Товарищ мэр

Глава 15

Вовка рывком вытащил камеру, бросил на переднее сиденье и зашагал к Антону. Тот растерянно замер с сигаретой у рта. Глаза заметались, пытаясь уловить смысл происходящего. Он опасливо поглядывал то на Вовку, то на «Москвич».

Вова подошёл вплотную, бросил пару коротких фраз. Антон удивленно вскинул брови, как-то резко ссутулился, медленно выбросил сигарету. Он опасливо зыркнул на машину, и нерешительно направился к нам.

Генка распахнул заднюю дверь и вылез из машины, сам пересел на переднее, так и оставив дверцу на заднее сидение открытой.

Антон нерешительно приблизился, заглянул в салон, увидел меня. На лице появилась кривая улыбка, больше похожая на судорогу.

— Здоров, Женька, — хрипловато протянул он. — А ты чего сам приехал?

Я кивнул на сиденье:

— Садись.

Он втиснулся на край, будто боялся занять слишком много место, осторожно закрыл за собой дверь. В эту же секунду Вовка тоже сел в машину. На мгновение повисла тишина.

— Чё надо? — наконец, выдавил Антон, стараясь говорить твёрдо.

Я смерил его холодным взглядом, а после сказал:

— Разговор есть. Серьёзный.

Антон резко дёрнул подбородком. В глазах застыла растерянность.

— Ну? Говори, — сказал он, опасливо покосившись на Генку и Вову.

— В моём городе не будет торговли этой дрянью, — сказал я ровно, без нажима. — И тебе я тоже не дам скатиться на дно.

— Чего это ты меня жизни учить вздумал? — резко набычился он. — Тебе-то какое дело? Кто ты такой, чтоб меня судить? Ты сам что ли лучше? Не лезь, куда не просят! Если что-то не нравится, просто отвали!

Его плечи резко распрямились, мышцы на шее напряглись. Он резко развернулся к двери, дёрнул ручку со словами:

— Ты смотри, мля, правильный тут нашелся…

Но Вовка оказался быстрее и заблокировал двери.

— Открой! — озверевши, крикнул Антон, брызжа слюной и безумно глядя мне прямо в глаза.

— Успокойся и замолчи, — резко оборвал я его, заставив растерянно застыть.

Затем не спеша достал телефон из кармана. Экран вспыхнул холодным светом, выхватив из полумрака салона его побелевшее лицо.

Антон нахмурился, уставился на экран сначала непонимающе, потом его брови поползли вверх.

Антон замер. Он открыл было рот, явно желая что-то сказать, но слова так и застряли в горле. Взгляд в панике метался между экраном и моим лицом.

— Что… зачем ты это записал?.. — прошептал он едва слышно, голос звучал так тихо, что я едва разобрал слова.

Я выключил телефон и убрал в карман.

— У тебя есть два варианта, — произнёс я чётко, не повышая голоса. — Либо ты помогаешь закрыть тех, кто снабжает город этой дрянью. Либо видео уходит в полицию и соответственно закрывают тебя. Выбирай.

Повисло молчание. Антон закрыл глаза, откинулся на спинку сидения, глубоко втянул воздух через нос, задержал дыхание на миг, а затем выдохнул с хрипом.

— На хрена ты так со мной поступаешь? — голос прозвучал глухо. — Что я тебе сделал?

— Я не желаю тебе навредить, — спокойно ответил я. — Наоборот, только помочь.

Он резко распахнул глаза, горько усмехнулся.

— Помочь? Ни хрена себе помощь, конечно! Либо стучать, либо сесть? Да ты хоть представляешь, что со мной сделают, когда узнают, кто их выдал?

— Очень даже представляю, — ответил я ровно и без нажима. — И потому предлагаю вариант, где ты выдаешь эту шайку, но сам нигде и никаким боком не будешь фигурировать. И даже больше, ты сегодня же уедешь из города.

Антон замер. Пальцы, до этого нервно теребившие край робы, вдруг застыли.

— Уеду? Куда? — непонимающе нахмурился он.

— А это уже другой вопрос, который касается твоего выздоровления и исправления. Но не переживай, место безопасное, изолированное.

Антон судорожно сглотнул:

— Что еще за место? Какой-то рехаб? — на миг в его глазах мелькнула надежда.

— Нет, Антон, — я усмехнулся. — Опыт твоего отца показал, что забота и ласка с тобой не работает. На легкий путь даже не надейся. Твой путь другой — тяжелый, неприятный, где-то даже противный и безобразный.

Антон напрягся, непонимающе нахмурился:

— И какой же?

— Ты поедешь в государственную наркологическую клинику, — спокойно пояснил я. — Но не как пациент.

Антон замер. Взгляд застыл на моём лице, будто пытался уловить хоть тень шутки. Но мой тон не давал поводов для сомнений.

— То есть? — скривился он. — А как?

— Поработаешь санитаром. Посмотришь воочию, так сказать, на результаты своей незаконной деятельности. А заодно увидишь, что ждёт тебя, если вдруг решишь продолжить придерживаться подобного образа жизни.

— Да ты чё, Жень? — опешив, усмехнулся он. — Какой с меня к чёрту санитар? Ты чего?

— Самый настоящий, — холодно ответил я. — Будешь мыть полы, помогать медсёстрам, выносить утки. Всё то, что обычно делают санитары. А где не умеешь, тебя научат. Уверен, ты справишься.

Антон дёрнулся, будто от пощёчины. Сжал кулаки, потом разжал.

— Ты серьёзно? — в ужасе прошептал он. — Да я не смогу. Это не моё. Я не приспособлен к такой работе.

— Я же сказал, у тебя два варианта: раскаиваешься, выдаешь поставщиков и уезжаешь исправляться. Либо прямо сейчас едем дружно в отделение и передаем тебя в заботливые руки правоохранителей. То есть, либо осознавший ошибки и исправившийся добропорядочный гражданин, либо уголовник.

Он резко отвернулся к окну.

— И? Как долго мне там горшки мыть? — обиженно буркнул он.

— Думаю, месяца будет достаточно. Но всё зависит от того, как ты будешь стараться. И учти, выйти у тебя по своему желанию оттуда не выйдет. Поступишь ты туда как пациент. За тобой будут приглядывать. Если вдруг станет известно, что исправляться у тебя особого рвения нет, то срок продлевается еще на месяц.

Антон взглянул на меня исподлобья и буркнул:

— Родители меня будут искать. А если не найдут, батя…

— Батю твоего предупредим, — перебил я его. — Твое выздоровление, уверен, в его же интересах. Не думаю, что он станет возмущаться.

Антон какое-то время сверлил меня взглядом, в котором читалась обида побитой собаки. Затем он резко, почти по-детски, опустил глаза и глухо, сквозь зубы, буркнул:

— Ладно.

Я без лишних слов достал из внутреннего кармана пиджака узкий блокнот и ручку.

— Записывай, — сказал я. — Всё что помнишь: имена, как выглядят, номера телефонов, адреса, машины, как встречались и сами места встреч. Любая мелочь пригодится.

Ручка выскользнула из дрожащих пальцев Антона, он резко наклонился, чтобы её поднять, какое-то время возился, пока не нашел. После он неуверенно открыл блокнот на чистой странице и нерешительно принялся писать.

Как только он закончил, Вова завел машину, и мы выдвинулись по адресу, который назвал Антон.

Тягостное молчание сменилось гулом мотора и шуршанием шин по асфальту. Антон сидел, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел на проплывающие мимо грязные фасады спальных районов.

Мы подъехали к пятиэтажной хрущёвке, чей обшарпанный фасад сливался с серым небом. Штукатурка осыпалась, обнажая кирпичную кладку. Район дышал забвением и тоской. Я сразу узнал этот район. Здесь была наша с Люблиным конспиративная квартира. И самое неприятное, что район с тех пор не изменился, а попросту обветшал.

Вова взглянул на меня в салонное зеркало, усмехнулся:

— Жёстко вы, конечно, с ним, Жень Михалыч. — Он помолчал, подбирая слова. — Ну, по-хорошему жёстко. А так, конечно, правильно всё.

Я промолчал.

Вскоре Гена и Антон вышли из подъезда.

Антон шёл ссутулившись, в руках он сжимал рюкзак, руки глубоко в карманах, взгляд упирался в асфальт. Генка же напротив, шагал довольно щурясь.

Затем мы взяли курс на Степно-Ладинск. Соседний, граничащий с Жданогорском город. Выбор клиники в другом городе был не случаен. Если бы мы Антона закрыли в нашем городе, вполне вероятно, что разъярённые наркодельцы, обнаружив пропажу своего мелкого сбытчика, и прикинув, что к чему, и почему началась облава, мигом вышли бы на след. Наверняка, в нашем болоте все друг друга знают, и любая информация просачивается мгновенно.

Да и сам Кобылянский, с его связями, вычислил бы, куда делся сына ещё до того, как я успел бы грамотно расставить все фигуры на доске.

В дороге я время зря не терял. Уткнулся в экран айфонки, пытаясь разобраться, откуда в городе деньги берутся. Картинка прояснялась, и была она, мягко говоря, бледной.

С одной стороны могло показаться, что всё просто. Экономика города зиждилась на трех китах.

Основные деньги нам спускали сверху из области. Это бюджетные деньги. На зарплаты учителям, на дороги, на больницы и прочее.

Второе — это налоги. С зарплат честных работяг и с местного бизнеса. Но тут-то, я чуял, и была собака зарыта! Бизнес всех налогов не платит, или, как тот же Кобылянский, договаривается, хитрит, обманывает.

Ну и третье, что я уже и так выяснил, город и сам может немного подзаработать: сдать в аренду какое-нибудь помещение или, что у нас очень любили делать: продать какое-нибудь муниципальное имущество.

Выходило, что город сидел на областном бюджете и потихоньку распродавал сам себя. Чтобы что-то исправить, мало было ловить воришек. Нужно заставить бизнес работать честно и платить в казну, искать новые способы заработка для города. Например, напрягать и заставлять работать Гринько, дабы он привлекал инвесторов. Задача, конечно, та ещё.

К тому моменту, как мы подъехали, уже стемнело и начал накрапывать дождь. Фары «Москвича» выхватывали из мокрой темноты бетонный забор и решётки на окнах наркологии.

Вова заглушил двигатель. Внезапно наступившая тишина стала тягучей как смола. Гена обернулся к Антону:

— Ну что, герой, готов к курорту?

Антон, до этого молчавший всю дорогу, судорожно сглотнул, уставившись на здание. Затем, не сказав ни слова, резко толкнул дверь и вышел.

Гена пробыл в здании около получаса. Когда он вышел, его лицо было сосредоточенным, но удовлетворённым. Он кивнул мне, прежде чем сесть на своё место.

— Всё устроил, — сказал он, когда Вова завёл двигатель, и мы тронулись в обратный путь. — За ним будут присматривать два врача, а в наставники приставят опытных санитаров и медсестёр. Будет он у них и пациентом, и подмастерьем. Поработает руками, посмотрит на других… Поймёт, к чему ведёт его путь.

Он многозначительно посмотрел на меня:

— Всё это, разумеется, было не бесплатно.

Я молча кивнул, глядя в темное окно. Я уже уяснил, как всё работает в этом мире. И как ни крути, деньги это тоже рычаг влияния и возможности. Главное использовать их правильно.

Теперь оставалось ждать, когда спохватится старший Кобылянский. А он непременно спохватится, как только узнает, что сын пропал прямо с рабочего места. И тогда выяснить, с кем того видели в последний раз, труда не составит: на сталелитейном цеху висят камеры. Обычно Вовка заезжал к курилке другой дорогой, чтобы не попасть в объектив, — но в этот раз нарочно проехал мимо проходной.

И нам оставалось лишь дождаться, когда он сам ко мне пожалует.

Вскоре мы вернулись в город. Уже на подъезде к посёлку, у Гены зазвонил телефон.

— Хм, с пункта охраны поселка чего-то звонят, — озадачено протянул он.

— Говори, — велел Гена, что-то нажал на телефоне и теперь мы все слышали, что происходит на том проводе:

— Геннадий Петрович, тут к вам… то есть, к Евгению Михайловичу, — затараторил мужской голос из трубки, — гражданка одна ломится. Некая Одинцова Анжелика. Скандалит, отказывается уезжать. Говорит, будет тут стоять, пока её не пустят.

Гена обернулся, бросил на меня короткий неодобрительный взгляд. Я и сам был едва ли рад таким новостям.

— Понял, — сухо бросил Гена в трубку. — Мы уже подъезжаем.

Он положил трубку и снова посмотрел на меня.

— Ну, Женёк, и че делать с ней будем?

Я тяжело вздохнул, глядя на маленькую, ярко-красную машину у шлагбаума.

Я и сам не слишком-то знал, что с ней делать. Даму я эту не помнил, и тут как назло даже память Марочкина пасовала. Да и учитывая обстоятельства и репутационные потери, лишний раз с ней встречаться мне не желательно.

— Ну, для начала узнаем, что ей нужно, а после уже решим, — неопределенно ответил я, а подумав, добавил: — В любом случае от нее нужно как-то отделаться, дабы не подогревать скандал с разводом.

— Хочешь, можем сказать, что ты уехал куда-нибудь, — предложил Генка, — или, мол, еще в больничке лежишь.

— Нет, лучше с этим разобраться сейчас, — твердо ответил я. — Судя по всему, дама чем-то обижена, и настойчивости ей не занимать. Еще не хватало, чтобы она в разгар рабочего дня явилась скандалить в администрацию. Может ее на море отправить, сезон же вроде или в какой-нибудь санаторий на месяц-два?

— Санаторий? — гоготнул Вовка. — Анжелка да в санаторий — это ты конечно вымочил. А вот море можно. Мальдивы, Дубай, Бали?

— Это уже не море, а океан. А с нашими морями что приключилось? Высохли? Почему не Сочи или там Крым?

Генка снова гоготнул:

— Да Сочи и Крым по ценникам, знаешь ли, от океана порой не слишком-то отличаются. Тем более, сейчас сезон.

Я взглянул на часы. К семи должна приехать Кристина, весь вечер мы планировали готовиться к завтрашнему еженедельному совещанию. А значит, у меня есть двадцать минут, чтобы выпроводить незваную гостью. Мне почему-то не хотелось, чтобы Кристина решила, что я всё ещё поддерживаю любовную связь с Анжеликой.

Хотя какие там «почему-то»? Кристина мне нравилась, и далеко не только как ответственная помощница и профессиональный сотрудник, чего уж тут скрывать?

Вовка остановил наш «Москвич» вплотную к ярко-красной машине Одинцовой. Гена опустил стекло, широко улыбнулся, и коротким жестом показал, чтобы та сделала то же самое.

Стекло в соседней машине поползло вниз. Сначала я даже не понял, что увидел. На миг мне показалось, что в машине сидит Юля, только перекрасившаяся в блондинку: такие же большие губы, тонкий нос, густые Буренкины ресницы. Да они были практически близнецами. Но приглядевшись, все же заметил разницу: глаза были другие, лицо другой формы, а во взгляде читалась не свойственная Юле наивность и неуверенность.

— Ой, здравствуйте, Геннадий Петрович! — с наигранной детской непосредственностью обрадовалась она. — А вы случайно не знаете, почему Евгений Михайлович на звонки мои не отвечает? И сообщения не читает? Я как узнала про аварию, чуть не умерла! Вся извелась, а от него ни словечка, ни звоночка.

Гена лишь тяжело вздохнул, явно пытаясь сохранять спокойствие.

Я опустил окно со своей стороны.

— Добрый вечер, Анжелика, — вежливо, но отстранённо поздоровался я.

В глазах Анжелики тут же вспыхнула радость:

— Ой, Женечка, котик, вот ты где! Я так за тебя боялась! — Её голос был сладким до приторности, но при этом в нём слышались нотки обиды. — Почему котик не позвонил своей кисюше? Кисюша ведь очень скучала, плакала! Котик что? Заблокировал меня везде?

Я невольно поморщился. Ну и пошлятина. Даже неловко как-то стало, хотя вроде и слова предназначались Марочкину, а не мне. Может поэтому Марочкин и заблокировал ее?

— Анжелика, — твёрдым, холодным тоном обратился я к ней, — учитывая сложившиеся обстоятельства и скандал с разводом, вынужден быть с вами откровенным. В данный момент нам категорически не желательно встречаться.

Она замерла, растерянно округлила глаза:

— Котик, ты чего? Какие такие «вами»? Ты что своей кисюше…

Я не дал ей договорить, снова невольно поморщившись.

— Сейчас будет правильным, если вы на время уедете из города, — сказал я.

Она еще больше округлила глаза и явно хотела было возмутиться, но я, предвидя, что она скажет, ответил первым.

— Думаю, будет правильным, если вы уедете куда-нибудь на время отдохнуть, — деликатно предложил я. — До тех пор, пока скандал не уляжется.

Наивность в её глазах как ветром сдуло. Взгляд мгновенно прояснился, загоревшись знакомым хищным блеском.

— Отдохнуть? — переспросила она, и в голосе появились капризные, но при этом деловые нотки. — Ну, если только куда-нибудь на Мальдивы. Ни разу не была на Мальдивах…

Она обнажила неестественно белые зубы в сладкой, но абсолютно бездушной улыбке, похожей на оскал.

Я мысленно вздохнул. Ну что за порода баб такая вывелась в этом современном мире? Ничего святого, никаких тебе приличий или даже намёка на настоящие чувства — одни денежные единицы на уме. Хоть бы для приличия немного поупиралась, сделала вид, что её обидели… Ан нет, сразу переходит к торгу.

— Мальдивы, так Мальдивы, — кивнул я.

Она тут же просияла, словно ребёнку пообещали новую игрушку. Немного помешкав, спросила:

— Завтра вечером вылет, — влез в разговор Генка. — Пришлю тебе билеты утром курьером.

— Он инклюзив? — сместив с меня взгляд на Гену, деловито вскинул она брови.

— Инклюзив, инклюзив, — ответил он ей. — Давай уже, беги чемодан собирать. А то не успеешь.

— Ой, спасибо, Женечка. Ты такой щедрый. Звони, как соскучишься. Пока-пока, — и сказав это, она подняла окно, завела машину и мигом уехала.

Мы же, наконец, въехали на территорию поселка.

А уже на подъезде к дому за нами пристроился черный внедорожник. И это были не ребята Генки из охраны. Эту машину я сразу узнал по номерам.

— Надо же, — кивнул я Гене, глядя в зеркало заднего вида. — Как оперативно, однако.

— Ага, — усмехнулся он. — Явился, не запылился.