Товарищ мэр

Глава 1

Г. Жданогорск, 1982 г., июнь.

Дождь хлестал по асфальту тугими струями, превращая улицы города в мутные реки. Погода уже неделю стояла мерзкая, сырая, совсем не по-июньски холодная. Я кутался в плащ, докуривал последнюю сигарету и поглядывал на часы.

До десяти осталось три минуты. Лёшка обычно не опаздывал.

Это одно из мест, где мы обычно встречались с осведомителем: узкая подворотня между двумя домами — тёмная, пропахшая сыростью и прогорклым маслом от соседней столовой. Здесь я его сегодня и ждал, прячась от дождя под арочным проходом.

Лёшка Лебедев был пойман мною за руку на фарце четыре месяца назад. Завербовать его было несложно, куда сложнее оказалось пристроить его на местный рынок, директора которого мы с коллегами вот уже полгода здесь подсиживали. Пришлось изрядно повозиться: взятки, нужные люди, взявшие его на поруки, и таки наш Алёшка был засунут грузчиком на местный рынок «по блату», а дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

Сегодня Лёшка меня порадовал. Намекнул, что нарыл на Мотова нечто стоящее. А ещё упомянул ампулы. Если удастся накрыть и толкачей, выяснить, откуда тянется эта наркоманская история, считай, сразу двух зайцев пристрелим.

Мы с напарниками подозревали, что у промедола ноги растут из того же Мотовского рынка. Но Мотов однозначно только распространитель, а вот кто поставщик — это уже довольно интересно, хотя версии, конечно, имеются и не одна.

И если накрыть сразу обоих, вытащить всю ту дрянь, какой ещё промышлял Мотов, вот тогда головы и полетят. Причём полетят с низов и дальше по цепочке до самой Москвы. Именно такую задачу нам обозначили сверху. И именно такую цель преследовал я по жизни — пересажать всех этих поганых взятнических сволочей и паразитов.

Лёшка почему-то опаздывал. Я полез за сигаретами, но вспомнил, что выкурил последнюю, смял пачку «Явы» и, не придумав, куда её выбросить, засунул обратно в карман.

Под свод арки юркнула худощавая сутулая фигура. Даже в ясную погоду народ здесь особо не шастает, поэтому я ни капли не сомневался, что это Лебедев.

— Дядь Жень, вы тут? — раздался голос Лёшки из темноты.

— Я, я. Зонт почему не взял, дурень?

Лёшка проигнорировал замечание, с секунду переминался с ноги на ногу, а затем юркнул ко мне. Лебедев нерешительно замер в полуметре от меня, дрожа от холода. Его одежда насквозь промокла, кепка прилипла к голове, вода струями стекала по лицу.

Лебедев выглядел старше своих восемнадцати: бледный, с бегающим злым взглядом, жёстким лицом. Всегда напряжён, как натянутая пружина, насторожен, где-то даже зашуган. Но всё это не от жизни хорошей. Жаль было пацана, по-человечески жаль. Как-то я даже проникся к нему за эти полгода. Наверное, старею — наверное, потому что своими детьми так и не успел обзавестись.

Жил он с отцом-пьяницей в коммуналке на окраине города. Отец всё заработанное до копейки пропивал. Еда в их доме появлялась только тогда, когда Лёшка её приносил. Но отца парень любил, жалел, не бросал, тянул, как мог. За это я его невольно уважал.

— Ехать надо, — лихорадочно выпалил Лёшка, нервным движением поправил козырёк восьмиклинки. — Товар будем выгружать на старом складе. Мотов утром мне сказал, что я тоже в ночь выхожу.

— Тот самый склад, где подпольный цех? — я удивлённо вскинул брови и взглянул на часы.

— Думаю, да. Он самый, — напряжённо кинул Алёшка и облизал губы. — Мы с пацанами там к одиннадцати должны быть.

Местонахождение цеха, разумеется, хранилось под семью замками. Прослушка, установленная в кабинете директора рынка, ничего не дала. Мотов был невероятно осторожен. Даже внедрённый в местное подразделение ОБХСС Люблин не смог ничего нарыть, хотя местные наверняка были в курсе. В общем-то, тут все под Мотовым ходили, все боялись, всех гад запугал, а кого не смог запугать — попросту купил своей поганой джинсой-колбасой.

Из сплетен и тех крох, что приносил Лебедев, наверняка мы могли знать только одно: цех существует. Но ни места, ни свидетелей — ни одной зацепки.

— А сам Мотов? — спросил я.

Лебедев странно взглянул из-под козырька кепки и отвёл глаза.

— Какой-то Барышников должен приехать, а Мотов ему деньги передать, — буркнул Лёшка. — Это я так, краем уха услыхал.

Я смерил его недоверчивым взглядом. Владлен Барышников — крупная рыба. Директор оборонного завода. Я мог предположить, что сбыт идёт крупными партиями, но грешил на фармацевтов. А тут на тебе — оборонка. Хотя у этих, несомненно, возможности есть. Ампулки с этим обезболивающим в каждой армейской аптечке имеются. Списал, ненасытная морда, получается?

— Адрес, — потребовал я.

— Нет там никакого адреса. Склад заброшен, — шмыгнул носом Лёшка. — Это на выезде из города. За свинофермами. Ехать минут сорок. Вам надо туда первым приехать, дядь Жень. Сторожка там есть, я её проверил — можно там спрятаться, видно оттуда дорогу и всю территорию.

Я мысленно прикинул, что успею сделать. Передать информацию своим бойцам на «кукушку»? Люблин должен дежурить у радиостанции. Вот только не успел я ему сообщить, что иду на встречу с осведомителем.

Проверил внутренний карман — «Аякс» на месте. Тяжёлая рукоять «Макарыча» привычно оттягивает кобуру. Вероятно, он не пригодится, но и пренебрегать безопасностью не стоит.

Сверху нам поставили задачу нарыть компромат, но на рожон лезть не велели — дабы не спугнуть. А этот случай как раз из разряда нежелательных. Но я здесь далеко не для того, чтобы отсиживаться и ждать удобного момента, пока эти гады проворачивают свои делишки практически у всех на виду.

Вероятно, фотографий и свидетельских показаний Лебедева будет достаточно, чтобы взять Мотова и Барышникова за задницу. Но, вероятно, я смогу нарыть там куда более ценные и весомые улики.

— Ехать вам надо, дядь Жень, — торопливо протараторил Лёша. — Времени в обрез. И мне уже пора бежать. Мотов нас, сказал, сам повезёт.

— Иди, — кивнул я.

Лёшка тоже кивнул, взглянул на меня как-то жалобно, отвёл взгляд и снова кивнул, теперь будто собственным мыслям. А после развернулся и торопливо засеменил прочь, выскочив под дождь.

Кое-что в этом деле меня всё же настораживало. Какого хрена Мотов и Барышников встречаются лично? Раньше они таких промашек не совершали и, по всей видимости, действовали через третьих лиц. А тут вдруг — личная встреча, да ещё с передачей товара и денег при свидетелях, да ещё и в месте, где эту наркоту собираются складировать.

С чего вдруг такая неосторожность? Настолько уверены в своих людях? Считают ликвидированный склад на отшибе безопасным местом?

Что ж, не проверив — не узнаю.

Служебка стояла за углом. Я выскочил на улицу и ринулся к «Жигулям», спешно нырнул в салон, стряхнул воду с плаща и включил зажигание. Тут же приветливо заурчал мотор, разгоняя вечернюю прохладу.

Дождь размазывал свет фонарей по лобовому стеклу. Я вытащил из бардачка новую пачку «Явы» и рацию. Закурив, приоткрыл окно, влажный воздух ворвался в салон.

Я зажал кнопку рации:

— Среда, приём, Жжённый на связи. Кепка принёс информацию: склад за свинофермой. Выдвигаюсь к объекту.

В ответ рация неистово запищала, наполнив салон пронзительным визгом. Я поморщился и вырубил её. Снова эта ерунда подводит. И как всегда в самый непригодный для подобных капризов момент.

Я вновь зажал кнопку.

— Среда, приём! — повторил я, повысив голос. — Жжённый на связи! Слышишь меня?

Но в ответ лишь шипение и треск.

— Мать твою, — выругался я и швырнул рацию обратно в бардачок. По всей видимости, придётся действовать одному. Ну и хрен с ним, фотографии я и сам смогу сделать.

Дождь барабанил по крыше машины всё сильнее. Я тронулся с места. Дворники заскребли по лобовому стеклу, фары выхватили из темноты мокрый асфальт. Путь лежал через центр города: мимо серых хрущёвок, пустых ларьков и магазинов.

Я прищурился, сворачивая на перекрёстке. Мотовский рынок мелькнул слева: тёмные прилавки, ржавые навесы, ящики у забора.

Я переключил скорость и вдавил педаль газа. Нужно торопиться.

Вскоре жилые кварталы и частные домишки остались позади. Впереди по бокам от дороги тянулись до горизонта колхозные поля. Дождь всё меньше моросил и вскоре вовсе прекратился. Мелькнул белый знак с перечёркнутым названием города «Жданогорск», который я мысленно про себя звал уже по привычке Жадногорском.

Сразу за табличкой показались длинные одноэтажные здания свиноферм. Я резко съехал на обочину и нырнул в посадку. Стоящая на обочине пустая машина выглядит подозрительно. Нельзя, чтобы она попалась на глаза Мотову.

«Жигули» увязали в грязи, но всё же, немного побуксовав, сумели протиснуться между деревьями. С дороги теперь автомобиль ни за что не заметить.

Мне предстояло быстро добраться до заброшенного склада. До свинофермы не меньше километра, а расстояние от ферм до склада неизвестно. Взглянул на часы: времени на дорогу у меня всего-то минут пятнадцать.

Когда я прошёл свиноферму, стало понятно — нужно бежать. Для своих сорока с хвостиком я был в неплохой форме: ежедневно занимался физкультурой и бегал по утрам. И потому такая физическая нагрузка, пусть даже по мокрой, вязкой дороге, далась мне легко.

Вскоре показался и склад. Ряды деревянных и бетонных серых зданий без окон, без дверей, с побитым и провалившимся внутрь шифером на крышах; кое-где крыши и вовсе отсутствовали. Но всё же несколько зданий выглядели вполне прилично — наверняка их и использовали под Мотовские склады и подпольный цех.

Я вошёл на территорию сквозь массивные, с облупившейся краской ворота. Площадка перед складскими помещениями неплохо освещалась несколькими уличными фонарями, что тоже мне только на руку.

Я достал «Аякс» — лёгкий малогабаритный фотоаппарат, разработанный КГБ специально для скрытой съёмки. Сделал несколько снимков, дабы запечатлеть место преступления.

Сторожку я тоже сразу увидел. Она находилась в двух метрах от ворот: небольшое деревянное здание с крыльцом и двумя заколоченными окнами. На окнах имелись железные ставни, не закрытые, к моему везению. Через щели в два пальца между досками без проблем получится сделать фотоснимки.

Дверь, на удивление, оказалась весьма добротной: железная лутка и такая же толстая дверь с откидным засовом и отверстиями для навесного замка. Но самого замка не было, а дверь была приоткрыта, и потому я вошёл внутрь.

Сторожка встретила меня глухой тишиной. Здесь пахло сыростью и печной гарью. Достал фонарик, быстро осмотрел помещение. Сломанные ящики, пустые мешки, какое-то старое тряпьё громоздилось у стены. Из деревянного потолка торчал кусок жестяной трубы, очевидно, оставшийся от дымохода; сама буржуйка куда-то испарилась.

Я запер дверь на хлипкий крючок и шагнул к окнам. Под ногой что-то хрустнуло. Наклонился и увидел раздавленную ампулу. Рядом оказалась такая же, только целая, с прозрачной жидкостью. Достал носовой платок и через него осторожно поднял её, приблизил к глазам. Мелким шрифтом на ампуле значилось то самое название наркотика.

Отлично, вот тебе и улика. А если там ещё и пальцы остались — считай, подфартило. Завернул ампулу в платок, засунул в пустой портсигар, который только для таких случаев и носил, и убрал в нагрудный карман.

Затем снова достал «Аякс». Выбрал место у окна с наилучшим обзором, прикинул, что и освещение здесь не подкачало, и приготовился ждать. Всё-таки Лёшка не соврал, когда говорил, что здесь хороший обзор.

Вдруг с улицы, со стороны крыльца, послышались едва различимые шаги. Я напрягся, рука машинально легла на кобуру. Странно: почему со стороны складов, а не с парадных ворот прибыли?

Половицы ступенек крыльца легонечко скрипнули, а затем раздался громкий лязг засова, запирающего дверь с обратной стороны. Я сразу смекнул, в чём дело. Лебедев, сучий потрох. Всё-таки придётся «макарычу» сегодня поработать.

Выходить через дверь смысла не было, уж больно она крепкая. Достал пистолет и, держа наготове, попытался выбить доски заколоченного окна плечом. От первого удара доски натужно заскрипели, от второго одна слетела, вывалившись наружу.

В этот же миг со стороны второго окна послышался скрип, стук, и в помещении заметно потемнело. А следом, практически в тот же миг, захлопнулись вторые ставни, оставив меня в кромешной темноте.

Я открыл огонь, пытаясь попасть через окна и стены в противников. Уже на третьем выстреле, сквозь звуки пальбы, услышал протяжный визг. Первая мысль была, что мне удалось ранить кого-то из преступников, но затем сразу дошло: визжат здесь, в сторожке. Выхватил фонарик и направил луч света в сторону крика.

Звук резко прекратился. Из-за вороха тряпья на меня вытаращилось бледное, перепуганное лицо девчонки.

— Ты что здесь забыла? — спросил я.

— Я тут ночевала, — сощурившись от яркого света, ответила она.

— Как зовут? Откуда? — продолжил я допрос, попутно всматриваясь в дырки от пуль в железных ставнях. Звуки всё ещё доносились снаружи, но разглядеть никого не удалось.

— Таня я, — нерешительно сообщила девчонка.

От упоминания этого имени у меня кольнуло в груди. Так звали мою старшую сестрёнку, вот только она и до девяти лет не дожила. Не сумела пережить блокаду Ленинграда, как и мать. Перед глазами промелькнули размытые образы прошлого: худенькая фигурка сестры, её грустная улыбка, мамины руки, обнимающие нас обоих.

— Что ты здесь забыла, Таня?

— Я… я работаю тут.

Я непонимающе поморщился и вновь направил на неё луч света. На вид девчонке было не больше двенадцати.

— Лет сколько? — спросил я.

— Шестнадцать, — буркнула она и нахмурилась.

— Родители где? Почему бродяжничаешь?

— Да какая разница⁈ — вдруг вспылила Татьяна. — Чего это я должна перед вами отчитываться тут? Вы сам-то кто? И почему стрельбу устроили? Вас здесь быть не должно. Если Иван Петрович узнает…

— Так ты на Мотова работаешь? — перебил я её.

Девчонка испуганно потупила взгляд, поняв, что сболтнула лишнего.

— Вот что, Татьяна. Ты оказалась не в то время и не в том месте. Я — Евгений Николаевич Серов, майор милиции. Отдел БХСС. Слышала о таком?

Таня судорожно сглотнула и кивнула. Её подбородок задрожал, а большие глаза заблестели от слёз. Ну вот, ещё истерики мне здесь не хватало.

— А ну, отставить слёзы и взять себя в руки, Татьяна, — скомандовал я. — Будешь сотрудничать, расскажешь о делах Мотова — я тебе помогу.

— Да чем вы поможете, нас тут заперли! — всхлипнула Таня, сердито откинула ворох тряпок и неуклюже начала подниматься на ноги, придерживая довольно большой круглый живот.

Я мысленно выругался.

— Выберемся, — заверил я её. — А теперь рассказывай, как тебя так угораздило.

— Да как? — отмахнулась Таня. — Негде мне жить, денег нет. Я там с одними ребятами познакомилась, они меня сюда и привели. Здесь хоть кормят, да и ночлег какой-никакой, деньги иногда перепадают.

Вот же скот поганый. Привлекать детей к работе за еду — это уже крайняя степень паскудства.

— А родители где? — вновь спросил я.

Таня нахмурилась, погладила животик и потупила взгляд. Нехотя ответила:

— Мать, когда узнала… Ох и орала она тогда! Совсем бешеная была! Тряпкой меня отходила и из дому выгнала. Сказала, не дочь я ей больше. Мол, опозорила её на всю станицу. Вот я и…

Она недоговорила и всхлипнула.

— Дура твоя мама, — резюмировал я.

Снаружи вновь послышались шаги, и я выглянул через дырку в металле. Не ушли, собаки. Значит, ещё не закончили.

Вдруг неподалёку мелькнула знакомая восьмиклинка. Не раздумывая, я снова выстрелил. Таня вновь взвизгнула, а сутулая фигура резко ушла из поля зрения.

Вот же крыса мерзопакостная. Моему разочарованию не было предела. А ведь я искренне хотел вытащить его из этой задницы, надеялся — получится из Лебедева человек. Старался помочь ему, денег то и дело подкидывал. Подумывал к нам в отдел пристроить, как только Мотова закроем. Да что уж там — я же его чуть ли не за сына считал.

Ну что ж, продажная шкура, ты сам выбрал эту кривую дорожку. Поедешь ты у меня на нары сразу же, как только выберусь.

Снаружи загремели, а спустя мгновение запахло бензином. А вот это точно не к добру.

— Так, Танюша, нужно искать выход, — сказал я.

Я повёл фонарём по помещению, выискивая хоть какую-нибудь лазейку. Попробовать отстрелить петли ставней на окнах? Нет, они с обратной стороны, и никак не понять, где именно. Да и патроны могут ещё пригодиться, когда выберусь.

Через стены тоже не пробиться. Остаётся… Остаётся только дымоход.

Снаружи раздался грохот, а после незнакомый прокуренный голос крикнул:

— Сдохни, ментовская крыса!

И в это же мгновение запахло дымом.

— Они что? Сжечь нас решили? — в ужасе округлила глаза Таня и ухватилась за голову.

— Так, отставить панику, — велел я, уже подтягивая к куску трубы, торчащей из потолка, сломанные ящики.

Дальше закидал ящики тряпьём — получилась небольшая горка, на которую я и взобрался.

Снаружи уже трещали горящие доски, а помещение стремительно заполоняло густым, едким дымом.

— Держи, — вручил я фонарик Тане.

Она послушно схватила его и направила луч на трубу. Я же, не мешкая, дёрнул трубу на себя. Не поддавалась, зараза.

Тогда я всем весом на ней повис, подергался вверх-вниз — и дело пошло. Сначала послышался треск, потолочные доски заскрежетали, труха посыпалась на голову. В мгновение ока потолочные доски обломались, и я вместе с куском трубы рухнул вниз.

Нехило так приложился спиной о ящики, прокатился кубарем до двери, но сейчас меня это мало заботило.

— Евгений Николаевич, вы живы? — послышался полный ужаса голос Тани, но тут же прервался надсадным кашлем.

Я и сам уже старался дышать через раз. Дыма здесь было столько, что, без сомнения, мы задохнёмся раньше, чем здание начнёт вовсю гореть. Хотя и это уже не за горами — языки пламени лизали угол стены.

— Так, Татьяна, — я быстро поднялся на ноги, — сейчас я тебя подсажу к этой дыре, и ты лезешь на крышу. Спускайся со стороны двери, там козырёк, с него спустишься на крыльцо.

— А вы? — спросила она и вновь закашляла.

— Внимательно слушай, Таня, а обо мне не переживай, поняла⁈

Она испуганно кивнула.

— Номер: семь-девять-три-четыре-шесть-один. Повтори!

— Семь-девять-три… четыре… — она вновь закашляла.

— Шесть-один! Вот это спрячь и отдашь человеку, который ответит по этому номеру, — я всучил ей портсигар и фотоаппарат. — Таня, ты поняла?

Она судорожно кивнула.

— Так, вперёд! — скомандовал я, потащив её к дыре в потолке.

— Это мой напарник, — продолжил я, попутно подсаживая её к себе на плечи. — Ему расскажешь всё, что здесь произошло, и отдашь эти вещи. И передай, что Серов велел тебе помочь. Не стесняйся, поняла⁈ Тебе помогут!

— Поняла, — пискнула Таня, уже неуклюже карабкаясь наверх.

— Номер повтори! — крикнул я.

— Семь-девять-три-четыре-шесть-один.

— Ещё раз! — Мне наконец удалось затолкать Таню наверх.

— Семь-девять-три-четыре-шесть-один! — крикнула она в ответ.

— А теперь бегом отсюда! — гаркнул я и почувствовал, как меня пошатнуло в сторону и сдавило грудь.

— Но как же вы?

— Пошла, я сказал! — вновь прикрикнул я и надсадно закашлял — дышать было нечем.

Худенькое, белое как мел лицо Тани исчезло во тьме чердака.

Я попытался допрыгнуть до дыры, но, как и предполагал, было слишком высоко. Попытался подтащить ещё хлама, но этого оказалось мало, чтобы дотянуться до выхода.

Деревянные балки трещали, а пламя, охватившее уже всю дальнюю стену, нещадно жарило. Я почувствовал непреодолимую слабость, привалился к окну, чтобы хоть немного глотнуть свежего воздуха. Через отверстие от пули увидел торопливо семенящую и придерживающую живот Таню. Она перепуганно оглядывалась и тихо, монотонно бормотала:

— Семь-девять-три-четыре-шесть-один, семь-девять-три-четыре-шесть-один…

Внезапно раздался устрашающий треск, затем последовал оглушительный грохот — потолочная балка рухнула, утянув за собой половину чердака. Огонь запылал во всю мощь.

Долго любоваться пожаром мне не пришлось: в это же мгновение перед глазами всё поплыло, потемнело. Но прежде чем окончательно провалиться в небытие, я всё же испытал облегчение и даже радость. Таня и её нарождённый ребёнок спасены. И если у неё всё получится, если она всё передаст, как я велел, этим гадам тоже несдобровать.

«Не на того нарвались, суки, — пронеслось в голове. — Я вас и с того света достану».

Никакой жалости, ни капли тоски — всё было не зря. Я умирал с чувством выполненного долга. А затем меня окончательно поглотила тьма.