Теневик. Конец войны

Глава 12

Майор госбезопасности Олег Кондратьевич Сенцов не находил себе места. Он всё всматривался в то место, где только что скрылась его группа. Слишком срочная операция, как же не хватало хоть какой-то информации о том, что может ожидать группу за барьером! Сенцов теперь и вовсе думал, что ему осталось служить, а вместе с тем и жить, только лишь до того момента, как информация о провале дойдёт до Москвы, а из столицы в ответ придёт решение: зачистить всю группу Альфа.

В Ставке давно недовольны всем тем, чем занимается Сенцов. Это выбивалось из четкой системы, основанной на материализме и атеизме. Особо сложные отношения складывались с Лаврентием Павловичем Берией, народным комиссаром внутренних дел, который требовал от Сенцова материалистического объяснения всем тем явлениям, с которыми едва ли не ежедневно здесь сталкивался майор.

— Товарищ майор госбезопасности, летуны на подходе! — сообщил младший лейтенант ВВС, отвечающий за связь со всеми подразделениями, что должны участвовать в операции по уничтожению башни Дона.

Сенцов наблюдал за барьером, находясь в это время на крыше командно-штабной машины, которую армейцы некогда затрофеили у немцев и приспособили под собственные нужды.

— Товарищ майор, так что, дать отбой бомберам? — выкрикивал связист, высовывая голову из дверей штабной машины.

Уже потеряно было шесть самолётов, которые пытались бомбить башню Дона. У одного отказал двигатель, в двух других в одну минуту умер весь экипаж, ещё были противоречивые данные, позволяющие сделать вывод — люди на борту сошли с ума. Шесть экипажей погибло, шесть машин было разбито. А связист был именно из лётной части, именно там служат наиболее грамотные специалисты по работе с радиотехникой. Так что он впитал в себя страхи летунов перед Башней, вот и волновался.

— Никаких отбоев! — сказал Сенцов, придавая своему голосу большей мощи, благодаря использованию энергии Альфы.

— Есть никакого отбоя! — воскликнул связист, который теперь готов был хоть глотку зубами перегрызть тому, кто скажет свое слово против слова майора.

Такова была Сила и одна из способностей майора. Он умел убеждать, придавая своим словам дополнительную мощь.

— Всё или ничего… — пробормотал Олег Кондратьевич Сенцов.

Он прекрасно понимал, что если сейчас три пары фронтовых бомбардировщиков и один стратегический бомбардировщик, несущий наиболее мощную бомбу, потеряют управление и упадут, то упадёт не только карьера, но и голова с плеч Сенцова. Такую ошибку ему уже никто не простит.

Но майор рисковал. Это был последний шанс — нужно взорвать барьер изнутри. И именно от этой операции, пусть сырой, неподготовленной, зависит жизнь Сенцова, его людей, да и будущее страны.

Если ничего не делать, изменённые обязательно выйдут из Башни. Когда это произойдёт? Может, через день, через два, через неделю, когда уже определённо нельзя будет скрыть ситуацию даже от самого мало интересующегося красноармейца.

Что тогда произойдёт? Весь 3-й Белорусский Фронт узнает, что существуют изменённые, что есть какой-то там барьер, который нельзя проломить силой оружия. Какие тогда расписки о неразглашении брать, чем угрожать? А если таких говорунов будет и больше, чем шестьсот тысяч человек? Неизбежно слухи и сплетни распространяются и на другие фронты и в скором времени пойдут гулять по всей стране. Сенцов не хотел и представлять, что тогда начнётся. Повальная истерия на фоне мистификации! Так разве уже мало этого по стране гуляет? Сколько шарлатанов и отъявленных мошенников были уже отловлены, в том числе и благодаря особому отделу Альфа? Много, очень много!

А эту волну и вовсе будет не остановить.

Сердце Сенцова забилось чаще. Уже, пусть и вдалеке, видимые лишь в бинокль, но показались самолёты, явно заходящие на Башню Дона. Он смотрел на очертания крыльев в небе и порывался отдать приказ на отбой, но что-то его всё же остановило.

— Всё или ничего… — пробормотал сам себе майор госбезопасности Олег Кондратьевич Сенцов.

— Артиллеристы запрашивают разрешение на удар. Видят бомбардировщики, — сообщил связист, при этом сразу же вновь спрятался в командно-штабную машину — без сомнения, выполнять свою работу.

Всё же энергия майора, хоть её и не столь много, действует.

— Учётное время захода на цель — три минуты! — на разрыв глотки орал из машины связист.

Сенцов, оглянувшись по сторонам, чтобы никто его не увидел, осенил себя крестом и стал бормотать «Отче наш». А ведь ещё не так давно Олег Кондратьевич был убежденным атеистом. Мало того, в двадцатые годы, будучи еще совсем юным, но убеждённым большевиком, он сам принимал участие в разрушении не одного десятка храмов. Но теперь Сенцов знает точно: есть сила в религии, есть нечто в иконах, в крестах, живёт эта искра в людях, которые молятся Богу. Он не мог сказать, есть ли Бог, ибо чуточку в нём ещё оставалось от того, кто вечно ищет объяснение всему с позиции науки и разума. Но он всё равно молился…

— Бах, бах, бах! — прозвучал взрыв, показавшийся самой лучшей мелодией, которую только слышал в своей жизни майор.

Он схватил бинокль, всмотрелся в то место, куда удалось проникнуть группе, которую товарищи уже списали как смертников.

— Спасибо! — растерянно сказал майор госбезопасности Сенцов, посмотрев в небо.

А после он обратил внимание, как большое пространство, окружающее башню, покрылось электрическими всполохами, как эти сполохи стали собираться в небольшие шарики, словно шаровые молнии, а после начали взрываться. Пелена исчезла, открывая взору истинную картину: как именно выглядит сейчас построенная в XIX веке твердыня, которая была облюбована сильными изменёнными.

— Что это? — спросил связист, который успел забраться наверх штабной машины и даже притащить с собой телефон. — Артиллерия просит разрешение, но хотят услышать пароль.

Голос связиста был растерянным, он не отводил взгляд от этой картины и всё смотрел, как красиво исчезает барьер.

— Словно волны расступаются, а еще… Это Северное Сияние, — прокомментировал связист.

Сенцов мельком подумал, что каждый по-своему воспринимает, как разрушается барьер. Ведь майор видел что угодно, но не воду и не Северное Сияние.

Это были молнии. Буйство электричества.

— Дон тринадцать, — выдал ключевую фразу в трубку Сенцов.

— Ох ты ж ***, а это что за упыри? — в ужасе прошептал связной, рассмотрев в бинокль измененных.

Сенцов подумал, что его команде нужен свойспециалист-радиотехник. Да и всё равно, от многих, кто находится теперь непосредственно рядом с башней Дона, невозможно будет скрыть, что на территории этой фортеции происходило нечто необъяснимое.

Так что… В Отделе Альфа — плюс один сотрудник.

Вспышка от взрыва и грохот случились с разницей в более чем шесть секунд. Здесь и сейчас законы физики были, кажется, лишь условностью. А потом время понеслось вскачь… Резко вязкость пропала. Пелена барьера исчезла, перед тем концентрируясь в энергетические сгустки, падающие на траву неспешно, словно фосфор после подрыва фосфорной бомбы на высоте.

Это могло бы показаться завораживающим, удивительно красивым зрелищем, но я не стал досматривать. Почти сразу я уронил голову на землю, прижимаясь к траве, желая, чтобы ни я, ни мои товарищи не только не получили ранения от разрыва фугаса, но и остались без контузии. Я понимал, что уже скоро здесь начнётся сущий ад. Барьер рухнул, а значит, сюда немедленно полетит всё, что только умеет летать и взрываться, что есть в арсенале Красной Армии.

Но как скоро? Даже для полета снаряда нужно время, за которое может случиться непоправимое. И пока что наибольшую опасность представляют твари.

Я не только услышал свист приближающихся снарядов со стороны артиллерийских расчётов Красной Армии, я почувствовал опасность. Вжал голову в землю, стремясь практически врасти в нее, и, сжав руки в кулаки, со всей силы желал, чтобы вокруг нас образовался какой-нибудь кокон наподобие того самого барьера, который отделял Башню Дона от внешнего мира.

Наверное, это что-то психологическое — ожидать, что всё желаемое обязательно должно сбыться. Но над головой летели снаряды, свистели мины, и я лежал, зная — вот сейчас мою спину изрешетят многочисленные осколки. Я точно не из робкого десятка., но мы едва отразили атаку монстров, теперь же над нами нависла реальная опасность быть разорванным своим же, советским, снарядом. Хочешь не хочешь, а психика начинает давать сбой.

В небе послышался гул самолётов, и в голове возник образ заходящего на бомбардировку ИЛ-2. И всё ещё страшно давило на голову, ведь твари всё ещё здесь. И они пытались что-то сделать, не оставляли попыток влиять на меня, видно, не до конца осознавая, что время их существования закончилось. Именно существования, так как жизнь они закончили ровно тогда, когда насытились скверной.

— Бах, бах, бах, бах! — звуки взрывов заглушили даже нескончаемый вой сирены.

Всю эту мистику можно и нужно бить силой человеческой мысли, гением, который создал столь мощное оружие для убийства себе подобных и, как оказалось, не только себе подобных, но и тех тварей, которые лишь только обликом своим могут напоминать людей. Думая об этом, я нисколько не сомневался, что я — другой, я свой, я за человечество.

И всё-таки замедление времени может ощущаться по-разному: когда на время или на психику и восприятие воздействовали твари, пространство казалось тягучим, словно кисель; а сейчас никакой тягучести не было. Но секунды тянулись, словно минуты.

— Да ***! — выругался я, почувствовав, как по спине черканул какой-то из осколков всего того боезапаса, что сейчас сбрасывался на башню.

Прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что никаких жизненно важных органов осколок задеть не мог. Лишь царапнул, рассёк кожу, и спине вдруг стало очень тепло, сочилась горячая кровь.

— Ты должен умереть! — неожиданно в голове возник голос.

Я-то был уверен, что тварям уже не до меня!

И я почувствовал, что кто-то, скорее всего, самый главный из тех существ, что прятались в Башне, стал приближаться ко мне. Безусловно, было опасно даже шевелиться, осколки проносились рядом размолачивая всё совсем близко от меня, но я поднял голову, чтобы оценить обстановку. Да, «оно» шло ко мне, даже, скорее, плыло, будто и не касаясь поверхности земли.

Ах ты ещё и левитириуешь!

— И на хрен же я тебе сдался⁈ — борясь с усиливающейся болью в висках, заорал я.

Патронов не было. Времени на то, чтобы проверить боекомплект у товарищей, что лежали рядом, также не оставалось. Да я и абсолютно был уверен: обычная пистолетная пуля этой твари покажется вряд ли более беспокоящей, чем комариный укус. Ведь вокруг свистели осколки, авиационные бомбы превращали в кирпичную крошку казавшуюся мощной и когда-то даже неприступной Башню. Уже не менее одного боекомплекта выпустили «катюши», прилёты ракет мощными мазками завершали картину хаоса. А тварь всё приближалась, будто происходящее и не касалось ее, будто только меня и видит.

А встречать своего врага, лёжа в траве, я никак не мог. Дождавшись, когда разорвутся последние прилетевшие на данный момент ракеты, когда разлетятся осколки авиационных бомб, я поднялся в полный рост, ощущая, что какую-то жилу под правой лопаткой прилетевший в меня осколок всё-таки подрезал.

Я решительно встретился глазами с тварью. Вблизи «оно» было абсолютно бледным, сверкающим ярким голубым светом. Морда твари в человеческом обличии не давала шанса думать иначе как о том, что передо мной предстал мертвец. Да, не тот, что вылез из могилы. Но этом существе была энергетика смерти. Тварь полностью покорилась старухе с косой, и, видимо, сама старушенция и наделила существо своей Силой. Скверна — это сама смерть!

Нашему миру присуща жизнь. Даже если человек умирает, то всё равно его частичка остаётся в этом мире. Память это, часть души или же ДНК, но это передается детям человека или какого-то другого земного существа. И каждое живое живет столько, сколько жива память о нем и сколь продолжается род. Так что на Земле царит жизнь! А вот то, с чем я столкнулся — это абсолютная смерть!

— Умри! — раздалось у меня в голове, и я почувствовал мощный толчок.

Этот импульс не свалил меня, но будто стена придвинулась, оттесняя меня.

Мои ноги прочертили две дорожки. Внутри, казалось, возник пожар. Я горел, но пламени на мне не было, меня старались жечь изнутри. Я боролся с этим и понимал, что сопротивляюсь не в одиночку.

Ледяным холодом обожгло палец, на который я надел кольцо Мессинга. Я почувствовал эту энергию и даже попробовал её воспроизвести. Чем чёрт не шутит? Не получалось. Я сопротивлялся, я всё ещё смотрел в глаза смерти, а тварь смотрела на меня.

Я терял силы,. Ещё секунд десять, не больше, и старуха с косой, усыновившая эту тварь, наполненную скверной, одержит победу.

Может быть, предвкушение скорой смерти, или ненависть к скверне, желание жить и дать шанс своим товарищам… Скорее, всё вместе взятое, помноженное на еще что-то, чего назвать я не смогу, наполнило меня, и я собрал все свои жизненные силы. Чувствуя Силу в ногах, я подтягивал ее к рукам, как и со всех иных частей своего тела, служащего хранилищем непознанной энергии. Получилось сконцентрировать сгусток энергии — но взамен словно кровь перестала циркулировать, замлели конечности, судорогой скрутило грудь.

— Нет! — заорал я не своим голосом, звонким, от которого разлеталась волна, заставляющая подниматься пыль и даже камни, лежавшие в пожухлой траве.

И всё это устремилось вперед, на моего врага.

— Не-е-е-ет!

Я продолжал кричать, и из меня вытекала сила. Она подпитывалась всеми артефактами, которые были на мне, на моих товарищах. Я понял, что из каждого предмета можно выкачать её без остатка. Но вот перестала помогать икона, которая была у меня в нагрудном кармане. И скоро могло то же самое случиться и с другими артефактами нашей команды.

Существо пошатнулось. Впервые я увидел эмоцию у своего врага — тварь была в недоумении. Наверное, даже в большем, чем я. Ведь у меня самого уже не оставалось сил на эмоции. Я продемонстрировал этой мрази, что могу дать отпор, да и сам ожидал от себя, что могу бить вот так, голой живой энергией, высасывая её из себя и отправляя в сторону врага.

Плечо и ногу почти одновременно обожгло, но уже не тем пламенем, которое продолжало сжигать меня изнутри, исходящее от твари. Это я получил ещё два осколка от разорвавшихся снарядов — они были на излете, но меня достало.

Может, мне показалось, но морда твари словно резко похудела. Глаза, казавшиеся безжизненными, теперь были вполне живы и наполнены страхом. Даже то, что уже умерло как человек, боится прекратить своё существование, будучи тварью!

Мы истощали друг друга, и нельзя было понять, кто в итоге должен был победить. Я не чувствовал силу твари. Она резко посмотрела в сторону Игната, но я почти не отреагировал. Тогда тварь посмотрела на Деда. Я продолжал давить, понимая, что мне нужно закончить дело. И тут…

Тварь рванула в сторону Ольги, выставляя вперед руки, из которых волной исходила скверна. Я понимал, что ничего сделать не успеваю, да и силы на исходе. Быстро согнувшись, я взял камень в руку и швырнул его в сторону твари, что уже нависла над Ольгой. А после я рванул к существу, забыв о боли и о том, что сил уже не осталось.

Я ударил своего врага, и тварь откинуло на метров шесть. Но нет сил, чтобы догнать…

И вдруг всё резко прекратилось. Я ещё какое-то время стоял на ногах и успел заметить, как существо резко повернулось. Осколок от разлетевшегося крупнокалиберного снаряда вонзился в плоть твари. Чудовище отшатнулось, видимо, всё же энергии у твари не хватало, чтобы защищать себя и от моего удара, и от осколков разрушенной башни.

Существо побежало… Человеческим взглядом увидеть, как убегает тварь, скорее всего, было бы невозможно. Даже мне показалось сложно это сделать. Размытая в скорости тень в мгновенье добралась до того, что осталось от башни Дона, сходу перепрыгнула высокую стену, устремилась дальше. Я успел увидеть, как тварь снова перепрыгнула стену, более низкую, ту, что была со стороны озера — и уже оттуда сиганула в воду. Но больше я не видел ничего

Несмотря на то, что всякое давление резко прекратилось, виски уже не сдавливало, шума в голове не было, я почувствовал себя абсолютно пустым.

Заваливаясь на пожухлую траву, встревоженную силой моего удара, я улыбался. Я победил. Ценой своей жизни? Может быть. Темнота…