Туман, густой и стылый, как дыхание самой смерти, вдруг разошёлся в стороны, явив моему взору чудовищные очертания гигантского судна — Нагльфара. Мне показалось, что он не плыл (Да простят меня настоящие мореходы, ведь на судах не плавают, а ходят. А плавает, соответственно, только гуано) — он вырастал из болотной пелены, метр за метром, мачта за мачтой.
Черные борта, собранные из бесчисленного количества ногтей мертвецов и скреплённые меж собой с помощью древней магии, вспыхнули зеленоватым призрачным светом. Паруса из человеческой кожи, еще недавно болтающиеся на реях неопрятными штопанными лохмотьями, были приведены в порядок, словно им подарили новую жизнь.
На капитанском мостике, заложив руки за спину, не скрывая удовольствия от бесспорного превосходства Нагльфара над утлым судёнышком Харона и поплевывая на него сверху вниз, стоял капитан Черномор. Это был совсем не тот мертвый и израненный карлик с отрубленной бородой, которого мы с почестями похоронили на родовом кладбище.
И не та потухшая и бесплотная тень, которую я подобрал на заросшем асфоделями берегу вонючего Стигийского болота. Теперь передо мной был настоящий капитан ужасающего корабля мертвецов, да коротышка даже ростом стал выше. Казалось, что он весь состоит из яростного неугасимого огня, то и дело проскакивающего в его глазах.
Они горели, как два уголька из самой Преисподней, но в них больше не было былого гнева и ярости. Было лишь удовлетворение собственной судьбой и… узнавание, едва только он увидел меня. И весь его грозный облик неожиданно смягчился. Губы растянулись в улыбке — не злой и насмешливой, а искренней. Он вскинул руку и с палубы в небо с рёвом выстрелило ярким столбом пламени.
— Эгей, командир! — Его голос прокатился по болоту, как гром, но в нём звучало настоящее дружеское тепло. — Ну, что, неужели уже соскучился по нам с Глорией?
— Черномор… дружище… — выдавил я, да и голос мой предательски дрогнул. — Как же я рад вновь тебя увидеть! Ну, и Глорию, конечно…
Карлик ловко спрыгнул с мостика — не так, как раньше, неуклюже, а с настоящей пугающей грацией потустороннего демона, и подбежал к самому борту корабля. Повинуясь его желанию, Нагльфар двинулся вперед, остановившись рядом с посудиной Харона.
— Куда прёшь, борода! — возмущенно прохрипел Лодочник, пытаясь оттолкнуться веслом от кормы гигантского судна. — Не имеешь права…
Черномор презрительно прищурился, взглянув на Харона с высокого борта, и в его глазах вспыхнула искра веселья.
— Да ладно тебе разоряться, старый козёл! — рассмеялся он, непочтительно перебив брюзжащего Лодочника. — Или ты боишься, что я разобью в щепки твое жалкое корыто? Оно и так потонет! Даже без моей помощи!
Харон в ответ зарычал, но не отступил. Его лицо чудовищно исказилось от злобы.
— Ты нарушаешь сложившийся веками порядок! — хрипло выкрикнул он. — Тишина должна быть на Стигийском болоте!
— А ты просто нудный и скучный старикашка, — пожал плечами Черномор. — И мне плевать, чего ты там бубнишь! Я — капитан Нагльфара! И я наведу новый порядок в вашем прогнившем болоте! — Он повернулся ко мне. — Так какими судьбами, командир? Я чувствую, что ты не просто так здесь появился… И этого зубастого убивца ты с собой зачем притащил? — Коротышка указал на Каина. Так-то он прекрасно знал, как обстояли дела — я все рассказал ему во время нашей предыдущей встречи.
— Он помогает мне — другим в мир мёртвых хода нет…
На капитанском мостике неожиданно появилась Глория. Ее белокурые волосы развевал слабый ветерок, когда она спустилась по трапу на палубу. Я невольно ей залюбовался, настолько счастливой и красивой она сейчас выглядела. А счастье, как известно, красит людей.
— Приветствую вас, Месер, — улыбнулась она, — вот мы и снова встретились.
Я хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Мне пришлось откашляться, чтобы произнести:
— Здравствуй, Глория! Ты прекрасна!
— Спасибо, Месер! — Она ослепительно улыбнулась.
— Поднимайтесь на борт! — крикнул Черномор, и мертвецы из его команды скинули вниз веревочную лестницу, ступеньки которой представляли собой связанные веревкой бедренные человеческие кости.
Из чего была сплетена верёвка, я старался не думать. Едва только лестница развернулась, и последняя её ступенька бухнула в днище лодки Харона, я полез наверх. Черномор с улыбкой до ушей наблюдал за мной сверху. И, едва я оказался в досягаемости, протянул руку.
Его ладонь была горячей и немного потной, но это было тепло живого человеческого тела.
— Мы с Глорией не думали, что так скоро тебя увидим, — произнес карлик, помогая мне взобраться на палубу. — Если вообще когда-либо встретимся.
— Да я и сам не думал…
— Я так и не успел сказать тебе спасибо, командир! — хлопнул меня по плечу Черномор.
— За что? Ты всё сделал сам.
— Как за что? — выпучил глаза коротышка. — Теперь я капитан! У меня есть этот чудесный корабль, верная команда и самая красивая в мире женщина, которая терпит мои глупые шутки… — И Черномор подмигнул Глории. — Есть даже капитанская каюта с двуспальной койкой. Что ещё нужно для счастья, командир? Если бы ты в тот раз не заменил Лодочника, то всего этого могло и не случиться…
Глория закатила глаза, но мило улыбнулась, показав жемчужные ровные зубки. Она тоже была вполне живой.
— Он всё такой же невыносимый, Месер, — сказала она, чмокнув Черномора в макушку. — Но мне он нравится именно таким…
Все обернулись, когда на палубу Нагльфара следом за мной забрался Каин.
— А его я не приглашал, — окрысился Черномор на появившегося упыря и по палубе корабля вдруг пробежала «нехорошая» и опасная дрожь. А команда мертвецов как-то подобралась поближе к Каину, заключив его в полукольцо. — Пусть ждет в лодке Старика!
— Послушай, друг, — я обнял коротышку за плечи, — понимаю твоё негодование, но мы разобрались в причине его предательства. Он не мог поступить иначе… Ему пришлось буквально сломать себя, чтобы вновь обрести свободу воли. Не держи на него зла, по крайней мере сейчас. Прошу, друг!
— Хорошо, — спустя пару-тройку долгих секунд произнёс коротышка, — пусть остаётся. Только из уважения к тебе, командир.
— Спасибо, дружище! — искренне поблагодарил я карлика, а Каин, не теряя достоинства, склонил голову в знак признательности.
И лишь Харон в своей лодке остался в стороне от общего веселья.
— Вы нарушаете законы загробного мира! — продолжал злобно причитать он, недовольно грозя кулаками из своего судёнышка. — Вы еще поплатитесь за это!
— Ой, боюсь-боюсь! — Черномор театрально схватился за сердце. — Сейчас упаду в обморок от страха! — Он повернулся к нам с Глорией. — Слушайте, если он начнёт ныть ещё сильнее, я раздавлю Нагльфаром его лоханку! Достал своим нытьем, просто мочи нет!
Глория рассмеялась, и ее смех был чист, как родник в горах.
— Не обращай на него внимания, милый, — сказала она, беря Черномора под руку. — Он просто завидует. У него нет ни корабля, ни команды, ни такой красивой ведьмы.
Черномор гордо вскинул голову:
— Спасибо, любимая, ты всегда зришь в корень!
— Ребятки-ребятки! — произнес я. — У меня к вам маленькая просьба — не обижайте этого унылого Старика. Он и так уже обижен самой Судьбой. Поставьте себя на его место: тысячелетиями перевозить души мертвых, не имея ни минутки отдыха, не имея родных и друзей… Да ему даже просто поговорить не с кем! Пожалейте, поймите и простите его…
— Да? — Черномор наморщил лоб, пытаясь осознать, что я ему только что сказал. — Я как-то не думал об этом… А ведь он действительно обижен судьбой… Всегда один… Б-р-р! Я помню нечто подобное… — Эй, Старый, извини! — свесившись с борта, крикнул Черномор. — Клянусь, что не буду больше тебя нервировать и устраивать шум на твоём любимом болоте!
— Давно бы так! — довольно осклабился Лодочник, плюхнувшись задницей на маленькую скамеечку. — Давайте, быстрее решайте свои вопросы, нам еще в Ад надо дойти!
— В Ад? Он сейчас серьёзно, командир? — произнёс Черномор, прожигая меня взглядом. — Слушай, а давай мы прокатимся в Ад вместе? — предложил он, после того, как я кивнул на слова Харона. — Нагльфар уже соскучился по новым приключениям. Я, корабль и вся моя команда к твоим услугам, командир!
Я посмотрел на него, на Глорию, на корабль и его мёртвую команду и улыбнулся.
— Только пообещай и после возвращения не обижать Старика.
— И всё? Обещаю! — тут же выпалил Черномор. — Только если он сам не начнёт первым! — И над Стигийским болотом, разнесся его смех — громкий, дерзкий, живой. — Слышь, Лодочник, твои услуги больше командиру не нужны! Можешь проваливать восвояси!
И Харон, с ненавистью глядя на палубу Нагльфару, пробормотал:
— Вот ведь говнюк…
— Старик, ты хоть раз в жизни улыбался? — крикнул Черномор, вновь свесившись с борта корабля. — Или вообще забыл, как это делается?
Харон лишь фыркнул, отвернулся и с тяжёлым вздохом принялся отталкиваться веслом от огромного судна, уводя свою лодчонку в глубокий туман. Но мне показалось, что сквозь гнилую болотную мглу на мгновение мелькнула на его губах тень чего-то, отдалённо напоминающего улыбку. Мелькнула — и тут же исчезла, будто ее и не было.
А Нагльфар «встрепенулся», словно ощутив новую цель, затрещал древними бортами, и его паруса сами натянулись от ветра, которого не было. Карлик был прав, говоря, что его судно соскучилось по приключениям, и я сейчас чувствовал это отчётливее, чем когда-либо.
— Ну что, командир? — Черномор хлопнул меня по плечу с такой силой, что я чуть не упал. — Пора в путь! Ворвёмся в Ад на полных парусах, чтобы сам Люцифер охренел от нашей наглости и спросил у своих подручных: «А это ещё кто такие⁈»
Глория засмеялась, и взяла меня под руку. Ее ладонь тоже была теплой, живой.
— Я тоже готова, Месер, — сказала она, глядя на меня с легкой грустью и счастливой улыбкой. — Куда бы вы ни собрались вместе с моим мужчиной — я с вами!
Лишь Каин молчал. Он стоял на носу корабля и глядел в туман. Черномор взобрался на капитанский мостик, расправил плечи, и его повелевающий капитанский рык, усиленный магией, прокатился по всей палубе:
— Свистать всех наверх! Паруса — поднять! Мы идём в Ад, ребятки! Обещаю — будет весело!
Мертвецы, одетые в рваные мундиры различных эпох и стран, радостно заревели и ринулись на палубу, исполнять распоряжения капитана. Якорь, гремя ржавой цепью, взлетел вверх. И Нагльфар рванул вперед, разрезая туман, как острый нож мягкое масло.
Из глубины болота донеслось недовольное бульканье — что-то огромное и древнее проснулось. Но Черномор лишь усмехнулся:
— Пусть только пырхнется! — возбуждённо произнёс он. — У нас будет новый трофей, а у ребят из команды — вкусное угощение!
И тогда я понял, что нашел надёжного товарища для похода в Ад. Вместе мы наведём там такого шухера, что князья Ада долго будут поминать нас с икотой.
Я встал рядом с Черномором, глядя в бесконечную туманную тьму впереди.
— Ты знаешь, старина, мы можем не вернуться оттуда? — спросил я тихо.
Коротышка обернулся, а его глаза снова вспыхнули огнём. Огнём решимости совершить невозможное ради нашей дружбы.
— Вернёмся, командир, — уверенно сказал он. — Потому что у нас есть то, чего у Ада никогда не будет.
— И что же?
— Мы умеем смеяться над собственной судьбой. Даже когда всё пропало.
И в этот момент Нагльфар ворвался в пелену огня, и смердящий отголосок Стигийского болота исчез за кормой, как сон, как мираж. А впереди бушевало пламя неистового Флегетона. Но корабль мертвых легко рассекал полыхающую гладь огненной реки.
Яростное пламя Флегетона облизывало борта Нагльфара, но не могло причинить им вреда. Языки огня соскальзывали с черных досок из мертвецких ногтей, и чем дальше мы врывались в пылающую пучину, становилось понятно — корабль перенесёт без потерь это путешествие по огненной реке. Он оказался куда крепче и выносливее, чем утлое судёнышко Харона.
Каин, всё ещё молчаливый, стоял на носу, вцепившись в гальюнную фигуру[1] дракона на носу корабля. Его глаза, обычно тусклые, как пепел, теперь горели холодным синим огнём — огнём раскаяния, борьбы и, может быть, надежды. Он не смотрел на меня, но я чувствовал обострившимся синестетическим даром: он с нами. И он пойдёт с нами до конца — потому что не может иначе.
Нагльфар несся сквозь клубящиеся кровавые испарения пламенеющей реки, а перед нами открывалось зрелище, достойное эпического полотна безумного художника. Кипящая река крови, пузырящаяся и клокочущая в огромном котле между отвесными скалами, залитыми огненным багрянцем.
Огненный Флегетон с ревом нес Нагльфар вглубь седьмого круга, где кипящая кровь бурлила, как суп в котле демонического повара. Тени убийц, грабителей и насильников вырывались из кровавой пучины, простирая к нам руки — то ли в мольбе о помощи, то ли в желании утянуть пришельцев за собой. Но потусторонний корабль, будто живое существо, лишь ускорял ход, не давая им шанса вцепиться в собственные борта.
— А здесь действительно веселуха! — Черномор залился хриплым смехом. — Эй, ребятки, кто хочет искупаться?
Мертвецы заржали, кто-то бросил в кипящую кровь ржавую саблю — она мгновенно зашипела и растворилась, словно сахар в кипятке. Из пузырящейся массы то и дело всплывали чьи-то лица, искаженные гримасами боли и ярости. Они ворочались в кипящей крови, истошно вопили. Один из грешников, особенно свирепый, с лицом, изрезанным старыми рубцами, всё-таки схватился за борт Нагльфара.
— Ну, уж, нет! — Черномор схватил абордажный крюк и со всей дури всадил его прямо в глаз наглецу. Тот захрипел и исчез в кровавой пучине. — Глянь-ка, командир, сколько тут народу, жаждущего нашего общества! Глория, детка, а ты переживала, что будет скучно!
Я не успел ответить, как, собственно, и Глория. С берега донесся рёв, от которого задрожали даже самые бесстрашные из мертвецов нашей команды. Из кровавого тумана выползло нечто — огромное, рогатое, с кожей, покрытой засохшими струпьями, и налитыми кровью глазами, горящими, как раскалённые угли.
— Гм, — пробормотал Черномор, почесывая подбородок. — Кажись, местное начальство пожаловало[2].
— Минотавр, — холодно произнёс Каин, не отрывая взгляда от чудовища. — Тот самый с Крита… Весьма противная тварь. И он здесь за главного.
Минотавр склонил массивную голову, перешёл на галоп, упираясь в землю руками, и с рёвом бросился в кровавую реку. Его мощные лапы вздымали фонтаны кипящей жидкости, а из пасти летели брызги пены.
— Черномор!!! — крикнул я, готовясь приласкать человека-быка каким-нибудь убойным заклинанием. Теперь в моём распоряжении опять появился резерв силы, заключенной в бороде Черномора. А тот уже стоял на корме с канатом в руках, ловко закручивая петлю.
— Расслабься, командир! Хочу вспомнить былое!
Команда мертвецов, столпившаяся у борта, громко заржала, подхватив настроение капитана. Они словно знали и чувствовали — их капитан сам справится, да ещё и устроит весёлый балаган.
Минотавр был уже в десяти метрах от корабля, когда петля, уверенно выпущенная коротышкой, со свистом обвила его рога. Черномор резко дёрнул — и антропоморфный бычара, потеряв равновесие, ушел с рогами в кипящую кровь. Корабль же после этого прибавил ходу, чтобы не дать рогатому всплыть на поверхность.
— Неужели этот милый бычок утонул? — Всплеснула руками Глория.
— Милый? — удивленно хохотнул карлик.
— Ну, не такой милый, как ты… — Ведьма послала Черномору воздушный поцелуй. — Так утонул?
— Вряд ли, — мотнул головой карлик, — но этот урок он запомнит надолго! Не стоит связываться с капитаном Нагльфара!
И действительно — из кипящей кровавой глубины временами доносился глухой и свирепый рёв, но на поверхность монстр не всплывал. Какое-то время карлик умело манипулировал веревкой, не давая Минотавру показываться на поверхности. В конце концов, когда свирепый рев сменился на жалобное блеяние, он отпустил веревку.
— Поделом, — сказал он, наблюдая показавшуюся над поверхностью рогатую голову. — Будет знать, животное, как связываться с благородными чародеями!
А ландшафт берегов Седьмого круга начал меняться: раскалённый песок сменился острыми скалами, каждая из которых была увенчана фигурой — застывшей в вечном крике, с искажёнными от боли лицами.
— Тираны… — произнёс Каин, взяв на себя роль этакого гида. — Те, кто сеял страх при жизни, теперь корчатся от него здесь…
[1]Галью́нная фигу́ра, также носовая фигура — фигура (украшение) на носу парусного судна. Галью́н (от нидерл. galjoen или нем. Gallion — «нос корабля») — первоначально свес на носу парусного судна для установки носового украшения судна. Традиционно на этом же свесе устанавливали отхожие места для экипажа, поэтому в настоящее время «гальюном» называют туалеты на кораблях.
[2] Минотавр, согласно «Божественной комедии» Данте Алигьери, является стражем седьмого круга ада.