Тульповод

Глава 11. Ключ

Он знал этот берег. Лёгкий ветер с воды, шум листвы, её рука в его ладони. Михаил и Анна шли вдоль реки — как тогда, в начале. Там, где их разговоры текли свободно, без цели, но точно в суть. Где каждое слово рождалось не для ответа, а для смысла. И всё было просто. И всё было живо.

— А если бы мир был сном, — сказала она тогда, — разве мы не искали бы того, кто спит?

Он улыбнулся в ответ, как улыбался тогда, когда ещё не знал, что скоро останется один.

Они дошли до излучины. Там вода расширялась, становясь почти стоячей. И он остановился.

— Я должен пойти дальше, — сказал Михаил.

Анна не возражала. Только её взгляд стал чуть более глубоким — как у той, кто знает, что теряет, но не удерживает.

Он вошёл в воду. Она не была холодной, и течение казалось медленным. Гладкие камни под ногами, солнечные блики на поверхности. Перейти реку — как просто.

Но в середине пути, между двумя берегами, дно внезапно исчезло. Под ногами не осталось опоры — и Михаил провалился. Всё исчезло.

Тишина. Падение. Затем — огонь.

Мир сменился. Над головой клубились тяжёлые серные облака. Куски земли парили в воздухе, словно разорванные на части континенты. Внизу полыхала земля — не в пламени, а в огне, который казался живым. Михаил знал: он не перешёл границу, а сорвался — провалился — в нечто совсем иное.

Он понял, что спит. Это был сон. Здесь ему ничто не угрожало. Но реальность сна была ощутима.

Он мысленно выбрал ближайший парящий фрагмент земли — и в следующее мгновение оказался на нём.

Михаила охватило беспокойство. Как же Анна? Ведь она осталась там, на берегу реки, одна, не зная, что с ним. Он исчез внезапно, словно утонул. Она будет искать его взглядом, звать по имени, тревожиться. А он — здесь. Живой. Просто провалился в этот чуждый, адский мир.

Внизу и вокруг — демоны. Но не чудовища из мифов, а скорее сущности, погружённые в труд. Их движения были слажены, точны, ритуальны. Они словно обслуживали неведомую машину — то ли магическую, то ли техническую. Но самой машины не было видно. Они касались воздуха, говорили на языке, похожем на команды кода или заклинания. И что-то в этом казалось до боли знакомым…

— Кто здесь главный?! — крикнул Михаил. — Я хочу уйти! Мне здесь не место!

Но никто не обернулся. Демоны продолжали свои действия, не замечая его. Или делая вид, что не замечают.Михаил напряг волю, пытаясь проснуться. Он закрыл глаза, сосредоточился, хотел выйти — но ничего не происходило. Сон не отпускал. Ему не удавалось вернуться назад. Не покидало ощущение, что он застрял. Что, быть может, он даже не сможет проснуться. Он попытался изменить сюжет, как делал это всегда. Михаил знал, как управлять снами — ему никогда не снились кошмары, потому что он мог менять ход событий, вмешиваться в происходящее. Но сейчас всё было иначе.

Сон не поддавался. Мир оставался таким, каким был — чужим, тяжёлым, неподвластным.Михаил напряг волю. Он хотел, чтобы его голос звучал над всем этим выдуманным его сознанием миром:

— Я здесь! Но я не собираюсь просто стоять! Я знаю правила — со мной ничего не произойдёт. Если ты что-то хочешь от меня — выходи. Будем говорить!

Тишина. Мир не отозвался. Михаил повысил голос, словно наносил удары — короткие, резкие, как в рукопашном бою. Занятия не прошли даром — его воля, закалённая, прорвалась сквозь ткань сна. Пространство содрогнулось. Его отбросило и он оказался на другом острове, плывущем в небесах, значительно большем, чем предыдущие. В центре возвышался трон, высеченный из чёрного камня и украшенный светящимися рунами. На нём восседал демон. Он был массивен. Мускулистое тело покрывали панцири, как у древнего насекомого, переливавшиеся бронзой и кроваво-красными оттенками. Изогнутые рога обрамляли голову, а за спиной колыхались обугленные, частично рассечённые крылья. Его глаза светились янтарным светом, как две плавящиеся линзы, а голос, когда он заговорил, не прозвучал — а будто прозвякнул внутри черепа Михаила.

Вокруг трона стояли другие — меньшие по размеру, но столь же мрачные фигуры, которые напоминали придворных в этом странном адском дворе

.— Ты не можешь уйти, — проговорил демон. — Ты теперь наш.

— Я человек и волен делать, что хочу, — твёрдо ответил Михаил.

— Ты думаешь, что знаешь правила. Но ты не знаешь их. Это мой мир, не твой. Здесь я правитель. Если хочешь что-то сказать — говори. Если нет — уходи.

Михаил обдумал его слова. Интуиция подсказывала: это не шутка. И даже не совсем сон. Хотя всё и казалось вымыслом, он чувствовал, что здесь действуют свои, чужие ему, но реальные законы. И цена ошибки могла быть настоящей.

— Что ты от меня хочешь?

— Ты нужен нам на нашей войне. Хочешь освободиться — сослужи нам службу. Тогда ты будешь свободен.

— Я не буду тебе служить, — твёрдо сказал Михаил.

— Тогда ты не увидишь больше Анны. Не хочешь быть свободным сам — готов ли ты биться за неё?

— Готов, — ответил Михаил.

— Я хочу вернуться к ней

.В тот же миг окружающее пространство снова вспыхнуло. Его тело втянуло в вихрь света и тени, и он очутился среди криков, звона металла и топота множества ног. Михаил стоял в строю копейщиков, облачённый в грубые, но прочные доспехи. Перед ним простиралось поле сражения — нечто средневековое по духу, но искажённое, как будто порождённое чужим воображением. Люди сражались с демонами. Демоны — с людьми. Но границы были размыты: в обеих армиях сражались и те, и другие.

Михаил едва успевал различить, где союзники, а где враги. Мир был искажён, как и всё в этом сне, и каждый удар казался настоящим, каждая рана — ощутимой. Он не знал, как драться копьём, поэтому просто тыкал им вперёд — раз за разом, стараясь не выбиваться из общего ритма. Михаил двигался синхронно со строем, вслушиваясь в шаги, в крики, в звуки ударов. Спустя какое-то время он поймал ритм. Движения стали уверенными, точными. Он уже не просто подражал, а бил сознательно — коротко, резко, колко. Он стал частью отряда, частью этой странной армии, где жизнь и смерть казались сном, но ощущались как реальность.

Бой закончился. Михаил, как и остальные, пил из кубков, ел с общих блюд и праздновал победу. Но, несмотря на смех и громкие тосты, внутри него не было облегчения. Всё вокруг оставалось чужим.Ему казалось, что прошло уже много боёв, много пиров, и даже будто у него были женщины — как полагается воинам, берущим добычу. Но мысли Михаила снова и снова возвращались к Анне. Она где-то там, на том берегу, в другой реальности. Сколько времени уже прошло? Он не знал. Может быть, он лежит сейчас в коме, в больничной палате, и всё это — только вымысел, затянувшийся сон. Или, наоборот, всё здесь занимает всего миг в привычной ему реальности, как вспышка между вдохом и выдохом.

Он не знал, сколько ещё должен будет сражаться, чтобы получить обещанную свободу. Не обманул ли его демон, заманив в ловушку, в которую Михаил сам вошёл, дав согласие? Каждый новый бой казался продолжением одного и того же круга, и мысль о том, что это может длиться вечно, закрадывалась всё чаще. Он всё сильнее ощущал, что поставлен в игру с чужими правилами — и выхода из неё может не быть вовсе. Но вот война закончилась. Бои стихли, и — словно из ниоткуда — к нему пришло странное, пугающее сознание: он знал, что если бы взял Анну с собой в этот мир, они правили бы здесь — как король и королева, на вершине этих кровавых небес, преобразив их в нечто более упорядоченное и умиротворенное. Это было их предназначение, начертанное в самой ткани этой реальности.

Он понял что совершил ошибку. Не стоило идти через реку одному, не стоило оставлять ее одну. Это решение стало роковым и это его расплата. С этой мыслью Михаил проснулся.

София постепенно вернулась к своему привычному режиму работы и больше не давала сбоев. На кухне были слышны звуки приборов умного дома, готовящих завтрак. Но Михаил делал вид, что продолжает спать, хотя понимал — София имеет доступ к его фитнес-браслету и, наверное, уже считала его ритмы и знала, что он бодрствует.

Анна нежилась рядом. Несмотря на ссоры, они всё же любили друг друга — он это знал. Не хотелось вставать. Он лежал с закрытыми глазами и обдумывал сон. Прокручивал его снова и снова, и в какой-то момент задал себе вопрос: может ли он взять Анну с собой, на ту сторону реки? Раскрыть ей все карты, объяснить, в какую игру он вовлечён… Пойдёт ли она за ним? Или испугается и сбежит? Или — что хуже всего — выберет другую сторону и окажется его врагом?

Зазвенел будильник. Анна проснулась и, как обычно, первой потянулась к нему, ласково пожелав доброго утра. Михаил ответил ей тем же, машинально, и тут же услышал собственный голос — как будто со стороны:

— Слушай, мы давно не были у твоих родителей. Может, съездим? Я закончил свою работу в Институте и теперь у меня месячный отпуск. Мы могли бы что-нибудь придумать.

— Хорошо, — ответила Анна. — Но я только нашла новую работу. Думаю, меня не отпустят.

— Мы не надолго. Просто в выходной день.

— Ладно. Я предупрежу маму, — сказала Анна и направилась в ванную.

София начала варить настоящий кофе, и его аромат разнёсся по дому. Анна любила натуральные продукты, и на это уходила значительная часть их совместных — преимущественно его — доходов.

Михаил снова погрузился в мысли. Он начал прокручивать в голове их ссоры — становившиеся всё более частыми. И всё же между ними были такие дни, когда всё было хорошо. Поводы для ссор находились всегда: от ревности на пустом месте до претензий к его манерам, не соответствующим её представлениям об этикете, к которому она привыкла в своей прежней жизни.

Но послевкусие ссор длилось всё дольше, а хорошие дни — всё короче. И самое главное — ссоры не вели ни к каким решениям. Михаил не понимал, как вообще можно было договориться, если Анна не принимала компромиссов. Было только её мнение — и неправильное.

У него был месяц, чтобы навести порядок в отношениях. Но вот он снова, сам того не заметив, продолжал свою игру. Его вновь захлестнуло чувство вины. Почему он не может просто остановиться? Зачем снова тянет в эту реку, где его ждут неприятности?

А может, он уже в неё вошёл. Уже провалился. И всё, что сейчас происходит, — это его персональный ад, где он бесконечно ищет главного зачинщика этого мракобесия. Просто осознал это только сейчас. Может, в этом и есть истинный смысл сна — не предостережение, а признание свершившегося.

Он уже в бою. И неумело тычет своим копьём. Что ж, если так — тем более. Хватит спать. Надо готовиться.

Михаил вполголоса напел какой-то попсовый мотивчик и пошёл пить настоящий кофе. Ему не приходила в голову мысль, что демоны жили не вовне, а внутри.

Как и Власову, Михаилу дали месяц отпуска, прежде чем продолжить работу в Институте. Но Михаил не планировал просто отойти от дел. Как он и ожидал, Яна написала ему и предложила встретиться. Встретились они в одном из парков на внешнем кольце мегаполиса, где преимущественно отдыхали любители велосипедных прогулок, но Яна и Михаил расположились на веранде небольшого летнего кафе.

За время практической работы в Институте Яна и Михаил сблизились — темы их исследований частично пересекались. Это сближение порой становилось причиной ревности Анны, особенно когда Михаил слишком увлечённо рассказывал о совместной работе с Яной: обсуждениях восточной философии, истории иероглифов и Китаяведения. Анна чувствовала угрозу, даже если Михаил не имел в виду ничего предосудительного.

У Михаила не было никаких мыслей в отношении Яны с романтической точки зрения — его интересовала исключительно работа. Он многое ставил на эту встречу: ему были нужны союзники. И вряд ли кто-то мог понять его опасения лучше, чем Яна — из оставшейся тройки. Кроме неё, в проекте остались только Власов, Линь и Грей. Власов уже прошёл процедуру и не разделял его опасений, а значит, настоящими возможными союзниками для Михаила оставались только трое — Яна, Линь Хань и Грей.

Он планировал поговорить с каждым, но начинать решил именно с Яны.

— Как ты? — спросила Яна сразу после формальных приветствий.

— Легче, чем Максиму. Ему было трудно. А я… как будто освободился. Хотя это оказалось не простой ношей. А у тебя какой настрой?

— О! Я очень далеко зашла, — улыбнулась Яна. — Моя тульпа получилась очень творческой. Иногда я даже не понимаю, что она творит, но мне кажется, это прекрасно. Она может изъясняться с машинами на своём языке, и быстро обучает их — они отлично понимают друг друга.

— Да, я изучал этот вопрос. DALL-E 2 — первый искусственный интеллект, который изобрёл свой язык для индексации изображений.

— Да, но тогда ИИ был ещё примитивным. Ты не представляешь, как всё круто сейчас развивается! — с воодушевлением констатировала Яна.

И Михаил понял: ему будет сложно подойти к ней со своим тревожным запросом. Для жизнерадостной Яны всё было прекрасно.

— Тебя не смущает, — осторожно спросил Михаил, — что если машины будут говорить на своём языке, мы вообще не сможем понять, что у них на уме?

— Как будто мы сейчас что-то понимаем, — усмехнулась Яна.

— И то верно…

— Ты слишком много думаешь. О прошлом, о будущем, — сказала Яна. — Мало живёшь в настоящем. Ты всегда не здесь. Твой ум — твоя помеха. Перестань думать. Чувствуй.

— Я не бесчувственен. Но да, ты права. Я слишком погружён в вопросы "А что если"…

— Такова твоя природа. Но сейчас у тебя отпуск. Просто проведи его так, будто каждый день — последний. И все твои переживания пройдут сами собой.

— Я знаю, ты не разделяешь моего пессимизма, — сказал Михаил после паузы. — Но иногда я просто не понимаю, к чему всё идёт.

— Чего ты боишься? По-моему, всё идёт прекрасно, — Яна мягко взяла Михаила за руку, как бы тактильно демонстрируя поддержку.

Но Михаил плавно отдёрнул руку. Этот жест был для него слишком личным. Он не хотел подмены — он пришёл говорить по сути.

— Тебе не жалко будет расстаться? — спросил он вдруг полагаяь на интуицию. — Пройти ритуал Забвения?

Яна чуть нахмурилась, не сразу поняв, к чему он клонит.

— Конечно, грустно, — сказала она после паузы. — Но я думаю, в моём случае это не обязательно.

— Но ведь тульпа — собственность Института. Для них это вопрос безопасности, — мягко, но настойчиво напомнил Михаил.

— Теперь я знаю, как это работает. Я могу создать свою, новую. Моя продолжит жить — и я всегда буду помнить о ней.

Михаила осенило. Связь с тульпой строится на эмоциях — на тонкой нити, связывающей сознание и образ. Каждый из них — ключ. Ключ, которым можно открыть нужную дверь, если хочешь хакнуть то, что управляет сознанием машины. Каждый из них — орудие. Даже после деактивации.

Он уже вошёл в реку. Провалился. Ему не уйти. И ей — тоже. Никому из них.

Михаил понял, что пока лучше оставить свои мысли при себе и сохранить с Яной хорошие отношения. Её время ещё придёт.

Теперь ему предстояло разобраться с матерью Анны. Кажется, он начал понимать её интерес к проекту. Вопрос теперь в том, какие силы стоят за ней — и кто тут главный демон.

Встреча с родителями Анны шла как нельзя успешно. Она проходила на загородной даче её родителей. С высоты обрыва открывался прекрасный вид, который напомнил Михаилу их первое с Анной свидание. Они вели праздные беседы, шутили, смеялись. Но Михаил был настороже. Он ждал — и момент настал. Когда темы разговора иссякли и каждый немного ушёл в себя и свои дела, мать Анны как бы невзначай попросила Михаила помочь ей.

Михаил выгружал из багажника машины коробки и переносил их внутрь. Часть коробок нужно было отнести в кабинет, и, судя по весу, там явно были не продукты. Он понял: это был лишь предлог, чтобы начать разговор тет-а-тет. И когда перенос закончился, Михаил сам не понял, как остался с Элен один на один в её кабинете.

— Не завидую я тебе, — начала Элен. — Моя дочь привыкла к роскоши, к живым, а не роботизированным слугам, к бюджету, не ограниченному её потребностями. Как у вас? Всё хорошо? Справляешься?

Михаил замешкался. Он не понимал — это искренний интерес, подготовительный ход или и то и другое вместе взятые.

— Да, иногда бывает трудно, но в целом хорошо. Анна нашла работу для себя… не мечта, ей не очень нравится, но это лучше, чем ничего. В чём-то стало легче. Привыкает, — усмехнулся Михаил.

— А как у тебя дела на работе? — продолжила Элен. — Слышала от Анны, у тебя отпуск. Это награда или форма выговора?

— Думаю, и то и другое, — пошутил Михаил.

И Элен перешла к делу.

— Ты, наверное, знаешь: у нас очень широкие связи. Я наводила справки о твоём Институте. Я бы хотела, чтобы у вас с Анной всё было хорошо, но она слишком горда, чтобы просить что-либо — ни у нас, ни у тебя.

Так вот… ты не думал о росте? По карьерной лестнице. О стремительном росте — с соответствующим доходом и возможностями?

— Если честно, думал, — принял игру Михаил, преследуя цель узнать подробности.

— Тогда вопрос, — Элен сменила позу на более открытую и улыбнулась. — Насколько мы можем быть откровенны друг с другом? В конце концов, возможно, мы без пяти минут родственники, а я — твоя тёща.

Михаил невольно отметил изящество её форм, несмотря на возраст. Этот поворот только усилил его настороженность.

— Насколько мне позволяет мой договор о неразглашении, — парировал Михаил с улыбкой, демонстрируя свою непреступность.

— Ценю принципиальных людей, — сказала Элен, и её тон и походка сменились на деловой. Она подошла к одному из шкафов, достала бутылку вина и, обернувшись, игриво спросила:

— Пьёшь? Выпьем по бокалу?

— Вы же знаете, нам не разрешается.

— Я так же знаю, что твоя работа завершена, и алкоголь не помеха. Я много чего знаю, и тебе нет смысла что-то от меня скрывать. Мне нужны только подробности. Услуга за услугу.

— И что же вы знаете? — спросил Михаил.

— Ваш Институт занимается изучением парапсихологических феноменов и имеет филиалы во многих странах мира. Курируется всё напрямую Аллиентой, но без одобрения Мирового правительства. На бумаге это выглядит как множество независимых исследований, независимых групп в разных областях. Но есть структура. Целостная. И она указывает на поиск… на поиск чего-то за пределами классической парапсихологии.

Элен сделала паузу и посмотрела на него пристально.

— Что же это, Михаил? Что вы там ищете?

Михаил решил слукавить, повернув полуправду в свою пользу и продемонстрировав скептицизм, которого он не был лишён.

— Вы будете смеяться. Но мы ищем присутствие Бога… как я понял недавно.

— Хороший мальчик, — сказала Элен, протягивая наполненный бокал. — И что же ты думаешь по этому поводу?

Михаилу не понравился такой грубый и не изящный жест, но он сделал вид, что не заметил укола.

— Я атеист и думаю, никакого Бога нет. Есть неизученные области физики.

— И что же там, в этих неизученных областях?

— Я не знаю. По мне — это тупиковый путь. Я не верю в саму идею того, что машина может интересоваться Богом. Я думаю, всё это — лишь желание получить больший контроль, используя контроль над религией. В конечном итоге, сопротивление стран-отказников и коммун держится на религиозной почве. А победа в этой области может окончательно сломить сопротивление и завершить процесс глобализации.

С этой фразой Михаил отпил вина и поставил бокал на стол.

— Этому вину шестьсот лет. Как тебе? — спросила Элен.

— Терпкое. Очень много оттенков вкуса, — ответил Михаил.

— Ты не лишён чувства вкуса и ритма. Если бы не твоё социальное положение — ты был бы прекрасной партией для моей дочери. Но у меня иные планы, так что тебе выбирать: принять моё предложение или нет.

Михаил вспомнил свой сон. Казалось, сейчас он стоит как раз перед тем демоном, что способен сделать так, что земля уйдёт из-под его ног и его жизнь превратится в ад.

— Так в чём же предложение? — спросил он.

Элен отпила из бокала вина, не торопясь поставила бокал на место.

— Я не буду играть с тобой в кошки-мышки, всё самое главное уже сказано. Нам нужны твои знания и опыт, полученные в Институте, — в одном деликатном деле. Я предлагаю тебе роль эксперта в области парапсихологии с официальным окладом специалиста. Мы расширим твои знания — своими методами. Но главное — доступные тебе связи откроют доступ к неограниченным теневым доходам и скрытым возможностим, которые ты пока даже не можешь вообразить и я приму ваш союз с Анной как данность.

Демонстративно отпив вина, Михаил саркастически отметил:

— И от чего же такая щедрость к такому простолюдину, как я?

— Мой род находится среди сильных мира сего с шестнадцатого века, ты, наверное, уже слышал. Как правило — это удел мужчин, и управляют всем они. Женщинам отводится иная роль. Мы разбавляем кровь, налаживаем связи. Когда в отдельной ветви нет мальчика или достойного носителя титула, мы ищем кандидатов — как ты это выразился — "из народа", заключая выгодный брачный союз, отбирая кандидатов по талантам или по их связям. Когда в отдельной ветви нет мальчика или достойного носителя титула, мы ищем таланты — как ты это выразился — "из народа".

У меня нет по отношению к тебе и тебе подобным чувства высокомерия или превосходства. Так устроен мир: есть сильные, есть слабые, есть те, кому дана сила править, а есть те, кто возделывает почву для будущего своим телом и умом.

— Вот как! Значит, правящие почву не возделывают?

— Они — солнце этого мира, без лучей которого ничего не прорастёт. Если согласишься — поймёшь, что это так.

— Предположим, я согласен. Что дальше?

— Тебя устроят в штат. Ты будешь служить непосредственно в представительстве Мирового правительства в этом регионе и будешь обладать широкой автономией. Работать предстоит, как ты уже верно предположил, в основном в области религии. Но вопрос на самом деле шире.

Ваш Институт — без обид — играет в игрушки. Мы способны проникать в ткань реальности так глубоко, как вы даже не можете предположить. Соглашайся — и тебе откроются такие тайны мира, до которых твоим друзьям из Института не дойти до конца их дней.

— И что я буду делать?

— То же, что и в Институте, — создавать реальность из ментальных образов.

Несмотря на изначальную настороженность, Михаил поймал себя на том, что его действительно заинтриговало предложение. Но он помнил: он — ключ. Ключ к Аллиенте, если его тульпа будет использована ею. Каждый из них — ключ. И, возможно, кто-то просто собирает ключи. Но это не отменяло весомости предложения и возможности во всём разобраться.

— Хорошо. Я согласен.

— Вот и отлично. Допиваем бокалы — и возвращаемся назад. Анна, наверное, тебя уже потеряла. Завтра тебе позвонят. Просто следуй инструкциям, зятёк, — подмигнула Элен и указала Михаилу на дверь. — Мне надо сделать несколько звонков.

По дороге обратно, на выезде из дачного массива, Михаил снова увидел машину из Института. Внутри сидел гуманоидный робот, напоминающий Веста. На этот раз тот явно посмотрел на него и коротко махнул рукой.

Михаил сделал вид, что жест был адресован не ему.