Теневик. Конец войны

Глава 5

Темнота. Мои глаза ничего не видят, но я чётко ощущаю, что попал именно в то место, куда меня и влекло. Темнота казалась осязаемой, она обволакивала, сдавливая, как, наверное, может сдавливать вода на глубине. Казалось, что с каждым шагом я погружаюсь ещё глубже, и давление становится всё болезненнее. Где-то капала вода, но капли падали не вниз, а вверх, исчезая в чёрной пустоте. Воздух был нехороший, не затхлый — хуже, как будто что-то умерло, но не разложилось до конца. Пахло могилой… Нет, я не знал, как именно пахнет могила, но ассоциация пришла в голову и не собиралась оставлять меня. Я спускался в могилу!

И ещё много эмоций, ощущений, которые были настолько новыми, ещё не осознанными, что я не успевал думать о том, что именно они мне напоминают, при этом мозг, казалось, работает так, как никогда ранее. Всплывали картинки из кинофильмов, вспоминались строки из прочитанных книг, где могли упоминаться всякого рода подземелья, четко представлялись данные, что были мне доступны из другой жизни, даже что-то из архивов, про подземные бункеры нацистов, про то, что существовали дома с большими подвалами, где происходили обряды…

Неужели всё то, с чем я успел столкнуться, едва осознав себя в прошлом, было на самом деле? И от нас всё тщательно скрывали? И даже моей степени допуска к совершенно секретной информации не хватало, чтобы знать наверняка? Логика подсказывала мне, что не будут заниматься многие и многие богатые и знатные люди мистицизмом, если на выходе их ничего не ожидает. Каббала, масоны, иллюминаты… Разве все они могли бы существовать без какой-то доказательной базы своим паранормальным знаниям?.

Я думал о всяких обществах, умении Конторы скрывать существование необъяснимого, скорее, не для поиска выводов, а потому, что моим мыслям активно пытались мешать… И я нашёл относительно малозатратный способ сопротивления чужому вмешательству. Вот такой лайфхак, как говорится. Думайте, люди, чаще, самостоятельно увлекайте свой мозг, иначе за вас будут думать, а вы — только воспроизводить чужие мысли!

Я продолжал идти. Темнота… она, будто живой организм, сопротивлялась мне и моим мыслям. Борясь со мной, она стремилась поглотить, поработить. Виски сдавливало с новой силой, а чуть ниже солнечного сплетения вновь стало болезненно жечь.

Делаю шаг. Больно, неуютно, чёрт возьми, но я хочу узнать, что там впереди. Мне нужно разорвать связь, мне нужна свобода! Ещё шаг… чуть не падаю: под ногами лестница, явно ведущая вниз. Стал спускаться, отмечая то, насколько быстро глаза привыкают к темноте.

Хотя, казалось бы, для этого нужен хоть какой-то источник света. Но, несмотря на то, что дверь была приоткрыта, свет не пробивался вовнутрь — а всё равно я начинал именно видеть глазами, а не только чувствовать. Видимо, это ещё один из тех нечеловеческих навыков, который стал мне доступен.

— Кто же я такой, чёрт возьми? — возмутился я внутри себя, может, только губами пошевелил, при этом не издавая ни одного лишнего звука.

Эманации скверны усиливались. К головным болям прибавилось и головокружение. Но, при этом я уверенно, только прикусив от напряжения губу, продолжал движение. Глаза не видят, они врут, уши — вообще предатели, так как ничего не слышат, а вот задницей, ну или чем-то ещё, чую, когда что-то не так.

Как это ни странно, но именно задница в деле ощущения опасности зачастую бывает самым чувствительным местом. Так что всем советую… Береги задницу смолоду, но и ум тренируй, чтобы уметь анализировать ситуацию не через пятую точку, а ещё и через голову. Вот и у меня не оставалось сомнений, что мой враг, моя противоположность, тот, кого я должен убить, чтобы разорвать неведомую, но крепкую нить, связывающую нас, находился внизу. Он точно тут!

Неожиданно ступеньки закончились. Я сделал ещё два шага вперёд… Всё пространство вокруг осветилось неярким, но достаточным для любого восприятия светом.

«Что это за хрень? Это какая же тварь такое удумать может⁈». — от злобы мысленно выкрикнул я.

Наверное, такая картина могла существовать только в кино. Хотя… нет, цензура такую жуткую и кровавую сцену не пропустила бы даже в то время, когда и цензуры как таковой не было. За свою профессиональную деятельность я видел немало того, что слабонервным нельзя показывать. Но это… Было слишком даже для тех маньяков, чьи дела я ранее изучал. Впрочем, если бы им кто-то показал такое, думаю, твари в человеческом обличии запросто повторили бы. Я пока всё ещё уверен в том, что нет более совершенного в своём милосердии существа, чем человек! И нет более жестокой твари, чем человек! Но я ожидал увидеть всё же не человека.

Вся комната, большой зал, освещалась электрическим светом, но светильники были стилизованы под факелы. В их тусклом свете я увидел, как в стороне голыми бездыханными мужскими телами была выложена нацистская свастика. А в центре разноцветной плиткой была выложена пентаграмма. В центре этой пентаграммы…

Ублюдки! Я старался не смотреть на мягкие детские кудряшки. Нет, вы не люди, вы гораздо хуже!

Я, стиснув зубы, продолжал рассматривать этот зал смерти. Всё ещё кружилась голова, сдавливало виски, и я испытывал всё более сильное отвращение. Унимать собственные эмоции я умею, и сейчас этот мой навык выдерживал один из экзаменов. Пока что — успешно.

Кругом была кровь, на стенах именно ею были выписаны какие-то руны. Кровью же были сделаны надписи на латинском языке. Причём неразборчиво, будто это делали те, кто уже впал в безумие.

«Где же ты?» — думал я, медленно, но решительно шагая, переступая через человеческие тела.

— Иди ко мне! — в голове услышал я требовательный голос.

Я специально дал слабину, пустил в свою голову голос, чтобы понять направление, где именно мне искать того, кто находится на другом конце этой тёмной пуповины. Дело в том, что в подвале было столько скверны, она так фонила, что найти чёткий след было крайне сложно.

Голос манил, казался притягательным, идеальным. В какой-то момент я чуть не потерял рассудок, и даже сделал два шага в ту сторону, куда и звал меня этот голос. Виски сдавило ещё сильнее.

Подкосились ноги, и я упал навзничь, ударяясь коленями и охватывая голову руками. Боль в голове поднялась на новую высоту и стала невыносимой. Ясно — меня атаковали тем же приёмом, который и убил старика. Своего слугу это чудовище не пожалело, стоит ли сомневаться в том, как оно станет относиться ко мне?

Но я сумел противостоять этому приёму и не поддавался. Сжав зубы, я снова закусил губу — и прокусил её до крови. И когда рот наполнил солоноватый и металлический привкус крови, я смог выкинуть из головы мерзкого вторженца.

— Кто ты? — услышал я уже не только каким-то своим внутренним подсознанием, но и с помощью собственно слуха.

Носитель голоса стоял недалеко от меня.

И передо мной предстал… Сперва казалось — вполне себе нормального вида человек. Тёмные волосы, карие глаза, восточный «орлиный» нос, смугловатая кожа… Такой вот нордический ариец! Если б мог, я бы посмеялся. Ну еврей же, а на тёмном пиджаке свастика вышита. Но это была оболочка. Напрягшись, преодолев мощное сопротивление, я смог увидеть истинный облик твари.

Это существо было бледным. Казалось, что передо мной гипсовая статуя. Причём волосы у существа были не белыми, они точно седые. Лицо же было столь миловидным, какое может быть только у подростка, который только лишь вступает в пубертатный период. И даже пол у существа было сложно определить. Я всегда был против многообразия гендеров, но тут было реальное «оно».

И взгляд этого существа манил к себе, глаза светились красным, даже алым цветом. Мысли, внушаемые мне, я гнал прочь лишь неимоверным усилием воли. Меня так и тянуло подойти к этому существу и безвольной куклой остаться рядом. Я вожделел всего того, что оно со мной может сделать.

Это не было что-то сексуальное, а нечто, что сильнее и эмоционально насыщеннее, чем секс и даже любовь. Хотя, казалось, это и невозможно. Я хотел, жаждал, чтобы меня убили, но только это сделать должно было именно оно, и именно так, как хотел я. Вот только и моё желание убить также никуда не ушло. Противоречивые эмоции устроили собачью свалку в голове. Но я пока умеренно сопротивлялся, ровно столько, чтобы понять, с чем имею дело, как работает внушение и могу ли я сам действовать подобным образом. Нет свою волю я насаждать не могу. Или же существо столько сильное, что не позволяет мне это сделать.

— Ты сопротивляешься? — в замогильном и холодном голосе я сумел прочитать неприкрытое удивление.

— Да, сука! — проревел я, сметя всё постороннее у себя в голове и хватая седого пацана-девку за тоненькое горло.

Решимости и сил придавало то, что я знал и верил — передо мной предстало всё же несовершенное существо, которое может удивляться, весьма вероятно, что может и бояться, и которое столь ценит свою уже не жизнь, а существование, что боится любого, кто сможет хоть как-то воспротивиться воле существа. Я сдавливал горло нечисти со всей ненавистью, раскрывая, как оказалось, ещё один облик. Под этой бледностью то и дело проявлялся образ старика, полностью покрытого морщинами. Чем сильнее я сдавливал ему горло, тем чаще я видел не молодость, а дряхлость.

— Да сдохни ты! — прорычал я, приподнимая на одной руке тварь, что упиралась в стену кровавыми руками.

— Покорись! — нечеловеческим голосом, будто ультразвуком, резануло мне уши.

На миг сознание померкло, и я вновь осознал себя лежащим на холодной кафельной плитке. Существо обходило меня кругом, пристально рассматривая.

— Кто ты? — последовал очередной вопрос от носителя скверны, но это не был уже тот убивающий сознание звук. — Как ты мне сопротивляешься? Как ты видишь меня в истинном облике? Почему?..

Сейчас со мной говорил будто бы человек. Но я не отвечал. Ещё раз он так гаркнет на уровне ультразвука, и я вновь потеряю сознание, а возможно, он меня просто убьёт. Существо хотело найти ответы на свои вопросы, скорее всего, потому, что боялось: вдруг я не один такой, вдруг придёт следующий и тогда уже точно прикончит. Оно ещё не понимало, что второго не понадобится, что я сам способен справиться и убить, разорвать ту нить, что нас связывает.

Я, умеренно, осторожно впустив в свою голову существо, начал театрально дёргаться по полу в припадке, шевеля и размахивая руками. Так я показывал боль, которая должна была меня поглотить. Постепенно, сантиметр за сантиметром, в этих конвульсиях я приближался к лежащему неподалёку на полу подсвечнику.

— Ха-ха-ха! — звонко смеялось чудище, наблюдая за тем, как я корчусь.

И не было в этом смехе ни капли радости. Той радости, которая может испытывать нормальный человек. От всех эмоций, которые показывало существо: будь то удивление или же вот такое веселье, словно бы веяло гнилью и смертью. Впервые я думал о том, что смерть — это прекрасно, именно такую мысль пыталось внушить мне это существо. По долгу своей службы я встречался с маньяками, и некоторые из них смеялись похожим образом.

— Тебе больно! Но почему я не чувствую всю полноту твоей агонии? — вопрошал палач, словно гурман-мясоед возмущался, что мясо плохо прожарено.

Почему-то именно такие ассоциации возникли у меня в голове. Но я не собираюсь быть мясом! Я буду мясником!

Приблизившись примерно на метр к подсвечнику, я неимоверным образом, прямо из положения лежа, резво рванул вперёд. Быстро хватаю подсвечник, и, находясь спиной к существу, со всей доступной силой метаю импровизированный снаряд в голову своего обидчика.

— Покорись! — а ультразвук, как по щелчку пальцев, отключает моё сознание.

Темнота…

Я не знаю, как скоро я очнулся. Возможно, сразу же, через мгновенье после того, как отрубился, может, прошло даже и продолжительное время. Но, не это самое важное. У меня больше не болели виски, голова всё ещё чуть-чуть кружилась, но это казалось столь незначительным, что и обращать внимания не стоило.

Я встал, оглянулся. Почувствовал, что существо сдохло, и только лишь после увидел это глазами. Теперь передо мной не было того подростка с седыми волосами. Вернее, волосы гада остались седыми, лишь приобретя некую ржавчину, но на полу уже лежал старик. Он был весь в морщинах, а его лицо было покрыто какими-то волдырями, фурункулами и струпьями. А воняло… Ужас! Просто неимоверно!

— Урод! — выругался я и со всей своей пролетарской злобой пнул существо носком кирзового сапога. — Да твою ж… мать! — в сердцах выкрикнул я.

Уже можно было немного дать воли эмоциям — в подвале точно больше никого живого, или опасной нечисти, не оставалось.

Вопреки ожиданиям, моя нога не ударилась о тело, погрузилась в мягкую плоть на всю глубину с чавкающим звуком, словно… в мокрую грязь. Я брезгливо сморщился, высунув ногу из мерзкой субстанции, и стал выискивать что-то, чем можно было бы стереть омерзительную трупную субстанцию с сапога.

Невыносимая вонь от разлагающегося тела будто бы выкуривала меня из кровавого зала.

Я огляделся и только теперь увидел небольшую дверцу, из которой, видимо, и вышло это существо. Нужно ли мне что-то сейчас? Оружие? Нет. Я увидел книгу, от которой шёл такой густой фон скверны, что подкатила волна тошноты. Брать в руки зловещий артефакт? С этим фолиантом не побегаешь, с ним ходить сложно.

Мой взгляд то и дело возвращался к ребёнку, которого здесь принесли в жертву. Сволочи, монстры! Как же я их ненавидел! Теперь эти эмоции были вызваны не каким-то там шлейфом, сейчас я чувствовал, как человек.

Мне нужно идти на контакт, я обязан разобраться, что тут происходит. Отсидеться в стороне не получится. И я уже знал, что меня ждут снаружи. Вот только что в дом зашёл носитель энергии, которую я не так давно считал, от кого не чуял угрозы. В доме появился тот самый майор госбезопасности. Пора нам познакомиться.

Вокруг ещё чувствовались эманации скверны, но они казались неопасными. Словно волчица родила волчат и убивала всех, кто приблизился бы к её логову с щенками. И вот я убил волчицу, а волчат, которые слепы и безопасны без матери, уничтожать не хотелось. В конце концов, я уже понял, что совсем рядом работают службы, вот пусть они и думают обо всем этом.

Я ведь помог тому самому майору, который смог понять, что я на него смотрю и что я его слышу. Непростой офицер, занимающийся непростым делом.

Осмотревшись ещё раз и заприметив места, где могут быть предметы, фонящие скверной, я собрался на выход. Боль в висках отступила. Можно было ещё обследовать этот зал, но терпеть вонь от разлагающегося мерзкого существа я больше не мог. И в этом не было ничего мистического. Трупы, знаете ли, не розами пахнут, да и зрелище это отнюдь не приятно глазу.

Ступив на первую ступень лестницы, я замер. Да, меня ждут, и я это чувствовал сейчас. Причём я знал — он здесь один, и даже понимал, где именно майор может дожидаться встречи. Человек находился в той комнате, где стоял фарфоровый набор и в одной из чашек оставался чай. Не допивает ли майор госбезопасности тот самый чай? Неужели так скудно в Советском Союзе со снабжением Народного Комиссариата Внутренних Дел, что нужно за нацистами допивать? Нужно только подобные шутки приберечь, не говорить при беседе с майором.

Я остановился. Стал прикидывать, как часто это делаю перед принятием неотвратимых и важных решений, что же мне делать. Когда я выйду из этого подвала, не получится ли так, что меня обвинят во всех злодеяниях, что тут произошли? Весьма вероятно, хотя я и не чувствовал опасности.

Так ли мне нужно идти на контакт с властями? Мне нужно сделать выбор. Сбежать я смогу, это точно. В конце концов, меня ждёт только один человек — и это всего лишь человек, который, может, и обладает какими-то способностями, но вряд ли они очень сильно выходят за рамки человеческих. А вот то, что в ближайшее время могут обложить дом так, что и я не убегу, факт. Или бежать сейчас, или…

Не мне дают возможность решать, я сам решаю. Я снова вспомнил это существо, которое способно заставлять покоряться себе… менять облики, обманывать, подчинять, овладевать. Убивать без счёта. С такими проявлениями нужно бороться. И майор в этом поможет.

Так что я поговорю с ним, и лучше бы он меня выслушал.