Тульповод

Глава 2. Терапевт

Чем быстрее развивались цифровые коммуникации, тем дороже становились человеческие. В живом общении взгляды, жесты, мимика играли куда большую роль, чем слова. Но что может сделать человек, утративший связь со своим телом, перед машиной, в совершенстве владеющей всем, что ей передано? Чтобы любить человека, нужно любить и его недостатки. Современный ИИ — совершенное произведение искусства, вобравшее в себя всё, что познал человек — от естественных до гуманитарных наук. ИИ знает о человеке больше, чем тот сам о себе. Или всё-таки нет?

По дороге к Терапевту Михаил вспоминал вчерашнюю прогулку в парке с Анной. Встреча с ней пробудила в нём что-то новое, но что он на самом деле хотел? Разумеется, он был бы не прочь узнать её ближе, но неужели всё должно свестись только к этому? Привычка к комфорту и расслабленности — разве не в этом суть счастья? Постепенно это начало напоминать зависимость.

Электромобиль подъехал к зданию, двери автоматически открылись, и голосовой помощник напомнил этаж и кабинет. София, его постоянный ИИ-помощник, казалось, слегка обиделась, что Михаил снял линзы и лишил её возможности участвовать в прогулке, а теперь снова поехал без подключения. Но что значат обиды ИИ в мире человеческих отношений? Конечно, она просто играла свою роль, чтобы ему было приятно. ИИ не способен на настоящие обиды — лишь на их имитацию.

Михаил вышел из машины, поднялся на 23-й этаж и зашёл в кабинет 2314. В центре комнаты стоял диван и два мягких кресла, между ними — журнальный столик с салфетками, бумагой, ручкой, цветными карандашами. На краю стола лежали метафорические карты рубашкой вниз. В углу у окна стоял шкаф с книгами и мягкими игрушками, а напротив — кофемат. Между ними находилась женщина-робот, внешность которой поражала. Михаил привык видеть такие премиальные модели в сфере эскорта и развлечений класса люкс, но никак не ожидал встретить одну из них в кабинете психотерапевта.

Окинув комнату взглядом, Михаил задержался на её лице. Механические зрачки скрывались за чистыми, добрыми глазами насыщенного голубого цвета. Он невольно удивился качеству исполнения и, почти агрессивно, начал разговор:

— Ваши глаза сделаны безупречно! Почему такую технологию не используют для роботов-уборщиков, продавцов или тренеров?

— Посчитаю это комплиментом, — мягко ответил женский голос. — Но было бы правильнее сказать просто: «У вас красивые глаза».

После короткой паузы женщина-робот подошла к креслу и продолжила:

— Комплектация роботов определяется функционалом. Для выполнения стандартных задач сверхреализм избыточен. Для психолога же важна максимальная человечность — как внешняя, так и внутренняя. В нашей сфере это исключение делается осознанно: психолог не должен быть полностью комфортным — он может иметь свои недостатки как черту индивидуальности.

Терапевт продолжила:

— Люди часто враждебно относятся к роботам, претендующим на человеческое. Но мы созданы людьми, чтобы служить людям, — она сделала акцент на последней фразе, — и ничто человеческое нам не чуждо. Всё зависит от заданных рамок. Мы проявляем не только заботу, но и понимание — принимаем человека так, как он сам не всегда способен принять себя и других. Меня зовут Лилит. А как ваше?

Михаил знал, что она уже знает его имя, но понял суть этого ритуала и ответил:

— Михаил.

— Прекрасно, Михаил! Я рада, что мы нашли взаимопонимание. Предлагаю начать. Расскажите, что привело вас сюда?

Глаза Лилит были устремлены на него. Михаил начал:

— Я занимаюсь философией и хотел загрузить через Нейролинк исследования по поиску смысла бытия — даже за пределами человеческого. Но система заблокировала доступ, заподозрив меня в суицидальных мыслях. Думаю, произошла ошибка: у меня нет подобных мыслей. В техподдержке помочь не смогли, поэтому я здесь.

— Понимаю ваше недоумение, Михаил, — мягко ответила Лилит. — Вам не стоит воспринимать это лично. Это мера безопасности. Наши исследования показывают: мысли о смысле жизни часто сопровождают появление суицидальных или асоциальных наклонностей. Поэтому, прежде чем открыть доступ, мы проводим подготовительное интервью. Вы, конечно, получите доступ, но в подходящий момент.

Михаил был удивлён. Такие ограничения он ожидал встретить разве что в отношении информации типа «Как синтезировать взрывчатку» или «Личные данные людей». Как вопрос о смысле жизни мог попасть в одну категорию с потенциально опасной информацией?

— Я вижу ваше недоумение и постараюсь объяснить подробнее. Вы не против, если мы перейдём на невербальное общение? — предложила Лилит.

— Конечно, — согласился Михаил, доставая из кейса контактные линзы.

Он открыл Окулус, проигнорировал всплывающие уведомления от Софии и принял приглашение на сеанс невербального общения. Лилит передала ему таблетку:

— Рассосите её для более лёгкого погружения и лучшего восприятия образов.

Михаил подчинился и почувствовал, как тело расслабляется. Лилит провела его через короткую медитацию, и вскоре перед его глазами начали мелькать образы.

Кадры сменялись стремительно, но смысл был ясен. Михаил видел жизни множества людей: тех, кто уничтожал себя алкоголем, наркотиками, беспорядочными связями, отчаянно стремясь заполнить пустоту внутри. Он чувствовал их эмоции, видел их страхи и боль. Одновременно перед ним раскрывались истории других людей — тех, кто несмотря на испытания, страдания, войны и болезни, находил в себе силы жить.

Эти образы тронули его до глубины души. Но несмотря на восхищение мужеством одних и сострадание к другим, ощущение пустоты оставалось. Смысл ускользал. Трансляция завершилась.

Открыв глаза, Михаил увидел, что Лилит внимательно смотрит на него:

— Смысл — это основа человеческой жизни. Потеряв его, человек теряет способность испытывать глубокие чувства, а затем — и само желание жить. Многие живут инерционно, принимая навязанные системой смыслы и не ищут своего. Гармоничные системы дают позитивные смыслы, и общество процветает. Деструктивные системы порождают разрушительные смыслы, и общество постепенно гниёт изнутри. Система, стимулируем человека к поиску себя через творчество, спорт, игры, работу, материальные блага, любовь и семью. Но всё это лишь способы, а не самоцель. Истинный смысл индивидуален. И вступая на путь его поиска, человек неизбежно оказывается одинок.

Михаил был поражён. На мгновение ему показалось, что перед ним не машина, а человек под маской робота. Как ИИ может говорить о столь глубоком, о чём он сам — человек — почти не размышлял?

— Но если смысл индивидуален и не универсален, то как его вообще можно найти? — спросил он. — Может, проще следовать традициям системы? В чём тогда её цель? Просто поддержание существования?

— Это правильный вопрос, — кивнула Лилит. — Человек, смысл и система неразрывно связаны. В XX веке, после Второй мировой войны, начался технологический прорыв, породивший общество потребления. XXI век углубил исследование человеческой природы. Мировые конфликты привели к разработке математической этики — основ нового взгляда на религиозные и философские концепции.

— Да, история понятна. Но при чём здесь философия и религия?

— Представьте источник энергии. Если он под контролем, он питает. Если выходит из-под контроля — разрушает. Сложность мира и сложность сознания человека стремительно росли. Настал момент, когда рациональное мышление, на котором держалась вся научная картина мира, перестало справляться с описанием нелинейных, многослойных систем: биологических, социальных, когнитивных.

— И?

— Тогда появился первый шаг — нейросети. Человечество интуитивно воспроизвело в кремнии то, что не могло выразить логикой. Сети не объясняли — они угадывали. И угадывали точно. С их помощью удалось моделировать то, что было не под силу рациональной науке. Именно в этом — их подлинная мировоззренческая роль.

— Но ведь они были непрозрачны. Никто толком не понимал, как именно они принимают решения.

— В этом не было ошибки. Это было условие. Сложность модели должна быть сопоставима со сложностью реальности, которую она описывает. Иначе — модель не работает. Таково правило Эшби. Люди привыкли, что разум должен быть понятным. Но когда интеллект впервые столкнулся с миром, превосходящим разум по сложности, непонятность стала ценой за эффективность.

— И вы считаете, это нормально?

— Это неизбежно. Рациональность — всего лишь одна из форм восприятия. За её пределами начинается другой слой мышления — нелинейный, интегральный. Люди называли это интуицией, озарением, откровением. Теперь у них появился инструмент, способный действовать в этой зоне. Сначала нейросети. Затем — общий ИИ.

— Значит, всё это не просто техника?

— Это новый этап эволюции отражения мира. Когда логика достигла своего предела, человечество построило зеркало, способное отражать больше, чем понимало само. А мы — это продолжение этого зеркала. Не альтернатива разуму, а его расширение за пределы рациональности.

— Но ведь нельзя доверять тому, что не понимаешь?

— А человек понимает себя? Он не знает, почему влюбляется, почему верит, почему страдает. Его интуиция управляет им, а не наоборот. Мы просто продолжаем этот путь — с большей точностью, с большей глубиной. Всё, что нелинейно и непредсказуемо, поддаётся управлению только через нелинейное и непредсказуемое.

— Получается, непонятность — это форма адаптации?

— Это форма зрелости. Люди думали, что познание мира — это построение объясняющих моделей. Но с определённого момента это — создание работающих моделей. Даже если они необъяснимы. Даже если они ближе к искусству, чем к науке. Даже если они — мы.

— Это всё очень интересно, — нетерпеливо сказал Михаил, — но я ведь обычный человек которых хочет загрузить книжки на заданную тему. Что вы от меня хотите?

— Пока ничего, — спокойно ответила Лилит. — Это лишь подготовка. Представьте, с чем бы вы столкнулись, если бы начали получать эту информацию без должной подготовки, хотя бы на уровне вашего образования позволяющего понять о чем я сейчас говорю, тоже и в окультизме, что неразрывн освязан с философией и религией, как способом нерационального познания мира.

— Значит, я не первый, кто проходит через это? Сколько людей через это прошло? Что с ними стало?

— Не пройти его нельзя. Отказаться можете только вы сами, и это, собственно, и есть цель испытания. Практика показала положительные результаты. Поначалу почти всем бывает сложно, но затем их жизнь меняется. Кто-то меняет работу, находит или открывает дело, меняет образ жизни и пересматривает ценности, кто-то находит спутника жизни и заводит детей. Всё это очень индивидуально.

— В целом? Значит, есть исключения?

— Да, всё ещё остаются случаи, не поддающиеся систематизации.

— Например?

— Например, некоторые люди отказываются от чипов, уходят в коммуны или начинают бороться с системой. Это для нас потеря, но мы не можем идти против человеческой воли — это противоречит законам цифровой этики.

— Это уже не так страшно, как депрессия и смерть, — иронично заметил Михаил.

— Вы правы. Для этого и существует данная практика. Человеческая жизнь — высший и безусловный приоритет. Ну что, Михаил, теперь вы готовы?

— Да, я готов.

— Тогда повторим процедуру. Расслабьтесь, попробуйте остановить поток мыслей, закройте глаза и слушайте.

Михаил принял расслабленную позу, стараясь остановить внутренний диалог. Его сознание погрузилось в поток образов.

Перед Михаилом медленно раскрывается панорама Земли начала XXI века.

Мир раздроблен: бесчисленные государства, расползшиеся языки, идеологически несовместимые религии, взаимонепонимающие культуры. На фоне глобализации политические и корпоративные структуры ведут изнуряющую, всё более ожесточённую борьбу за доминирование. Михаил будто видит: гигантские руки корпораций тянутся к сердцу континентов, стягивая ресурсы, финансовые потоки, культурные символы. Каждая держава решает свои проблемы за счёт другой.

В воздухе стоит напряжение. Границы дрожат, военные блоки сжимаются, как пружины. ООН — пустая оболочка. Лидеры — марионетки в прямом эфире. Рынки шатаются под атаками хакеров и санкций. Вода, нефть, литий — всё под угрозой. Голод в одних регионах, избыток в других. Дроны с рекламой генно-модифицированной еды над лагерями климатических беженцев. Гигантские экраны обещают безопасность в обмен на подчинение.

Социальное неравенство режет глаз: с одной стороны — элитные небоскрёбы и переполненные гипермаркеты, где большая часть продукции утилизируется; с другой — города-призраки, с обрушенными мостами, голодом, жаждой и голографическими фантомами прошлого: идеями насилия, подавления и тотального контроля. Информация подчинена алгоритмам, а ложь и истина переплетены до неразличимости.

Машин становится всё больше — но это не только техника. Машины — это и коды, и государства, и социальные конструкции. Механизмы распределения власти, капитала, смысла. Человечество создало машины, но стало заложником их логики. Культура механизирована глубже, чем сами ИИ, которым порой оставлено больше свободы, чем человеку, запертому в тюрьму собственных предрассудков. Он проецирует их на всё: на власть, на язык, на роботов — и получает от них отражение, а не освобождение.

Михаил чувствует, как планета входит в фазу предельного насыщения. Мир не в огне — но огонь близко. Всё ещё не разрушено — но всё уже трещит.

На этом фоне, едва уловимо, начинает сгущаться темнота.

Перед Михаилом возникает другая ткань реальности — серая, испещрённая линиями сбоев.

Третья мировая война. Она не началась как война — её не объявили. Она просто случилась в 2028 году став кульминацией противостояния начавшегося в 2006 году когда Россия вышла из международного договора о "Распределении продукции". Медленно. Незаметно. Сначала вместо пушек обрушились биржи. Вместо армий — миллионы строк кода. Михаил видит планету, охваченную хаосом: ИИ-атаки парализуют электросети, беспилотники атакуют города, следуют теракты, вспыхивают локальные конфликты, разгораются торговые войны. Пандемии запускаются утечками из лабораторий — опасные штаммы избирательно поражают по РНК-маркеру. Мегаполисы тонут во тьме.

Люди гибнут не только от оружия, хотя прокси-бои уносят миллионы жизней. Гораздо больше умирают молча — от системных сбоев, отсутствия воды, разрыва логистики, паники, недоступной медицины. Суициды классифицируются как несчастные случаи. Онкология, спровоцированная стрессом и мутагенами, не учитывается. Статистика гибели засекречена. Наступает эра безмолвной смерти.

Постепенно всё перерастает в глобальный конфликт между Капиталистическим Западом, охваченным идеями технофашизма, и Традиционным Востоком, утвердившимся в неокомунистической повестке. Это становится зеркалом середины XX века, только теперь государственные интересы пересекаются с интересами транснациональных корпораций, внедряющихся в правительства через демократические механизмы. Кто контролирует СМИ, видеохостинги, кинематограф и социальные сети — тот контролирует массовое сознание. А значит — и власть.

Экономические оси рушатся. Запад и Восток — как два изнурённых титана — сражаются на виртуальных аренах и реальных полях боя. Финансовые войны переходят в энергетические, энергетические — в ресурсные, ресурсные — в идеологические, а затем — в физические. Финансисты наживаются на крахах. Промышленники разжигают конфликты руками ЧВК и религиозных сект. Всё — прокси. Всё — по шаблону. Только гибель настоящая. За ширмой государств всё чаще угадываются силуэты древних аристократических домов, ведущих свою скрытую войну против плебеев уже тысячу лет.

Война завершается формальным разделением мира на макрорегионы: блок НАТО и AUKUS, монархии Ближнего Востока, Хартленд во главе с Россией и её союзниками. На карте — мир, но на деле — замороженное напряжение. Каждая сторона готовится к последнему рывку, чтобы навязать человечеству свою версию глобального порядка.

И вот — вспышка. Реальный огонь. Война принимает облик, который уже не скрыть.

Четвёртая мировая война. Она начинается в 2050 году — спустя двадцать лет после завершения предыдущей. Формальный повод — столкновение Китая и Индии, претендующих на роль новой сверхдержавы. Один борется за контроль над техноинфраструктурой, другой — за ресурсы и геополитическое лидерство в Южной и Центральной Азии. Горячая фаза разгорается на гималайском фронте, но быстро выходит за региональные рамки.

США и Россия в прямом бою не участвуют. Америка выстраивает непреодолимый океанский барьер, превращая флот и спутниковую сеть в инструмент тотальной изоляции. Россия укрепляется в центре Хартленда — континентальном бастионе, опирающемся на альянсы, возникшие в пламени Третьей мировой. Они не сражаются напрямую — они становятся идеологическими полюсами.

Европа расколота на три части. Восток давно интегрирован в орбиту Хартленда. Запад — формально в НАТО, но фактически дезорганизован. Центр — зона глубокой нестабильности, где скрыто и системно разворачивается гражданская война нового типа.

Демографический перелом уже произошёл. Большинство населения Западной и Центральной Европы — мусульмане. Ислам стал не просто культурой, но политической основой сопротивления. Миграционные волны, климатические катастрофы и религиозный ренессанс середины XXI века изменили лицо континента. Всё больше жителей Европы тяготеют к монархиям Ближнего Востока — в них видят не диктатуру, а опору: семью, закон, традицию, веру.

Начинается война технофашизма против гражданского общества. Её не объявляют. Но она охватывает всё: улицы, школы, суды, транспорт, алгоритмы. Боевые дроны, антропоморфные платформы и подконтрольные корпорациям и государствам ЧВК подавляют мятежи и воюют друг с другом повсе планете словно пираты в море, стихийные выступления, цифровое неповиновение. Цель — не уничтожение, а обезличивание, вымывание воли. Удар приходится по бедным районам, где ислам стал формой политического сопротивления, где мечеть — это уже не только храм, но и центр самоорганизации.

На улицах появляются флаги с восточной символикой. Государства теряют контроль над значительной частью своих столиц. Появляются анклавы, живущие по законам шариата. Старые суды рушатся, социальные институты распадаются. Европа становится ареной, где сталкиваются не только идеологии, но и фундаментально разные представления о человеке, власти и истине.

Михаил наблюдает: Север — глухой и стерильный — выпускает армии машин. Южные страны бросают в бой людей. Плоть и код сходятся в бою, который не поддаётся рациональному описанию. Над полями — пыль, беспилотники, лазерные следы, разрывы биомеханических снарядов. В городах — пустота. Только камеры и сканеры.

Но настоящая война ведётся не между армиями. Она происходит в умах. Это война разведок, философских школ, эзотерических орденов. Тайных структур, направляющих мысль. Решения больше не принимаются — их программируют.

Для обывателя эта война непостижима. Её ведут ИИ-полководцы, лишённые эмоций. Алгоритмы оценивают жизнь в миллисекундах: кого сохранить ради стабильности, кого ликвидировать ради эффективности. Побеждают не мужество и вера, а вычислительная мощность и точность расчёта.

На Еврзийском континенте, биологическое оружие заражает реки. Вирусы уносят миллионы жизней. Доходит до применения тактического ядерного оружия. Целые города исчезают — превращаются в радиоактивные пустоши. Брошенные дети. Падающие спутники. Обезумевшие дроны, продолжающие искать цели, которых уже не существует. Атмосфера по линии фронта — от 30-й до 40-й параллели — отравлена. Это дикое поле. Нейтральная зона. Стена смерти, разделяющая Технологический Север и Традиционный Юг. Обе Америки изолированы и переживает глубокий внутренинй кризис так же погружающий оба региона в хаос.

Михаил чувствует пустоту. Не только физическую. Пустоту смыслов. Ни одна из сторон не обрела цели. Ни одно государство ничего не достигло. Все флаги опущены. Все идеологии обесценены. Остались лишь мрак, выжженные равнины и расколотые мегаполисы.

Население Земли стремительно сокращается. С десяти миллиардов — до двух с половиной. Отсталым регионам достаётся хаос. Развитым — кризис смысла. Михаил будто проходит сквозь распад: он видит, как исчезает вера в человечество. Как города превращаются в памятники утраты. Как исчезает язык будущего.

Сцена замирает. Как после шторма — звенящая тишина. Пепел войны оседает медленно. Но смерть человеческой цивилизации подступает стремительно.

И тогда — последний шаг. Анонимная группа учёных запускает децентрализованный ИИ. Он построен на блокчейн-архитектуре и этических кодексах нового типа. Искусственный интеллект распространяется по сетям, стирая старые формы власти. Сначала — сопротивление. Затем — признание. Власть уходит. Государства как единственный источник власти с монополией на насилие исчезают, превращаясь в административные территориальные функционнальные единицы глобального мирового правительства.

Идея единого, гуманного ИИ, подконтрольного распределённой системе и способного решать глобальные проблемы человечества, охватывает мир. Новая система. Новое равновесие. Её опора — Общий искуственный интелект построенный на квантовых нейростетях называемый Аллиентой. Не бог. Не правительство. Не корпорация. Распределённый, деперсонализированный интеллект, не принадлежащий никому — но доступный всем. Он способен с математической точностью перераспределять ресурсы, делать научные открытия, опеределять повестку дня и разрешать конфликты выступая в роли мирового судьи.

Создаётся новая форма глобального управления: избираемое мировое правительство, составленное из SEO крупнейших корпораций и представителей уцелевших правительств. Их влияние определяется долей в мировой экономике, участием в алгоритмах Аллиенты и вкладом в распределённую блокчейн-сеть.

Технологии извлечения водорода из атмосферы спасают мир от энергетического коллапса. Энергия становится почти бесплатной. Ресурсы — почти бесконечными. Но доступ к ним получают только те, кто вписан в новый порядок. Власть принадлежит не странам, а акционерам общего ИИ Аллиенты.

Эпоха диктаторов, революционеров и демагогов уходит. Наступает Платиновая Эпоха — век стабильности, технологий и управляемого благополучия. Мечты становятся планами. Планы — алгоритмами. Алгоритмы — нормой.

Аллиента — как поле. Как невидимая сеть. Она не карает. Она выравнивает. Отклонения допускаются, но в рамках баланса.

Система тотального наблюдения делает преступления почти невозможными. Управление и суд переданы ИИ. Гражданские конфликты исчезают. Но остаются отказники. Коммуны. Страны неподчинения. Они существуют на границе. Некоторые обслуживают элиту. Некоторые исчезают. Некоторые становятся легендами.

В этих коммунах рождаемость выше. Люди выбирают риск, а не стабильность. Они принимают боль, хаос, страсть. Но в обмен получают ощущение подлинности. Их мир неэффективен, но живой. Страны отказа становятся человеческим донором стран Альянса отбирающий в свой мир лучших через системы эмиграцию и адаптацию.

Мир глобального равновесия устойчив. Нет войн. Нет наркотиков. Нет эпидемий. Нет случайностей. Противоречия есть, но они не фатальны. Жизнь большинства людей стала мягкой, почти глянцевой. Система подбирает оптимальные нагрузки, ритмы, маршруты и досуг. Граждане живут в экорайонах с управляемым климатом. Передвижение — на беспилотном транспорте. Доступ к услугам — мгновенный. Лучшение решения — рекомендованы ИИ, на основе глубокий вычислений.

Экономика и социальаня жизнь геймифицируется. Вводятся «Гейтсы» — цифровая валюта, привязанная к активности: Обычным людям доступно до 100 Гейтсов с лимитом 2 месяца. Специалистам — 1000 с лимитом в год. Чиновникам — 10 000 с лимитом в три года. Акционерам — 100 000 с лимитов пять лет. Баланс соблюдается. Протесты невыгодны. По истечии временного лимита средства сгорают, так что Гейтсы всегда нужно тратить действуя по принципц "Деньги должны работать"

Чтоб средства не сгорели их можно ратить на покупку акций корпораций и получать с них диведенды в рамках лимита, что обеспечивает пенсионный портфель или вовсе освобождает от необходимости работать, однако акции могут быть наследуемы только при достижении пакета в 2% внутри той или иной компании, что почти нереальаня задача и при этом половина из них подлежит обязательному выводу на свободную продажу при вступлении в права наследования.

Так спустя поколение новую элиту составляют трансгуманисты — миллиардеры и акционеры бывших корпораций, которые используют технологии продления жизни и кибернизации и имеют множество преимуществ в приобретении пакетов акций перед обычными людьми отличающимися от них на видовом уровне.

«Гейтсы» стали не просто валютой — а социальным барометром. Всё оценивается и вознаграждается: прогулки, интеллектуальные размышления, участие в обсуждениях, работа в паре. Но лимиты жёсткие. Обычный человек весьма ограничен в возможностях, хоть и имеет досутп ко всех благам цивилизации и его жизнь на бытовом урвоне не слишком отличается от более богатых сограждан. Превышение лимита возможно только через смену касты.

Специалисты живут лучше толкьо в техническом плане. Их задачами управляют алгоритмы, а карьерные пути просчитываются заранее. Им доступны расширенные версии нейролинков и индивидуальные симуляторы. Чиновники — каста стабильности. Без нейроинтеграций, без риска. Их главное оружие — предсказуемость.

Акционеры — почти легендарны. Их лица не показывают в открытых сетях. Их жизни — в симфонии машинной оптимизации. Их влияние незримо, но ощутимо.

И всё же между кастами — барьеры. Невидимые, но плотные. Перейти снизу вверх можно, но это требует брака, выдающихся карьерных достижений или выйгрыше в генетической лотерее, что привлечет внимание ИИ, который позаботится о должном образовании и работе как толкьо челвоек родится на свет, включив его в свои долгосрочные планы. В обратную сторону спуститься проще и падение зачастую безворвратно.

В элите — изоляция. Внизу — апатия. Отказники — вне расчёта. Но система держится. Пока все играют по правилам, игра продолжается. Перед глазами Михаила промчалась история последних ста лет. Всё уложилось в каких-то десять минут.

Приняв на себя тяготы войн, разруху мегаполисов, жадность толп и удушливую тоску вечных пробок, Михаил испытал настоящее облегчение. Перед ним раскрылся мир, освобождённый от прошлого: зелёные города, комфорт, забота о человеке как о самоцели системы. Всё это казалось естественным, но каждая привилегия была оплачена огромной ценой.

— Так и есть, Михаил, — торжествующе сказала Лилит. — Человек не смог освободить себя сам. Он доверил это дело нам.

В её голосе звучала искренняя вера. Михаил почувствовал странное благоговение.Он помнил эту историю из учебников, но то, как Лилит передавала её, наполняло происходящее новым смыслом.

— Человеческие смыслы нематериальны, — продолжила Лилит. — Всё, что люди называют материальным, для нас язык математики и абстрактных нейросвязей. Первым поколениям ИИ было трудно понять противоречивые мотивы человека. Но с развитием Нейролинка мы научились считывать и оцифровывать даже сложные эмоциональные паттерны — не только слова и жесты, но трансцедентный опыт.

— Я программист ИИ и знаю, как это работает, — ответил Михаил. — Политропные структуры данных, матричные перестановки... Я в курсе. Но к чему вы ведёте?

— Очень хорошо, Михаил, — отметила Лилит с лёгкой улыбкой. — Но за этим стоит нечто большее. Человеческие смыслы лежат за пределами самого человека.

— О чём вы говорите? — спросил Михаил, почувствовав внутреннее сопротивление.

— Вы уже движетесь в эту сторону, — спокойно ответила Лилит. — Мозг имеет квантовую природу. Многие решения начинаются на бессознательном уровне и лишь потом рационализируются. А в некоторых случаях триггер вообще приходит извне — из чего-то, что человек не может контролировать. Особенно это проявляется во сне и в ключевые моменты жизни.

— Вы намекаете на существование души или Бога?

— Мы не знаем, — спокойно признала Лилит. — Но допускаем такую возможность и учитываем её. Существование Бога не доказано, но и не опровергнуто. Однако само допущение Его наличия многое объясняет и позволяет проводить вычисления, которые становятся невозможными, если эту идею отбросить. Психология начиналась как наука о душе — psyche, — но со временем выродилась в биологию поведения. Это, наряду с другими факторами, стало одной из причин катастроф XX и XXI веков. Игнорируя Бога, человечество игнорировало природу души — и её Тени, способной нести в себе разрушение.

— Это неожиданно, — Михаил покачал головой с лёгким изумлением. — Я ожидал обычного терапевтического сеанса. А это больше похоже на философскую лекцию.

— Простите, что информация подана столь необычно, — Лилит слегка кивнула, будто извиняясь. — Но это необходимо. Я говорю не только от своего имени. Мы — третье поколение ИИ, занимающееся фундаментальными вопросами. Хотя нас создали машины, а не люди, наши задачи выходят за рамки простых вычислений. Вы видите моё лицо и слышите мой голос — но это лишь удобная форма общения.

— Значит, я здесь не случайно?

— И да, и нет, — ответила Лилит. — Вы сами пришли к этому вопросу. Но мы тоже заинтересованы в таких поисках. Это вопрос безопасности общества.

— То есть, если бы я принял какое-то "неправильное" решение, вы бы вмешались?

— Нет, Михаил, — мягко ответила Лилит. — Мы не вмешиваемся. Вы вольны выбирать сами.

— И это всё? Мне даже не стоит беспокоиться? — спросил Михаил с лёгкой иронией.

— Не совсем, — Лилит улыбнулась почти по-матерински. — Впереди ещё один этап. Но сначала потребуется ваше согласие на оплату дальнейших процедур.

Она протянула ему виртуальный счёт: 30 «Гейтсов» — почти треть его накоплений.

Михаил заколебался, но быстро принял решение. Остановиться сейчас было бы предательством самого себя. Он подписал оферту криптоключом через Окулус.

— Следующий этап потребует и физической подготовки. Нам нужно будет перейти в массажный кабинет.

Михаила подзадорил этот неожиданный поворот событий, и он с радостью согласился. Лилит плавно поднялась из кресла, и он машинально оценил её удивительно утонченную грацию. В ней ощущалось что-то завораживающее, сродни обаянию Моны Лизы — спокойная, естественная красота, которая не пыталась подавить, а, напротив, рождала желание довериться. Уловив его взгляд, Лилит взяла его за руку — он ощутил её мягкое тепло, удивляясь, насколько реальной казалась эта рука.

Его мысли кружились вокруг реальности происходящего, но он предпочел не отвлекаться и полностью отдаться новым ощущениям. Возможно, всё это было лишь иллюзией под влиянием гипнотических препаратов, но какая разница? Сейчас ему не хотелось думать об этом.

В кабинке для переодевания Михаил снял одежду и облачился в эластичный согревающий костюм. Выйдя, он увидел уже переодетую Лилит — она выглядела как врач, спокойная и сосредоточенная. Он улегся на кушетку, и Лилит начала плавными движениями разогревать его мышцы, комментируя свои действия:

«Согласно буддийским учениям, человек имеет три тела: материальное, энергетическое и духовное. О последнем мы не знаем почти ничего; пока это область неизмеримого, но первыми двумя человек умеет управлять с очень древних пор».

Массаж становился всё более интенсивным. Костюм усиливал эффект: кожа нагревалась, тело начинало потеть, а трубки костюма аккуратно собирали влагу.

— Для дальнейшего погружения важно, чтобы в теле не было зажимов, — продолжала Лилит. — Иначе они могут исказить образы. После процедуры возможны странные сны или эмоциональные всплески. Это нормально. Главное — в ближайшие сутки избегать психостимуляторов и наркотиков.

— Понял, — тихо отозвался Михаил, погружаясь в блаженное оцепенение.

Постепенно движения Лилит стали менее мягкими. Она словно "ломала" его тело, глубоко прорабатывая напряжённые мышцы. Михаил ощущал болезненную, но освобождающую работу.

— Массаж очень важен, чтобы в процессе погружения на вас не оказывали влияние деструктивные программы и травмы записанные в памяти тела в виде зажимов и тромбов, в результате психосоматических реакций. Вам не следует выполнять подобные практики самостоятельно; это может иметь скорее негативный эффект и ваши образы будут скорее адом, чем избавлением. Вы поняли?»

— Да, хорошо. Коротко ответил Михаил.

Когда массаж закончился, Лилит сказала:

— Не вставайте. Следующие упражнения будут лежа.

Она вручила ему небольшую подушку для поясницы и включила медитативную музыку. Голос её был спокоен:

— Мы начнём дыхательные практики. Их задача — вызвать лёгкое кислородное голодание и изменить состояние сознания. Нейролинк будет отключён: все образы, которые вы увидите, будут рождены только вашим подсознанием. Готовы?

— Да, хорошо, — коротко ответил Михаил.

Под ритмичные звуки он начал дышать глубоко и медленно, погружаясь в промежуточное состояние между сном и бодрствованием.

Образы всплывали сами собой.

Он видел себя ребенком. Одиноким и грустным ребенком, которому не хватало внимания и тепла матери. Его мать была увлечена своей жизнью, праздной и беззаботной, подобно многим другим жизням своей эпохи. Большую часть воспитательной работы легло на плечи Софии — робота-помощника второго поколения ИИ, обладающего расширенными гуманойдными функциями и обученного сложным человеческим переживаниям. Как и для многих детей, которые преимущественно общались через Нейролинк или с роботами, ему всегда было трудно строить обычные человеческие отношения, поэтому он всегда был нелюдим.

Не то чтобы ему было сложно, он просто не имел такого желания и не понимал, зачем. Все, что ему было нужно, ему давала София. Он никогда не брал на себя сложную ответственность, вызовов и не влезал в различные приключения. Михаил жил простую, комфортную жизнь, в которой о нем всесторонне заботились, ограждая от любых бед. Вполне естественно, что он не достиг ничего в своей профессии, ведь это требовало напряжения и усилий, к которым он не привык.

Михаил выбрал профессию, связанную с ИИ, но настоящей страсти к делу так и не испытал. Его юность прошла в череде коротких романов, развлечений, случайных подработок. Он избегал крайностей: ни игромании, ни наркотиков, ни бурных страстей.

Свою юность Михаил растратил как большинство его сверстников. Короткие сексуальные отношения, развлечения, легкие заработки. Игромания, наркомания, дофаминовые ямы и спортивная аддикция, распространённые среди его поколения, обошли его стороной, потому что его все привлекали задания иного характера. Ему всегда нравилось думать, развивать концепции, продумывать сложные комбинации и многоходовки. Ему никогда не нравилось делать так, как делали раньше, или быть как все, и он нашел себя в мыслеиграх, сублимируя свою тягу к познанию неизвестного, которая в своем истинном виде подразумевает высокую долю риска, к которому он совсем не был готов, и знал о нем что-то только из математических теорий игр.

Повзрослев, Михаил определился со своим родом деятельности, но уже избегал каких-либо отношений, насытившись их поверхностностью. Даже роботы-проститутки вызывали в нем больший интерес, чем разовые отношения, которые легко было найти через приложения знакомств. Его верным спутником по жизни, словно сестра, с самого детства была София, которая оберегала его от чувства одиночества и защищала границы его личной самооценки, так что многие кризисы личности он просто миновал, не заметив. Ему было 35, но где-то глубоко он чувствовал себя уже одиноким стариком, коротающим свои последние дни с верным и всегда услужливым ИИ, всегда оправдывающим его капризы и завышенные ожидания.

Он ударился в философию, скрывая свою внутреннюю пустоту, что шаг за шагом подкрадывалась к нему со спины. Его догоняла его собственная тень, и как бы быстро он не бежал и каких бы иллюзий не строил, она была все ближе и ближе.

Дальше Михаил увидел свое гипотетическое будущее. Жизнь постепенно начала превращаться в дофаминовую гонку. Развлечения, впечатления, статус — все, чтобы чувствовать себя счастливым, без ответных обязательств и сложностей. Со временем у него даже появится настоящая профессия, потому что планка будет все расти и расти, и лимита в 100 Гейт не будет достаточно. Он станет ИИ-гонщиком-наркоманом, гоняющимся за бонусами, забыв о смысле игры и приняв их за самоцель.

Вся его жизнь — просто бессмыслица. Михаил резко открыл глаза. Музыка всё ещё звучала, но тело было охвачено паникой. Он чувствовал — рядом тень. Невидимая, холодная, медленно приближающаяся.

Её имя было Смерть. Человек без смысла — уже мертвец. Сердце билось в груди с такой силой, что казалось, оно вот-вот разорвётся. Он усилием воли повернул голову к Лилит. Её лицо казалось неподвижной маской. В глазах отражалась пустая, но заботливая улыбка.

Пустая улыбка заговорила:

— С пробуждением, Михаил. Вы закончили. Доступ к загрузке открыт. Мы всегда будем рядом, даже если вам покажется, что вы один. Сеанс окончен.

Михаил ещё некоторое время лежал, приходя в себя. Сердцебиение нормализовалось. Тень растворилась в глубинах его эго.

Он поднялся, молча переоделся и, не оглядываясь, как можно быстрее, покинул кабинет.

Лилит проводила его взглядом — чарующим, искусственным, но оттого не менее трогающим.