешь.
— Что дальше? — спросил Михаил.
— Дальше подготовка, обучение и практика. Тебе предстоит познакомиться с технологией. Ты должен знать, чтобы не было вопросов. Были и другие группы, мы пробовали разное, не всё всегда было гладко. Сейчас мы набираем новую группу и объединяем опыт многих лет. Тебе повезло, кое-кто заплатил физическим и ментальным здоровьем. Готов ли ты двигаться дальше, если я скажу тебе, что ты рискуешь не просто жизнью, а своей душой? Это говорит тебе о чём-то? Не торопись с ответом, прислушайся к интуиции. Если начнешь — остановиться будет нельзя. Сейчас ещё можно отказаться и забыть этот разговор.
Михаил попытался успокоиться, мысли роились в голове. Он представлял людей в оболочках роботов, роботов с интуицией, ментальные войны, переписывающие генетическую память, и с трудом сосредоточился. Минуты шли, и в какой-то момент, сфокусировав взгляд на одной точке, он сказал:
— Да, я готов
— Вот и отлично! — спокойно ответил Мэтью, вернувшись к столу и достал планшет
— Вот договор. Цифровой, тут всё как полагается. По нему ты завещаешь своё тело и разум институту. Что бы с тобой не случилось в этих стенах — это вне чьей-либо юрисдикции. Твоя жизнь полностью принадлежит институту, пока ты за этим забором. За его пределами ты ограничен только подпиской о неразглашении. Так как ты без Окулуса, подпишешь дома, а через 3 дня приезжай сюда, начнем работу. Михаил не стал читать документы в кабинете — всё и так было понятно. Они пожали друг другу руки, и Михаил вызвал такси домой, обдумывая предстоящее.