Теневик. Конец войны

Глава 23

Заседание Ставки Верховного главнокомандующего проходило в напряжении. Ещё четыре дня назад в кабинете товарища Сталина звучали лишь победные реляции и стоял вопрос только о том, успеют ли советские войска взять Берлин до Первого Мая. Было бы неплохо в Первомай отпраздновать и Великую победу. Даже звучали экономические предпосылки подобному явлению, когда можно было бы, совмещая два праздника, экономить на мероприятиях, но при этом сделать их с особым размахом.

И тут… как гром среди ясного неба. Немецкие войска перешли контрнаступление под небольшим немецким городком Баутцен. В целом, могло бы быть не так и катастрофично, советское командование готовилось к подобным вывертам умирающего нацистского зверя. Силы, которыми еще располагали гитлеровцы были не сравнимы с советскими войсками. Так что все ждали лишь агонии нацистского режима.

Немецкое контрнаступление началось стремительно. Но слишком большого ущерба репутации Красной армии не было нанесено. Немцы ударили по польской армии, участвующей в наступлении на Берлин, но прикрывающей фланги. Так что первоначально советские войска и не пострадали. Предполагалось, используя превосходство в небе, бить немцев на марше. А потом показать польским союзникам, что без советской армии они не способны на победы.

Немцы собрали одни из последних своих резервов, укрепили их переросшую в корпус «Дивизией СС Герман Геринг» и ударили по флангам наступающей советско-польской группировки. Проблема заключалась в том, что танковые соединения советских войск ушли далеко вперёд, как и механизированные части. А вот пехота сильно задерживалась, что обусловило разрыв. И тут, как назло, погода сильно осложнила работу авиации, отчего разведка просмотрела концентрацию немецких войск, а также не успела вовремя отработать по наступающим немецким колонам.

Вот это и предполагалось обсуждать на совещании. Угрозы пока не предвиделось, но лишь напрямую, а вот в политическом отношении оттягивание взятия Берлина может сильно навредить Советскому Союзу.

— Товарищ Антонов, доложите обстановку у Баутцена! Что там творится? — начинал заседание Ставки Верховного командования товарищ Сталин.

Начальник Генерального штаба Алексей Иннокентьевич Антонов резко встал со своего стула. Однако, не спешил докладывать. Бывший всегда уверенный в себе и в работе Генерального штаба, сегодня генерал армии Антонов пребывал в замешательстве. Что-то непонятное происходило на фронте.

— Мне что, тянуть из вас слова надо? — проявляя раздражение, сказал Иосиф Виссарионович.

— Никак нет, товарищ Сталин. Но то, что я скажу, выбивается из понимания войны. Мы ещё с подобным не сталкивались, — Антонов сделал глубокий вдох и решительно продолжил. — То, что происходит на флангах немецкой группировки на юго-востоке от Берлина, похоже на применение противником нового вида оружия. Наши самолёты-разведчики не могут определить ни численность группировки, ни предполагаемое направление ударов немецких войск.

Сталин бросил быстрый взгляд на народного Комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берию.

— О ранении командования уже докладывали и это так же вносит свои проблему в управлении войсками. Однако… не только бойцы, но лётчики сходят с ума, когда прибывают к некоторым участкам немецкой обороны. Предполагаемый удар во фланг немецкой группировки привёл к нашим ощутимым потерям, прежде всего, в технике. Необходима перегруппировка, — продолжал докладывать Антонов. — Более того, имели место просто возмутительные сдачи в плен некоторых наших подразделений. Подобная трусость сродни тому, что было в первые месяцы войны. Сейчас же я не могу ничем объяснить явление. Мы на подступах к Берлину, дело лишь во времени, чтобы закончить эту войну победоносно, в войсках ведется неусыпная работа комиссаров наркомата внутренних дел. И, между тем, я не могу скрывать подобные факты.

— А скрывать ничего и не нужно, — сказал Сталин, резко встал со своего кресла, поднялись и все присутствующие.

Товарищ Сталин являл собой исключительное раздражение. Те, кто знал «хозяина», искренне испугались. Не оказалось бы удивительным, если прямо сейчас в кабинет к товарищу Сталину зашли сотрудники НКВД и арестовали всю Ставку.

Достав трубку и папиросы, хозяин кабинета, не говоря ни слова, начал потрошить табак. Так он думал и успокаивался. Вот только что-то не сильно получалось собрать мысли и эмоции в кулак. Чертовщина вылазила наружу и это угрожало устойчивости Советского Союза как бы не равноценно Гитлеру, когда немцы стояли под Москвой.

— Продолжайте, товарищ Антонов, — после продолжительной паузы сказал Сталин. — И не кажется ли вам, что рано расслабились? Уже победу празднуете? Не время ещё для посещения театров.

Алексей Иннокентьевич Антонов внутренне вздрогнул. Он был известным ценителем и скусства, знатоком театральных подмостков, частым посетителем Третьяковской галереи. И, действительно, в последнее время несколько расслабился, потому как посетил за последнюю неделю сразу два спектакля. Но все решения уже были приняты, даже составлен план штурма Берлина. Генеральный штаб ранее работал, как часы и выдавал объективные рекомендации всем фронтам. Никто не предполагал, что контрнаступление немцев будет столь удачным. Точнее не так… Действия немцев пока не несут существенную угрозу, но проблема в том, что до сих пор эта группировка не разгромлена.

По всем законам военного искусства, по опыту нынешней войны никакое контрнаступление немцев не могло быть угрожающим для советских войск. Но все удары по наступающей немецкой группировке заканчиваются практически ничем. Будто существуют какие-то барьеры, пройти через которые просто невозможно.

— Я осознаю и отдаю себе отчёт, что то, что сейчас скажу, выбивается из понимания материализма, — Антонов замялся и все же добавил. — Я опираюсь на сообщения с фронтов, а вызвать командующих не представляется возможным, по уже озвученным причинам.

— Говорите! — потребовал товарищ Сталин. — И передайте 1-й Белорусский временно Рокоссовскому. Но брать Берлин должен Жуков!

— Так точно, товарищ Сталин. Что по причинам успеха немцем, то есть предположение, что они применяют какое-то психологическое оружие, способное сводить с ума. Первоначально мы думали, что это газы, но догадка не подтвердилась. Ни цвета, ни запаха не было, — скороговоркой выдал генерал армии Антонов.

— Сделаем перерыв, товарищи, — неожиданно для всех собравшихся сказал товарищ Сталин. — Товарищ Берия, останьтесь!

В отличие от других собравшихся на заседании ставки Верховного командования, народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия и без слов «хозяина» не спешил покидать кабинет. Заседание только началось и сразу же последовал перерыв. Сталину было необходимо получить хоть какие-то ответы на происходящее в зоне ответственности 1-го Белорусского Фронта.

— Что скажешь, Лаврентий? — спросил Сталин, прикуривая трубку. — Чертовщина опять?

Прошло не менее трех минут, прежде чем верховный начал разговор. Вероятно, что хозяин кабинета давал возможность подумать Берии о том, чем можно оправдать появление на фронте чертовщины. Раньше все эти «пляски» с измененными были локальными, почти что для других и не видимыми. Но нацистам удалось добиться распространения Альфы и как бы в итоге не пришлось и вовсе воевать с одними измененными сверхсолдатами.

— Ко мне пришли сведения, что озвучивал генерал Антонов. Ясделал запрос в особый отдел Альфа, но комиссар госбезопасности Сенцов серьёзно ранен, его заместитель убит, — начал оправдываться Лаврентий Павлович Берия. — Да и ответить Сенцов толком не может, кроме того, что эсэсовцы стали каким-то образом инициировать своих приспешников, делая из них тех Чертей, о которых я рассказывал.

— Черти… А мы с тобой, словно ангелы? Да, Лаврентий? Крылья еще не отрасли, чтобы было что отрубить? Говори по делу! Или мне нужно вызывать Мессинга? — потребовал товарищ Сталин.

Сталин, никаких эмоций обычно не проявляющий, несколько скривился. Ему не нравилось, когда кто-то ищет оправдания, вместо того, чтобы действовать. Он ждал от Берии ответа, что уже сделано, а ни оправдание, почему это не сделано.

— Товарищ Сталин, мы столкнулись с необъяснимым. Особый Отдел Альфа работает недавно, мы только собираем информацию о тех явлениях, которые объяснить с позиции материализма крайне сложно, — продолжил свои оправдательные потуги народный комиссар.

— Лаврентий, а сколько ты уже сидишь на своём стуле? Дольше, чем Ежов? — недвусмысленно намекнул «хозяин».

Берия внутри похолодел. Он прекрасно понимал, что за серьёзные промахи, несмотря на прошлые заслуги, именно его, Лаврентия Павловича, и назначат виновным. Да так, по сути и есть. Просмотрели появление множества измененных. Но кто мог предположить такое?

— Ситуация выходит из-под контроля. Уже все, особенно военные, говорят о чертовщине. И я не хочу больше слушать, почему не сделано, мне нужно знать сроки, когда будет сделано, — сказал Сталин и посмотрел на Берию своим знаменитым «тигриным» взглядом.

— Генерал Антонов сам придумал неплохую версию происходящего. Мы можем указать, что немцы распыляют какой-нибудь невидимый для глаза газ, и тем объясним всю чертовщину, — Берия судорожно искал варианты своих будущих действий.

— Объяснение проблемы не решит ее. Как поступать будешь с этими чертями? Если военные пройти не могут в наступление… Есть же Особый Отдел. Наполняй его, ищи сотрудников. Щени дэда шевици… Дай мне результат! — на последних словах Сталин повысил тон, не оставляя никаких сомнений, что прямо сейчас решается судьба народного комиссара внутренних дел. — Или ты её решишь, эту проблему, или её решать будут другие.

— Решу, товарищ Сталин, — поспешил заверить Верховного Лаврентий Павлович Берия. — Предполагаю, что немцы используют изменённых потому примеру, как они это делали в Кёнигсберге в Башне Дона. Есть группа, которая уже справлялась с этой задачей, нет оснований, что они не повторят уже сделанное. Я хотел группу засылать в Берлин, но изменю свои планы.

— Уж постарайся, Лаврентий! Мне ли тебе рассказывать о том, что немцы хотят договориться с нашими союзниками. Уже идут переговоры с Эйзенхауэром. Если у немцев будет шанс показать, что они ещё способны воевать, то английские и американские штыки обратятся против нас, — говорил товарищ Сталин.

Берии оставалось только кивать головой. Он прекрасно знал о всех тех переговорах, которые ведутся уже не на уровне разведок немцев и союзников, в дело вступили, пусть и тайно, но дипломаты. Союзники сильно обеспокоены ростом силы и влияния Советского Союза. Пока сепаратные переговоры тормозит американский президент Рузвельт. Но он смертный, или даже внезапно смертный.

Да, переговорный процесс идёт ни шатко, ни валко, но лишь только потому, что англичане с американцами не готовы принимать Гитлера, как руководителя Германии. Операция в «Валькирия» по государственному перевороту в Германии оказалось провальной. И нарком Берия и Сталин знают, что союзники готовят новое покушение на Гитлера и англичане готовы даже сотрудничать с Герингом.

— Если мы в скором времени не возьмём Берлин, за месяц, максимум за два, то мы получим себе врагами уже и американцев, и англичан. Страна истощена, мы будем вынуждены идти на мирные переговоры. Не допусти этого, Лаврентий! — усталым голосом произнес товарищ Сталин.

В скором времени работа совещания Верховной Ставки главнокомандования продолжилась. Всем собравшимся объяснили происходящее, как вероятное использование немцами некого газа без цвета и запаха. Слухи о том, что Германия разрабатывает различного рода оружие на принципиально новых методах поражения противника, уже давно циркулировали и среди военных, и среди общественности. Так что объяснение было принято.

В свою очередь, народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия пообещал в ближайшее время послать неких специалистов, которые будут работать над ликвидацией проблемы. Военным предполагалось прогнозировать и составлять планы с учётом того, что может произойти прорыв советских войск на узком участке сопротивления. Кроме того, предполагалось нарастить средства поражения на дальних дистанциях.

Совещание, как это часто и бывало, происходило ночью. И уже под утро НКВД начало действовать.

И вновь утро не радовало. В который раз я просыпался, как будто после большой и бескомпромиссной пьянки, о которой не хотелось бы вспоминать, потому что было сделано очень много глупостей. Наши отношения с Ольгой вошли в ту категорию, когда мы вынужденно занимались сексом. Когда ночью было приятно, утром — стыдно. И я, и она понимали, что быть вместе нам не суждено.

А после того, как два дня назад Ольга не пришла на ночь, я начал испытывать к ней некоторую брезгливость. Приходящий в себя Сенцов не преминул сказать мне, что Ольгу использовали по тому направлению, по которому ей и суждено было служить. И девушка была вынуждена сделать это. Ладно бы она раскаивалась после этого, но нет. Значит все шло правильно, страна получала уникального агента в лице, или не только в этой части тела, Ольги. И нечего мне переживать.

Предатель Коротченко никак не кололся. Химия, которую применяли к нему для развязывания языка, не срабатывала. Пытки также не возымели нужного эффекта. В итоге только Ольга смогла через свою магию и тело разговорить предателя. Он раскололся только в ходе соития, когда рухнули какие-то установки и защита Коротченко, бывшего так же, как и мы, иным.

В какой-то момент у меня даже закрались мысли, что НКВД плохо работает, ведь Коротченко больше всего всего двух вещей: потерять семью и испытать истинную боль. Ранее его пытали немцы. И вот те пытки были действенными. Он их боялся пуще смерти.

К сожалению, предатель Коротченко чего-то особо полезного и нужного не рассказал, или же мне не довели эту информацию. Немцы мало что ему не рассказывали о своих планах, так и лгали, что готовят эвакуацию. Кстати, из диверсионной группы удалось одного всё-таки взять и разговорить. Но это происходило уже в Москве.

Встав с кровати, я начал делать зарядку. Нужно пользоваться моментом и совершенствовать свой организм. Сегодня был предпоследний день нашего обучения, а что будет дальше — непонятно.

Резкий стук в дверь прервал мои занятия и разбудил Ольгу.

— Капитан госбезопасности, срочно откройте! — кричали за дверью.

— Прикройся! — сказал я Ольге

Она предпочитала теперь спать только обнаженной и не укрываться, так что я бросил девушке одеяло и только после направился открывать дверь.

Одновременно я сконцентрировал силу в своей правой руке и был готов атаковать. Ещё не было такого, чтобы приходили в нашу комнату и требовательно стучали. Так что нужно быть бдительным.

— Срочно собираетесь! На сборы пять минут, — сказал старший лейтенант госбезопасности и бросил взгляд на Ольгу, которая так и не удосужилась прикрыться.

Вот это в ней мне и не нравилось, кроме всего прочего. Сила девушки стала значимо влиять на её характер. Особенно после того, как она переспала с предателем, превратилась просто в распущенную девку. Я понимал, что суккуба не может быть милой и целомудренной. Однако, такие метаморфозы в Ольге я не ожидал. Ощущения были, что я живу с аморальной личностью. Так что восприятие к девушке стало таковым, что я просто утолял с ней свои физические потребности, ну или продолжал эксперимент. При этом, после Гомеля продолжать отношения уже не собирался, даже если бы для этого появились возможности.

— Слово! — потребовал я пароль.

— Это… — замялся старлей. — Ундон.

— Умбон! — поправил я сотрудника НКВД.

Я и сам виноват, что выбрал кодовое слово сложное для восприятия. Зато враг не догадается. А что касается старшего лейтенанта, так видел я его уже, потому не сомневался, что и бумаги у него не поддельные и нас, действительно, требуют срочно куда-то там.

Больше ни слова не говоря, всё-таки мы люди служивые, я быстро оделся, похватал немудрёные личные вещи и еду, стал ждать Ольгу. А та начала свою игру.

— Да прекращай ты уже задом крутить! Одевайся! — сказал я через некоторое время.

Старший лейтенант и три бойца сопровождения не отрывали взгляды от суккубы. А та то грудь, будто случайно, поправляя лиф, покажет, то задницей вильнет. И даже было не понять, зачем она это делает: то ли чтобы позлить меня, по сути, её отвергнувшего, то ли смирилась со своей участью и отыгрывает роль развязной стервы.

Мой окрик повлиял на Ольгу. Она смерила меня взглядом, но после быстро собралась. И мы уже через минут пять вышли из дома, куда, возможно, и не вернемся. А я даже как-то прикипел к соседям, почти что и смирился с нелегким бытом.

Вопреки ожиданиям, мы не направились на вокзал, две машины ожидали у подъезда.

— Куда нас везут? — сделал я попытку узнать чуть больше информации.

— Не могу знать, — сухо отвечал старший лейтенант госбезопасности.

Чутье мне подсказывало, что никакой особой опасности от поездки не следует ждать, по крайней мере, пока не привезут. Вряд ли это был арест. Да и не за что нас арестовывать.

Машина мчалась по городу, дважды чуть не сбив пешеходов. Уверен, что если бы случилось столкновение, то мы бы не остановились, продолжая свой путь. Уже через десять минут мы были на аэродроме. Самолет ожидал, рядом крутились бойцы НКВД. Вот, видимо, оно самое задание, для которого нас пытались за две недели подготовить. Тут бы полгода… Но, враг не будет ждать, пока мы обучимся. Война продолжается…

Необычный взгляд: Наполеон на русской службе, Павел — финский король: «Благословенный» — https://author.today/reader/338924/3146483