Товарищ "Чума"#11

Глава 19

Сквозь клочья тумана начали проступать очертания болота — чудовищные коряги, извивающиеся, как скрюченные пальцы мертвецов, черная жижа, пузырящаяся ядовитыми испарениями. Над водой висела мертвенная тишина, но песня мертвых викингов разрывала ее как гнилую ткань.

Когда волны успокоились, а туман рассеялся окончательно, перед нами во всей красе предстало Стигийское болото — мрачное, затянутое рваной вуалью испарений, с воздухом, пропитанным запахом гнили, тлена и, отчего-то, кошачьей мочи. Я окинул взглядом уже знакомые мне просторы Стигийского болота — широкая и бескрайняя трясина, уходящая в морок тумана.

Черномор медленно повернул штурвал, направляя Нагльфар к едва заметной полоске твердой земли — узкой косе, щедро усыпанной человеческими костями и черепами, словно предупреждением всем, кто осмелится туда ступить. Именно в этой точке меня выбросило в Стигийское болото в предыдущий раз. И именно здесь я рассчитывал вновь встретить старого Лодочника.

— Причаливаем, — бросил он хрипло. — Но не расслабляйтесь. Это не спокойная гавань. Это — всё ещё грёбаный Ад!

Корабль тихо скрежетнул о дно, когда мы вошли в мелководье. Мертвецы замолчали, их глаза, горевшие синим огнем, теперь внимательно следили за болотом. Серьёзных и зубастых тварей в этом покрытом зеленой ряской дерьме, хватало с избытком. Я уже имел счастье в этом убедиться.

Даже Белиал стоял молча, его черные глаза впивались в туман, будто он пытался разглядеть то, что скрывалось за пеленой. На «костяную косу» я спустился первым. Под ногами что-то хрустнуло — то ли череп, то ли позвонок. Ветер стих. Ни звука. Ни шороха. Ни крика. Только тишина, такая глубокая, что она реально давила на уши.

— Харон! — крикнул я, разрывая своим охрипшим голосом вязкую тишину. — Отзовись! Но ответа не было, лишь какие-то мелкие зубастые твари прыснули в тину из-под груды обглоданных костей.

— Глупо, — фыркнул Белиал, спрыгивая на берег следом за мной. — Ты думаешь, он отзовется просто так? Харон не слуга. Никому не слуга…

А вот с этим утверждением демона я бы поспорил, но не стал зазря растрачивать нервы, да и раскрывать тайны всадников Апокалипсиса. Похоже, что даже Князьям Ада неизвестны их тайны.

— Не переживай, — ответил я, не отводя взгляда от болота, — у меня есть для него предложение, от которого он будет не в силах отказаться.

— И что же?

— Увы, князь, я не собираюсь раскрывать свои секреты.

Белиал скрипнул зубами и окатил меня презрительным взглядом. Ну, а мне с ним детей не крестить — пусть себе исходит на дерьмо. Туман «раздался», и из него медленно показалась знакомая утлая посудина. Харон. Значит, байки о том, что он почти всесилен на первом круге Ада — Лимбе, включающем в себя Лету, Стикс и Стигийское болото, и может услышать призыв из любой его точки — имеют под собой твердую основу.

Лодка натужно скрипела, словно была готова вот-вот развалиться. Но я-то прекрасно знал, что это не так — судёнышко было куда крепче, чем это казалось на первый взгляд. Посудина медленно подплывала к косе. Харон стоял на корме, опираясь на длинное весло. Его нескладная, высокая и худая фигура была всё так же закутана всё в тот же драный и грязный хитон, который не то что стирать, но и чинить бесполезно.

— Опять ты, ведьмак? — просипел он, и его голос звучал как шелест сухих листьев, несомый ветром по древним могильным плитам. — Неужели тебе мало той вакханалии, что ты устроил здесь в прошлый раз?

— Да брось бурчать, Харон! Просто вновь захотел увидеть старого друга! — весело произнёс я, показательно распахнув объятия. — Иди, по-дружески обнимемся! — Обниматься с Хароном я, конечно же, не собирался, но надо было это для виду показать.

— Тьфу, ты! — Нервно сплюнул Лодочник в болото. — Таких друзей — за хобот и в Колизей! Говори, зачем звал? Мы, вроде, и так с тобой все вопросы решили…

— Мне нужно переправиться «на ту сторону», дружище. — Я решил не темнить, и раскрыть все карты. — Поможешь единственному другу?

Харон медленно провел рукой по растрёпанной бороде, седой, но с зеленоватым оттенком, словно он годами не вылезал из трясины.

— Все хотят переправиться… — ворчливо произнёс он. — Если не «туда», то «обратно»…

— Вот, нам как раз обратно и надо!

Харон закатил свои мутные глаза, словно я предложил ему повернуть Стикс против течения.

— Обратно? — проскрипел он, и его голос напомнил мне скрип ржавых петель. — Ты хочешь, чтобы я нарушил все Законы Мироздания ради твоей сомнительной дружбы?

— Слышь, Старый! — Черномор свесился с высокого борта Нагльфара. — У тебя появился отличный шанс избавиться от нас насовсем! Проведи нас в мир живых — и всё — в твоём тихом болоте вновь установится тишина. Как тебе такой вариант, Лодочник?

Харон замер, его желтые, как болотные огни, глаза сузились. Он медленно провел костлявой рукой по бороде, словно взвешивая каждое слово капитана судна мервецов.

— Насовсем отвалишь? — проскрипел он, и в его голосе вдруг появился странный оттенок — надежда. Неужели Черномор с Глорией его так сильно допекли?

— Насовсем, — уверенно пообещал Черномор. — Никто больше не будет тревожить твое болото. Никто не станет будоражить души, поднимать шум и ломать твои древние правила. Так как, по рукам?

Тишина сгустилась. Даже Белиал перестал недовольно морщиться и просто молчал, наблюдая за нашими переговорами. Ветер почти стих, и только легкая рябь пробежала по черной воде Стигийского болота.

Наконец Харон глухо произнёс:

— По рукам! Но если обманешь — я найду тебя везде, бородатый коротышка! Рано или поздно Смерть вновь найдёт тебя, и второй фокус с обретением пневмы[1] у тебя не пройдёт!

Я усмехнулся. Угрозы Харона были действительно страшны, но по сравнению с уничтожением всего мира Хаосом — ничтожны.

— Договорились, старик! — Весело оскалился коротышка. — Показывай дорогу, а я поведу Нагльфар за тобой!

Старый лодочник ударил веслом по воде, и его посудина дрогнула, будто пробудившись от долгого сна.

— Садитесь. И не вздумайте раскачивать лодку!

Мы с Белиалом переглянулись и шагнули на скрипучие доски, примостившись на узенькой лавочке бок о бок. Как только Харон оттолкнулся от берега, мир вокруг нас начал меняться. Туман сгустился, заклубился, превратившись в плотную пелену, сквозь которую не было видно ни воды, ни неба, да вообще ничего не было видно. Только тёмная громада Нагльфара маячила позади. Возникало ощущение, что мы плывём не по болоту или реке, а сквозь саму ткань реальности.

— Держитесь крепче! — прокаркал Харон, и я едва успел ухватиться за скользкое дерево, как лодка вдруг рванула вперед с такой скоростью, что у меня потемнело в глазах.

Вода под нами исчезла, и лодка с Нагльфаром позади теперь неслась сквозь бездну, где мерцали призрачные огни, как отражения забытых миров. Ветер выл в ушах, холодный, как дыхание самой смерти. Белиал, обычно невозмутимый, вцепился в борт, его черные глаза сверкали в полумраке.

— Ты уверен, ведьмак, что это была хорошая идея⁈ — закричал он, но его слова потерялись в свисте ветра.

Я не успел ответить, потому что в этот момент лодка «нырнула». Тьма сомкнулась над нами, и на миг я почувствовал, как что-то огромное, древнее и, возможно, разумное, скользнуло по всем нам равнодушным взглядом — мы были для этой сущности, не больше муравьёв, а то и бактерий.

А потом окружающее нас пространство взорвалось светом. Ярким, резким, ослепительным. Я зажмурился, но даже сквозь закрытые веки свет болезненно резал глаза. Окружающую тишину неожиданно нарушил плеск небольших волн, бьющих в борт лодки. Вместо удушливой вони Стигийского болота мне в лицо ударил свежий морской ветер, щедро сдобренный солью и запахом водорослей.

Я открыл глаза. Мы плыли по лазурному морю, под высоким, почти неестественно голубым небом. Вода вокруг была прозрачной и глубокой, словно само пространство под нами уходило в бездну. Вдали виднелись скалистые берега — узкая полоска земли, покрытая лесом. Мы вернулись обратно в мир живых! И это было здорово.

Я прищурился, всматриваясь в очертания береговой линии. Слева — высокий обрывистый мыс, справа — пологий песчаный пляж, а между ними — пролив, будто сжатый каменными руками древних титанов. Что-то не давало мне покоя — уж больно знакомым был открывшийся пейзаж.

— Чёрт возьми… — по-доброму выругался я, озираясь. Сердце ёкнуло. — Босфор Киммерийский… — прошептал я, и Харон, услышав это, медленно кивнул.

— Да, ведьмак. Ты знаешь это место?

Конечно, я знал — ведь это же Крым! Я несколько раз отдыхал в этих местах еще в СССР с родителями, да и сам несколько позже… А мы сейчас дрейфовали неподалёку от Керченского пролива — Босфора Киммерийского, как его называли еще до нашей эры

В древности греки верили, что именно здесь, в этих узких проходах между скалами и каменными гротами, находится вход в царство Аида. Гомер писал, что Одиссей спускался в подземный мир, чтобы вопросить тень прорицателя Тиресия об обратном пути в Итаку, именно через Киммерийские земли, где Геракл вывел из мрака царства мертвых трёхглавого Цербера…

Да, я хорошо помнил мифы Древней Греции. Где-то в этих местах Ясон и аргонавты проплыли между движущимися Симплегадскими скалами и отбивались от мечущих медные перья-стрелы птиц стимфалид. Здесь же, по преданию, стоял храм Асклепия, куда приходили умирающие, надеясь на последнее исцеление.

— Эгей! — заорал с носа корабля Черномор. — Похоже, что мы в Киммерии! — крикнул он, взмахнув рукой. — Там, вон на том мысу, стоял когда-то город Нимфей. Эллины верили, что где-то здесь — вход в Аид.

Харон хрипло засмеялся, не оборачиваясь.

— А ты не дурак, коротышка. Да, это Босфор Киммерийский. Здесь река Стикс сливается с водами живых. Здесь тени мертвых бродят по берегам, а рыбаки до сих пор находят в сетях древние монеты — плату мне за переправу.

— Значит, мы снова в мире живых? — обрадовался Черномор.

— Да, — кивнул Лодочник. — Я выполнил свою часть договора. Выполните же и вы свою — никогда больше не появляйтесь на моём пути! А сейчас — валите на свою посудину! У меня дел невпроворот!

Лодка Харона мягко скользнула вдоль борта Нагльфара, с палубы которого на фоне рваных облаков мелькнуло движение — вниз упала верёвочная лестница, раскачиваясь в такт волнам.

— Ну что, полезем? — Белиал усмехнулся, хватаясь за мокрые костяшки ступеней.

Я кивнул и последовал за ним. Лестница поскрипывала под нашим весом, но легко его держала. Обернувшись, я увидел, как Харон отталкивается веслом от борта корабля. Кимбий Перевозчика медленно отплывал, оставляя за собой лишь лёгкий след на воде.

— Прощай, перевозчик, — пробормотал я. — Думаю, ещё увидимся… и не раз…

Но Харон уже исчез со своей лодкой, будто его никогда и не существовало. Лишь слабый отголосок плещущейся воды под его веслом ещё какое-то время висел в воздухе.

Когда с помощью мертвецов-матросов я вылез на палубу, Белиал уже стоял у грот-мачты, а его пальцы сжимали просмоленный канат. Он смотрел вслед исчезнувшей лодки Харона. Ветер внезапно усилился, наполняя паруса Нагльфара солёным дыханием моря. Корабль дрогнул, словно пробуждаясь, и медленно, почти нехотя, начал набирать ход.

Туман висел над водой плотной пеленой, словно сама ночь решила опуститься на море. Капитан-лейтенант Гюнтер Фолькнер, командир малой подводной лодки «U-23»[2]30-ой флотилии подводных лодок кригсмарине[3], стоял в тесной рубке, склонившись над картой. Война в Крыму шла полным ходом, но здесь, в проливе, пока было тихо — слишком мелко для крупных судов, как и слишком опасно для больших подлодок.

— Herr Kaleu[4]! — раздался резкий голос вахтенного офицера. — Наблюдатель докладывает — парусник по правому борту!

Фолькнер нахмурился.

— Какой ещё парусник? Откуда? Чей?

— Не могу знать, Herr Kaleu! — отозвался вахтенный. — Наблюдатель передает, что судно неизвестной конструкции

Капитан отодвинул карту и поднялся к перископу. Лодка мерно покачивалась на волнах, но вскоре в окуляре проступили очертания высокого черного корабля со странными парусами, будто сшитыми из кожаных лоскутов. Его корпус был словно вытесан из почерневшего от времени дуба, а на носу красовалась зловещая фигура — оскаленная драконья голова с горящими огнем глазницами.

Фолкнер судорожно сжал рукояти перископа, ощущая холодный пот на ладонях. Его лодка патрулировала акваторию Крыма, выслеживая советские транспорты, но сейчас перед ним было нечто… невозможное.

— Mein Gott… — прошептал капитан, не поверив собственным глазам.

— Капитан… что это? — старший помощник Шульц стоял рядом, тоже бледный как мел — он уже успел взглянуть в окуляр перископа, как и другие члены команды.

Фолкнер не ответил. Его взгляд скользнул по палубе призрачного корабля — и сердце сжалось. Там двигались люди… Но это были не люди… Вернее, не совсем люди, или уже не люди…

Судно шло против ветра, но паруса его были надуты, словно подчиняясь невидимой потусторонней силе. На палубе мелькали фигуры — но не живых матросов, а… мертвецов, истлевших и иссохших до состояния скелетов. Они двигались в странном, рваном ритме, как не двигаются живые люди.

— Это… невозможно… — пробормотал капитан.

— Летучий голландец… — прошептал за его спиной кто-то из команды.

Фолькнер почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он не верил в сказки, но то, что он видел, не поддавалось обычной логике. Мертвецы (а это были они, Фолкнер прекрасно их разглядел) деловито копошились на палубе, словно муравьи в разворошенном муравейнике. Одни тянули канаты высохшими костяными пальцами, лишенными кожи, ловко ползали по реям, поправляя снасти. А в их пустых глазницах жила настоящая Тьма.

Один из них, высокий и костлявый, что стоял на капитанском мостике рядом со странным бородатым коротышкой у штурвала (пока единственным, кто больше всего был похож на живого), вдруг резко повернул голову и взглянул «пустыми» глазищами прямо в перископ, словно заглянув в самую душу Фолкнера, а затем указал рукой на расположение подводной лодки.

— Они что… нас видят⁈ — ахнул капитан, резко одернувшись от окуляра. Его сердце суматошно колотилось, едва не выскакивая из груди. Он следка сдвинулся, уступив место у перископа старшему помощнику.

— Так точно — судно меняет курс! — ошарашенно произнёс старпом, наблюдая, как «Летучий Голландец» летит к ним на всех парусах.

— Боевая тревога! — резко скомандовал капитан. — Готовить торпеды!

— Herr Kaleu, вы серьёзно? Это же…

— Я сказал — приготовиться к атаке! — рявкнул Фолькнер. — Голландец это, или нет — мы сейчас и проверим…

— Ziel erfasst (Цель обнаружена)! — Расторопная команда зарядила торпедные аппараты, и экипаж замер в ожидании дальнейших приказов капитана.

— Feuer! — Торпеда вырвалась из аппарата с глухим бульканьем и, оставляя за собой пузырчатый след, стремительно понеслась к пугающему команду паруснику.

[1] Пневма (πνεῦμα) — буквально «дыхание», «дух». В ранней греческой философии (например, у Анаксимена) пневма — это жизненная сила, сходная с воздухом, но одушевлённая. Наиболее близкий аналог, подобный пране в йоге. У стоиков пневма — это тонкая огненно-воздушная субстанция, пронизывающая весь космос и оживляющая тело. В медицине (Гиппократ, Гален) пневма циркулирует в организме, поддерживая жизнь.

[2] Подводные лодки типа II — малые дизельные подводные лодки Германии. Лодки предназначались в первую очередь для патрулирования прибрежных вод, а применялись как для боевых действий, в том числе и в открытом море, так и для обучения подводников.

[3] 30-я флотилия подводных лодок кригсмарине — подразделение военно-морского флота нацистской Германии, действовавшее на Чёрном море против Черноморского флота ВМФ СССР в 1942 — сентябре 1944 года. Было укомплектовано 6 подводными лодками типа IIB, доставленными в Румынию по Дунаю.

[4] Herr Kaleu — это «господин каплей». Можно ещё Kaleun, кому как нравится. Ka — это Kapitän, leu — Leutnant. Немецкое сокращённое от «капитан-лейтенант». Однако, в отличие от нашего «каплея», почти официальное: «Hebe das Periskop an!» — «Jawohl, Herr Kaleu!»