Фонарь над входом в таверну «Три вольпертингера» горел, несмотря на раннее время суток. Солнце, признаться, не баловало Морию своими лучами. Оно, как суровая мать, вынужденная горбатиться на работе день напролет, поутру спешно целовало холодные ртутные волны городского порта и тут же скрывалось за серыми тучами до вечера, чтобы ненадолго перед сном заглянуть кроваво-алым закатом в окна горожан. Все остальное время скалистый остров прозябал в сырой мрачной дреме. Настроение, царившее на нем, вторило погоде. Веселье начисто было вытерто с лиц людей, спины согнуты вопросительными знаками насущных забот, а тревожные крики чаек над узкими, темными, набухшими от влаги улицами лишь усугубляли общее предчувствие беды.
Ноэль поплотнее завернулся в длинный неприметный плащ и поднес к губам кружку с варевом под названием зеленуха, которым местные жители заливали глотки с утра до вечера. Зеленуха была напитком горьковатым, дымным, но за ту неделю, что Ноэль околачивался в таверне, он успел найти в ней свою прелесть. По крайней мере, ее подавали достаточно горячей, чтобы согреться хотя бы изнутри. Даже слишком горячей. Ноэль сделал щедрый глоток и зашипел, обжегши язык. Поспешно вернул кружку на выщербленную стойку и машинально обвел обод указательным пальцем, накладывая простенькое морозное заклинание. Рядом неодобрительно цокнули, и Ноэль похолодел.
– На твоем месте я бы был поаккуратнее, сынок.
Ноэль зыркнул из-под капюшона, но, кроме хозяина питейного заведения, протиравшего пузатые пивные стаканы краем старого полосатого передника, никого не увидел. Посетители начинали стекаться обычно ближе к вечеру.
– Не хотелось бы мне, чтобы тебя поджарили, как рождественского гуся, – хозяин таверны вдруг весело подмигнул, выдохнул улыбку в очередной бокал и энергично протер запотевшее стекло.
Ноэль пожал плечами, скрывая смущение, и снова уткнулся в кружку с пойлом, которое теперь можно было пить, не опасаясь сжечь язык до углей. Словоохотливость хозяина заведения явилась для него сюрпризом, ведь до сего момента тот не проронил ни слова. Это было Ноэлю только на руку и не мешало украдкой вести наблюдение за неприметной дверью в сером здании напротив. Табличек рядом с входом не существовало, вывески отсутствовали, даже дверного молотка не было в помине. Сама дверь тоже была ничем не примечательной, старой и похожей на видавшую виды, заплесневевшую плитку шоколада. Тем не менее именно за этой дверью располагалось то, за чем Ноэль прибыл в Морию, проболтавшись в трюме грузового судна почти неделю и выблевав себе за время путешествия за борт весь желудок. От одного воспоминания об этом путешествии Ноэля замутило. В дороге в целях конспирации про магию пришлось забыть и облегчить себе жизнь он не мог. И вот теперь так глупо по-дурацки спалиться. Ноэль чертыхнулся про себя, впрочем, хозяин таверны, похоже, не торопился сдавать его инквизиции. Напротив, этот кругленький, плотно сбитый толстячок, с глазами навыкате и жёсткими чёрными волосами, заплетенными в смешную косичку, чем-то располагал к себе.
– Вижу, ты что-то тут высматриваешь целыми днями, – не дождавшись ответа на свои предыдущие реплики, продолжил мужчина. Ноэль опять насторожился. Мало того, что этот пухлый добряк засек его магию, так теперь еще и явно старается его разговорить. – Могу предложить свою помощь?
– Свою помощь в чем? – огрызнулся Ноэль, натягивая капюшон по самые брови, тем временем впиваясь в подозрительного типа глазами и рассматривая его заново. Тот благодушно пожал плечами и снова принялся дышать на стаканы и полировать их до блеска. А Ноэль, убедившись, что его оставили в покое, вновь погрузился в размышления.
По всему выходило, что еще чуть-чуть – и он тут начнет привлекать внимание не только хозяина таверны. Констебли инквизиции нет-нет да и заглядывали в это заведение, бесцеремонно лапая всех присутствующих наглыми взглядами людей, которым власть добавила недостающей в себе уверенности. Ноэль под такими взглядами обливался холодным потом и сжимался под плащом. Магией он, конечно, не пользовался. Ну… почти не пользовался. На деле она вылетала из него порой как приступ икоты, которую невозможно унять. И, вообще, реши констебли обыскать его, они нашли бы много чего интересного, включая мешочек с самоварными золотыми слитками, тоненькую потрепанную методичку «Тонкости построения бесконечных зеркальных тоннелей», где некоторые формулы и схемы были жирно подчеркнуты рукой Ноэля, и два старинных серебряных зеркала вестафской выделки, с правильной «длинной» магической памятью.
На то, что зеркала не отражают магию, Ноэль обратил внимание с подачи Грохана еще на последнем году обучения, а о том, что с помощью правильно выстроенного магического зеркального тоннеля можно уйти достаточно далеко, Ноэль и сам догадался. Однако тонкостей имелось много: начало тоннеля можно было построить исключительно по прямой линии, его «память» не бесконечна, и, что самое опасное, в нем можно запросто заплутать, стоит лишь взглянуть в сторону. А в остальном способ проникновения куда-либо был идеален. Вестафские зеркала не только преломляли и гасили магический фон, они еще и «заряд» держали в несколько раз больше других серебряных, и уж точно больше обычных свинцовых. По расчётам Ноэля, у него в запасе должно было быть около тридцати минут на то, чтобы пройти по зеркальному тоннелю в архив и попасть в учетный отдел регистрации рождения. Чтобы построить тоннель, всего-то и нужно было одну минуту в момент, когда неприметная дверь в архив будет открыта, а такое случалось всего раз в сутки часов в восемь вечера, именно тогда к архиву подъезжала неприметная почтовая карета. Чтобы выяснить это, Ноэлю потребовалась неделя времени, запас терпения, которого у него отродясь не было, и отсиженная напрочь на неудобном высоком стуле задница. Вот только по всему выходило, что действовать надо сейчас, пока он окончательно не примелькался. Тому же хозяину таверны. Ноэль еще раз зыркнул на добродушного толстячка и подумал, что тот не так уж и прост. Больно странного вида кулон болтался у него в вырезе рубашки. Мощная штука. Ноэль подобные штуки лишь на картинках видел. В руки ученикам на занятиях такое не давали.
– Если ты, парень, к архиву приглядываешься, то не советую, – обронил трактирщик, оправдывая самые худшие сомнения своего посетителя.
– Никуда я не приглядываюсь, – буркнул похолодевший Ноэль, думая, что дело нужно заканчивать сегодня и сматываться с острова незамедлительно.
– Архив охраняется химерами, – продолжил трактирщик, проигнорировав фразу. – Надеюсь, ты в курсе, что это значит.
Только тут Ноэль сообразил, что подобные речи сулят тому неприятности, будь у слушателя желание донести на него. Такая откровенность слегка обескураживала и заставляла навострить уши еще больше. Ноэль по своему обыкновению яростно почесал за ухом и, постаравшись принять как можно более равнодушный вид, принялся расспрашивать:
– А с чего вы, любезный, решили, что за этой дверью какой-то там архив?
Вместо ответа последовало раздраженное фырканье, которое ярко живописало, что попытка не засчитана. Ноэль даже устыдился.
– Ну хорошо, – смирился он. – А зачем так сильно охранять старые подшивки с бесконечными актами регистрации рождений, смертей и прочей скучной мутотенью?
– Да затем, что нет-нет да и находится умник вроде тебя, которому до зарезу нужно узнать всю правду про все и докопаться до истины, – хмыкнул довольный тем, что втянул Ноэля в беседу трактирщик. – А всю правду знать нельзя никому.
– Не проще ли все сжечь? – подивился Ноэль. – Нет записей, нет проблем.
– Правда не горит, Ноэль, – хохотнул трактирщик и в ужасе зажал себе обеими руками рот, но было поздно.
– У тебя хвост отвалился, Фурлих, – равнодушно бросил Ноэль.
Толстячок машинально схватился за пятую точку, и обрадованный Ноэль возопил, тыкая в него пальцем:
– Ага! Думал, не узнаю! Кулон оборотный подальше прибери, а то увидит кто!
Фурлих раздраженно запихал кулон под ворот рубашки и зашипел:
– Тихо ты! Тут констеблей полно на каждом углу.
– Кулон Грохан заряжал? Как ты сюда попал? Ты что, следишь за мной? – Ноэль послушно понизил голос, но сыпать вопросами, по своему обыкновению, не перестал. – А как же школа? Разве новый набор учеников не требует твоего внимания?
Фурлих помрачнел и вместо ответа отвернулся, чтобы налить себе и Ноэлю еще по кружечке горячей зеленухи, заставив Ноэля замереть в напряжении.
– Не было никакого набора учеников, – наконец сказал перевертыш и шумно отпил из своей кружки. – Ваш выпуск был последним. Школу закрыли.
– Как это? – опешил Ноэль. Школа, как и Грохан, представлялись ему чем-то вечным и незыблемым.
– Вот так, – пожал плечами помощник Грохана. Он теперь часто пожимал плечами. Наверное, нарадоваться не мог, что они у него появились. – Больше магов готовить не будут и, скорее всего, это конец всему магическому на земле. Вы последний выпуск. Я бы даже сказал, что последняя надежда, но, глядя на твое раздолбайство, вынужден признать, что надежда очень слабая.
– Невелика беда, всего-то раз задумался, – покраснел Ноэль, косясь на горячую чашку и старательно дуя на нее.
– Один раз?! – возопил Фурлих и, покосившись на дверь, снова перешел на злой шепот. – Один раз?! Да я за тобой целыми днями по городу мотаюсь. Ты только вчера три раза магичил!
– Неправда! – взвился обвиняемый в применении магии Ноэль.
– Яблокам с телеги торговца не дал рассыпаться – машинально удержал магическим захватом; щелчком пальца кота с дерева снял для сумасшедшей бабки; ну и девчонке-попрошайке слиток самоварного золота в руку вложил. И это только за вчера. Из тебя магия прет фонтаном. Я едва успеваю за тобой подчищать!
– На себя посмотри! – пошел в наступление Ноэль. – Я оборотный кулон на раз-два засек.
– То ты, – проворчал Фурлих, заботливо оглаживая ворот рубашки. – Ты и не такое увидишь.
Ноэль почувствовал горячий всплеск гордости, но тут же осадил сам себя.
– Погоди, а где тогда Грохан?
– Не знаю, – покачал головой Фурлих. – Никто не знает. Я ж говорю: на тебя одна надежда.
– Погоди-погоди! Надежда на что? – потянул руку к уху Ноэль.
– А это уж тебе решать, – туманно пояснил Фурлих. Ноэль было открыл рот, чтобы задать очередную порцию вопросов, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге замаячили двое работяг в таких же серых и ношенных сюртуках, как их лица. Фурлих молча кивнул Ноэлю, перенося разговор на более позднее время, и тот, кивнув в ответ, снова надвинул капюшон на голову и уставился в окно на дверь архива, перед которой как раз остановилась неприметная почтовая карета. Ноэль напряг зрение так, что глаза заслезились, но все, что смог увидеть, это зловеще блеснувший узкий клинок, прорезавший стремительно закрывающийся дверной проем.
***
– Архив существует дольше, чем все мироустройство, в том виде, в котором мы его знаем, – поучал Фурлих молчаливого и собранного Ноэля. – По самым скромным подсчетам, ему более двух тысяч лет. Никто не знает, откуда Тайфель его взял и как ему удалось перевезти его на остров. На вид это обычные архивные записи, вот только они возникают на бумаге сами собой. В случае с отделом учета рождений, каждый раз, когда душа вселяется в тело, в книге появляется запись, содержащая имя, фамилию, а также имена родителей и место рождения. Причем имя рожденному поменять не в силах никто. Значит, несмотря на то что тебя подкинули семейству Пибблс и ты до сей поры проходил под их фамилией, твое имя осталось тем, что было дано тебе при рождении. Кстати, когда он?
– Кто? – медленно повернулся к нему Ноэль. Все это время он держал под прицелом входную дверь и, казалось, не слышал ни слова из того, что говорил Фурлих.
– Не кто, а что. Хотя… неважно! – отмахнулся Фурлих. – Просто назови дату своего рождения.
– Я не знаю, – не раздумывая ни секунды, отозвался Ноэль.
– Погоди, но ты же праздновал день рождения каждый год? Задувал свечи на торте, получал подарки? – уставился на него Фурлих.
– Однажды, когда матушка Пибблс пекла старшему сыну именинный пирог, мне удалось тайком облизать крем с ложки, – нахмурился Ноэль. – Это считается? Ну, а в школе у Грохана…
– В школе у Грохана дни рождения не праздновали, – мрачно заключил Фурлих. – Итого мы знаем только год. Негусто. А если в тот год родилось три десятка Ноэлей?
– Значит, проверим всех, – беспечно пожал плечами Ноэль.
– В архиве нельзя ничего трогать, ничего менять, ничего дописывать, – в отчаянии вцепился себе в волосы Фурлих. – Мало того, что тебе предстоит меньше чем за четверть часа найти нужный том и отыскать страницу с записью о рождении, тебе придётся запомнить всех новорождённых Ноэлей, которые записаны в архиве. А также имена их родителей и место рождения.
– А почему четверть часа? – побарабанил пальцами по столу Ноэль. – По моим подсчетам получается около получаса. Я не зря полгода гонялся за парными вестафскими зеркалами.
– А энергетическое поле двух стражников-химер на входе ты в свои расчёты включил? – прищурился Фурлих.
Ноэль застонал и уронил голову на стол. Раздался глухой стук, и Фурлих возвел глаза к почерневшему от копоти свечей потолку. Время поджимало, а они не обсудили и половины того, что следовало.
– Что ты помнишь о химерах?
– Что это один из самых плохо изученных видов боевых фантомов, – покопался в памяти Ноэль.
– Вот именно! Фантомов! – поднял палец вверх Фурлих. – У них потрясающее энергетическое поле, но почти отсутствует физическое воплощение. И поэтому они питаются чужими эмоциями. Чем сильнее будет твой страх перед химерой, тем меньше у тебя шансов пройти мимо неё живым.
– Тогда зачем ты мне вообще про них сказал?! – завопил Ноэль и, едва подняв голову, снова глухо стукнулся о столешницу лбом. Фурлих подождал, пока гулкое эхо от удара стихнет, и пробормотал:
– Иногда мне кажется, что пройти в архив сможет только такой дурак, как ты, Ноэль, – и так как тот не подавал никаких признаков жизни, предложил: – Может, перенесем на завтра?
– Нет, – решительно поднял голову Ноэль. Вид у него был воинственный, хотя на лоб прилипла круглая подставка под зеленуху. – Только за сегодня констебли два раза заглядывали. Нас не сегодня-завтра засекут. Вот что: химеры стоят прямо на входе в архив и пройти мимо них я должен сразу. Просто скажи мне что-нибудь неожиданное, как только я попаду в тоннель. Ты же знаешь, как я быстро отвлекаюсь?
– Что именно? – взвился Фурлих.
– А я почем знаю! – вскинулся Ноэль. – Что-то, чего я не ожидаю.
– Но если ты только что попросил меня сказать тебе что-то неожиданное, ты будешь знать, что я скажу это неожиданное, и ничего неожиданного не получится, как ты не понимаешь?! – Фурлих вцепился в свой оборотный кулон и несколько раз с силой подергал, словно хотел сорвать его, а заодно и ответственность, легшую ему на плечи, и снова превратиться в непонятный комок шерсти.
– Дело не в том, что ты скажешь, а в том, что именно! – терпеливо объяснял Ноэль. – Ты умный, я уверен, ты что-нибудь придумаешь!
– Я обычный фамильяр! – взвыл Фурлих, но Ноэль замер и, заслышав стук копыт по мостовой, решительно обрубил:
– Время!
Не медля ни секунды, он распахнул плащ и выудил два одинаковых старинных зеркала, тускло блеснувших в полутемном зале. Одно отдал Фурлиху, второе вытянул перед собой и стал к двери спиной. Шум копыт стих, и его сообщник трясущейся рукой распахнул дверь. Ноэль сделал шаг назад и его буквально втянуло в воронку бесконечного зеркального тоннеля.
– Ноэль, если ты выберешься живым, я самолично испеку тебе самый огромный и вкусный именинный пирог из тех, что ты можешь представить! – гаркнул Фурлих и как следует толкнул Ноэля в грудь.
– С шоколадом и вишней на бренди? – обрадовался Ноэль, быстро пятясь задом и пролетая первый десяток метров. Боковым зрением он зацепил двухметровые четырехрукие фигуры по обе стороны от входа, но испугаться уже не успел: тоннель словно втягивал в себя. Все звуки смолкли. Не было слышно ни криков чаек, ни невнятного рокота набегавшей на скалистый берег волны. Ничего. Только едва слышный гул, словно ветер заблудился в голых ветвях деревьев. Ноэль подавил в себе желание развернуться и броситься вперед и постарался сосредоточиться. План архива, который ему удалось раздобыть вовсе не в завалах с магической литературой, а напротив, в никому не интересной секции по архитектуре, где пылились никому не нужные подшивки градостроительных вестников, он помнил досконально. Идти следовало ровно сто двадцать шагов вперед. Вот только двигаться предстояло задом наперёд, держа второе зеркало строго перед собой.
Сердце колотилось в ушах, рука с зеркалом подрагивала. Пятиться раком было чертовски неудобно, но другие варианты отсутствовали. Ноэль старательно отсчитывал шаги про себя, хотя постоянно сбивался на мысль об именинном пироге.
– Девяносто девять, сто, сто один… Чертов Фурлих, не мог что-нибудь попроще выдумать, – прошипел Ноэль. – Сто двадцать, сто двадцать один.
Он нагнулся, аккуратно положил зеркало на пол и оглянулся. Все пространство вокруг него было заполнено уходящими ввысь стеллажами.
– Ого, – непочтительно присвистнул Ноэль. – Да здесь книжек побольше, чем у Грохана в библиотеке будет. И это только записи о рождении…
Однако он тут же напомнил себе о времени, которое утекало, словно вода из треснувшего кувшина, и двинулся вдоль стеллажей, выискивая нужный год. Для того, чтобы найти искомое, ему пришлось совершить почти полный круг и прийти к тому месту, где начал поиски, но с другой стороны, что заняло у него без малого пять минут. Ноэль выругался под нос:
– Все равно пирог именинный тебе печь, комок ты шерсти! Даже не думай отвертеться! – и принялся шарить по полкам в поисках тома с нужным годом, напрягая зрение, ибо в архиве было практически ничего не видно. Только мягкое свечение сочилось из зеркала, оставленного на полу. Подшивка нашлась быстро, но весила, казалось, целую тонну. Ноэль распахнул книгу посредине и вдруг замер: тишину отчетливо прорезал тихий сухой шелест, словно где-то вдалеке трескался лед. Ноэль, не выпуская из рук огромный фолиант, подскочил к зеркалу и увидел, как медленно на поверхности расползается тонкая молния из трещин. Паника моментально схватила его за горло, но делать было нечего. Ноэль бухнул книгу на пол и судорожно принялся листать её, скользя пальцами по светящимся в темноте строчкам:
– Луитполд… Лукаш… Не то! Райнхольд… Где ж здесь «Н»?! Пролистал! А! Николас… Нильс. Ноэль!
Воздух прорезал гулкий звук лопнувшей струны, и зеркало у его ног задрожало. Рука Ноэля дрогнула и надорвала страницу. Поверхность зеркала подернулась мелкой сеткой морщин. Ноэль мысленно чертыхнулся и решительно вырвал нужную страницу из талмуда. Схватил зеркало, ринулся в осыпающийся на глазах зеркальный тоннель, но вдруг встал как вкопанный.
На другом конце тоннеля в осыпающихся искрах зеркальных осколков стоял какой-то человек. Его лицо выглядело абсолютно белым, возможно из-за того, что его обрамляли черные длинные волосы, а скулу перечеркивал свежий порез, по-видимому, от зеркального стекла.
Треск и звон оглушили Ноэля, и он, зажмурившись, прикрыл лицо полой плаща, чтобы не лишиться зрения, а когда открыл глаза, на той стороне тоннеля увидел лишь перекошенного от ужаса Фурлиха, подающего ему отчаянные знаки. Ноэль ринулся задом наперед, оглохнув от ужаса и отчаяния. Краем глаза он видел две гигантские четырехрукие фигуры с белыми слепыми глазами под черными капюшонами и закрытыми повязками ртами, которые устремились за ним в погоню, и взвыл от отчаяния. В следующее мгновение его дернули за плечо, и он повалился на пол в знакомой таверне. Рядом с жалобным стоном приземлились два растерзанных, разбитых в крошево зеркала.
– К беде, – машинально объяснил сам себе Ноэль и протянул белому как мел Фурлиху страницу из архива. – Я нашел!
– Что ты наделал! – взвыл тот, хватая его за грудки. Снаружи раздался грохот осыпающихся градом булыжников и летящих на мостовую перекрытий. Архив оседал и складывался как карточный домик. – Я же предупреждал, чтобы ты ничего там не трогал!
Меж тем спорить или объясняться было некогда. Ноэль ухватил толстяка за локоть и рванул к двери. Но стоило ему распахнуть ее, как помещение мгновенно наполнилось клубами пыли, а путь оказался намертво заблокирован обломками того, что еще недавно было крепким на вид зданием.
– Задний вход, – пискнул Фурлих и потащил Ноэля за руку в глубь таверны. Ноэль больно приложился головой о низкую притолоку и уже через миг, повинуясь Фурлиху, оказался на узкой темной улочке. Фурлих с секунду повертел головой и принял единственное верное решение. – Туда! В порт! Немедленно!
– Здесь больше делать точно нечего, – задыхаясь, согласился Ноэль, прижимая к груди под плащом смятый кусок бумаги.
***
Сутками позже двое странных путников сидели на бочке с солониной и наслаждались легким бризом, трепавшим длинные полы того спутника, что был помоложе, и коротенькую косичку его низенького толстенького спутника. Небольшое торговое судно, капитан которого за небольшой, но весьма тяжелый мешочек золотых слитков согласился взять этих странных пассажиров на борт, не задавая при этом лишних вопросов, недоверчиво покосился на них, но ничего особенного они не делали. Вели себя тихо, много шептались, склонив головы, и подолгу рассматривали какой-то смятый лист, который пассажир поменьше старательно расправлял на коленке…
– Это тебе…
Ноэль удивленно посмотрел на кусок вишнёвого пирога в вощеной промасленной бумаге, который протягивал ему Фурлих. В пирог был криво воткнут огарок простой восковой свечи.
– Учитывая, что ты выжил там, где не должен был выжить по всем законам логики, предлагаю в дальнейшем праздновать твой день рождения в этот день! – расплылся в улыбке Фурлих. – Извини, но что было. Тут особо выбирать не приходится, – покосился он на пирог и, ловко чиркнув спичкой, поджег свечной огрызок. – Загадывай желание!
Ноэль просиял и наклонился, чтобы задуть свечу, но внезапно замер, уставившись на наливающийся солнцем край неба невидящим взором.
– Скажи, Фурлих, – спросил он нерешительно, – ты случайно не видел в зеркальном тоннеле кого-то еще?
Фурлих потеребил себя за кончик носа и уточнил:
– Кого-то еще, кроме тебя? Кого именно?
– Человека… – медленно произнес Ноэль, ловя за кончик хвоста ускользающий образ парня с черными волосами и свежим алым порезом на щеке.
– Мало ли что в зеркальном тоннеле покажется, – пробормотал напарник, разглядывая его застывшее лицо. – Какой человек из себя-то был?
Ноэль вздрогнул, словно приходя в себя. Его взгляд стал осмысленным:
– Я толком не помню, – сказал он и через паузу добавил: – Но я должен увидеть его снова.
С этими словами он решительно задул свечу.