Они стояли на краю болота, словно призраки, вырезанные из густого тумана — Глория и Черномор, мои погибшие боевые товарищи, те, кого я мог считать настоящими героями. И, если Черномор в посмертии остался почти таким же, каким я его знал, то ведьма существенно изменилась.
Глория теперь была высокой, очень высокой молодой дамой с длинными белыми волосами, словно выцветшими от времени, и глазами, полными ледяного света. Черномор — приземистый, едва достающий до её пояса, с длинной бородой, заплетённой в косу. Они не двигались, но я прямо физически чувствовал их тяжёлые и полные сожаления взгляды.
— Вы двое — в лодку! — поспешно распорядился я, когда толпа духов, скопившаяся на берегу, в едином порыве шагнула к воде.
Эти души явно томились здесь в ожидании Перевозчика. Но, как бы я не хотел облегчить их страдания, в первую очередь мне нужно было поговорить с моими погибшими друзьями. И, желательно, сделать это наедине — в «приватной» обстановке. А чем суденышко старого Харона не место для переговоров?
— Прости, командир, что всё так вышло… — виновато прошелестел Черномор, залезая в челн. — Но ты не должен был приходить сюда…
— Но вы пришли, Месер… — звонко произнесла ведьма. — Нашли меня даже в загробном мире… Для меня это наивысшая награда, Господин…
— Нет, это вы простите меня, друзья… — Горло перехватило спазмом, так что мне пришлось приложить усилия, чтобы произнести следующую фразу. — Я не могу вас отсюда забрать в обычный мир… Но я должен… — Я протянул руку Глории, помогая ведьме залезть в лодку. — Должен узнать, почему вы ушли так «легко»? Ведь ваш дар… не должен был вам этого позволить… — Я оттолкнулся веслом, и лодка легко отчалила от берега.
Лодка скользила по мутной воде, оставляя за собой мерцающий след. Туман сгущался, обретая зловещие очертания, и вскоре берег, заполненный многочисленными фигурами душ, исчез из виду. Вокруг воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими всплесками весла в чёрной воде.
— Вы правы, Месер, — наконец заговорила Глория, её голос звучал безучастно. — Мой дар… Он не дал бы мне уйти так легко… Но в момент моей смерти его у меня уже не было…
Её пальцы сжали край лодки так, что старая древесина возмущенно затрещала.
— Как, не было?
Черномор мрачно кивнул, поправляя свою бороду, заплетённую в косу. Хотя и он сам, и его борода были всего лишь призраками. И не имело никакого значения, как она сейчас расположилась.
— Мне тоже помогли «уйти», — произнёс он, сплюнув призрачным плевком на дно лодки, — предварительно лишив дара…
— Но как? — Я откровенно не понимал, как такое вообще возможно.
— Не знаю, командир, — покачал головой карлик. — Возможно, это происки пришлого ведьмака — Афанасия, раз его нет здесь, с нами…
Я хотел спросить, что он имеет в виду, но в этот момент вода взбурлила. Из глубины поднялось что-то. Сначала я подумал, что это гнилая коряга — длинная, скрюченная, покрытая чёрной слизью. Но потом она шевельнулась.
— Смотрите! — резко вскрикнула Глория, указывая на «корягу», но было уже поздно.
Тварь рванулась вперёд, и я успел разглядеть лишь мелькающие в темноте многочисленные и мелкие зубы, «обрамляющие» круглую пасть, прежде чем её щупальце впилось в борт лодки.
— Адская пиявка! — Черномор выхватил их моих рук весло и рубанул торцом лопасти по скользкой упругой плоти.
Тварь взвыла, но хватку не ослабила. Вместо этого из тумана выползли её товарки. Они были похожи на уродливые гибриды червей и спрутов — бесформенные, с открытыми пастями, мерцающими тусклым багровым светом.
— Они питаются страхом, — прошептала Глория, — чем больше боишься — тем сильнее они становятся.
— Да кто их, нахрен, боится? — презрительно фыркнул Черномор, размахнувшись сильней и, наконец, перерубая щупальце пиявки.
Оторванный кусок щупальца забился у наших ног, испуская тошнотворный запах гнили. Кровь — если это можно было назвать кровью — сочилась из раны густой чёрной слизью, но тварь даже не дрогнула. Остальные пиявки продолжили окружать лодку, их пасти хлопали, издавая противный чавкающий звук.
— Держись, командир! — Черномор уже готовился к новой атаке, раскручивая весло над головой.
Я быстро оценил ситуацию: лодка трещала под натиском чудовищ, вода вокруг кипела от их тел, а туман, казалось, сжимался на наших шеях, словно живая петля.
— Они ведь не просто так появились… — Глория вдруг резко повернулась ко мне. — В таком-то количестве. — Её глаза, безучастные ко всему всего лишь мгновение назад, теперь горели неподдельной тревогой. — Кто-то направляет их. Они пришли за вами, Месер!
— За мной? — Я сжал кулаки. Без магических сил, которых у меня совсем не осталось после схватки с Каином, я был почти беззащитен, но отступать было некуда.
— Значит, кто-то очень не хочет, чтобы ты присоединился к нам, — прошипел Черномор, отбивая атаку очередного щупальца.
Лодка дёрнулась, и я едва удержал равновесие. Одна из пиявок ухватилась за корму, резко накренив утлое судёнышко. Вода хлынула внутрь. Глория вскрикнула, схватившись за мою руку. Она не хотела превратиться в одну из душ-потеряшек, что временами скользили под нами в мутной воде Стигийского болота. Истонченные до неузнаваемости, давным-давно потерявшие самих себя, они были вынуждены вечно скитаться в пучинах подземных вод.
— Не корми их страхом, Глория! — крикнул я, пытаясь заглушить и собственный ужас. — Нашу смелость можно обратить против них!
Карлик оскалился и внезапно разразился хриплым смехом:
— Чего это я, старый дурак, испугался? Был бы жив — надергал бы этих пиявок «на уху»… Или засушил — под пиво бы отлично пошли!
И, словно в ответ на его слова, одна из тварей вдруг дёрнулась и отпрянула, словно почуяв что-то неладное. Пиявки, казалось, не ожидали такого сопротивления. Их щупальца замерли, дрогнули, а затем рванулись вновь, но уже с меньшим напором.
Глория, увидев это, резко выпрямилась и отпустила мою руку.
— Вы правы, Месер! — Её голос зазвучал намного твёрже. — Это они нас боятся!
Она протянула руку к ближайшей пиявке, и её пальцы вдруг вспыхнули слабым серебристым светом. Тварь завизжала и откатилась, словно обожжённая.
— Но как…? — начал было я, но Черномор меня обогнал:
— Ты же сказала, что твой дар исчез?
— А это не дар… — прошептала Глория. — Это… сила воли… Я приказала себе не бояться этих милых зверушек… Или рыбок… Не знаю, что будет точнее.
— Но почему мы видим эту «силу»? — Карлик задумчиво почесал затылок. Скорее всего он это сделал в силу привычки, ведь у призраков ничего не чешется… Ну, кроме собственного ущемлённого самолюбия, что пришлось так рано умереть.
Туман внезапно разорвался. Над водой повисло тяжёлое молчание. Пиявки замерли, а затем, одна за другой, начали погружаться обратно в пучину.
Лодка содрогалась от последних конвульсий чудовищ, их щупальца скользили по бортам, оставляя липкие следы, прежде чем окончательно скрыться в черной воде. Вода вокруг успокоилась, лишь легкая рябь расходилась от места, где еще мгновение назад кипела битва.
Я стоял, тяжело дыша и сжимая весло, возвращенное Черномором так, что костяшки пальцев побелели. Лодка всё ещё кренилась, вода плескалась внутри, но, к счастью, дыры, пробитые щупальцами, оказались не слишком глубокими — кимбий, как и прежде, упрямо держался на плаву, будто чувствовал, что его время еще не пришло.
Глория опустила руку, и серебристое свечение погасло, оставив после себя лишь слабый отблеск в ее глазах — как бы в них вспыхнул и тут же угас огонь давно забытой веры в себя.
— Не похоже это на обычную силу воли… — медленно произнес я, глядя на нее. — Хотя, что мы знаем о мире мертвых? И о проявлениях, присущих мятежной душе? Ничего…
— Я вытащила эту силу из памяти… — прошептала она. — Из боли и страданий. Я не хотел так умирать, Месер! Я не согласна быть просто тенью!
Ну что я мог на это сказать? Я не Господь Бог, и не умею воскрешать из мёртвых. Даже мой «воскресший» дедуля — лишь живой мертвец, жизнедеятельность которого поддерживается нашим родовым эгрегором. Предложить такое Глории я не могу.
Черномор фыркнул, вновь перехватывая у меня весло:
— Отдохни, командир! Я вот тоже не согласен быть мёртвым, — продолжил он, обращаясь к ведьме, — но, видишь ли, ничего с этим поделать не могу.
Внезапно воздух содрогнулся от низкого, леденящего душу гула — словно где-то в глубине болота проснулся древний великан и потянулся, сотрясая землю.
Глория замерла, её глаза расширились:
— Вы слышали?
Я кивнул, ощущая, как по спине пробежал ледяной холод, а кожа покрылась колючими мурашками
— Что, чёрт возьми, это было? — прошипел Черномор, цепляясь за моё плечо.
Туман внезапно потемнел, приобретя грязно-серый оттенок, и в нем замерцали бледные огни. Потом туман разорвался. Даже Адские пиявки, еще минуту назад казавшиеся ужасом Стигийского болота, теперь выглядели жалкими червячками по сравнению с тем, что медленно выплывало из тумана. Из серой пелены выступали очертания чего-то огромного, с пугающими и изломанными контурами.
Сперва я подумал, что это скала, но, по мере её приближения, стало ясно: это не так — туман расступился, как гнилая завеса, и я различил изъеденные временем высокие борта огромного судна, чёрные от влаги и гниения. Перед нами предстал гигантский уродливый корабль, бороздящий, как и наша лодка, тягучие воды подземного мира мертвых.
— Нагльфар[1]… — пораженно прошептал Черномор, когда корабль полностью показался в поле нашего зрения.
Я даже не успел спросить, откуда он это знает, как гигантский корабль-призрак навис над нашей посудиной. Мне удалось рассмотреть, что вместо киля использовалась гребенка позвоночника какого-то титанического монстра. А вот сам корпус судна, теперь я это отчетливо видел, был собран из досок, изготовленных из тысяч и тысяч ногтей мертвецов — желтых и почерневших от времени, изуродованных веками разложения. Сами же доски были скрепленные не железом, а окаменевшими жилами, которые громко трещали под чудовищной нагрузкой.
«Чьё больное воображение создало весь этот ужас? Кто сращивал и прессовал эту мерзкую мёртвую плоть в доски, из которых собрали этот корабль?» — Как обычно в самые ответственные моменты мою голову посещали странные мысли.
Я запрокинул голову, пытаясь рассмотреть, что там, наверху? Мачты, собранные из костей, тянулись к небу, как руки утопленников, а вместо парусов на них болтались клочья бледной кожи. Это были лоскуты человеческой кожи — растянутые до невозможности и сшитые меж собой грубыми сухожилиями.
Основательно пропитанные жиром, видимо для эластичности, они матово поблескивали в тусклом свете загробного мира. И колыхались они не от ветра, а от какого-то внутреннего трепета, словно каждый лоскут сохранил остатки боли своих прежних хозяев.
Завидев нас, тени на палубе Нагльфара зашевелились. Сперва я подумал, что это просто игра тусклого света, но нет — фигуры двигались. Очертания их были размыты, словно увиденные сквозь мутное стекло, но по мере приближения корабля я начал различать детали.
Высокие, сгорбленные силуэты в рваных плащах, сотканных из болотного тумана. Лица — вернее, то, что осталось от лиц — серые, обтянутые высохшей кожей, с пустыми глазницами, в которых мерцали бледно-голубые огоньки. Они не шагали, а «скользили» по палубе, словно их ноги отсутствовали вовсе, а вместо них были лишь клубы болотного тумана.
Неожиданно в борт лодки ударила сильная волна, отбросив утлое судёнышко Харона к самому борту корабля. От Нагльфара исходило зловоние — смесь запаха гниющей плоти, старой протухшей крови и мокрого пепелища. С корабля в воду упали цепи — не простые, а словно живые, извивающиеся, с крюками на концах.
Они обвили лодку со скрипучим шорохом, словно голодные змеи и,прежде чем мы успели что-то предпринять, резко дернули наше судёнышко вверх.
— Черт! — вырвалось у меня, когда лодка с грохотом ударилась о борт корабля мертвецов.
Мы едва удержались, чтобы не свалиться в болото. А лодка, опасно потрескивая старыми досками, тем временем поднималась всё выше и выше. На палубу Нагльфара неожиданно поднялся откуда-то из глубины корабля огромный звероватый великан, закутанный в покрытый инеем плащ.
— Ётун Хрюм[2]… — Тут же опознал переростка Черномор, скорчив на лице презрительную гримасу.
— Ты его знаешь? — удивленно спросил я, поглядывая на великана, который, наклонившись над бортом, наблюдал за подъёмом на борт нашей лодки.
От когда-то могучего исполинского инеистого великана осталась лишь тень былого величия. Его тело, некогда огромное и мощное, сплошь обмерзло черным инеем, а зеленоватая кожа, покрытая трещинами, теперь напоминала лед, лопнувший от перепадов температур.
Нос великана был кем-то обрублен, щеки провалились, обнажая почерневшие зубы сквозь трещины в коже. Впалые глазницы, казалось, были пусты, но в их глубине до сих пор тлел тусклый синеватый огонь, словно отблеск далеких ледяных пустошей — его негостеприимной родины.
— Хрюм — капитан этого проклятого богами судна, — ответил Черномор, забросив бороду за спину, чтобы она не путалась под ногами. — И мы, вроде как родня… — Поморщился от нахлынувших воспоминаний коротышка. — Даже встречались несколько раз…
Ах, да! Я запоздало припомнил трагическую историю карлика, родившегося в семье великанов. Теперь мне стало понятна осведомлённость Черномора. Только вот что этому новоявленному родственничку от нас нужно?
Хрюм продолжал пялиться на нас своими светящимся буркалами. Его борода, в былые времена густая и белоснежная, как поведал мне Черномор, теперь свисала скудными сосульками, которые, сталкиваясь друг с другом, издавали мелодичный перезвон.
От него веяло не просто холодом, а леденящей душу смертью. Стылый ветер гудел сквозь пустоты в его рёбрах, а каждое движение, каждый шаг, сопровождался треском ломающегося льда. А вокруг него витал запах мороза и тления, как будто сама Зима сдохла на этом корабле, но отказалась уходить. Только одно близкое присутствие ётуна заставляло замерзать кровь в жилах.
Великан отошел от борта, когда наша лодка поднялась выше него. Глория вскрикнула, когда один полуразложившийся мертвец из команды, заступивший на место капитана, наклонился к ней и шумно втянул носом воздух.
— Добыча… — тихо прошелестел он.
Тени экипажа тоже начали двигаться, приближаясь к борту, напротив которого зависла наша лохань. Они накатывали медленно, как неторопливый прилив, и в их пустых глазах читалось одно — жажда. Но не крови, не плоти… а чего-то другого…
Глория вдруг резко сжала мою руку:
— Это не просто мертвецы, Месер! Они — голодные духи. Они, их капитан, да и сам корабль кормятся душами таких как мы…
— Я не дам тебя в обиду, Глория! — пообещал я мёртвой ведьме, прижав её к своей груди.
— А ну-ка, назад, псы! — Расколол стоялый воздух болота разгневанный рёв капитана Нагльфара, который резко ударил громадным кулачищем себе в грудь.
От доспехов — ржавых обломков металла, вмёрзших в плоть Хрюма, осыпалась на палубу толстая ледяная корка, а на плечах затрепетали обрывки свалявшегося мехового плаща, ставшего частью его застывшего, но всё равно продолжающего разлагаться тела.
Мертвяки резко отпрянули от борта и побежали к своему грозному капитану, выстраиваясь рядами за его спиной. Очень похоже повадками на обычную корабельную команду. Только неживые, но и не совсем мёртвые. То, что когда-то было людьми, теперь стало чудовищами в обрывках сгнившей одежды.
И эти чудовища поглядывали на нас с явным гастрономическим интересом. А нам и деваться-то было некуда — без лодки Харона нам в этом болоте не выжить. Черномор и Глория превратятся в блуждающие неприкаянные души, а я меня просто сожрут местные уродцы. Ведь я здесь — особо изысканный деликатес! Единственный живой человек в мире мертвых…
[1] Нагльфар (норв. Naglfar) — в германо-скандинавской мифологии — корабль, чьё основание целиком сделано из ногтей мертвецов. В Рагнарёк он выплывет из царства мертвых Хель, освобождённый из земного плена потопом. На нём армия ётунов под предводительством великана Хрюма (Hrymr; по версии Младшей Эдды, см. Видение Гюльви, 51) или Локи (по версии Старшей Эдды, см. Прорицание вёльвы, 50), поплывёт на поле Вигрид для последней битвы против асов.
[2] Ётуны, или йо́туны (др.-сканд. Jötunn — обжора) в германо-скандинавской мифологии, — великаны (турсы) семейства хримтурсов (инеистых великанов), правнуки Имира. Ётуны жили в Ётунхейме и Нифльхейме, отличались силой и ростом и были противниками асов и людей. С одной стороны, ётуны — это древние исполины, первые обитатели мира, по времени предшествующие богам и людям. С другой — это жители холодной каменистой страны на северной и восточной окраинах земли (Ётунхейм, Утгард), представители стихийных демонических природных сил, враги асов.