Товарищ мэр

Глава 19

Я впился глазами в строки. Ещё раз перечитал, не веря своим глазам:

«Князев Алексей Сергеевич. Дата рождения: 12.04.1964. Место рождения: г. Жданогорск».

— Твою ж мать, — тихо выругался я вслух, чувствуя, как холодная волна покатилась от затылка к позвоночнику.

Лебедев. Лёшка Лебедев — мерзавец и предатель, убивший меня. Он всё это время был здесь. Под носом. Не просто выжил, но ещё и умудрился взобраться на самый верх. Взобраться по трупам в прямом смысле.

И сколько же людей он по дороге перемолол? Сколько отправил на тот свет?

Пальцы сами потянулись к следующему файлу.

«Свидетельство о браке».

Я открыл его. Строгие столбцы, печати. Всё ясно. Виктория Князева. Чтобы скрыть свою личность и преступления, взял фамилию жены. Исчез из города, сжёг архив с делами с помощью Миши Марочкина.

И вот он уже не убийца и бандит. А уважаемый человек, бизнесмен, а после и политик. Он был у всех на виду, а его прошлое было аккуратно похоронено под слоем новых документов и связей.

Гнев, холодный и беззвучный, начал закипать где-то глубоко внутри. Но его тут же сменило острое, профессиональное любопытство. Я наткнулся взглядом на видеозапись с меткой «Разговор» и запустил её.

Камера снимала сверху. На экране безлюдный интерьер дорогого ресторанного зала: тихая музыка, темное дерево, стол с закусками, бутылка коньяка. За столом сидели двое. Первый спиной к камере, в нем по мощному затылку и манере держать плечи, я узнал Михаила Марочкина. Напротив него, боком, сидел Князев. Он был моложе, чем сейчас, еще не отъел такую рожу, но уже явно вовсю над этим работал.

Голос Марочкина-старшего был приглушенный, но чёткий:

«Архив ведь тот сгорел. Дотла. Ни одной бумажки не уцелело. Чего ты вдруг переживаешь? Я тебе говорю, можешь спать спокойно, Алексей. Никто уже не докажет, что ты причастен к тем делам в восьмидесятых».

Князев-Лебедев медленно кивнул, наливая себе коньяк.

«К тем может и нет. А вот с этим Малевским… — Лебедев уставил тяжёлый взгляд на Михаила. — Дело ещё не закрыли?»

Князев отпил, поставил бокал со стуком. На его лице промелькнула тень холодного, беззвучного смеха, будто он вспомнил удачную шутку.

«Молодец ты, Миша. Хорошо своё дело сделал. Я даже повеселился, когда ты сказал, куда спрятали этого мента. К Серову. Остроумно. Теперь все они в одной коробочке, — он снова усмехнулся, беззвучно, одними глазами. — А ствол ты хоть не додумался там же прятать?»

«Обижаешь, Алексей, — Марочкин-старший качнул головой, его голос стал напористым, уверенным. — Ствол это тебе не труп, его в землю не закопаешь. Ржаветь начнёт, да и этих дурней с металлоискателями сейчас развелось, как собак нерезаных. Я его в надёжном месте пристроил. У нас тут стройка была, так его в бетон и закатали вместе с твоим бухгалтером. Там теперь его даже крысы не найдут. Ты же знаешь, у меня для таких дел всегда есть варианты».

«Ценю это, Миша, — кивнул Князев. — Не подводил ещё ни разу. А за то, что не подводишь, люди ко мне хорошо относятся. Могут и тебе помочь. Вот, скажем, в нашем городишке мэр тот, хромой, как я слышал, давно изжил себя. Должность, говорят, скоро вакантной станет. Хочешь занять? Я подсоблю».

Марочкин-старший что-то промычал в ответ, не то благодарность, не то согласие и на этом запись прервалась.

Я сидел, замерев. Воздух в кабинете стал густым и невыносимо душным. Вскочил, открыл окно, невольно потянулся к карману за пачкой сигарет, которой у меня, разумеется, не было. Выругался.

Покосился на приоткрытый сейф, туда, где лежал пистолет в красном платке — вещдок на одно из его преступлений. На флешках все остальное, чтобы упечь этого гада до конца его дней. А в моей голове, наконец, сложилась полная картина.

В этот момент внизу, в холле, хлопнула входная дверь, и послышались тяжёлые, уверенные шаги. Гена по привычке не стучался. Он сразу направился ко мне на второй этаж в кабинет.

— Ну что, Женек? — сказал он тихо, переступив порог. — Что там за кино у тебя?

Я кивком пригласил его присесть за стол, встал и запер дверь. Гена молча опустился в кресло, его взгляд приковался к экрану.

Он смотрел обе видеозаписи от начала до конца. С каждым словом, с каждым признанием его лицо становилось всё мрачнее, тяжелее. Он качал мрачно головой, изредка косился на меня.

Когда на записи Князев произнёс фразу про «одну коробочку», губы Гены искривились в беззвучном ругательстве. А когда всё закончилось, он ещё долго сидел, уставившись в потухший чёрный квадрат, и в его глазах бушевала смесь ярости.

— Значит, Князев убрал и Мишку, — мрачно протянул Гена. — Теперь всё сошлось с той загадкой про Лебедева.

— Слишком удачно сошлось, — протянул я, горько усмехнувшись и подумав о своём. Даже мысль мелькнула, что в это тело я уж точно попал неспроста. Таких совпадений не бывает, тут просматривается явный замысел свыше.

— Что с этим делать-то будем? — наконец спросил Гена.

— Пока точно не уверен, — ответил я. — Потому и позвал тебя.

Гена с пониманием кивнул и, глубоко призадумавшись, начал размышлять вслух:

— Передавать Корнилычу опасно. Он на рожон не полезет. Испугается и либо замнёт, либо сольёт обратно Князеву, чтобы выслужиться. Тогда неприятности будут у нас. Большие.

— А как Князев от неприятностей избавляется, теперь уже предельно ясно, — мрачно заключил я.

— Выходит, что и с тормозами твоими это тоже он? — предположил Гена.

— Хреново, что ты ничего не помнишь, — нахмурился Гена. — Может, у вас вообще уговор был, что ты их ему отдашь? Или там, может, ты шантажировать его пытался? Каким ты раньше был, я бы не удивился, что ты так вычудишь. Но не сейчас, конечно…

Он замолчал, изучая моё лицо, будто пытался найти в нём ответ. Но я ничего такого припомнить не смог.

— Кстати, а фамилия мента — Малевский, — сказал я. — Знакомая-то. Та журналистка, что статью про меня накатала Татьяна Малевская. Не его ли родственница?

Гена замер. Его взгляд стал острым, цепким. Без лишних слов он вытащил телефон и кому-то позвонил:

— Алё, Санёк. Слушай, пробей-ка мне журналистку ту, ушлую, Татьяну Малевскую. Ага. Надо бы узнать, кем ей приходится Андрей Малевский? Он ментом был, пропал лет тринадцать назад… Ага. Понял. Спасибо, брат. Жду.

Он положил трубку на стол, его взгляд стал тяжёлым, пристальным.

— Надо не тянуть нам с оружием, Женек, — вдруг сказал он, будто только сейчас осознав всю глубину опасности. — Хоть травмат, а надо бы, чтобы при тебе был. И я, наверное, поживу пока у тебя. Что-то как-то не нравится мне всё это. Неспокойно на душе.

Генка на какое-то время замолк, я призадумался, прокручивая в голове ходы. Вдруг у Генки зазвонил телефон.

— Ага, хорошо. Ага, понял. Спасибо. А адресок еще скинь мне ее. Все, спасибо, с меня магарыч.

Генка поднял на меня взгляд:

— Так и есть. Татьяна Малевская — дочь того самого мента. Видимо, лезть, куда не просят, это у них семейное.

— Она может нам помочь, — сказал я.

Генка кивнул, а подумав, сказал:

— Только это, наша местная газетенка не проканает.

— Ничего из нашего местного и даже областного не проканает, — добавил я. — Нам надо действовать, перепрыгивая через головы. Нужен федеральный резонанс. Такой, чтобы Князев не успел ни замять, ни купить, ни припугнуть. Чтобы всё взорвалось разом и на самом верху.

Гена кивнул, а подумав спросил:

— Только это, ты как собираешься? Отдать все улики туда? Это же…

— Нет, так поступать неразумно, — не дал я ему договорить, понимая, куда он ведет. — Приплетать к этому отца мы не будем. Сын бандита и соучастника в убийстве дурная слава. А мне моя репутация еще пригодится.

— Мы отдадим только то, что касается Князева. Убийство Малевского: его признание в ресторане и пистолет. Имя отца не должно фигурировать никак и нигде, как и мое. На видеозаписи видно только затылок и слышно имя, это может быть кто угодно.

— Сложно будет, — усомнился Гена. — Но можно. Можем над видео поколдовать. Если только сам Князев Мишку не выдаст, когда его схватят.

— А смысла его выдавать у Князева нет, — сказал я. — Только, разве что, срок себе еще накинуть, когда станет ясно, что и его он убил.

— Это ты прав, — кивнул Генка, нахмурившись.

До глубокой ночи мы обсуждали, как нам действовать. Прокручивали все варианты и возможные риски. Строили планы и тут же находили в них слабости, а после все меняли. К часу ночи мы разбрелись спать, Генка занял соседнюю комнату, гостевую. А утром меня разбудил звонок телефона.

Сонно взглянул на экран и вмиг проснулся. На экране горела надпись: «Алексей Сергеевич».

Я взял трубку:

— Доброе утро, Алексей Сергеевич.

— Женя, здравствуй, — в трубке послышался низкий, спокойный, чуть хрипловатый голос. — Как самочувствие? Слышал, неприятность у тебя вчера на совещании случилась.

— Чувствую я себя лучше чем когда-либо, спасибо, — спокойно поблагодарил я. — А по поводу неприятностей… Это вы имеете ввиду отставку моего зама Гринько?

В трубке повисла короткая, но красноречивая пауза. Видимо, Князев ожидал оправданий или нервного лепета, а не прямой атаки.

— Отставку? — его голос сохранял ровную интонацию, но в нём появилась лёгкая металлическая нотка. — Интересно. А я слышал, у тебя там, в кабинете, целый спектакль разыгрался. С дорогами, с детсадами… Не слишком ли резво начал, Женя? Мы же договаривались на спокойную, плановую работу.

Он делал ударение на слове «договаривались», давая понять, что между ними существовали негласные, но обязательные правила. И я эти правила нарушил.

— Работа и идёт, Алексей Сергеевич, — деловым тоном отчеканил я. — Плановая. Только план, как выяснилось, был составлен с грубыми нарушениями. Бюджетные деньги уходили не туда. Я как глава города обязан это пресекать…

— Ты охренел? — спокойно, но с явной угрозой перебил он меня. — По телефону решил такое обсуждать?

А вот это уже интересно. Просушки он, что ли боится?

— Думать надо, Женя, головой, — наконец сказал он, и голос его стал тише и при этом опаснее. — Чтобы потом не пришлось поправлять последствия слишком резких решений. Я завтра приеду, будем решать с глазу на глаз.

— Отлично, — сказал я, — буду ждать вас в администрации. Только предварительно сообщите время, вдруг я буду не на месте.

— В администрации, — мрачно протянул он, — нет, Женя. Никто не должен знать, что я приеду. Завтра вечером я приеду к тебе домой. И постарайся так сделать, чтобы в доме поменьше посторонних было. Разговор у нас будет крайне серьёзный. Так сказать, государственной важности. Ну и надо бы решить тот вопрос, который у нас остался с твоим отцом. Ты ещё ничего не сумел найти?

Я сразу смекнул, о чем он. А это уже совершенно меняло расклад. Чувствует, гад, опасность. И тут сомневаться не стоит, едет он не для разговоров, он едет зачищать, потому что мое поведение создает угрозу. А значит, времени у нас осталось намного меньше, чем мы полагали. По сути, у нас остались сутки.

— Пока ничего не нашел, — непринужденно ответил я. — Всё перерыл и ничего похожего. Может, отец это уничтожил перед смертью?

— Не уничтожал, — резко возразил Князев. — Не в его стиле. Ищи лучше. Или я завтра приеду и помогу.

Он бросил трубку. Я медленно опустил телефон. Слово «помогу» еще звучало у меня в голове.

Пора было будить Гену.

Я постучался в дверь, Генка открыл сразу же. По осунувшемуся лицу было видно, что он всю ночь не спал.

— Князев звонил, — без предисловий сказал я, переступая порог. — Завтра вечером будет здесь. Хочет приехать, прямо сюда, ко мне домой. А еще намекнул, что поможет «искать» улики отца. Значит, такой разговор у нас уже был.

Гена раздражённо выругался, глаза его сузились до щелочек.

— Значит, почуял, что жопа подгорает. Ишь ты, как засуетился, падла… — Генка тяжело опустился на край кровати, положив руки на колени. — Получается, времени в обрез и надо действовать быстро. Чую я, если он свои улики получит, тебя всё равно в покое не оставит. Свидетелей таких, как ты, не оставляют.

— Не оставит, — согласился я, прислонившись к дверному косяку. — Связаться с Малевской нужно сегодня же, с утра. Я хочу встретиться с ней лично. И ещё… — я сделал паузу, — нужно выяснить, где похоронен Серов. Тот обэхээсесник, о котором говорил Корнилыч. Встречу с ней назначим там же. На кладбище. И нужно к этому времени подготовить видео.

Гена качнул головой.

— Договорюсь. Сейчас же этим займемся. А ты пока приводи в порядок мысли. Разговор предстоит не из лёгких. Все-таки тебе предстоит девушке рассказывать, что её отца убили, и предлагать ввязаться в войну с губернатором.

Я кивнул, а подумав, сказал:

— И еще. Вову надо на время убрать из дома.

— Почему? — вскинул бровь Генка.

— Я ему не доверяю. Просто убери. Дай ему какое-нибудь поручение, чтобы он был сильно занят и где-нибудь подальше.

— Понял, — кивнул Гена. — Могу отправить его в область, пусть привезёт какие-нибудь бумаги из архива. До вечера пропадёт. А с Малевской я свяжусь через час, когда узнаю про кладбище. Ты пока…

— Я пока съезжу в администрацию, — перебил я его, прекрасно понимая, что сейчас он попытается оставить меня дома в целях безопасности. — Нужно разведать обстановку, предупредить Кристину и забрать кое-какие документы. Есть у меня подозрения, что эти крысы могут попытаться всё уничтожить, чтобы лишить меня преимущества и рычагов давления.

— Так, ладно, понял, — Гена тяжко вздохнул, смиряясь с неизбежным. — Если Вовку в отлучаем, значит, я сам отвезу тебя на работу. Ну и приставлю кого-нибудь вместо себя. И это… — он задумался на секунду, — короче, напрягу своих, пусть тебе хоть травмат привезут, да объяснят, как с ним управляться. В тире как-нибудь потом постреляем, не до этого сейчас. Может, ещё какой-нибудь шокер… — он посмотрел на меня как-то тревожно, по-отцовски. — Ох, Женька, какое-то предчувствие у меня хреновое. Не хочу тебя оставлять одного. Может, это… Я тут сам как-нибудь, а тебя отправим к мамане в Испанию, скажем, мол, срочно. Типа, она заболела, или…

— Нет, Гена, — отчеканил я, пресекая эти колебания на корню. — Отставить это. Прятаться я не намерен. Я должен быть на виду. Ищи Малевскую, договаривайся о встрече. А я буду делать то, что должен. И поменьше болтай. Сейчас мы не можем доверять никому.

— Да что я, по-твоему, дурак что ли? — огрызнулся Гена, но в его тоне было больше обиды, чем злости. — Сам знаю.

Он какое-то время молчал, затем решительно поднялся с кровати:

— Ладно, я пока Вовку выпровожу и про кладбище узнаю. А ты смотри у меня! Шею не подставляй попусту. Увидишь что не так, сразу на выход. Мы ещё не все козыри разыграли.

Он окинул меня тяжёлым взглядом, будто оценивая, готов ли я к бою, а потом развернулся и зашагал вниз.

Я остался один. Время, растянутое до этого, теперь сжалось до предела. Каждый шаг вперёд был шагом по минному полю, где одна ошибка могла стоить всего. Но отступать было некуда.

Завтрак прошёл в тяжёлом, почти гнетущем молчании. Гена хмуро уплетал яичницу, я пил кофе, который сегодня казался мне горькой жижей. Воздух на кухне был густым от невысказанных мыслей и дурных предчувствий. Даже Галина Степановна, чувствуя напряжение, старалась лишний раз не попадаться на глаза, бесшумно переставляя посуду и украдкой бросая на нас встревоженные взгляды.

Вовка, получив с утра липовое поручение «срочно съездить на склад за архивными папками», уже полчаса как исчез, что было единственным проблеском в этом утре.

Мы выехали в администрацию на Генином служебном чёрном внедорожнике, который звался «Лэнд Крузер». Машина была непроницаемо-тёмной, как броня.

Город за тонированными стёклами казался неестественно тихим, застывшим. Обычная утренняя суета куда-то испарилась, оставив после себя лишь звенящую пустоту.

Само здание мэрии, обычно кишащее курьерами, суетливыми мелкими чиновниками, поразило леденящей пустотой и гулким эхом наших шагов. Редкие сотрудники, завидев нас, буквально шарахались в стороны, пряча взгляды и торопливо скрываясь за ближайшими дверями.

В приёмной никого не было. Дверь в мой кабинет была приоткрыта. Внутри, у окна, стояла Кристина. Она была безупречна, как всегда строгий костюм, собранные волосы, но во взгляде читалась тревога.

— Евгений Михайлович, доброе утро, — кивнула она и без предисловий сразу перешла к делу: — Ситуация у нас такая: Гринько на работу не явился. Официального заявления об отставке так и не подал. Его секретарь говорит, что он «внезапно заболел». Маловичко… — Кристина сделала короткую паузу. — Сегодня ночью вылетела во Францию. Взяла бесплатный отпуск по семейным обстоятельствам.

— М-да уж, — усмехнулся я без единой нотки веселья. — Первые и самые трусливые крысы бегут с корабля. Значит, решили переждать и отсидеться в тёплых норках, пока тут всё рухнет.

Кристина поджала губы, а я сказал:

— Собирай все оригиналы документов по детсаду и дороге. Всё, что есть. И езжай домой. Сегодня здесь тебе делать нечего.

Она кивнула, без лишних вопросов и принялась собираться.

В этот момент в кабинет вошёл мужчина. Крепкий, лет тридцати, с короткой стрижкой и спокойным, внимательным взглядом, который мгновенно оценил обстановку.

— Евгений Михайлович, я от Геннадия Петровича. Максим. — Представился он чётко, без лишних слов.

— Телохранитель? — уточнил я.

Он кивнул и сказал:

— И вот это… — Максим поставил на стол небольшую чёрную сумочку. — Средства защиты на крайний случай.

Из сумочки он извлёк два предмета.

Кристина, бросив короткий взгляд на стол, сглотнула и встревоженно посмотрела на меня, уставившись с застывшим в глазах вопросом.

— Всё в порядке, Кристина. Поезжай домой.

Она медленно кивнула, поправила сумочку на плече, прижала папку с документами к груди и вышла из кабинета.

Максим же сразу принялся вводить меня в курс дела. Он взял со стола один из предметов: небольшой, меньше ладони, угловатый кусок черного пластика с двумя металлическими штырьками на конце.

— Это электрошокер, пятьдесят тысяч вольт, — коротко пояснил он, ловко повертев предмет в руке. — Пробивает любую одежду. Контакт и противник гарантированно выходит из строя на пять-десять минут.

Он нажал незаметную кнопку на боку. Тихое, но яростное потрескивание, словно рвущаяся ткань, раскатисто пронеслось по кабинету. Между металлическими штырьками прыснул ярко-синий, извивающийся электрический разряд.

Затем Максим взял в руки второй предмет: матово-чёрный пистолет с коротким стволом и рукояткой с обтекаемой формы, будто выточенной под ладонь.

— Это травматический пистолет, — продолжил Максим, демонстрируя оружие. — «ПМ-Т», полимерная рамка. Девять миллиметров, резиновая пуля. Эффективная дальность метров до десяти. Целиться лучше в корпус, в ноги. Не пробивает, но останавливает и делает больно. Не забывайте снимать с предохранителя.

Он быстро, без суеты, показал основные приёмы: как извлечь магазин, как дослать патрон в патронник, как переключить предохранитель. Его движения были отработаны до автоматизма.

Я кивал, стараясь запомнить. В руке «ПМ-Т» лежал непривычно — слишком лёгкий, слишком пластмассовый, иной баланс. Мой старый «Макарыч» был проще, тяжелее, честнее в своей смертоносной простоте. Этот же казался игрушкой, пугающей именно своим «несерьёзным» видом. Но вес его в ладони, хоть и странный, всё же был обнадёживающим. Это всё-таки был вес оружия, а не безделушки. Привыкнуть можно ко всему.

В это время в кармане зазвонил мой телефон. Звонил Гена.

— Женек, — его голос был сдавленным, будто он говорил откуда-то из подворотни. — С кладбищем выяснил. Серов похоронен на Западном, участок четырнадцать, ряд пятый, место двадцать третье. С Малевской договорились. Будет ждать у центрального входа через час.

— Спасибо, — коротко кивнул я, хотя он этого видеть не мог.

Я сунул шокер во внутренний карман пиджака. Затем принял у Максима кобуру и, пристроив её на пояс, вложил туда пистолет.

— Поехали, — сказал я. Максим коротко кивнул, и мы направились прочь из администрации.