Тернистый путь

Глава 20 Или от отрезанной головы мало прока, только если это не голова неприятеля

Спустя какое-то время после той роковой встречи с Вингардио Сури пришла в Индемберг. Если бы у нее спросили, зачем она это делает, девушка вряд ли смогла бы внятно объяснить причины, повлекшие ее в город. Правда же была в том, что неведомый голос внутри нее подсказывал правильные действия. Сури вновь поменяла облик, так как уже привыкла путешествовать инкогнито. В этот раз она сделалась безобразным плешивым юношей, с глубокими красными нарывами на лице. По каким-то неведомым ей причинам она не могла, как ни старалась, создавать красивые мужские образы, в отличие от своей кормилицы.

На ней был надет черный плащ с оторочкой из лисьего меха, который обвивал ее стан, немного скрывая уродства внешности.

Сури вошла в смраденьский Индемберг и с грустью подумала о том, что увидела сейчас воочию начало заката эпохи естествознателей. Вингардио остался верен своему слову и оставил от города одни полуразрушенные постройки. Впрочем, сгорели лишь фундаментальные здания, а вместо призрачных домов на черных от пепла улицах зияли пустоты.

Какая страшная картина предстала перед глазами Сури! Полумертвый город, потонувший в сизом тумане, грязный черный снег повсюду, куда ни глянь и мертвая, колющая как мороз, тишина, изредка прерываемая глухими стонами. Печально известный Индемберг, увы, уже вряд ли удастся поднять из руин.

Сури задумчиво шла по пустынным улицам, припорошенным пеплом, и удивлялась тому, что сама, по доброй воле, захотела сюда прийти. Зачем, с какой целью? На мгновение бедной девушке почудилось, что вся ее жизнь является каким-то рывком, инстинктивным порывом, совершенно лишенным смысла. Агония смертельно раненого животного бесполезна, так как все равно ни к чему не приводит и не помогает выжить, но вместе с тем естественна и непреодолима.

В Индемберге еще оставались живые люди, но большинство из них были серьезно покалечены. Сури аккуратно проходила мимо стонущих от боли людей, не замечая их мучений. Это может показаться чудовищным, но ей совершенно не было их жаль. Дурное дерево, как сказал Вингардио, выкорчевывают с корнем. И это было истинной правдой. Сури неторопливо шла к самому главному месту города — к библиотеке со свитками. Ей надо было убедиться, что все до мельчайшего клочка бумаги уничтожено и похоронено в огне. Она должна была довершить его работу. Раненые почти не обращали внимания на уродливого юношу, который, как таинственный призрак смерти, проскользнул в самое сердце города.

Тут взору Сури предстало зрелище, которое глубоко взволновало ее и действительно вызвало неподдельную жалость: прекрасная библиотека догорала, пожираемая пламенем! Все знания естествознателей, заключенные в драгоценных свитках, сейчас умирали в огне, и от этого кощунства уродливый юноша поежился, чувствуя непреодолимую грусть. Его лицо обжигало пламя, но он не замечал таких пустяков.

Иногда Сури поднимала ладони, пытаясь, на манер естествознателей, извлечь из них огонь. Однако ничего ей не удавалось. Она хотела бы, наверное, принадлежать этому миру, но все-таки она была другой, несмотря на все свои таланты. Зачем же она сюда пришла?

Решительно развернувшись назад, юноша поспешил покинуть город. Неожиданно на его пути возник какой-то пожилой раненый мужчина. Бедняга лежал, придавленный обрушившейся стеной своего собственного дома, и у него не было сил даже на то, чтобы выбраться, применив естествознательский дар. Явившись невольной свидетельницей подобной беспомощности, Сури неожиданно почувствовала огромное удовлетворение. Все-таки она не единственная сейчас, кому не давались науки естествознательства.

— Где ваш предводитель? — тихим, шипящим голосом спросила Сури у мужчины. Она, разумеется, интересовалась про Вингардио — единственного, по ее мнению, предводителя естествознателей. Ей все-таки нужно было его найти.

Пожилой мужчина со стоном на губах глянул на странного молодого человека в капюшоне. Однако, позвольте, почему эта заурядная внешность показалась ему странной? Несчастный и сам не разобрал сквозь пелену мучительной боли. Он только видел перед собой чрезмерно бледное юношеское лицо, обезображенное розоватыми прыщами, субтильную фигуру, длинные угловатые руки и черные, чуть засаленные у корней волосы, расчесанные на прямой пробор. Все эти черты по отдельности казались нормальными и вполне естественными для молодого человека, но если собрать их все в единый образ, то получалось нечто искаженное, кричащее, отвратительное. Но уродливое не из-за каких-то сильных внешних изъянов, а скорее из-за некой противоестественности, которая сквозила во всем облике этого неприятного субъекта.

— Помоги мне сперва… А потом разговоры, — с трудом проговорил пострадавший; ему было больно и холодно, а на его лбу выступила испарина.

Юноша яростно блеснул глазами, и мужчина мог бы поклясться, что в этот момент его зрачки полыхнули желтым цветом, как у хищного зверя. Между тем Сури была явно рассержена. Почему людей вечно заботит только их собственная жизнь?

Она подошла ближе и коленом нажала на грудь несчастного мужчины, еще сильнее вдавливая его в подтаявший снег. Страдалец страшно застонал. Из его глаз полились слезы унижения и боли, но самое главное — он нестерпимо боялся смерти. Особенно сейчас, в этот момент, когда он уже прощался с жизнью, его тело казалось ему особенно дорогим и ценным.

— Его здесь никогда и не было, — простонал несчастный, захлебываясь своими мутными слезами. — На нас напали неожиданно, и он не успел прийти на помощь… Индемберг пал, и теперь никто уже не вспомнит про его существование.

— Как это его не было? — удивилась Сури. Ей казалось, что это именно Вингардио, и никто другой, должен был разрушить город.

Мужчина с неприязнью покосился на допрашивающего его самоуверенного щеголя в блестящем дорогом плаще. Его мозг был затуманен от боли, и он плохо понимал, что происходит. Но при этом он мечтал, чтобы его мучения поскорее прекратились, поэтому он напряженно слушал, мобилизовав при этом все свои оставшиеся силы, чтобы правильно отвечать на вопросы безжалостного юноши, которого, как ни странно, не коснулась беда, произошедшая в городе.

— Его здесь и не было, — слабым голосом повторил мужчина. — Что вы хотите? Отпустите меня, — заскулил он, и слезы с новой силой хлынули из его глаз. Казалось, он скоро лишится рассудка. Его круглое старческое лицо напомнило Сури сморщенный неудавшийся блин, скомканный на сковороде.

— Ах, не было? — яростно прошипел прыщавый юноша, с такой ненавистью глядя на придавленного, что тот испугался. — Так как же звучит имя твоего предводителя? — поинтересовалась Сури, дрожащим от волнения голосом.

— Я… не хотел сказать ничего дурного… Наш освободитель… Он ведь всем известен… Его имя — Ирионус… — ответил несчастный, и по глазам Сури он понял, что ему уготована смерть. Ответ был неверен.

Юноша яростно зашипел, желая немедленно свернуть шею этому глупому человеку. Сури поняла, что все обстоит гораздо хуже, чем представлялось ей ранее. Ей думалось, что взбунтовался только этот город, но на самом деле проблема была куда глубже, она уже запустила свои корни под мощную систему, которую так долго создавал Вингардио. У естествознателей появился еще один лидер, что не могло не повлечь новые несчастья.

— У вас только один господин! Ваш властитель! — с уничтожающей яростью проговорил уродливый подросток прямо на ухо мужчине. — И ты не угадал его имя!

Сури уже хотела было своими руками придавить раненого еще сильнее и покончить с ним навсегда. Но в какой-то момент она вдруг передумала и одним мановением руки сняла стену с туловища человека. Оказалось, что субтильный подросток обладает недюжинной силой. Пострадавший протяжно вздохнул, не имея возможности пошевелить своими придавленными конечностями. Ужасный стон его пронесся над умирающим городом. Вероятно, последний человеческий стон, который когда-либо будет услышан в этом страшном месте.

Затем Сури, повинуясь внутреннему голосу, совершила следующее. Порывшись в своем черном одеянии, она извлекла из кармана круглый пузырек, наполненный желтой густой жидкостью, похожей на взбитый желток. Потом мерзкий юноша наклонился к несчастному и отчетливо прошептал ему на ухо:

— Слушай внимательно. Ты умираешь. И только это лекарство способно поднять тебя на ноги.

Умирающий чисто инстинктивно потянулся к загадочному спасительному пузырьку, но Сури предостерегающе покачала головой.

— Я еще не все рассказал. Исцеление будет стоить тебе свободы.

— В каком смысле? — прохрипел несчастный. Откровенно говоря, ему было все равно, ибо он со всей страстностью своей горячей и импульсивной натуры хотел жить.

— Выпив его, ты уже не сможешь выбирать, на чьей ты стороне. Ты всегда будешь на моей стороне, — просто объяснила Сури. — В принципе, не так уж и страшно, куда лучше темной могилы и червей, не правда ли?

Мужчина вновь почувствовал, как его лоб покрывается испариной. Одна только мысль о холодной и негостеприимной могиле где-то глубоко под землей причиняла ему невероятные муки. Разве он виноват, что страдает клаустрофобией и так любит жизнь? И потом, вдруг сомнительный незнакомец ошибается? Он просто выпьет напиток, который ему предлагает этот уродливый юноша, исцелится и уйдет от него. Он ведь естествознатель, а это огромная сила!

— Я согласен, — твердо сказал раненый, которого звали Дантрос. Он не смог увидеть, как радостно заблестели глаза у Сури. Она одним движением руки открыла флакон и решительно влила жидкость в рот умирающему мужчине. Вначале напиток показался страдальцу отвратительным. Ему сразу бросился в глаза его неестественно желтый цвет, сочный, раздражающий, вызывающий рвотные позывы, похожий на табак, смешанный с чьей-то липкой слюной.

Несчастный ужасно закашлялся, пытаясь выплюнуть из себя эту мерзость, однако жидкость будто застыла в его горле, не давая ему возможности сглотнуть. Впрочем, спустя несколько мучительных минут, Дантрос с удивлением понял, что ему становится гораздо легче. Не без труда мужчина поднялся на ноги и тогда с недоумением воззрился на своего спасителя.

Неприятный юноша мрачно осклабился и самоуверенно заявил:

— Что ж, теперь мы в одной упряжке, не так ли? — сказав эти таинственные слова, юноша развернулся и пошел прочь от мужчины. Какое-то время Дантрос задумчиво смотрел ему вслед, а затем почувствовал, как дикая ярость всколыхнулась в его сердце. Неконтролируемая, необузданная, совсем нехарактерная для его мягкого характера. Этот юный щегол, по возрасту годившийся ему в сыновья, несколько минут назад допрашивал его со всей жестокостью, будто жалкого предателя или подлого врага. Желая как-то выплеснуть свое бешенство, старый мужчина, не мешкая, направил руки в сторону молодого человека, который не далее, как несколько минут назад спас ему жизнь. Мерзкий, подлый поступок — нападение со спины, но что он мог сделать, если возненавидел этого прыщавого уродливого юношу до дрожи? Старик всем сердцем пожелал убить незнакомца.

Однако в тот самый момент, когда Дантрос уже намеревался осуществить задуманное, он вдруг понял, что не может использовать естествознательские способности против юноши. Более того, какая-то неведомая сила влекла его за своим мучителем, и он, будто побитая собака, побежал вслед за ним.

Обернувшись к старику, юноша мерзко улыбнулся и кивнул головой, словно поощряя недавние действия Дантроса. Казалось, что он хвалит старика за хорошо выученный урок.

— Ты все сделал правильно, — сказал незнакомец. — Теперь, надеюсь, ты понял, что отныне ты всегда на моей стороне.

— Кто же ты? — от слабости едва ворочая языком, прошептал старый мужчина. Единственное, что он с ужасом осознал — это то, что юноша был абсолютно прав. Старый Дантрос действительно потерял способность распоряжаться своей жизнью. Как бы он ни относился к этому уродливому юноше, он, тем не менее, до самой своей смерти будет во всем его поддерживать и следовать за ним по пятам, как жалкая тень, как человек, лишенный самого главного — свободы воли. В Индемберге у него могли оставаться друзья, которым удалось выжить. Семья. Те, кому нужна была его помощь. Но он намеревался всех разом предать, забыть, стереть из своей памяти, ибо теперь он навеки связан с этим странным незнакомцем, повелителем его сердца. Это осознание было тяжким для Дантроса, и он не удержался, чтобы не пробормотать сквозь зубы:

— Ты — само зло!

Эта фраза чрезвычайно насмешила мучителя: булькающий смех клокотал в его горле, наверное, несколько минут, пока незнакомец не успокоился окончательно.

— Разве? По-моему, я всего лишь человек, — наконец, смог вымолвить юноша. Затем он по-мальчишески подмигнул Дантросу своим желтым глазом, словно заигрывая с ним: — Но в чем-то ты прав. Зло во мне.

Прошло ровно два смрадных года после того, как Сури побывала в славном, но уже давно забытом граде Индемберге. Война между естествознателями приобрела затяжной и весьма неприятный характер. Несправедливое разрушение Индемберга ужаснуло людей и обратило многих против Вингардио. Повстанцев постепенно становилось все больше, а преданных бывшему властителю — все меньше. Владения Вингардио резко сокращались, а он сам, беспомощный, но при этом не теряющий своей гордости, перебрался в горный город Дреполис — единственное на тот момент поселение естествознателей, в полной мере преданное ему.

Дреполис, надо отметить, был прекрасен. Вингардио величественно окрестил это место городом, хоть он и состоял всего-навсего из одной постройки — пристанища самого повелителя. Монументальный парадный дворец, располагавшийся глубоко в горах, был вырезан прямо в скале из каменных глыб — торжественный, горделивый, с кокетливыми розоватыми отливами, с высокими округлыми колоннами с чудными барельефами и широкой каменной лестницей.

Эта постройка по праву могла считаться самым великолепным творением человека — в горном ущелье, скрытая со всех сторон молчаливой грядой скал, упокоившаяся в тихой безветренной местности, куда проникало лишь одно солнце. Неприятель не осмеливался заходить сюда, ибо, не зная местных троп и дорог, воины могли легко заплутать и попасть прямиком в сети Вингардио или же просто заблудиться на коварной горной гряде и свалиться с обрыва. По этим причинам в Дреполисе было относительно спокойно.

В один из суровых смрадных деньков повелитель естествознателей лениво восседал на своем ложе, окруженный десятью самыми верными советниками. Внешне золотоволосый мужчина выглядел спокойным, вальяжным и уверенным в себе, однако внутри него росла пустота, которая постепенно поглощала все его эмоции. Он по-прежнему по привычке устремлял свой взор ввысь, в небо, надеясь на возможное примирение с единорогами, но тщетно. Впрочем, сегодня Вингардио был зол на них как никогда. Ему очень нужна их помощь в подавлении мятежа, но эти предатели просто исчезли, будто бы забыв про его существование!

Порою повелитель естествознателей догадывался, почему единороги ушли. Добрые животные были всегда рядом с ним, когда он думал о других, и оставили тогда, когда он стал заботиться только о самом себе. Почему же они ушли? Просто потому, что услышали его волю. Он захотел жить единственно для себя, а в этом случае друзья уже не нужны. С каждым днем Вингардио все больше отдалялся от самого себя, того, кто однажды по доброте помог единорогу и спас его. Теперь это был властолюбивый, эгоистичный, гордый правитель, желающий видеть вокруг только покорные и раболепные лица.

Вингардио стал верить в следующее: он представлял всех людей в виде огромного костра. Сильных и наделенных властью он сравнивал с самим пламенем, которое должно все время гореть и согревать землю. Слабовольные же люди или больные и немощные, по его мнению, являлись простыми дровами, которые рано или поздно надо было кидать на смерть, чтобы огонь продолжал славно гореть. С такой новообретенной философией золотоволосый естествознатель все реже задумывался о том, что надо проявлять сострадание и любить других.

В этот момент, сидя на своем ложе, Вингардио был несчастлив, однако лицо его не выражало ничего, кроме излишней суровости. Как подавить мятеж, если почти все города отвернулись от него? Даже Нханск, где восседал его приближенный Локорис. Его бывший ученик, готовый смахивать пыль с его ног, уже давно предал своего учителя и присягнул Ирионусу.

С гор потянуло далеким морским воздухом; он петлял между дворцовыми колоннадами, залетая внутрь, туда, где за вереницей комнат в своих печальных размышлениях сидел бывший властитель. Анфиладное расположение залов позволяло входящему во дворец просматривать все комнаты до последней, где и сидел Вингардио. Тут не было ни гобеленов, ни занавесей, и внутреннее убранство было куда более скудным, чем внешнее. В узкие крестообразные окна проникал белый свет и освещал собравшихся естествознателей. Все говорили вполголоса; от этого казалось, что змеи собрались в один клубок и шипят, переползая с места на место. Единственным предметом, стоявшим в зале, было вполне удобное кресло, выполненное на манер королевского трона, позади которого таинственно освещался горельеф — мужчина с наклоненной головой и пышной копной волос.

Один из советников вошел в залу и кивнул головой — особые знаки почитания здесь были не уместны, ибо Вингардио не любил пышные церемонии.

— У нас гости, — вежливо проговорил сухопарый мужчина, одетый в розоватый плащ. Такие плащи помогали жителям Дреполиса скрываться среди красных скал — отличная маскировка для воинов.

Вингардио нахмурил лоб. Он уже давно не принимал у себя гостей.

— Кто такие? — спросил он отрывистым голосом и встал. Его густая золотистая шевелюра спадала ему на плечи, спина его была выпрямлена так, как будто его распяли на прямой доске, а глаза светились силой и властью, которую он так не хотел от себя отпускать. Мужчина выглядел поистине царем, и он вполне осознавал это за собой. Если единороги все же решили выйти на диалог, то он покажет себя именно таким — несломленным, гордым и величественным.

— Это не единороги, — словно прочитав его мысли, проговорил ему один из «шептунов», ближайших его советников. Шептуны были древними старцами, ходившими всюду за повелителем.

Вингардио нахмурился еще больше, и его жадный любопытный взор устремился сквозь стены, туда, где по розовой заснеженной лестнице не без труда поднимались двое мужчин. Эта странная пара была сильно нагружена — у них за спиной до самой земли свисали объемные мешки, собиравшие собой снег и упавшие ветки.

Двое неизвестных, не волнуясь и не тушуясь, спокойно пересекли комнаты и предстали перед золотоволосым господином. Один — молодой мужчина лет двадцати — выглядел пренеприятным субъектом, но при этом сложно было понять, что именно в нем было таким уж неприглядным. Если брать все его части тела по отдельности и внимательно рассматривать, то в целом все они были вполне нормальными, без особых пороков и изъянов. Ровные губы, не слишком полные и не слишком тонкие, небольшие глаза желтоватого оттенка, средний рост и черные, чуть удлиненные волосы на обыкновенной кругловатой голове — вот таким он выглядел, и вот таким он не выглядел одновременно, потому что цельный его образ был отвратительно ужасен и мерзок. Одного взгляда на этого человека вполне хватило, чтобы сердце Вингардио преисполнилось такой гадливостью, что он даже неучтиво сморщил свое благородное лицо.

Второй незнакомец смотрелся куда приятнее. Он был более красив, благообразен, с прекрасной осанкой и горделивой манерой держать себя. Он был уже отмечен старостью: его волосы, присыпанные серебром, красноречиво об этом свидетельствовали. Его глаза казались сильными и волевыми, и при взгляде на обоих нетрудно было догадаться, кто слуга, а кто господин.

— Кто вы такие? — с самым мрачным видом осведомился Вингардио, так как не представлял, что могут принести ему эти странные люди, кроме дурных новостей. В то время как он, будто узник, заточен в своем опостылевшем дворце, эти двое наглецов свободно бродят по лесным просторам. Этот вопиющий факт показался ему донельзя несправедливым.

Отвечал седовласый господин. У него был приятный тембр голоса и манеры вполне интеллигентного человека. А вот второй, напротив, вел себя забито, как мышь, и мерзкие глаза его сновали по углам, не зная, где остановиться. Чудной юноша выглядел каким-то пыльным — как будто слой грязи застилал его душу, которую сложно было увидеть наверняка, но она все же едва угадывалась и казалась такой же мерзкой, как и ее обладатель.

— Приветствуем тебя, властитель всех земель, дарующий нам силу! Держим мы путь из Нханска, — спокойно провозгласил старый мужчина, словно не замечая, каким яростным огнем при этих словах вспыхнули глаза Вингардио.

— Лишний раз желаете доказать мне свою дружбу? — холодно поинтересовался повелитель. Он хотел бы уничтожить этих дерзновенных путников, осмелившихся побеспокоить его, да еще в столь трудный час, но жгучее любопытство останавливало этот эмоциональный порыв.

— Пришли мы с миром. Но мира больше нет там, откуда мы идем. Там только пепел.

Вингардио нахмурил свои красивые золотистые брови и вперился черными глазами прямо в лицо говорящего.

— Я хотел бы разрушить тот город. Но мне сейчас это не под силу, — с легким оттенком грусти проговорил он.

Седовласый мужчина кивнул головой, как будто заранее предугадал ответ. Затем он кивнул низкорослому спутнику, и тот кинул на пол один из своих полотняных мешков, на котором висели куски обледенелой грязи и льда. Затем отвратительный юноша сунул руку внутрь и пошарил там, словно желая достать подарок для своего господина. От его нарочито небрежных движений мешок всколыхнулся, и из него стали выкатываться одна за другой окровавленные головы людей, обледеневшие от мороза. Старцы с белесыми бородами в беззвучном страхе уставились на эту нелицеприятную картину.

Юноша рывком схватил что-то с пола и поднял на всеобщее обозрение. Прямо на шептунов смотрела голова известного естествознателя, Локориса, наместника Нханска. Она словно бы насмехалась над своими зрителями, вполне осознавая, какое гнетущее впечатление производит.

Вингардио в изумлении посмотрел на своих путников, словно увидел их впервые. Какие цели они преследовали? Зачем они пришли? Они принесли ему головы убитых врагов — это он и сам мечтал сделать, но не мог покинуть пределы проклятого замка, чей мутно-розовый цвет навевал ужасную тоску.

Незнакомец продолжил говорить, и речь его была вполне убедительной.

— Мы — жители Воронеса, твои верные ученики. Раньше Воронес еще не был охвачен волнением. Но нашу семью убили лже-естествознатели, и тогда мы поклялись им отомстить. Мы принесли тебе головы предателей, дабы выказать нашу верность и приверженность общему делу. Мы хотим впредь служить тебе здесь и помогать всем, чем сможем. Я — Дантрос, сын Киниса. Это мой младший брат — Декантрос. Он так же владеет твоей наукой, повелитель.

Сразу же после этих слов все присутствующие в зале заметили едва уловимое сходство между уродливым юношей и этим благородным породистым мужчиной. Общие черты лица и выражения глаз — все было очень схоже, за исключением какого-то странного, почти мистического уродства младшего брата.

— Почему я должен вам верить? — поинтересовался Вингардио. Несмотря на всю логичность их объяснений, он не мог для себя решить, зачем ему принимать в свой стан двоих незнакомцев. Только ли потому, что они принесли ему голову его врага? Может, они и его голову намеревались кому-нибудь принести в дар, как знать?

— Только с нашей помощью вы сможете одержать победу, — самоуверенно заявил мужчина, и у повелителя появилось страстное желание отхлестать наглеца по щекам.

— Моему брату принадлежит необычайный дар, — продолжил путешественник, ничуть не смущаясь и не тушуясь. С этими словами он, как фокусник, изящным жестом руки указал на своего спутника, словно представляя его публике. Молодой человек отвернулся от шептунов, и все вздохнули с облегчением — неприятное чувство от его персоны рассеялось. Дантрос прикрыл его каким-то длинным, болотного цвета плащом и замер, выжидая. Шептуны повставали на цыпочки, в нетерпении пощипывая пальцами свои непослушные бороды, — так им хотелось поглядеть на чудо! И вот балахон сняли, и пред изумленными людьми предстала точная копия Дантроса. Такой же рост, возраст, лицо, фигура. Оба брата-близнеца переглянулись и захохотали в один голос, да так складно, что и голоса их невозможно было отличить. Конечно, при всем сходстве все же нельзя было не признать, что лжеДантрос все-таки более неприятен. От его лица исходило все то же непостижимое уродство. Но это было мимолетно, неуловимо; за исключением сего превращение удалось на славу.

— Но как?! — не смог сдержать свое удивленное восклицание Вингардио, который до этого момента безмолвно взирал на все происходящее перед его глазами. Как же так случилось, что ученики смогли превзойти учителя? Кто из ныне существующих естествознателей мог бы похвастаться таким удивительным даром перевоплощения? Но через секунду разгадка нашлась сама собой — двойник Дантроса приложил руки к лицу, и на них осталось что-то наподобие маски. Потом он снял с себя парик серебряных волос и ссутулился, приняв образ невысокого и весьма неприятного молодого человека.

— Это не естествознательство! — проговорил Вингардио, дивясь.

И Дантрос утвердительно кивнул головой.

— Нет, это лишь фокус. Но какое высшее мастерство! — добавил он с гордостью. — Только мой брат способен на такие чудеса. Он может превратиться в кого угодно.

— Даже в меня? — с любопытством спросил Вингардио, теперь уже с невольным уважением вглядываясь в лица гостей.

Дантрос снова утвердительно кивнул головой.

— Конечно, это будет лишь копия… С вашим голосом… Но, увы, без вашего таланта. Впрочем, думаю и этого довольно. Такие способности могут пригодиться в наше смутное время. Иллюзии вкупе с естествознательством — истинно великая сила.

Вингардио задумчиво кивнул головой. Действительно, таинственные пришельцы могли сыграть ему на руку. Пока он не проигрывал, но и не выигрывал, так зачем было отказываться от лишних тузов в колоде? Поэтому он медленно подошел к Дантросу и Декантросу и улыбнулся им одной из своих благожелательных улыбок, которые он обычно оставлял на особые случаи.

— Что ж, милости просим. Вы будете входить в совет шептунов и докажете мне свою верность на деле. Теперь я отпускаю вас, ведь вам надо прийти в себя после длительной дороги.

С этими словами повелитель отпустил их и потом еще долго смотрел вслед этой парочке — двум братьям, таким похожим и непохожим одновременно. Но со спины он уже не видел, как причудливо менялось лицо старшего Дантроса: его спокойное и немного величавое выражение глаз уступило место подобострастности. Теперь он выглядел забитым щенком. Уродливый юноша ласково потрепал его по плечу, как обычно ласкают непослушную собачонку, заслужившую поощрение. Тот, кто назвал себя Дантросом, с ужасом вздрогнул и глянул на свою мучительницу.

— Что же. Пока все идет по плану, — тихо произнесла Сури.