Спустя месяц
Сентябрь выдался по-летнему жарким.
Я стоял у входа в детский сад «Колосок». Здесь пахло краской, свежей побелкой и чем-то неуловимо праздничным. Само здание детского сада теперь сияло свежей облицовкой, новыми окнами и ухоженными палисадниками.
Вокруг толпились люди. Обычные жители этого района. Молодые мамы с колясками, бабушки, водившие сюда когда-то своих детей, а теперь и внуков. И дети: шумные, перебивающие друг друга, тыкающие пальцами в яркие мультяшные фигурки на стенах.
Я никогда не любил публичных речей. Но сегодня это было не просто выступление. Это было первое, настоящее достижение за то время, что я занимал пост главы. Нечто настоящее, осязаемое: вот эти стены, этот запах краски, эти детские голоса, которые снова наполнят здание.
— Спасибо вам, Евгений Михайлович! — крикнула мне через толпу пожилая женщина в цветном платке, качая на руках карапуза. — А то я уж думала, в соседний район будем возить…
— Спасибо! — подхватили другие голоса.
Не овации, а тёплый, настоящий гул. В их глазах читалось не подобострастие, а облегчение и капелька веры, которую я, чёрт возьми, должен был оправдать.
Я просто кивнул, улыбнулся. Улыбка вышла, наверное, немного усталой, но искренней. И отошёл в сторону, дав возможность выступить заведующей детского сада, сияющей от счастья.
События последнего месяца пролетели как один долгий, кошмарный и в то же время стремительный день.
Следствие по делу о стрельбе в доме Марочкина формально ещё шло, но его вектор кардинально сменился после самоубийства Князева и федерального резонанса.
Меня особо не дергали. Людей Князева, ворвавшихся в мой дом, раскололи, и они сознались, что это он меня заказал. Сроки им светят теперь серьёзные.
Гринько подал в отставку на следующий же день и уехал из города. Его подали в розыск и арестовали счета после того, как подняли документы Князева со всеми схемами.
Лядова пыталась держаться, оправдываться перед избирателями, но когда поняла, что ей грозит реальный срок за соучастие, побежала ото всех откупаться, даже прислала ко мне муженька с приличным откупом. Надеялась она остаться в депутатском кресле, но городу такие «защитнички» не нужны. А вот откуп я взял в качестве компенсации. Городскому бюджету пригодится.
Маловичко вернулась через две недели. Бледная, похудевшая, она пришла ко мне в приёмную без звонка. Умоляла дать ей шанс, клялась, что будет работать честно, что она просто испугалась, что у неё семья…
Я видел в её глазах настоящий, животный страх и раскаяние. Она слишком много знала о старых стройках и распределении подрядов и боялась, что её вот-вот начнут таскать на допросы. Я оставил её на месте. Но под жёстким колпаком контролирующего комитета и с ежедневной отчётностью по каждой копейке. А еще ее на пару с Ермаченко заставил ремонтировать дет сад, раз уж Гринько сбежал.
Ермаченко после всех событий окончательно встала на мою сторону. Она сама пришла и предложила помощь. Я назначил её куратором всех социальных проектов и контролёром за расходованием средств. Теперь она, заразившись моим упрямством, следила за каждой сметой на детские площадки и каждой закупкой лекарств.
Деньги потихоньку возвращались в городской бюджет. Капля в море, но уже не в бездонную бочку.
На месте Гринько теперь работала Кристина. Она отказалась от должности временно исполняющей, пока шло следствие, но де-факто именно она вела весь блок городского хозяйства. Без пафоса, без лишних слов, с холодной, почти маниакальной эффективностью. Мы с ней выработали странный, но рабочий альянс: я задаю вектор, она воплощает.
Самым неожиданным союзником стал Павел Кобылянский. Он помогал, решал вопросы, налаживал связи и активно спонсировал городские проекты. Конечно, это произошло после того, как его сын Антон вышел из клиники другим человеком.
Антон тоже порадовал. После наркологии он загорелся идеей, создал общественное движение «Чистый город». Неожиданно оказался активистом от бога. Он не просто боролся против наркотиков, а ратовал за спортплощадки в каждом дворе, за молодёжные центры, за доступную психологическую помощь. Теперь мы с ним регулярно встречались. Он был моим мостом к той части города, которая не ходила на приёмы к мэру, но которой было от чего болеть.
Наркоторговцев, кстати, с подачи Павла Кобылянского тоже всех переловили и пересажали, и даже выявили цепочку наркотрафика, ведущую куда-то на юг страны. Но это уже не наши проблемы.
С Юлей я развёлся через неделю после событий с Князевым. Всё было просто и безболезненно. Развод прошёл тихо, по обоюдному согласию. Она получила то, что ей полагалось, и укатила в столицу, в свою давно желанную жизнь богемы и светских тусовок. Очевидно, искать себе новую жертву.
И Таня Малевская. Её лицо теперь знала вся страна. Скромная журналистка из провинции, раскрывшая чудовищное преступление губернатора-убийцы. В профессиональной среде её статус взлетел до небес. Она то и дело мелькала на экране в передачах и шоу. А на прошлой неделе ей предложили место корреспондента в отделе расследований на главном федеральном канале.
Как-то так вышло, мы подружились, она периодически звонила мне. Вчерашний её голос звенел от смеси восторга и ужаса: «Я не знаю, соглашаться ли… Это же огромная ответственность. Это все так неожиданно». Я ей ответил: «Езжай. Твой отец и дед был бы горд. А здесь ты своё дело сделала».
Да, в лице Тани я приобрёл не только союзника, но нечто большее: живое доказательство того, что правда, даже запоздалая, имеет цену и силу.
После всех событий Галю мы отправили отдыхать на море и восстанавливать нервы. Оказывается, она за все годы работы у Марочкиных ни разу не была в отпуске. А с Генкой мы в доме справлялись сами, конечно, не без помощи приходящих садовников и уборщиц.
Генка ещё прихрамывал после ранения, но прогнозы врачей были хорошие. Он после всего этого решил пожить пока у меня, переживал, да и мне, признаться, спокойнее и проще было. Да и вообще, не должны такие хоромы пустовать.
Сам дом я решил не продавать. После той ночи что-то переменилось во мне. Стало понятнее, как устроен этот мир и что те, кто имеет власть и деньги, становятся ещё уязвимее. И что невозможно помочь другим, если не думать о своей безопасности.
Дом перестал быть просто чужим фамильным гнездом. Это была уже не просто недвижимость, а что-то вроде форпоста. А ещё я надеялся, что когда-нибудь в доме появится хозяйка и его комнаты заполнит топот детских ног.
Я отвлёкся от мыслей, почувствовав на себе взгляд. Она стояла в нескольких метрах, разговаривая с заведующей садом. Была в строгом, но элегантном летнем платье, волосы, как всегда, лежали волосок к волоску. Она поймала мой взгляд, и уголки её губ дрогнули в улыбку. Не дежурной, а настоящей, чуть усталой, как и моя.
Вечером у нас будет свидание. Первое. Не по работе. Просто ужин в тихом ресторанчике на выезде из города. Идея возникла спонтанно, почти неловко, в перерыве между совещаниями. И Кристина, к моему удивлению, её не отвергла.
Толпа у садика понемногу расходилась. Праздник подходил к концу.
Я посмотрел на часы. До ужина с Кристиной оставалась ещё пара часов. Повернулся и пошёл к машине, которую теперь водил молчаливый, исполнительный Максим.
По дороге предстояло заехать на стройплощадку новой поликлиники, потом подписать бумаги по программе льготных кредитов. Обычная рутина.
Луч осеннего солнца пробился сквозь облака и упал на панель приборов, заиграв в пылинках. Простая, красивая мелочь, которую я бы не заметил месяц назад. Я смотрел на этот луч, пока машина ехала по знакомым улицам. Может, в этом и была моя главная миссия: научиться снова замечать свет, а не только окружающую тьму. И только научившись, я сумею нести этот свет другим.
Город медленно проплывал за окном. Серый, неказистый. Пусть первый шаг сделан, в городе ещё предстояло многое изменить. Но теперь я чувствовал Жданогорск: живой, упрямый и теперь уже родной. Теперь это мой город.