— Ну что тут рассказать? — начал Корнилыч. — В прошлом он оперативником в отделе БХСС был, не местный, из Питера, кажется. С напарником они тут под прикрытием работали, этих Мотова с Барышниковым подсиживали. Упрямый мужик, принципиальный до чёртиков, но справедливый. Никто у него лишней копейки не видел, хотя возможности были. Честный, мать его.
Он помолчал, тяжело вздохнул:
— Ну и влюбился он тут в нашу местную, женился, так и остался в Жданогорске. Хотя, может, не только поэтому. Очень уж он хотел раскрыть дело гибели напарника. Тот в аварию якобы попал и в машине сгорел. А Семён Петрович не верил. Говорил, что в другом месте сожгли его и даже место это он нашёл, но доказательств не было. Вот он с этим и жил. С этой идеей фикс. Ну а так, прожил достойно: дети, внуки, дом сам построил.
— А про напарника что он рассказывал? — спросил я.
— Да не много, если честно. Как-то даже фамилия вылетела из головы. Знаю только, что его наградили посмертно, орденом, и похоронили где-то здесь, у нас, на Западном кладбище. И раз в год, в день его гибели, Люблин ездил туда, цветы ему возил.
— А его семья? — снова спросил я. — Остался кто-то?
— Да я уже и не знаю, если честно, как-то не интересовался, — Корнилыч посмотрел на меня с лёгким подозрением. — А тебе-то что?
— Да так, просто интересно, — изобразил я безразличие на лице. — Вдруг что-то полезное по поводу нашего дела узнаю.
Но зато теперь я знал, где продолжить копать. Нужно найти вдову Люблина, если она ещё жива, или его детей. Возможно, они дадут больше подробностей по этому делу.
На этом разговор закончился. Мы уже выходили из бани, когда я вдруг вспомнил про пистолет из сейфа.
— Корнилыч, чуть не забыл, — остановил я его в предбаннике. — А что по поводу пистолета?
Корнилыч, вытирая шею полотенцем, резко повернулся. Его распаренное лицо снова стало сосредоточенным.
— Мои ребята завтра приедут, заберут, отпечатки снимут, проверят по базе, — пообещал Корнилыч. — Короче, все сделаем как надо.
— Лучше послезавтра и вечером, — сказал я.
— Понял-принял, — кивнул Корнилыч. — Если что, на связи.
Мы вышли на ночной воздух. После бани он казался пьяняще прохладным. Как-то нас так разморило от пара, что даже говорить не хотелось. Молча мы сели с Геной в Волгу и поехали обратно.
Вернувшись в свой-чужой дворец, я поужинал с Галиной Степановной и Вовой. Ещё выяснил, что не только Галина Степановна, но и Вова живут со мной, их комнаты находятся на первом этаже за кухней, именно там, куда я ещё не успел забрести. Галина, как всегда, наготовила на роту. На ужин был борщ с чесночными пампушками, сметанкой и салом. Борщ, к слову, был отменный, наваристый, прямо такой, как когда-то мне готовила Нина.
После ужина я заперся в кабинете. До глубокой ночи я сидел, уткнувшись в экран ноутбука. Первую половину вечера изучал сайт мэрии, устав, регламент и свои обязанности. Информации было море, голова шла кругом от этих современных терминов и бюрократических уловок, но слегка смягчала так кстати время от времени просыпавшаяся память Марочкина. Понемногу картина начала проясняться.
И всё же не настолько. Несколько раз звонил Кристине, уточняя детали, вгрызаясь в суть вопросов. Она отвечала чётко, по делу, но в её голосе я слышал лёгкое недоумение. И это понятно, Марочкин-то раньше такими вопросами не интересовался.
Вторую половину вечера убил на изучение кадров. Принялся мысленно раскидывать своих подчиненных по полочкам. Сразу выделил основных фигурантов, о которых уже был наслышан.
Итак, заноза в заднице номер один и подсиживатель Марочкина: Эдуард Максимович Гринько. Должность — зам по экономике и инвестициям. Фактически хозяин городского кошелька. В соцсетях нарочито прилежный, особо не светит деньгами, никакой показухи, фотографии практически все официальные, представительные. Статейки клепает в соцсети редко и только по делу. Комментарии везде закрыты, хотя я уже понял, что читать комментарии очень даже полезно, даёт более понятную картину.
Вторая заноза в заднице — это неожиданно оказалась вовсе не моей подчинённой. Но это я выяснил, только поняв, как устроен аппарат горвласти. Итак, Эльвира Викторовна Лядова, председатель городской думы.
Эта дама — полная противоположность Гринько, показуха у нее на первом месте. Выкладывать свою роскошную жизнь ни капли не стесняется. Выглядит экстравагантно: короткая стрижка, иссиня-чёрные волосы, пепельная прядь на чёлке. Даме чуть больше сорока, как можно предположить. Любит, как сорока, всё яркое, блестящее, щеголяет в розовых или красных брючных костюмах, обильно обвешавшись золотом.
Трещит, кстати, тоже как сорока. Любит снимать и выкладывать в соцсети обличительные видео: то дороги ей плохие, то больницы старые. Но, по сути, несложно догадаться, что это лишь разговоры и та же самая показуха.
Деятельность там такая, лишь создающая видимость. Но, судя по комментариям под этими видео, народ на эту болтовню ведётся, поддерживает Лядову. И вот выходит, что Лядова, хоть и не моя подчинённая, но её влияние на городскую повестку слишком велико, чтобы его игнорировать. А ещё без её согласия ни один крупный проект не пройдёт.
Дальше, углубившись, выяснил, что не одним замом Гринько я богат. У меня их аж целых три.
Итак, Ирина Владимировна Ермаченко, зам по соцвопросам. Школы, больницы, пенсионеры — это всё по её душеньку. В соцсетях у неё страница на замке, и на единственной открытой фотографии удалось разглядеть сухощавую женщину возрастом за полтинник, с волосами, зализанными назад, и слегка мужиковатым, суровым лицом. Смотрела она буравчиком, будто всех вокруг на вшивость проверяла. Вид довольно строгий, казённый, прямо не женщина, а полковник в юбке.
А между тем в её ведомстве ведь сплошные проблемы: садиков не хватает, оборудования и лекарств в больницах нет. И, по всей видимости, деньги там крутятся немалые. И именно её контора занималась тем самым детсадом, который стал яблоком раздора между мной и Кобылянским. Через её отделы проходили все документы, все согласования. Так что здесь надо выяснять: либо она просто винтик в системе, либо одна из тех, кто крышует эту всю канитель.
И третий зам: Оксана Анатольевна Маловичко, зам по хозяйству. Стройки, ремонты, коммуналка, короче всё, где можно пилить бабки. Абсолютная противоположность Ермаченко: яркая блондинка, дородная, макияж — хоть на карнавал. Одевается броско, в обтяжку, чтоб все достоинства видны были. Вечно на каких-то открытиях торчит, с подрядчиками так обнимается, будто родственников нашла. Сразу видно — хитрая жучка, с подрядчиками на короткой ноге. С такими связями и контрактами без греха явно не обошлось. Через её руки проходят все стройки и ремонты города. И это тоже золотое дно для коррупции.
Надо бы устроить им встряску, расшевелить это змеиное гнездо, пусть засуетятся. В суматохе всегда проще на чистую воду вывести. Хотя есть у меня подозрение, что они и скрываться-то особо не привыкли. Пожалуй, для начала начну со знакомства и сразу покажу, что правила теперь другие и меняю их я.
Проснулся я на рассвете, ещё затемно. Хоть и поспал всего четыре часа, но почувствовал не усталость, а знакомое охотничье возбуждение. Сегодня предстояло выйти на первую в новой жизни настоящую операцию. И пусть вместо пистолета у меня будет папка с документами, но преступники по сути те же: махинаторы, теневики, взяточники и коррупционеры. А значит и борьба по сути всё та же.
Времени до девяти было достаточно, и я решил, что неплохо бы заняться телом. Сначала сделал зарядку: короткую, но интенсивнуя, потом был бассейн. Тело ныло, нехотя отзывалось на нагрузку, слабые мышцы плохо слушались, да и последствия аварии ещё давали о себе знать. Я смотрел на своё отражение в зеркале: молодое, бледноватое худощавое лицо. Да уж, как ни крути, но привыкнуть и принять эту новую реальность всё ещё было тяжеловато.
Затем я облачился в костюм, снова провозился с галстуком, чтоб он был неладен, а после отправился на кухню, где Галина что-то весело напевая под нос, уже готовила омлет.
Галя стояла у плиты. От сковороды поднимался ароматный пар, на столе уже ждали тосты и ваза с ягодами.
— Доброе утро, — кивнул я, усаживаясь. — Как всегда, создаёте волшебство?
— А как же, — улыбнулась она, ловко выкладывая омлет на тарелку. — Без волшебства вкусного завтрака не получится. Кофе?
Я кивнул.
Денёк выдался ясный. Яркий солнечный свет заливал белоснежную кухню. За окном шелестели листья, где-то вдалеке перекликались птицы. Я вдохнул насыщенный запах свежезаваренного кофе и омлета с зеленью, а после принялся есть. Тишина, нарушаемая лишь уютными домашними звуками: тиканьем больших настенных часов, постукиванием чашки о блюдце.
И только я доел омлет, как во дворе раздался приглушённый звук подъезжающей машины. Поднявшись, подошёл к окну. На территорию к парадному входу подъехал тот самый, шестой Москвич, о котором мы говорили вчера с Геной.
Из машины вышел Вова. Вид у него был хмурый: брови насуплены, плечи напряжены. Прежде чем направиться к дому, он с нескрываемым неодобрением окинул взглядом автомобиль, будто тот его чем-то обидел. Заметил, что я наблюдаю за ним из окна, тут же растянул рот в широкой, нарочито бодрой улыбке, приветственно кивнул и помахал рукой.
Я приподнял чашку с кофе, жестом пригласил внутрь, мол, давай сюда, кофе пить будем.
Вовка живо зашагал к чёрному входу. Через минуту он уже стоял на пороге кухни, слегка запыхавшийся, но с прежним напускным весельем в глазах.
— Ну, Жень Михалыч, машина, конечно… — протянул он с явным осуждением, подходя к кофе-машине. Подставил чашку, принялся нажимать на светящиеся кнопки. — Это же не транспорт, а… — замешкал, оглядывая кухню, словно искал подходящее слово, а затем в сердцах выпалил: — недоразумение какое-то!
— Что так? — усмехнулся я. — Вроде выглядит прилично и явно на ходу.
— На ходу — да. Но как-то… боком, — фыркнул он. — Вы бы видели, как она в повороте кренится! Я уж думал на бок лягу. И подвеска… будто на телеге.
— Ты, наверное, просто не привык ещё, — попыталась сгладить углы Галина.
Он сделал глоток кофе, поморщился, вздохнул, опустился на стул, поставив чашку.
— Ладно, — буркнул он, — Салон, вроде ничего. Не Мерс, конечно, но сидеть можно. Пластик хотя бы не воняет, как в некоторых китайцах. И экран большой. Выглядит солидно.
Вова снова вздохнул, во взгляде промелькнуло что-то вроде смирения.
Вскоре приехал Гена, и мы погрузились в «Москвич». Машина тронулась плавно, и мы отправились через весь город к зданию городской администрации.
Где-то сразу после выезда из посёлка за нами пристроился чёрный внедорожник. Я кивнул Гене:
— Я так понимаю, Кобылянский за мной слежку устроил?
— А, не, — отмахнулся Гена. — Это наши. Я ж говорил, что приставлю ребят.
Вова посмотрел в зеркало на внедорожник и печально вздохнул.
Гена тем временем достал телефон, принялся что-то изучать, затем поморщился:
— Ох и коза-дереза, конечно, эта Малевская, — нехорошо усмехнулся он. — Нет, ну надо же! Ты погляди, как перевернула, а?
Он протянул мне телефон, на экране статья Татьяны Малевской. В материале живописали, как мэр Марочкин пытается «задабривать» жителей бесплатными продуктами после скандального ДТП.
— Вот так, Женек, и помогай, — скривился Гена. — Ты им помощь, а они тебе свое фи. Ишь какая? Пиар, показуха…
Я вчитался в текст. Статья и правда была довольно язвительной. Но при этом Малевская не давала точной оценки моим действиям, скорее задавалась вопросом, пытаюсь ли я так задобрить народ. Ещё здесь было приведено интервью той самой нашей бабули, оставленное практически без изменений.
Но не это меня зацепило. Больше понравились комментарии под статьёй. Народ разделился на два лагеря: кто-то, как и Таня, считал, что это чистой воды пиар и задабривание; кто-то возмущался — «вам сколько ни делай, везде говно увидите!»; а некоторые даже хвалили: «Новый мэр хоть что-то делает, может, не такой будет пропащий, как прошлый».
— Ну, всех убедить в моей корысти ей всё же не удалось, — усмехнулся я, возвращая Гене телефон.
Гена озадаченно полистал комментарии, затем с нескрываемым сарказмом протянул:
— Она тут ещё волонтёрское движение упомянула, которое, типа, раздачу организует. А у нас такого даже близко нет.
— Значит, надо организовать, — отрезал я. — Кто у нас такими вопросами занимается?
Гена хмыкнул:
— Да видимо Ермаченко, она ж по социалке. Только хрен она будет этим заниматься. Да и где денег на такую благотворительность брать? Бюджет на этот год уже утрясли.
— Нет, Ермаченко отставить, — возразил я. — Есть у меня предчувствие, что стоит только подпустить этих прохиндеев к деньгам, как они тут же начнут растаскивать. Здесь нужен другой подход. Надо подумать.
Мы быстро добрались до места. Перед нами выросло четырёхэтажное здание из тусклого песочного кирпича, эдакая типичная «советская крепость». Этот монументальный фасад я хорошо помнил: ещё при Союзе здесь размещался горком и исполком. Широкая лестница вела к главному входу, над которым теперь гордо красовалась надпись: «Администрация города Жданогорска». Первый этаж, как мне уже было известно, отведён под городскую администрацию, второй целиком заняла Дума.
Площадь перед зданием заметно преобразилась: выложили новую дорожную плитку, расставили аккуратные скамейки. Некогда крохотные ели вымахали до пятнадцати метров и теперь переросли монумент со старым-добрым Лениным. А монумент вообще не изменился. Надо же советское наследие в наши дни всё-таки чтят.
В этот час на площади было немноголюдно: пара мам с колясками устроилась на скамейках, да школьники с тяжёлыми рюкзаками торопились на уроки.
Мы объехали здание, приближаясь к закрытой парковке. Наш Москвич въехал на территорию, а ребята на внедорожнике притормозили неподалёку, у администрации.
И только мы припарковались, как рядом резко затормозила ярко-красная иномарка. Из неё выпорхнула полноватая брюнетка с короткой стрижкой, седой прядью на челке, в ярко-красном брючном костюме и хищным, цепким взглядом. А вот и та самая Лядова. Увидев меня, она опешила, застыв с одной ногой на асфальте в приоткрытой двери авто.
— Евгений Михайлович! — её голос прозвучал язвительно-сладко. — А что это вы вдруг на работу явились? Я слышала, будто вы ещё день болеть будете… Или боитесь, что в ваше отсутствие кресло главы кто-то займёт?
Я холодно улыбнулся. Ну и стервозина, конечно.
— Неужели вам моё кресло приглянулось? — нарочито удивился я. — Могу одолжить на часок. Проверите, удобно ли? — А потом, сменив тон, холодно добавил: — Но уверен, удобно вам там не будет. Потому что работать придётся не языком, а мозгами. А у вас это явно не в почёте.
Лицо Лядовой исказилось: то ли от гнева, то ли от растерянности. Она приоткрыла рот, явно подыскивая колкий ответ, но слова будто застряли в горле. Я не стал дожидаться реакции. Кивнув Гене, двинулся к массивным дверям администрации.
Гена, шагая рядом, едва заметно ухмыльнулся:
— Ну ты и выдал. Только ты это, смотри, она баба мстительная, поверь, еще ни раз тебе это припомнит.
— Пусть. Главное, чтобы про работу не забывала.
В холле администрации при нашем появлении воцарилась мгновенная тишина. Охранник у турникета вскочил, едва ли не отдавая честь. Сотрудники, за секунду до этого бесцельно сновавшие по коридору, замерли, как тараканы при включённом свете.
Откуда-то из-за массивной колонны появилась Кристина. Как всегда безупречная: идеальная причёска, строгий костюм, уверенный шаг и проницательный взгляд.
— Доброе утро, Евгений Михайлович, — сдержанно кивнула она. — Рада вас видеть.
— Доброе, — приветствовал я её и, помедлив, добавил: — Смотрю, все тут расслабились, пока начальства нет.
Кристина деликатно промолчала, зато не смог удержаться Генка:
— А тут особо никто и не напрягался, — фыркнул он.
— С чего бы вы хотели начать сегодняшний день? — вежливо поинтересовалась Кристина. — В вашем графике на сегодня… — она чуть замявшись, добавила: — всё свободно.
— А давай-ка планерку, — сказал я.
— Планерку? — Кристина удивлённо подняла брови.
— Именно, совещание с замами, — пояснил я. — Обсудим текущие вопросы и заодно я заново познакомлюсь с коллективом.
— Хорошо, — кивнула она и, тут же доставая телефон, принялась что-то набирать. — Отправлю уведомление в рабочий чат. Готово! Назначила на десять утра. Вам нужно время для подготовки. У меня есть краткие справки по основным проектам, но некоторые моменты требуют дополнения.
Мы прошли по длинному коридору в самый конец, где на дверях висела золотая вывеска с чёрными буквами: «Глава администрации Марочкин Е. М». В памяти и без того всплыло, что здесь мой кабинет.
Приемная главы состояла из двух комнат. В первой, поменьше, располагалось рабочее место Кристины: стол с компьютером, стационарный телефон. В углу столик с такой же кофемашиной, как дома, и небольшой бар с хрустальным графином и стаканами. У стены стояли кожаный диван и журнальный столик. На диван тут же привычно плюхнулся Гена и, достав телефон, принялся в нем что-то выискивать.
Затем я вошёл в свой кабинет: массивный стол стоял у окна, за ним непривычные мне флаг и герб на стене. Рядом висели два портрета. Первого я уже хорошо знал — это президент. А вот второй был незнакомцем: пожилой мужчина с такой огромной ряхой, что казалось, щёки лежат на плечах, а глаза были настолько светлыми, что казались прозрачными и пустыми.
Память Марочкина подсказала: это губернатор Князев.
Присев в кресло, я машинально провёл рукой по гладкой поверхности стола.
Из соседней комнаты пискнул телефоны Гены, а затем последовало его громкое возмущение:
— Не, ну что за гады!
— Что там? — спросил я.
— Да вот же заразы, — протянул он, заходя в кабинет и показывая экран. — Уже в рабочих чатах вовсю обсуждают твоё внезапное появление. В одном даже ставки делают, сколько продержишься до следующего больничного. Знали бы эти крысеныши, что у меня все их чаты и переписки как на ладони…
Гена недоговорил, зло скривился и ушёл обратно к дивану. В этот миг в кабинет вошла Кристина и разложила передо мной несколько папок разных цветов.
— Все эти папки по текущим делам. Здесь вопросы, стоящие на повестке дня, — чётко отчеканила она, привычно держа спину прямо.
Я отодвинул папки в сторону:
— Пока у нас на повестке дня только один вопрос — детский сад на Ленина.
Кристина коротко кивнула:
— Сейчас принесу материалы по объекту.
Вскоре стали собираться сотрудники. Первой пришла Ирина Ермаченко. Она шуршаще поприветствовала, села в дальнее кресло и с прямой спиной застыла, уставив взгляд…
А затем в кабинете вдруг нарисовалась Лядова. Она демонстративно устроилась напротив, достала бутылку воды, с грохотом поставила её на стол, развалилась фривольно в кресле.
— Эльвира Викторовна, — бросил я холодно, — вы ошиблись кабинетом. Заседание Думы проходит этажом выше.
Она изобразила удивление, затем язвительно протянула:
— Вообще-то я имею право проследить, как проходят ваши совещания.
Ну уж здесь эта наглая стерлядь не угадала. Устав я вчера внимательно и вдумчиво изучал.
— Сегодня у нас закрытое совещание с заместителями, — строго ответил я. — Вас не приглашали. Покиньте мой кабинет.
Она застыла, не зная, что мне сказать.
— Может, мне вам помочь найти выход? — строго поинтересовался я.
И тут Лядова вспыхнула, её растерянность сменилась яростью, щёки запылали.
Лядова вскочила с места, смерила меня испепеляющим взглядом и, мерно цокая каблуками, вышла, громко хлопнув дверью.
Ермаченко едва заметно усмехнулась уголками губ, продолжая сохранять ледяную неподвижность.
Затем в кабинет впорхнула Оксана Маловичко: пёстрая, сладко-приторно пахнущая духами, с сияющей улыбкой до ушей.
— Ой, Евгений Михайлович, вы так прекрасно выглядите! — сразу начала она с откровенной лести.
Последним, не спеша, осторожно вошёл Гринько, опоздав минут на пять. Его глаза-щёлочки сонно щурились. Он растянул губы в пакостной улыбке.
— Утро доброе всем, — протянул он неприятным горловым голосом, поправил пиджак и уселся в кресло.
Я обвёл собравшихся холодным, хищным взглядом.
— Коллеги, на повестке дня у нас серьёзные проблемы, — начал я, чеканя каждое слово. — Начнём с самого больного вопроса. — Я сделал паузу, окинул всех суровым взглядом, а после продолжил: — А именно с детского сада на Ленина. Будем разбираться, почему муниципальное имущество вдруг стало аварийным и кто из вас так рвался его продать.