Глава 40 Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое, если восстанет на меня война — и тогда буду надеяться

Артур проснулся ни свет ни заря от вновь начавшей мучить его лихорадки. Больной поискал глазами Алана, но, к своему огромному огорчению, никого не обнаружил. Сперва бедному мальчику даже подумалось, что удивительная встреча с другом ему приснилась, а он сейчас по-прежнему лежит в мрачном дворце, находясь в полной и безграничной власти Сури. Но все же ночное бегство из Пандектана не было коварной иллюзией, вызванной тяжелой болезнью; Алан действительно самоотверженно пришел на помощь Артуру, когда мальчик больше всего в ней нуждался. Для юноши эта встреча оказалась удивительной и неожиданной, ибо он даже не надеялся, что Алан вообще хоть сколько-нибудь помнит о нем.

При этом нельзя сказать, чтобы у Артура сложилось совсем плохое мнение о своем проводнике, однако, тем не менее, он не предполагал, что Алан способен так заботиться о ком-то еще, помимо своей персоны. Что ж, это вполне простительно, поскольку сам человек порою не знает про себя, на что он способен; и даже самый дурной персонаж может в своей жизни совершить один поистине замечательный поступок, который разом перечеркнет все зло, которое он делал ранее. Настоящее чудо происходит в тот момент, когда с ним случается подобная метаморфоза, и нет, пожалуй, ничего удивительнее и прекраснее в нашем мире, чем это внезапное изменение человеческой натуры в лучшую сторону, неожиданное открытие внутри себя благородных помыслов и прекрасных идей.

Однако где же Алан? Эта мысль чрезвычайно взволновала Артура, и он решил попробовать встать. Увы, крапивный напиток оказался практически бессильным против могущества Сури: мальчик по-прежнему с трудом шевелил своими конечностями, его бросало то в жар, то в холод, а тело сковала такая слабость, что только сильная воля и решимость найти Алана помогла мальчику подняться на ноги. Дрожащими руками держась за стены, юноша побрел к двери; его нещадно шатало из стороны в сторону, как маленькую рыбацкую лодку из Гераклиона, попавшую в сильный шторм.

Выйдя из гнездима, Артур на мгновение ослеп от яркого солнечного света. На улице стояла прекрасная оюньская погода — такая благодатная, теплая, цветочная, зеленая, пахучая и безмятежная, что разум вступал в противоречие с чувствами; первый говорил о том, что близится война с омаронцами, кровавая развязка и неминуемая встреча с Сури, а чувства убеждали в обратном, усыпляли и успокаивали. Ласточкино графство было не менее прекрасным, чем Птичье, а в чем-то, пожалуй, оно выглядело даже более интересно, ибо в королевском парке все казалось слишком искусственным и вычурным, а здесь природе предоставляли больше прав самостоятельно раскрывать свою красоту.

На широкой ветке Ласточкиного графства беспорядочно росла зелень и низкие кривоватые кустарники, не тронутые садовыми ножницами, повсюду лежали серые камни, наполовину поросшие мхом, и придававшие общей обстановке загадочности и некой запущенности. Гнездим, в котором находился Артур, располагался на краю ветки, откуда открывалась прекрасная панорама на лес. Чуть подальше виднелись веревочные лестницы, о которых говорил Алан. Юноша посмотрел в ту сторону и вдруг увидел, что по ним спускаются какие-то люди. Мальчик инстинктивно отступил к краю ветки, ибо почувствовал, что среди них нет Алана. Страх встретить Сури и вновь испытать мучения, которые она ему приготовила, с новой силой вцепился несчастному в сердце, однако, по мере того, как к мальчику приближались нежданные гости, испуг отступал, а на смену ему вместе с отчаянием приходила смелость.

Как дикий зверь, загнанный в смертельную ловушку, Артур исподлобья смотрел на приближавшихся к нему людей, и во взгляде его читался тот безрассудный вызов, какой бывает у израненной и затравленной жертвы, которая, несмотря на то, что обстоятельства складываются против нее, не сдается, а продолжает бороться до конца.

К юноше со всех сторон направлялись его друзья: все те, кого он так часто представлял в своих мечтах. Тут были Тод, Тин, Диана, Триумфия, Антуан Ричи, Даниел Фук и многие другие. Артур с тоской вглядывался в такие знакомые лица, но к своему огромному ужасу, он не находил в них ни одной черты, присущей его друзьям. Это были совершенно другие люди, только лишь внешне походившие на тех, кого он когда-то знал. Мальчика страшно лихорадило, и ему казалось, что все эти незнакомые лица являются нелепым воплощением его болезни, коварным видением — пожалуй, худшим из его кошмаров. Страшно находиться рядом с близкими и при этом чувствовать их отчужденность, отстраненность, холодность, как если бы они вдруг обратились в каменные изваяния, лишенные души.

Ребята подходили к Артуру все ближе и ближе, они окружили его, лишив возможности отступления. Впрочем, разве смог бы он сейчас убежать? Должно быть, Сури намеревается завершить начатое… Впрочем, где же она? Среди ребят ее не было.

Тин подошел совсем близко к Артуру и, остановившись перед ним, вперился в него тяжелым взглядом, в котором сквозило отчуждение и неприязнь.

— Почему ты ушел от нас? Скоро придут повстанцы, поэтому ты трусливо убежал, поджав хвост? — голос мальчика звенел от неподдельного возмущения.

— Тин, приди в себя, — умоляюще проговорил Артур, отчаянно пытаясь найти в лице друга знакомые черты. Однако мальчик совершенно не походил на себя — его лоб был нахмурен и изборожден складками, как у старика, рот решительно сжат, глаза горели неприкрытой ненавистью, и все это в совокупности делало его гораздо старше своего возраста.

— Это я должен прийти в себя? Ты — предатель! — гневно воскликнул Тин и, неожиданно, с силой ударил Артура в живот. Юноша, не ожидавший коварного нападения, с глухим стоном упал на землю. Голова его закружилась, чужие лица друзей замелькали перед ним, сливаясь в одну размазанную картинку. Неужели ему суждено будет погибнуть от их рук — но это же такая нелепость!

— И нечего было подсылать к нам своего дружка, которого все равно пришлось убить, — мстительно прошипел Тин, наклонившись над Артуром.

Сури вряд ли смогла бы причинить Артуру физическую боль, по силе большую той, что он уже испытал во время вторжения в его сознание, однако сейчас, этой тяжелой вестью о смерти Алана, врагу, надо отдать ему должное, удалось ранить куда сильнее. Юноша всегда на первое место ставил своих друзей, а не себя, поэтому, услышав сейчас ужасную новость из уст Тина, Артур в полном отчаянии закрыл глаза, ощутив такую апатию и безнадежность, что ему уже не хотелось более сопротивляться. Он не желал ни о чем думать, бороться, никого видеть; у него просто не осталось на это сил.

Тин, кажется, продолжал что-то выкрикивать в его адрес, сопровождая свои слова тяжелыми точными ударами, однако бедный юноша был удивительно невосприимчив к тому, что происходило вокруг. Он почти не ощущал боли, только страшную слабость и лихорадку, из-за которой все события казались смазанными и в какой-то степени иллюзорными.

Вдруг Артуру померещилось, что между ним и ребятами в какой-то момент возникла преграда. Даже слова, выкрикиваемые Тином, будто стали более приглушенными, а его жестокие удары перестали достигать своей цели. Где-то глубоко в сознании Артура мелькнула расплывчатая мысль о том, что все происходящее — обман, странные игры Сури, однако неожиданно он увидел перед собой Индоласа. Глаза естествознателя метали молнии, а его руки были вытянуты вперед; из них двумя толстыми струями выходила черная дымка, обволакивающая их с Артуром, и, по всей видимости, защищавшая от чар Сури.

— Как ты? Сможешь еще продержаться? — сквозь зубы спросил Индолас, с беспокойством глянув на мальчика. Артур кивнул.

— Они все сейчас естествознатели, — хриплым от слабости голосом предупредил Артур, указывая на ребят. И действительно, как только темное защитное облако дыма закрыло Индоласа и Артура, все ребята как один вытянули свои руки, из которых словно начал струиться разноцветный пар.

Индолас скривился от перенапряжения, лицо его покраснело, вены на шее вздулись и посинели, а по лбу его градом заструился пот, ибо мужчина не мог один выдержать такой натиск врага. В некоторых местах в его защитном поле начали образовываться бреши, и сквозь них с шипением проходили зеленые, желтые и красные языки ядовитого пламени, от жара которых обугливалась одежда. Артур почувствовал, что начинает задыхаться от нехватки воздуха.

— Я.… не… могу, — беспомощно выдохнул Индолас. Руки естествознателя дрожали от натуги, словно он держал в них непомерную ношу. — Их слишком много… Но они не естествознатели… Я чувствую это. Кто-то направляет их. Если бы я понимал, кто именно, я бы смог всю силу обернуть против него…

Артур попытался собраться. Сознание предательски уплывало от него, мысли маслом растекались во все стороны, реальным казался только этот страшный жар вокруг, как от исполинской печи, который нещадно жег кожу, заполняя все пространство мерзким запахом гари. Однако мальчик отчетливо понимал, что если его собственная жизнь, может, не является такой уж ценной, то Индолас, его преданный друг, обязан был спастись. Он и так здесь по его вине, впрочем, так же, как и бедный Алан. Артур должен сделать усилие, чтобы максимально помочь другу хоть в чем-то.

Поэтому он самоотверженно сжал зубы, несмотря на боль, разъедавшую все его тело, и стал задумчиво всматриваться в лица своих друзей, враждебно смотревших на них по ту сторону черной преграды. Сури ведь должна быть среди них… Однако в ком именно?

Ошибиться было никак нельзя; во-первых, чтобы не пострадал невинный, а во-вторых, чтобы они сами могли спастись. Цена принятого решения была очень велика. Артур отчаянно смотрел на лица своих друзей, пытаясь сопоставить реальность с рассказом Сури. Она, кажется, говорила, что все время наблюдала за ним, находилась рядом, пыталась что-то выяснить у него… Впервые мальчик увидел ее в образе безобразного армута или еще раньше? Когда произошла их таинственная роковая встреча, о которой Артур не имел ни малейшего понятия? Что он проглядел, не заметил, не понял?

В Сватошских скалах именно Сури попыталась столкнуть в пропасть Антуана, значит, она участвовала в походе наравне с другими студентами Троссард-Холла. Неужели коварный враг скрывался среди его близких друзей, а вовсе не преподавателей, как они вначале думали? Сама мысль об этом повергала Артура в неописуемый ужас. Он тоскливым взглядом скользил по знакомым и в какой-то степени родным лицам — Тина, Дианы, Тода, Даниела Фука… Один из них, один из них. Не Дейра, не Даг де Вайт, не Дельфина, не карлик из библиотеки…

— Артур, прости меня, — ужасным шепотом проговорил Индолас. — Через несколько минут они нас испепелят. Я не смог защитить тебя, так же, как и твою мать…

В этот самый момент взгляд Артура чуть дольше задержался на Антуане Ричи. Мальчик уже выглядел вполне здоровым; он прямо и уверенно стоял на своих ногах, вытянув вперед правую руку, лицо его выглядело здоровым и румяным, он подрос, вытянулся, его жидкие черные волосы стали гуще, да и вообще, если бы не отстраненный холодный взгляд прозрачных глаз, он мог бы сойти за красавца. Артур запомнил Антуана совсем другим — таким, каким тот вернулся после злополучной поездки в Хвойную долину. Тогда бедняга не помнил даже, как ходить, есть и говорить. В памяти Артура также промелькнул тот странный день, праздник Треверса, когда ребята пришли к больному, чтобы угостить праздничным пирогом. Антуан тогда сделал один бессмысленный жест руками, который прочно закрепился в памяти Артура, ибо он выглядел действительно жутко. Что же это был за жест? Только вспомнив его, Артур понял, что нашел разгадку всей этой невероятной истории! Мальчик с неимоверным усилием поднялся на ноги; наклонившись к Индоласу, он прошептал ему на ухо одно-единственное слово, которое решительно меняло весь исход их противостояния.

В мгновение ока Индолас опустил руки, и пленники Сури на секунду лишились защитного покрова. Над их головами со свистом и угрожающим завыванием проносились радужные сгустки энергии, впрочем, не причиняя им особого вреда. Затем естествознатель вновь навел руки вперед, только на этот раз из них струилось фиолетовое пламя, такое сильное, что на его красных обожженных ладонях лопалась кожа. Смертоносное оружие Индоласа не причинило вреда никому, кроме одного человека, который стоял среди остальных, с какой-то непонимающей и немного грустной улыбкой глядя на естествознателя.

Казалось, враг не ожидал такого поворота событий. Он беспомощно начал размахивать руками, словно пытаясь выбраться из морской пучины, однако фиолетовые волны закручивали его в бешеном вихре, не давая опомниться и прийти в себя. Ребята стояли рядом, в растерянности поглядывая друг на друга. Казалось, они не вполне понимают, что происходит. В их сонных глазах как будто только сейчас начала зарождаться какая-то мысль.

В один момент фиолетовый цвет слился с другим, ярко-желтым, который внешне казался столь неприглядным и мерзким, словно цвет мог в действительности обладать еще и такими характеристиками, как форма и запах. Чудилось, что от него за версту несет тухлятиной. Однако фиолетовое оружие оказалось сильнее чар Желтого моря, которое послушно отступило, уменьшилось, скукожилось и высохло, словно его водам никогда ранее не приходилось смущать поверхность земли. Враг с ужасным стоном упал на землю.

— Может, я и умру, — хриплым угрожающим голосом прошептал он. — Но и вам недолго осталось; повстанцы уже близко. А народ теней все равно будет освобожден, — с этими словами Сури закатила глаза, а от нее в разные стороны, подобно снегу, подхватываемому сильным ветром, полетела странная желтая пудра. Красиво переливаясь на солнце, она забивалась в одежды школьников, засыпалась в карманы, и окрашивала им волосы. Но это было последнее усилие врага, ибо ему тут же пришел конец.

Теперь на месте знакомого Артуру человека лежало существо, не похожее ни на одного из представителей людей. Под смутными человеческими очертаниями скрывалось нечто уродливое, темное, инородное. Впрочем, спустя мгновение тело это рассыпалось, как если бы тоже состояло из этого желтого сыпучего материала.

Индолас с тяжелым вздохом опустил руки и тут же наклонился к Артуру. Естествознатель понимал, что любое промедление может безвозвратно погубить сына Иоанты. Он призвал на помощь все силы, которые у него еще оставались после этого тяжелого поединка. Фиолетовые языки пламени, которые совсем не обжигали, а наоборот, охлаждали, проникали в тело Артура, заботливо исцеляя его от темной болезни, вызванной чарами Желтого моря. Мальчик с наслаждением ощутил, как боль наконец-то покидает его измученное тело, как отступает лихорадка, силы возвращаются в его организм, мысли упорядочиваются.

Когда Индолас отступил от него в сторону, Артур, все еще бледный от пережитого, но тем не менее, вполне пришедший в себя, с трудом встал на ноги.

— Ты очень помог мне, — тихо сказал Индолас. — Если бы не твоя подсказка, мы были бы уже мертвы.

Артур, не говоря ни слова, медленно подошел к месту, где не далее как несколько минут назад, нелепо раскинув руки, лежал поверженный враг. Сейчас на этом месте валялись лишь огромные черепаховые очки в старинной оправе, уже никому не нужные. Несмотря на то, что юноша всей душой ненавидел Сури, ему, тем не менее, было жаль ее сейчас. Ведь и она в каком-то смысле была ему другом. С ней ребята делились своими подозрениями, и именно она в их компании давала самые полезные советы… Девушка, которая знала ответы на все вопросы. По сути, Триумфия была гораздо старше их всех, в чем-то даже мудрее, но и несчастнее, ибо человек, по своей воле впустивший в себя тень, просто не может быть счастливым.

В этот самый миг на веревочной лестнице показался еще один человек; он спускался немного неуверенно, словно у него что-то болело, однако, несмотря на некоторые неудобства, он за несколько секунд преодолел расстояние между ними и вплотную приблизился к Артуру и Индоласу.

— Сюда идут король со свитой, — взволнованно произнес Алан, указывая позади себя. Артур даже не успел сказать проводнику, что он невероятно счастлив видеть своего друга живым и здоровым, ибо со всех сторон к ним стали подходить незнакомые люди. Среди некоторых из них Артур узнавал омаронцев; возможно, он встречал их, когда находился у них в плену. Это была совершенно разношерстная публика, среди которых угадывались воины, вельможи, простые слуги и работники. Однако было все же несколько черт, которые объединяли эту разнородную группу людей. Во-первых, все они были одеты наспех, кое-как, начиная от богачей и заканчивая простыми людьми. Видно было, что у них не было особо времени, чтобы тщательно подбирать одежду согласно своему статусу. Они поднялись в Беру быстро, спешно, боясь, что таинственный враг передумает и вновь закроет проход на дерево перед их носами. Еще одна черта, объединявшая этих людей — неприкрытая ненависть, горевшая в их глазах. Женщины и мужчины, старики и дети — все как один пожирали глазами несчастных и растерянных школьников, сбитых в одну кучку и напоминавших сейчас стадо беззащитных овец. Повстанцы же, с голодной яростью диких волков, нашедших, наконец, себе пропитание, смотрели на своих врагов, которых они уже мысленно обрекли на гибель. Чары Желтого моря, которые Сури навела в последнюю минуту своей жизни на этих школьников, заработали сейчас в полной мере, настраивая соратников короля против них.

В руках разъяренных омаронцев незамедлительно показалось оружие, самое разное, порою даже комичное, начиная от булавок свирепых светских дам, детских рогаток и заканчивая острыми копьями воинов, что могли действительно нанести серьезный урон несчастным, которых Сури приговорила к смерти.

Кажется, Тод неуверенно вышел чуть вперед, намереваясь что-то сказать в свое оправдание, однако эти люди, увы, находились в плену поистине ужасной ярости, которая походила скорее на бушующую стихию; на молнии, разрезавшие беззащитное небо; на вихрь, способный вырвать с корнем деревья; на гигантские волны, которые могли бы затопить все вокруг. Вряд ли эта разъяренная толпа послушала бы какого-то ничтожного мальчишку, осмелившегося встать на их пути.

Индолас все сразу понял, ибо он видел, как работают чары Сури. Желтый песок, которым она осыпала ребят с ног до головы, вызывал у повстанцев неконтролируемую ярость. Слуги короля и так хотели расправиться со студентами, ибо винили их во всех своих бедах, а желтый песок только усиливал это желание. Это была месть Сури за то, что ее план не удался. Однако Индолас являлся естествознателем, и главной и самой важной его способностью была возможность победить чары Желтого моря. Ведь именно для этих целей единороги однажды поделились с людьми своей силой.

Потому Индолас, незаметно от повстанцев, вытянув руку в сторону школьников, направил на них слабый поток энергии, неприметный никому, кроме него самого. Эта энергия оказалась способна нейтрализовать негативные свойства Желтого моря. Действительно, все переменилось в мгновение ока. Изумленные омаронцы взирали на школьников с не меньшим удивлением, чем те на них. Удивительное дело, но соратники короля вдруг ощутили к своим недавним врагам такую безотчетную любовь и уважение, словно действительно это именно школьники Троссард-Холла смогли вновь вернуть им гнездимы и победить их общего врага. Молчание, казавшееся уже почти комичным, затягивалось, и тогда Индолас торжественно провозгласил, обращаясь ко всем присутствующим:

— Эти ребята, — сказал он, указывая рукой на ничего не понимающих школьников, — пропустили вас на дерево, рискуя собственной жизнью. Именно они открыли для вас проход, чтобы вы смогли подняться и вернуть то, что ваше по праву. Все это время они самоотверженно защищали древесный город и нашего любимого короля. Но теперь враг, силой и обманом удерживавший власть в столице, повержен, и все завершилось благополучным для всех беруанцев образом, — Индолас произносил эти слова громким и торжественным голосом, а совершенно очарованные и загипнотизированные его словами королевские служащие в такт кивали ему головой, еще не совсем придя в себя после потрясений, вызванных чарами Желтого моря. Казалось, они поверили бы в любую версию, которую им внушил естествознатель, и даже если бы он сказал, что сами они виноваты во всем произошедшем, они проглотили бы и такое.

Спустя минуту один воин, возглавлявший группу королевских служащих — жителей Ласточкиного графства, подошел к Индоласу и серьезно посмотрел на него. Этот мужчина был единственным, кто выглядел, как и подобает войну: его тело украшали красивые легкие доспехи, на которых был нарисован герб беруанцев — дрозд, сидевший на ветке. За спиной у мужчины висел колчан острых стрел.

— Что ж, если это правда, то они достойны самой высокой награды, — протянул он нерешительно, словно сам пытаясь поверить в свои слова.

— Несомненно, — подтвердил естествознатель, лукаво улыбаясь.

— Только вот одно непонятно, — медленно продолжил мужчина, все пытаясь сосредоточиться. — Кто в итоге совершил переворот?

Индолас серьезно кивнул головой, всем видом показывая, что этот вопрос требует длительного и детального рассмотрения.

— Неприятели, которые сейчас мертвы все до единого и сброшены с дерева. Если бы не единороги досточтимой Дейры Миноуг, вступившиеся в решающий момент и скинувшие их с веток, вряд ли у нас имелась бы возможность стоять здесь и разговаривать с вами.

— Но ведь те же самые единороги и нас прогнали с дерева… — удивленно промямлил воин, не совсем понимая происходящее. Индолас укоризненно покачал головой, а его разноцветные глаза впились в лицо растерянного мужчины.

— Нет, это вовсе не единороги Дейры напали на вас, то ведь были совсем другие единороги. Дейра же, напротив, сделала все, чтобы вам помочь, — объяснил Индолас, и его слова прочно обосновались в голове храброго воина, ибо простой человек не может противоречить естествознателю. Версия, высказанная Индоласом, показалась ему вполне естественной, логичной и, более того, единственно верной.

— Но где же сама Дейра? — спрашивали другие слуги короля, переглядываясь. Тогда вперед вышел Тод. Казалось, среди остальных ребят он быстрее всех смог прийти в себя.

— Мне кажется, враг все время держал наших учителей в плену во дворце, — тихо проговорил он.

— Ты уверен, мальчик? — строго спросил воин. Тод неуверенно пожал плечами.

— Мне… Мне так показалось, — скромно сказал он, отступив в сторону. Было видно, что он уже пожалел, что вступил в разговор.

— Тогда нам нужно быстрее все осмотреть, — заметил воин и отдал приказ группе повстанцев следовать за ним. Другие же расходились по Ласточкиному графству, отыскивая свои заброшенные гнездимы. Каждый нашел себе дело, и на ребят больше никто не обращал внимания. Только изредка какая-нибудь богатая женщина кидала в их сторону взгляд, полный любви и признательности, ведь именно этим храбрецам она была обязана своим возвращением домой.

Тин медленно подошел к Артуру, Индоласу и Алану. Глаза мальчика были широко раскрыты, он явно ничего не понимал.

— Э-э… Мне одному кажется, что я только проснулся после долгого сна? Что вообще тут происходит, хотелось бы знать? И… — мальчик в неловкости замялся, однако потом все же закончил начатую фразу: — Я так хочу есть, что мне кажется, я осилил бы три подноса с короедами!

Загрузка...