Товарищ мэр

Глава 20

Машина Максима ждала нас у чёрного входа. Мы ехали молча весь путь. Западное кладбище встретило нас ржавыми чугунными воротами, палящим августовским солнцем и густым запахом нагретой за день земли и полыни.

У центрального входа, прислонившись к облупленной ограде, стояла Татьяна Малевская. Её щуплая, миниатюрная фигурка терялась в огромной, будто с чужого плеча, футболке и широких шортах. Светлые волосы выбивались из-под кепки, обрамляя бледное, напряженное лицо.

Увидев, что из машины выхожу я, она выпрямилась. Её лицо исказилось от разочарования и явного недоверия.

— Вы? — нахмурилась она. — Вот уж кого, а вас точно ожидала здесь увидеть в последнюю очередь.

Она враждебно скрестила руки на груди и добавила:

— Решили меня запугать? Вы настолько низки, что обманом вызвали на кладбище из-за той статьи? Ну уж нет! Ничего у вас не выйдет!

Она выхватила телефон из кармана, наставила его камеру на меня, будто пистолет:

— Сейчас же стрим запущу! Весь город будет знать, как наш глава решает проблемы!

— Прекратите это, — поморщился я. — Никакого обмана не было. У меня к вам действительно серьёзный разговор.

Малевская на миг растерялась, но телефон опускать не спешила.

— Мне сказали, встреча будет с человеком, который знает о моём отце, — она недоверчиво уставилась на меня.

— Разговор действительно будет об отце, — кивнул я. — И вести его лучше не здесь. Пойдёмте.

Она метнула короткий, оценивающий взгляд на Максима, который замер в двух шагах, поправила кепку и, наконец, кивнула. Мы двинулись вглубь кладбища. Максим шёл сзади, его тихое присутствие ощущалось спиной. В какой-то степени это раздражало, привык я работать в одиночку, но сейчас безопасность и осторожность были важнее.

Мы шли по петляющим дорожкам меж старых, покосившихся памятников и оград. Участок четырнадцать оказался в самом глухом углу, у задней кирпичной стены, за которой уже начинался частный сектор.

Мы свернули на узкую, почти заросшую травой аллейку. И я замер.

Простой гранитный памятник. Камень уже покрылся серым лишайником, но буквы читались отчётливо:

«СЕРОВ ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ 5.11.1944 — 12.06.1982»

Чуть ниже была выбита строчка:

«Твой подвиг не забыт, твоя честь — пример».

Я смотрел на свою могилу. Время сплющилось в тонкую плёнку, отделяющую «тогда» от «сейчас». Я, Евгений Серов, майор милиции, погибший в восемьдесят втором, лежал здесь, под этими двумя метрами земли. И я же, теперь Евгений Михайлович, мэр этого города, стоял над собственным прахом. Воздух стал густым и липким.

На гранитном цоколе лежали подвявшие гвоздики. Плита перед памятником была чисто выметена, на ней не было ни опавших листьев, ни хвои, в отличие от соседних захоронений. За могилой явно ухаживали.

— Странно, что вы остановились именно возле этой могилы, — Таня настороженно покосилась на меня.

— Почему странно?

Она отступила на шаг, смущённая и удивлённая.

— Мои дедушка с бабушкой. Они всегда сюда приходили, пока были живы. Бабушка приносила цветы, дедушка подметал, поправлял оградку. Говорили, что должны. Что этот милиционер был хорошим, честным человеком, — она вздохнула, грустно улыбнулась, присела, вырвав клочок травы у могилы, а после продолжила: — Он спас бабушку и маму. Мою маму. А вот теперь, когда бабушки с дедушкой не стало, мы с мамой сюда ходим, приглядываем. Вот буквально неделю назад у бабушки была годовщина, мы и сюда к майору Серову заглянули.

Я непонимающе мотнул головой, хотя внутри всё перевернулось. Картина складывалась с жесткой, непостижимой ясностью.

— Твой дед, — медленно проговорил я. — Его звали Семён Люблин?

Глаза Тани округлились. Она молча и настороженно кивнула, будто пойманная на чём-то.

— А бабушку? — спросил я, хотя в голове уже складывалась цельная картина.

— Бабушку звали так же, как и меня. Меня в её честь назвали, — Таня нахмурилась, её пальцы нервно сжали края широкой футболки.

— Серов спас твою беременную бабушку? — уточнил я, уже не сомневаясь в ответе. — А потом они с Люблиным получается поженились.

Лицо Тани стало совершенно недоуменным. Она отступила ещё на шаг, наткнувшись на оградку соседнего захоронения.

— Откуда это вы?.. — она недоговорила, а так и застыла, глядя то на меня, то на могилу, а затем, скрестив руки на груди, недовольно поинтересовалась: — Вы что? Справки про меня наводили? Это что, какой-то больной психологический приём?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, просто так получается, что именно эта могила, — я кивнул на гранит, — непосредственно связаны с гибелью твоего отца.

— Что⁈ — Таня в ужасе округлила глаза. Её бледное лицо стало совсем белым, а губы задрожали. — Тело папы… нашли?

Я мрачно мотнул головой. Слова давались тяжело, каждое было гвоздём.

— Ещё нет. Но есть подозрения, что он может лежать здесь же. Рядом. И что твоего отца и Серова убил один и тот же человек.

— Нет… — прошептала Таня, качая головой, будто отгоняя наваждение. На её глазах навернулись слёзы, но она яростно смахнула их тыльной стороной ладони. — Это бред какой-то. Не может этого быть. Папа пропал тринадцать лет назад. А этот… этот майор погиб давным-давно. Какая здесь связь?

— Связь в цепи убийств, — тихо, но твёрдо сказал я. — Враг у нас один, Татьяна. Тот, кто убил твоего отца, скорее всего, убил и моего отца. И у меня есть улики.

Татьяна непонимающе уставилась на меня. В её глазах всё еще блестели слезы, но уже читалась не только боль, а жгучий, неутолимый вопрос. Тот самый, что гнал её в журналистику, заставлял копаться в грязном белье и писать опасные статьи. В её взгляде теперь горело то же, что когда-то горело во мне: неистовая жажда докопаться до правды. До самой чёрной, страшной, кровавой сердцевины. И отомстить.

— Я слушаю, — сказала Таня, резко поджав губы.

Я посмотрел прямо на неё.

— Мне понадобится твоя помощь. — Я вытащил из кармана флешку. — Здесь практически чистосердечное признание убийцы, а также немало компромата, который усадит его за решетку далеко и надолго.

— И? — непонимающе вскинула она брови. — Почему бы вам самостоятельно не отнести это в полицию?

— Есть две проблемы, — я слегка поморщился. — Первая, небольшая: убийца знает об улике, и мне сейчас угрожает реальная опасность. А вторая… — я повертел в пальцах металлический прямоугольник. — Этот убийца Князев.

— Какой Князев? — нахмурилась Таня, а затем в ужасе округлила глаза. — Что⁈ Наш губернатор⁈

Я молча кивнул.

Таня отшатнулась от меня, как от огня. Её взгляд метнулся к Максиму, застывшему неподалёку, потом к кладбищенским воротам, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Она стояла, застыв в оцепенении, пока мозг переваривал чудовищную информацию. А потом в её глазах произошла перемена. Слёзный блеск угас, сменившись холодным, стальным отсветом. Она выпрямила спину, подняла подбородок. Словно что-то для себя решив.

— В нашу полицию, как понимаешь, такое передавать себе дороже, — сказал я, наблюдая за её трансформацией.

— Понимаю, — Таня медленно кивнула, её голос стал ровным и низким. — Как и в нашу газету. Статью удалят в ту же секунду. А меня… — Она недоговорила, сглотнула и посмотрела на могилу. — Но я знаю, что делать.

В её глазах загорелся азартный, хваткий огонёк.

— У меня несколько друзей из универа работают на федеральном телеканале. Они за такой материал… — она сделала короткую, решительную паузу, — вцепится обеими руками. И зубами тоже. Скандал с губернатором-убийцей? Это для них просто подарок судьбы. Но им нужны будут не просто слова. Им нужны железные доказательства, которые нельзя опровергнуть или списать на монтаж.

— Доказательства у нас есть, — я кивнул. — Есть пистолет с отпечатками и кровью твоего отца на платке. Это табельное оружие твоего отца. Мой помощник сейчас везет его назаброшенный завод. Это то место, где и убили Андрея Малевского. Улику он спрячет там. В каком именно месте, я позже передам. Но, Таня, никто не должен знать о моей причастности к этому делу.

Таня сузила глаза, внимательно посмотрела на меня. Минуту, другую она молча размышляла, а затем решительно кивнула и протянула раскрытую ладонь.

Я вложил в неё флешку.

— Скажу, что получила сведения от анонима в конверте, — отчеканила она, сжимая пальцы над носителем.

— Хорошо, — согласился я. — Но помни, что этот «аноним» выбрал тебя не случайно. Из-за твоего отца.

— Я знаю что делать, — коротко кивнула она, и в её глазах промелькнула тень боли, которую она тут же подавила. — Я это использую. Скажу, что веду своё расследование годами. Это придаст веса.

— И ещё, — я внимательно, почти пристально посмотрел на неё. — У нас очень мало времени. Критически мало. Нужно, чтобы информацию предали огласке уже сегодня вечером. Крайний срок — к завтрашнему утру. Она резко подняла на меня взгляд.

— Вечером? Это практически нереально, — она вытащила телефон, посмотрела на время: — До столицы ехать только часов пять. И это на машине. А у меня личного транспорта нет.

Я повернулся к Максиму:

— Он тебя отвезет, — сказал я, — а заодно обеспечит безопасность и тебе, и улике. Только ехать нужно прямо сейчас.

— Геннадий Петрович сказал не отходить от вас ни на шаг, — ровным, но твёрдым тоном возразил Максим.

— С Геннадием Петровичем я разберусь сам, — отрезал я, не оставляя места для дискуссий. — Сейчас в приоритете она, — я кивнул в сторону Тани, — и то, что у неё в руке. Это сейчас важнее моей персоны. Понял?

— Понял, — коротко бросил он. — А вы как доберётесь? Давайте-ка я хоть до поселка вас отвезу. Там нашим передам, они за домом приглядывают.

Я задумался. Можно было позвонить Гене, попросить, чтобы он меня забрал. Но Генка сейчас мог быть занят. Вызывать же такси на кладбище слишком заметно.

— Хорошо, — согласился я, — пятнадцать минут ничего не решат.

Мы сели в машину, и в этот миг в кармане зазвонил телефон. Звонил Генка. Я поднёс трубку к уху.

— Женек, короче я всё сделал, — голос Гены был сдавленным и торопливым. — Я его спрятал, там где печь для обжига. Огромная такая, ржавая. В её основании, есть отдушина, заваленная битым кирпичом. В общем, завернул в черный пакет, все чисто, перчатки, все дела. Пакет тоже протер.

— Понял, хорошо, — сказал я. — Я уже еду домой. И ты подъезжай. Встретимся и всё обсудим.

— Уже еду, — бросил Гена и положил трубку.

Я опустил телефон. В салоне стояла тишина, нарушаемая только шумом мотора. Я встретился взглядом с Таней.

— Кирпичный завод. Ржавая доменная печь. Он там, — сказал я.

Таня молча кивнула. Её взгляд на миг стал отстранённым.

— Я бы могла уже сейчас позвонить… — тихо и нерешительно сказала она, как бы сама себе. — Чтобы они готовились.

— Нет, — резко, но тихо перебил я. — Пока ты не уедешь подальше от области, ничего не предпринимай. Ни одного звонка, ни одного сообщения. Князеву достаточно намёка, чтобы всё похоронить и найти тебя быстрее, чем ты успеешь сказать «убийца».

Я перевёл взгляд на Максима, ловя его глаза в зеркале.

— Возможно, вам придётся побыть в столице несколько дней, пока всё не уляжется. Найдите неприметную гостиницу. Не отсвечивайте.

Максим молча кивнул, одним движением показывая, что инструкция принята и будет исполнена.

Таня снова посмотрела на сжатую в ладони флешку, потом в окно на мелькающие за окном деревья. Мы подъезжали к поселку.

Машина Максима свернула на нашу улицу, и картина, открывшаяся у ворот дома Марочкинх, вытеснила все остальные мысли. На пыльной обочине, стояло три машины.

Два чёрных внедорожника охраны были припаркованы криво, будто их бросили впопыхах. Один даже не был заглушён — из глушителя шёл лёгкий сизый дым.

Рядом с машинами метался Гена. Его собственная машина стояла чуть поодаль, дверь открыта. Генка бегал от одной машины к другой. Внутри, в полумраке салонов, виднелись неподвижные фигуры.

Максим притормозил в двадцати метрах от этого беспорядка, инстинктивно оценивая угрозу.

— Сидите здесь, — сказал Максим. — Я пойду, узнаю, что там.

— Отставить, — велел я. — Бери Таню, и бегом отсюда. Ваша задача — это самое важное. Мы сами разберемся.

Он замер, остановив на мне холодный, профессиональный взгляд. С секунду изучал моё лицо, затем переместил взгляд на Гену, суетящемуся у машин.

— Понял, — коротко бросил он, тут же включая передачу. — Жду звонка.

Я выскочил из машины. Горячий воздух ударил в лицо. Гена, заметив меня, бросился навстречу. Его лицо было искажено смесью ярости и растерянности.

Машина Максима резко рванула с места, развернулась на узкой улице с визгом покрышек и исчезла за поворотом, подняв облако пыли.

Гена обернулся, увидел меня. Его лицо, обычно невозмутимое, было искажено чистой, неподдельной яростью.

— Да твою ж мать! Женек! Смотри что у нас здесь творится!

Он схватил меня за рукав и потащил к ближайшему внедорожнику охраны. В салоне, на переднем сиденье, сидел его человек. Голова запрокинута на подголовник, рот полуоткрыт, глаза закатились. Медленная, густая слюна стекала по подбородку на рубашку. Грудь судорожно вздымалась. Второй охранник вяло махал рукой, словно отбиваясь от невидимых мух.

— Все, мать его! Все такие! — Гена ткнул пальцем на вторую машину, где виднелась такая же неподвижная фигура. — Как овощи! Ни на что не реагируют! Да они же под кайфом все!

— Скорую надо вызывать, — мрачно бросил я.

Генка на миг замер, взял себя в руки и коротко кивнул.

— Ща, наберу Либермана, пусть бригаду пригонит. И надо позвонить на КПП, узнать, кто сюда заезжал.

Но только он вытащил телефон, как из-за ворот внезапно выскочил Вовка.

— А что тут у вас? — он нахмурился, оглядывая нас и машины. — Я в доме был, свет вдруг погас… Галину Степановну ищу-ищу, нигде нет! Весь дом обыскал! Она как сквозь землю провалилась! Что случилось?

Мы с Генкой настороженно переглянулись. Я заметил, как его рука медленно, почти незаметно поползла к кобуре под пиджаком.

А Вовка, как ни в чём ни бывало, удивлённо уставился на охранников во внедорожнике, подошёл, осмотрел их, свел брови к переносице:

— А чего это с ними? — растерянно уставился он на нас, довольно искренне, даже наивно продемонстрировав недоумение.

— Свет, говоришь, погас? — Генка настороженно окинул взглядом особняк, явно расслабился, убрав руку с кобуры.

Я же наоборот, незаметно достал шокер и спрятал его в рукав пиджака.

Вовка продолжал заглядывать во внедорожник:

— Мне кажется, они обдолбались чем-то, — растерянно почесав переносицу, резюмировал он. — Вон, смотрите, у Васька и у Димы стаканчики из-под кофе под ногами валяются. Их, походу, траванули… Ну сами-то они точно не могли.

Вовка растерянно уставился сначала на меня, затем на Гену.

Генка заглянул во второй внедорожник, смотря под ноги охранникам:

— Голубые стаканчики, — задумчиво протянул Генка. — В таких Галина Степановна обычно ребятам кофе выносила.

— Да ладно, — Вовка нервно хохотнул, — ещё скажи, что это их Галина траванула.

— А вот этого мы знать не можем, — мрачно покосившись на меня, сказал Генка, а затем спросил Вову: — Её точно в доме нет?

— Да я ж говорю, всё обыскал, — развёл руками Вовка.

— А ты чего так рано вернулся? Забрал всё из областного центра? — вроде как невзначай, спросил я Вову.

— Да у меня ж это! Машина сломалась! — сокрушаясь, воскликнул он. — Заглохла намертво. Полдня торчал на трассе, пока эвакуатор ждал. А за документы позвонил в архив, договорился. Завтра курьером привезут. И чего вы меня вообще гоняли? Курьером же быстрее…

— Ты хотел скорую вызвать и на КПП позвонить, — холодным тоном напомнил я Гене, не сводя взгляда с Вовы.

Гена кивнул, снова вытаскивая телефон.

Нет, поверить, что Галя могла работать на Князева… Тихая, преданная женщина, которая знала все наши привычки, которая варила нам борщ и едва сдерживала слезы, когда узнала про амнезию. Она была частью дома, его душой. Да ни за что не поверю!

А вот Вовка явно темнит.

Я уж было собрался подкрасться к нему со спины и приложить шокер к шее, но он вдруг рванул к Гене, выбил у него из рук телефон и, выхватив из-за пояса пистолет, приставил ствол к его виску.

— А теперь тихо и без шума направляемся в дом, — совсем другим, низким и уверенным голосом сказал Вова. И лицо его тоже вмиг изменилось. С него сползла маска растерянного простачка, обнажив холодную, расчётливую жесткость.

— Ты чего, охренел? — растерянно, явно не ожидавший такого поворота, спросил Генка.

— Молча, Геннадий, топаем в дом, — велел Вова. — И ты, Женя, вперёд. Чего застыл? Не понятно? Шаг в сторону, и у Геннадия Петровича появится вентиляция в голове.

Я прикинул расклад. Расстояние не меньше двух метров. Учитывая физподготовку Марочкина, я не успею. За то время, что я потрачу на рывок, Вовка успеет пристрелить и Генку, и, наверняка, меня. Пистолет он держал уверенно, палец лежал на скобе, а не на спуске, но это не успокаивало.