Тропинкой человека

Глава 74

Распластавшись на животе, я постепенно приходил в себя. С закрытыми глазами, стараясь не шевелиться, пытался сообразить, что вокруг происходит. Обожженная кожа чесалась, мешая сосредоточиться.

Тихо, ветрено и пахнет гудроном. Последним обычно заливают крышу. Но не обязательно. В отдалении слышится шум моторов, слабые людские голоса. Рядом никого нет. Удачно шлепнулся.

Разлепив опаленные веки, я добыл еще кроху информации. Звездное небо загораживала непонятная продольная полоса. Она же парапет на краю крыши — что выяснилось, когда я, приподнявшись на локтях, завертел головой. Перевернувшись на спину, я начал осмысливать ситуацию.

Нет больше Мудрейшего. Нет Даулета. Остались израненные члены Совета, я и прочие вампиры. Плохой расклад.

Но и Старейших осталось не так много — в худшем случае трое. Это при условии, что все они смогли справиться с последствиями той вспышки, в которую превратил себя Учитель. Зная могущество Старейших, я склонялся к мысли, что им удалось-таки справиться с прощальным «подарком» Фаргела. Вопрос, насколько они теперь сильны; насколько возросли мои шансы в прямом столкновении?

Что они теперь будут делать? Регулирует ли загадочный Кодекс численность Совета? Станут они восстанавливать силы или начнут немедленные поиски? Предпримут одиночную охоту или соберут всех подвластных вампиров?

Надежда на мирное существование угасла окончательно. Пора смотреть правде в глаза: моя жизнь зависит от доброй воли охотников. Конечно, они будут счастливы иметь в резерве такого бойца, как я. Впрочем, у них найдутся ратники и посильнее — но так приятно иметь ручного вампира…

Кем я буду для них? Друг или временный союзник? Что придется делать? Убивать вампиров? Играть роль разведчика? Сидеть в засаде? Или, может, суждено стать объектом пристального изучения? И так уже наизучали. Дроботецкий знает о вампирах все, что нужно.

Как охотники будут относиться ко мне после того, как наше сотрудничество закончится?

Ладно, не важно: все это будет важно в далеком будущем — и то, если мстители уничтожат всех вампиров. Но как бы ни сложились наши отношения позднее, сейчас охотники — мой единственный шанс.

Нужно разыскать Дроботецкого. Он — моя спасительная ниточка; выход, который принимает и ехидный разум, и беспокойная совесть.

Поднявшись, я оперся о парапет, окаймляющий крышу. Сколько-то этажей ниже сновали люди, отсюда больше похожие на крохотных жучков. Девушки, парни, люди в возрасте — все словно жучки.

Люди… Имя им — миллионы, миллиарды. Но как они беспомощны перед парой тысяч вампиров, притаившихся в ночи. Все, что мешает этим монстрам — горстка смертных, гордо называющих себя охотниками. Говорят, за последние десятилетия для такого названия появились основания.

И все же нужно быть честным: главное препятствие на пути размножения вампиров — Совет Старейших. Исчезнет Совет — рухнут запреты. Будут в страхе перед ночью смертные.

Нельзя трогать Старейших. И нет у меня более страшных врагов.

А не трогать — означает не избыть вампиров никогда. Совет регулирует их численность, если охотники убьют троих — троих смертных и обратят. Не выживут двое из них — добавят еще пару новичков. У бессмертных рациональный подход, рачительный даже: надо сохранять пропорцию между едоками и пищей.

Где-то ходят по улицам друзья, знакомые, родные. Каждый из них — потенциальный вампир, потенциальная жертва, потенциальный охотник. Мир сузился до крохотных размеров, остались только эти категории. Какой убогой стала моя жизнь!

На остановке внизу раздалась ритмичная трель. Девушки, только что эмоционально обсуждавшие прошедший День рождения, замолчали. Одна из них нетерпеливо полезла в сумочку; начала разговор, развернув телефон в сторону, чтобы подруга смогла принять участие в беседе. Звонит какой-то Саша, сыплет шутками. Девушки смеются, отшучиваются в ответ.

Я тоже хочу так жить — как смертный! Трудно быть богом, трудно быть никем…

Первой зашевелилась Карини. Клокотавшая внутри ярость оказалась слишком жгучей, чтобы оставаться без движения. Приподнявшись на локте, Старейшая огляделась.

И Парме, и Дуккон были живы. Но, в отличие от нее, пережидали боль лежа. Сейчас они были практически беззащитны, но разве найдется глупец, способный атаковать Совет?

Сгоревшая кожа черным пеплом припорошила опилки. В воздухе — вонь гниющей плоти. Шатаясь, Карини встала на колени.

В тело словно впились тысячи серебряных игл. Ничего, можно справиться — это всего лишь боль. Она постепенно исчезнет: ослабнет — и уйдет. Нужно, нужно потерпеть.

Карини встала на ноги.

Поднеся к лицу руку, Старейшая оторвала сгоревшее веко, черным лоскутом падающее на глаз: вампиру нужно видеть свою жертву. А новое веко быстро отрастет — была бы кровь.

Оставшиеся члены Совета все еще валялись на опилках. Покрытые жгучей смесью из запекшейся крови, пепла, сгоревшей плоти — они предпочли ждать. Глупцы! Если что и может помочь — так это пища. Ах, если бы можно было напиться крови проклятого мальчишки! Пальцы Карини дернулись, смыкаясь в убийственной хватке.

С тем же успехом она могла окунуть их в святую воду: боль пронзила руку до самого плеча. Создатель поставил слишком много ограничений для детей ада. Его собственные дети куда свободней. Еще один повод для убийства.

Помогая себе руками, Карини выбралась на крышу.

— Сергей Викторович. Есть результат!

Небольшое помещение пять на семь метров. Окно. Два стола. За одним из них, полуприкрыв глаза, ведет карандашом по бумаге Дроботецкий. За другим, у окна — торжествующе размахивает линейкой улыбающаяся женщина.

Дроботецкий продолжает что-то неторопливо чертить. Закончив, открывает глаза:

— Где?

— Идея использовать каплю его крови как основу…

Всматриваясь в разводы, которыми он покрыл карту города, экстрасенс нетерпеливо машет рукой:

— Его могут убить. Вы нашли место?

— Да. Он…

Первую жертву Карини нашла почти сразу. Скулящий пес тщетно пытался спрятаться в будке. Вообще-то Старейшая брезговала кровью животных, но сейчас выбирать не приходилось: чем скорее она восстановится — тем лучше.

Выдернув забитую в дерево скобу, Карини утащила вверх полузадушенного пса. Проснувшись утром, хозяева будут считать, что собака сорвалась с привязи.

Ей пришлось заставлять себя трапезничать. Но в результате — движения стали более точными, боль притупилась. Во рту остался мерзкий привкус собачей шерсти, но, как только она вкусит человеческой крови, все пройдет.

К остановке подошел автобус, в который вошли девушки, привлекшие мое внимание. Теперь темой для разговора стал тот самый Саша. Вернее, его отношения с одной из подруг — Катей. Вторую девушку зовут Марина. Последняя очень интересуется Катиной личной жизнью. Двери автобуса закрылись, отрезав от меня речь подружек.

Какое-то время я провожал транспорт глазами, страстно желая, чтобы этого расставания не произошло. Вкусить кусочек чужой, полной красок, жизни — и возвращаться в свою? Нет мочи! Разве я не могу пожить как человек? Хоть немного…

Если бы кто-то в этот момент смотрел на небо, я показался бы ему мимолетным сполохом, обманом зрения. Кровь Фаргела была очень сильна: несколько глотков сильно расширили мои возможности. Мудрейший знал что делал. Похоже, Фаргел действительно меня любил… или очень хорошо относился. Жаль, что я могу отплатить ему лишь доброй памятью.

Перелетая от здания к зданию, я следовал за автобусом. Девушки были символом нормальной жизни. Если я не могу жить так же, за мной всегда остается право наблюдать.

Наконец, на одной из остановок, вышла Марина. А Катя? Поедет дальше?

Звук набирающего обороты мотора. С остановки в темноту уходит Марина. Кого сопровождать?

Даже забавно: я — могущественное существо, но страстно желаю вернуть себе прежнюю жизнь. Непонятно зачем слежу за идущей по тротуару девушкой.

Улучив момент, я опустился на мостовую в тридцати шагах позади девушки. Что-то расслышав, Марина оглянулась. Опасности в медленно бредущем парне не нашла. Той же походкой пошла дальше.

До чего парадоксально устроена жизнь! Одно мыслящее существо следует за другим. И тому, и другому доступны любовь, страх, ненависть, прощение. И я, и она способны понять тайны Мироздания. Почему же судьба девушки так зависит от моей прихоти? Кто дал мне право распоряжаться ее жизнью?

С другой стороны, а разве у меня есть такое право? Разве кто-то Великий однажды сказал мне: «Владей!»? Вампиры — не признают законов, не подчиняются никому, кроме себя и Старейших (ведь те сильнее). И плевать на желание жертвы поскорее попасть домой, сесть рядом с близкими людьми. Разве можно ставить рядом вампира и человека, меня и Марину?

Девушка сошла с тротуара, углубляясь в особенно темный переулок. Надо же, какая смелая! Такая красивая, а по темным улицам одна ходит. Интересно, далеко ей идти?

Я заглянул в мысли девушки. Заглянул и «отшатнулся»: таким прянуло льдом!

Вряд ли у той, которая недавно так смеялась, может быть подобная душа! Или, все-таки, может? Я потянулся мыслью еще раз.

Марина была под контролем вампира. Это он диктовал ей, куда идти. Но если так, то бессмертный разглядел и меня. Тогда почему не ушел с дороги, почему не заговорил? Рассчитывает на совместный завтрак? Перебьется! Если бы речь шла о человеке, умирающем от старости или болезни, я бы отступил. Наверное. Скорее всего, отступил бы. Вру. Точно не стал бы вмешиваться.

Но Марина — полна жизни и, в любом случае, будет жить — я так хочу! А если неведомому вампиру не хватит мозгов согласиться — что ж, это его выбор: я, конечно, новичок и, говорят, глуповат, но силы у меня хватает.

Я завертел головой, отыскивая будущего противника. Он, она или оно — трудно распознать пол создания в гниющем трупе — разглядывало меня с одной из крыш. Мы встретились глазами и я узнал: Карини!