Нагльфар скользил по ревущей огненной реке, оставляя за собой пенный кровавый след. Глаза застывших в камне тиранов следили за нами, их немые крики будто вибрировали в воздухе, сливаясь с воем каких-то тварей, доносящихся из-за ближайшего поворота.
Вскоре скалы расступились, и перед нами предстал огромный лес — мрачный, густой, отталкивающий. Деревья здесь были странными: их черные, словно обугленные, стволы были похожи на человеческие фигуры, застывшие в разнообразных позах. Словно какой-то неведомый волшебник произнёс «морская фигура замри» — так и случилось.
— А вот и наш следующий пункт назначения — Лес Самоубийц, — усмехнулся Каин, указывая в сторону темнеющего среди скал леса.
Кора на деревьях в этом лесу трескалась, обнажая под ней не древесину, а настоящую человеческую плоть — розовые, воспаленные полосы, сочащиеся густой темной кровью. Грешники, добровольно прервавшие свою жизнь, были навеки превращены в эти уродливые деревья. Они не могли ни бежать, ни кричать, ни даже умереть окончательно — они лишь корчились в мучениях, ощущая чудовищную боль, которую причиняли гарпии, клюющие и раздирающие их плоть.
— Какие здесь весёлые забавы, оказывается! — ощерился Черномор, направляя Нагльфар поближе к берегу. — Мне нравится в Аду все больше и больше!
Когда судно приблизилось к берегу, лес словно вздрогнул, а небо над ним почернело от взлетающих гарпий — полуженщин-полуптиц. Гарпии, некоторое время кружившие над кронами и издававшие пронзительные вопли, неожиданно устремились вниз, к кораблю. Я видел их человеческие лица, искажёнными ненавистью, и когти — длинные и изогнутые, как серпы, которыми они, похоже, вознамерились немного проучить возмутителей их спокойствия. То есть нас.
— Оу, сударыни, а вы не хотите для начала познакомиться? — И Черномор кокетливо «сделал им ручкой».
Ответом на его учтивость был ультразвуковой визг и стремительная атака крылатой орды.
— Чёрт, они быстрые! — произнесла Глория, наблюдая за фигурами высшего пилотажа.
— Не переживай, детка! — Черномор уже крутил вокруг пояса свою длиннющую бороду, чтобы она не мешалась в схватке. — Сегодня у команды будет полно глупых птичек на ужин!
Гарпии пикировали на палубу, пытаясь вцепиться когтями в матросов. Зубастая крылатая баба, тряся внушительными голыми сиськами, схватила за плечо одного из них, и попыталась утащить ввысь, но мертвец лишь рассмеялся и ловко вмазал ей кулаком по носу, разбив его в кровь.
Я сконцентрировался, ощущая магическую энергию, струящуюся сквозь меня.
— Командир, не суетись! — почувствовав мою магическую активность, крикнул Черномор. — Я сам разберусь — ты гость на моём корабле.
Его ладонь, которой он несколько секунд назад «приветливо» махал гарпиям, вспыхнула ослепительным синим пламенем. Затем он резко раскинул руки в стороны, растопырив пальцы — и стена огня ударила в стаю крылатых склочных баб. Пернатые чудовища взвыли, запахло палёным мясом и перьями. Несколько злобных летучих тёток ссыпались с небес в кипящий кровью и полыхающий огнём Флегетон.
— Красиво, командир? — подбоченился Черномор, отбив каблуками подобие чечётки. — Эй ребятки, кто хочет этих курочек на ужин — вылавливайте из реки! Они уже и сварились, и обжарились заодно!
— Слава капитану! — Часть матросов с довольным рёвом бросились к бортам вылавливать вечерние деликатесы.
Хоть мне и не понравился подобный ход, но обсуждать, а, тем более, осуждать порядки на борту Нагльфара я не собирался. К тому же гарпии сами виноваты — ну, на кой хрен они к нам полезли?
Но гарпии оказались не единственной угрозой — деревья тоже «ожили». Пока мы отбивали воздушную атаку, корабль слишком близко подошел к обрывистому берегу. Уродливые ветви потянулись к кораблю, скрипя, трескаясь и с каждым мгновением всё увереннее впивались в борта «Нагльфара». Кора трескалась, обнажённая плоть пульсировала, брызгая кровью по сторонам.
— Капитан! — заорал один из мертвецов, подвинув Каина в сторону и рубя топором ветвь, вцепившуюся в резного дракона. — Деревья тянут корабль к себе!
Ветви, словно изломанные щупальца, продолжали вгрызаться в борта Нагльфара, орошая чёрные доски липкими следами темной слизи и крови.
— Отваливай от берега! — заорал Каин, выхватывая со слова какую-то огромную секиру, покрытую древними рунами.
Его голос прокатился по палубе, подобно грому, паруса мгновенно раздулись магическим ветром, матросы бросились к борту, вооружившись мечами, топорами и веслами. Но было поздно — огромная извивающаяся ветвь, покрытая багровыми трещинами и вздутыми жилами, вонзилась в палубу прямо у моих ног. А после…
Дерево застонало, а затем из него вырвался хриплый, разрывающий душу крик. Я увидел лицо, проступающее под корой: искажённое страданием, с глазами, полными кровавых слёз.
— Помоги… — прозвучал голос. — Нет сил терпеть… Освободи… меня… от этих мук… Пожалуйста!!!
— Не слушай их! — рявкнул Черномор, уже рубя ветку своей секирой. — Они хотят, чтобы их пожалели! А жалость — это слабость, а слабость в аду — неминуемая смерть!
Однако, я чувствовал своим эмпатическим даром чудовищное отчаяние этого создания, бывшего некогда человеком, а теперь существующего в виде дерева в Лесу Самоубийц. Он был готов исчезнуть навсегда, лишь бы не терпеть бесконечно эту адскую муку, продолжающуюся из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Наверное, это было одно из самых древних «деревьев» в этом чудовищном лесу.
Я шагнул вперед, несмотря на окрики Черномора. Коснулся рукой дрожащей и пульсирующей коры, покрытой кровавой коркой.
— Ты хочешь уйти? — спросил я. — Насовсем?
Ветвь дёрнулась, а глаза на стволе распахнулись.
— Да… — прозвучал голос. — Освободи… Я чувствую — это в твоих силах…
Самое интересное, что я тоже знал, что это в моих силах. Такова одна из способностей Первого всадника — даровать вечное забвение любому страждущему!
— Стой! Ты не имеешь права! — неожиданно заорал Каин, пытаясь меня остановить. — Это — Ад! Здесь не твоя епархия, Чума! Здесь нет твоей власти!
Вот, значит, как? Он знал, или чувствовал, что во мне присутствует одна из Высших Сил. Но с этим будем разбираться позже…
— Если я могу что-то сделать — я это делаю! — ответил я, хлопнув ладонью по пульсирующей коре дерева.
Ствол мелко затрясся. Кора начала трескаться и скручиваться, словно сгорающий лист бумаги. Плоть под ней светлела и рассыпалась пеплом. И в последний миг я успел увидеть лицо. Молодое. Спокойное. Улыбающееся.
— Спасибо… — Донеслось легкое дуновение последних слов, и дерево рассыпалось невесомым прахом.
Один за другим, стволы начали отцепляться от корабля. Но не под ударами топоров, не под действием огня — они были поражены освобождением своего товарища по несчастью. Гарпии в небе вдруг перестали оглушающе орать. Они кружили над лесом, как потерянные.
— Ты… — прошептал Каин, глядя на отдаляющийся лес — Нагальфар, наконец-то, сумел отойти на безопасное расстояние. — Ты понимаешь, что ты сделал?
— Я дал ему то, что он заслужил тысячелетиями страданий, — невозмутимо ответил я. — Скорее всего, он уже давно заслужил прощение, но о нём банально забыли.
Каин в сердцах сплюнул в горящие воды Флегетона:
— Зато Ад тебя теперь уж точно запомнит…
Корабль неторопливо пошел вверх по течению. За кормой остался лишь пепел обретшего покой бедолаги, медленно оседающий в кипящую реку. А впереди, сквозь дым и пламя, уже виднелась следующая адская площадка «развлечений».
— Горючие пески, — сообщил нам упырь, ранее уже бывавший в этих местах. — Здесь пребывают богохульники и содомиты.
— Ух, ты! — усмехнулся Черномор, поправляя бороду. — А похоже, что веселье-то, только-только начинается!
Корабль медленно, но неумолимо скользил вперед, оставляя за собой алую кильватерную струю. Горючие пески раскинулись перед нами — бескрайняя, выжженная пустыня, где не было ни тени, ни влаги, лишь белый песок и грешники, изнемогающие под тяжестью адского зноя. Воздух дрожал, как на раскалённой сковороде, искажая видимость.
Здесь были собраны богохульники и содомиты — те, кто в жизни отверг Божественный Порядок, кто насмехался над святым и возводил хулу на Небеса, кто любил то, что, по мнению Высших Сил, да и простого рассудка, любить (той «любовью», которой «любили» они) было против всякого естества.
Теперь они ползали по пескам, обнажённые, изуродованные, с пересохшими губами и глазами, вытекающими от жара. Их тела покрывали волдыри, лопавшиеся от каждого движения, обнажая гниющую плоть. Но смерть не приходила — они и так уже были мертвы.
С низких небес, чёрных и тяжёлых, падали яркие капли огня, впивающиеся в тела грешников, как раскалённые иглы. Каждая капля прожигала до костей, и тут же новая порция огня хлестала сверху, не позволяя былым ранам затянуться. Крики стояли сплошным воем. Мой эмпатический дар захлестнуло чистым и незамутнённым отчаянием, в котором не было больше ни смысла, ни надежды. Лишь боль. Вечная, бесконечная и безысходная.
— Вот это да, — протянул Черномор, прищурившись. — Даже мне, бывалому негодяю, становится жарко от одного этого вида…
— А они ведь здесь не просто так, — заметил Каин. Его голос стал тихим. — Богохульство — это не просто слова. Это предательство. Предательство божественного промысла, порядка и самой веры. А содомия… — Он на мгновение замолчал, — это искажение законов природы. Даже в Аду чтят границы разумного и естественного.
Я молчал. Эмпатия в моих жилах пульсировала — я чувствовал их боль, не только физическую, но и духовную. Один из грешников, полусгоревший, с лицом, искажённым ожогами, вдруг поднял голову. Его глаза, полные крови и «пепла», встретились с моими — и в них не было ни мольбы, ни ненависти. Только пустота и боль.
— Ты… — Его голос был хриплым, как потрескивание горящего дерева. — Ты тоже один из них? Наказующих?
Его вопрос повис в воздухе, тяжелый, как свинец. Похоже, что ему тоже удалось рассмотреть во мне сущность Первого Всадника, обладающего правом карать и миловать. Я не ответил.
— Нет, — вдруг сказал Каин, глядя на грешника с холодной отстраненностью. — Он не из них. Он просто дурак, который думает, что может спасти всех…
Грешник истерически захохотал.
— Спасти? Здесь? — Он медленно пополз к Флегетону, оставляя за собой горящий кровавый след. — Здесь некого спасать… Здесь каждый заслужил свои муки! Здесь каждому досталось по заслугам…
Его пальцы, обугленные до костей, впились в песок, когда он попытался подняться. Но очередная капля адского пламени ударила ему в спину, и он рухнул с воплем и принялся кататься по раскаленному песку. Но я не отводил взгляда.
— Ты ошибаешься, — тихо сказал я, обращаясь даже не к грешнику, не к Каину, а, казалось, ко всему этому миру. — Спасти можно, если не всех, то многих… Даже здесь… Особенно здесь… Только это уже не моё предназначение… Когда-нибудь на землю вновь сойдёт истинный Судия…
Черномор хмыкнул, повернувшись к борту, но в его глазах промелькнуло нечто, похожее на задумчивость. Глория, стоящая у мачты, пожала плечами. Она ничего не говорила, но я знал — она слушает. Внимательно слушает. Я шагнул к краю палубы, глядя вниз, на того, кто корчился на раскаленном песке.
— Я не Бог, — произнёс я, — и не судья. Возможно, что через не столь уж и продолжительный срок я сам окажусь где-нибудь здесь, поблизости…
— Если быть точным, — усмехнулся упырь, — чародеи, колдуны и прорицатели содержатся на восьмом круге Ада.
— Жаль, что мы пройдем мимо этого круга, — подключился к разговору Черномор, — а то бы могли повстречать много знакомых лиц.
— Почему мимо? — поинтересовался я. — Мне тоже хотелось оценить, так сказать, наяву условия содержания собратьев по колдовскому ремеслу. Мало ли, как дальше судьба повернется.
— На восьмом круге Ада рек нет, — ответил вместо карлика Каин, — так как этот круг, известный как Злопазухи или Злые Щели, состоит из десяти рвов, в которых и мучаются грешники. Реки Ада — Лета, Флегетон, Коцит, Стикс, Ахеронт протекают на других уровнях Ада[1].
— Мой штурман говорит, — произнес Черномор, о чём-то пошептавшись с одним из членов своей команды, — после прохождения через пустыню с огненным дождем, Флегетон низвергается мощным водопадом в глубины земли. Именно там он превращается в ледяное озеро Коцит, образуя центр всего подземного царства. Нам –туда. Именно там и располагаются чертоги Люцифера.
— А как мы туда пройдем? — Взглянул я в глаза капитану корабля.
— Не переживай, командир! — заверил меня коротышка. — Нагльфар не просто судно, да и я кое-что умею! Низвергнемся на девятый круг со всем нашим уважением!
Корабль продолжал свой путь сквозь суровые адские пейзажи, и вскоре мы достигли «края света». Перед нами зиял обрыв, такой глубокий, что дна не было видно даже сквозь пелену дыма и пламени. Флегетон, до этого несшийся бурным потоком, теперь ревел, как раненый зверь, срываясь с края пропасти в бесконечную тьму.
Огненная вода, густая, как расплавленное железо, вспенивалась в воздухе, превращаясь в кровавые брызги, которые тут же вспыхивали, падая вниз. Кипящий водопад огненной крови ревел с такой силой, что палуба Нагльфара дрожала, как осиновый лист на ветру.
Воздух стал плотным, тяжёлым, насыщенным запахом железа, серы и сырой земли, оставляющий во рту сладко-солёный привкус с лёгкой горчинкой. Здесь, на краю земли, казалось, что даже время перестало течь и остановилось. Не остановился только огненный поток. Ну, и судно с нами на борту — тоже…
— Вот он, порог девятого круга, — прошептал Каин, глядя в бездну. — Где огненный ад превращается в ледяной.
— Лед и огонь? — усмехнулся я. — Как такое возможно?
— Здесь всё возможно, командир! — ответил Черномор, ухмыляясь. Он заскочил на мостик и поднял руку, призывая к вниманию. — Приготовиться к низвержению! Всем крепко держаться!
Корабль задрожал. Паруса, ранее наполненные магическим ветром, вдруг обвисли. Затем я почувствовал, как Нагльфар начал медленно, неотвратимо накреняться вперед. Корма поднялась, а нос ушёл в пропасть.
Корабль повис на краю бездны, словно основательно задумавшись перед последним прыжком. Огненный водопад ревел внизу, его яростные всплески освещали пропасть багровым светом. Воздух вокруг сгустился до состояния желе, и каждый вдох обжигал лёгкие.
— Вперёд! — рявкнул Черномор, вцепившись в штурвал.
Его пальцы судорожно сжали рукоятки судового руля, и по бортам Нагльфара вспыхнули синие руны. Они загорелись холодным пламенем, и корабль резко рванул вниз, ныряя в самую пучину адской пропасти.
Мир перевернулся — огненный водопад ревел вокруг, клубы пара и дыма закручивались в безумном танце, а Нагльфар, словно раненый дракон, падал в бездну в свободном полёте, теряя остатки магического ветра в своих парусах. Я вцепился в борт, чувствуя, как горячий воздух рвёт кожу, а в ушах стоит оглушительный грохот ревущего Флегетона.
— Держитесь крепче! — закричал Черномор, перекрикивая этот рёв.
— Мы разобьёмся! — вырвалось у Глории. — Сделай что-нибудь, милый!
Но Черномор и без этой мольбы уже действовал. Он взмахнул руками, и из его пальцев вырвались тёмные нити колдовства — они обвили мачты, прошили паруса, сплелись в сеть под килем корабля. Его заклинание гудело, как натянутая тетива, и я почувствовал, как Нагльфар замедляет падение, будто какой-то невидимый великан схватил его за корму и притормозил.
Я видел, как лицо карлика исказилось от напряжения. Корабль выровнялся, но не остановился — мы продолжали со свистом нестись вниз, к ледяной сверкающей глади замерзшего Коцита, которая развернулась далеко внизу во всём своём великолепии.
[1] В «Божественной комедии» Данте реки не являются основным элементом классификации кругов, но они упоминаются: Стикс — река на границе 5-го круга, Флегетон (раскалённая река с огненным дождём) — в 7-м круге для насильников, и Коцит (озеро льда) — в 9-м круге для предателей, а Лета (река забвения) находится в Чистилище.