Теневик. Конец войны

Глава 3

Я должен был посмотреть, как будут действовать советские бойцы или какие-то представители спецслужб, что обязаны будут прибыть на место происшествия. Даже то, как скоро появятся следователи, как они станут себя вести на месте, уже покажет, насколько подобные встречи здесь нормальны — или ненормальны.

Прильнув к небольшому отверстию в стене (видимо, по этому дому работал крупнокалиберный пулемет), я вполне вольготно расположился на груде кирпичей и стал наблюдать за тем, что происходило снаружи, концентрируя внимание на том пятачке, где только что я, вместе с красноармейцами, убил некое существо.

Сперва тело лысого существа было взято под прицел винтовок и пистолета офицера комендатуры. Слышались еле различимые выкрики, призывающие всех бойцов и офицеров, что находились рядом, покинуть улицу. Куда-то побежал один из сопровождавших меня конвоиров.

— Эй! Сержант, улицу перекрой и никого не пускай! — слышались приказные выкрики.

Офицер же военной комендатуры уже прильнул к стене дома и держался за голову, его явно терзали боли. А вот тот парень с азиатской внешностью не испытывал дискомфорта. Он зашёл за угол здания и читал молитву, теребя в руках чётки. Я понимал, почему он спрятался от начальства — в эти времена атеизм был, так сказать, государственной религией, а иное каралось. От этого человека веяло… Нет, не тем злом, что я уже научился распознавать, а другой энергией. Это же он больше всех — кроме меня, конечно — сопротивлялся гипнозу лысого.

Никуда не делся и капитан-сивушник, который собирался меня отколошматить ногами, да только сам на ногах не стоял. И он тоже не мучился головными болями, а вот офицер комендатуры и ещё два бойца были буквально недееспособны. Разведчик если чем и мучился, так это похмельем. Орденоносный капитан… У него и Орден Красного Знамени, и Красной Звезды. Да и сам — поджарый, спортивного сложения. Такие не пьянствуют, так как приходится постоянно работать над собой и своим телом.

В голове начали всплывать обрывочные сведения о том, какие различные сказки и чудеса приписывали немцам. То они якобы создали летающую тарелку, то будто бы общались какими-то монахами, которых убитыми находили в различных местах. Говорили, что там проводили ритуалы эсэсовцы и члены организации «Аненербе».

На досуге нужно будет подумать об этом. А также очень важно сравнить два мира. Я пока не могу сформулировать, почему именно, но мне нужно подумать и всё оценить… Хотя кроме того, что я видел некие применения гипноза, выходящие за рамки понимания физики и психологии людей, метание электрических разрядов, ничего более не указывает на то, что мир — иной и тут есть то, что можно назвать магией. Стоп! А молнии?

Хотя… гипнозом можно внушить и не такое. Ведь так?

Достаточно вспомнить ритуалы эсэсовцев и членов организации «Аненербе», эксперименты над людьми в концлагерях и другие зверства. Никогда не думал, что эта информация, где намешано были, россказней и страхов, была бы мне когда-нибудь полезна.

Чёрт возьми, если бы я кому рассказал, что со мной происходит, меня бы закрыли в психушке, ну или точно признали бы профнепригодным. Но, как ни крути, случившееся было фактом. А ведь даже мне, с высокой степенью допуска, не было известно о паранормальных явлениях, хотя никогда мои коллеги не отрицали, что подобное могло бы и быть.

Да, я видел некие эффекты гипноза, выходящие за рамки понимания физики и психологии людей, метание электрических разрядов, но теперь моих исторических знаний о нестандартных явлениях в прошлом, а также увиденных сведений о происходящем не хватало. Сама собой напрашивается версия, что я в прошлом. Но не могу припомнить из курса истории, которую неплохо всегда знал, чтобы там такое было… Ну, так о таких проявлениях и не напишут никогда.

Я-то знаю, как можно хранить информацию и зачищать «хвосты». Разведчики всегда должны были думать широко, не отрицать даже самые неправдоподобные версии, если они так и напрашивались.

Я продолжал наблюдать за передвижениями у трупа лысого чудища. И друг почувствовал нечто схожее с теми ощущениями, какие возникли у меня, когда он только подходил. Я не видел этого, я буквально чувствовал, как в мою сторону смотрит один из сотрудников НКВД.

Прислушавшись к своим позывам и эмоциям, понял, что убивать его у меня нет желания. Нет того иррационального стремления, которое тут же возникло при встрече с существом.

Вместе с тем я чувствовал похожий шлейф эманаций, исходящий не столько от офицера госбезопасности, но уже с той стороны, где начинала работать следственная группа. Это была похожая энергетика, но не такая… Сродни той, что я видел в красноармейце-азиате.

Покинув свой пункт наблюдения, я ощутил зверский голод. Что ж, нужно решить и эту задачу.

Майора госбезопасности Сенцова подняли ровно через сорок минут после того, как он, наконец, добрался домой и утонул в мягкой постели на кровати с балдахином, что считал не совсем нормальным для мужчин, особенно высоких воинских званий. Не по-пролетарски это, жить в роскоши. Но… майор себе позволил немного иной жизни: спать с балдахином, есть с серебра, пить из фарфора. Хороший дом достался майору госбезопасности и сотрудникам его отдела, многокомнатный, невзрачный внешне, но богатый внутри.

Однако не так чтобы и часто майору выпадало наслаждаться иной жизнью. Два дня и две ночи майор не мог спать. Нет, он не страдал бессонницей. Дело совершенно в другом. Просто по его ведомству проходило очень большое количество дел. С подобным Особый отдел ещё ни разу не встречался.

Что-то произошло в Кенигсберге перед началом штурма, и пришлось встретиться с доселе неведомым числом изменённых. Сколько эти твари уже, и в прямом, и в переносном смысле, попили крови красноармейцам⁈ Да и офицерам досталось… Людей и времени уже не хватало, чтобы залатывать дыры и скрывать многочисленные факты, не укладывающиеся в обыденное миропонимание. Но майор, пусть с надрывом сил собственных и своих сотрудников, делал свою работу.

Сейчас изменённые засели в Башне Дона, последнем клочке «Города Королей», который Красной Армии никак не удаётся взять штурмом. До сих пор, по прошествии уже двух дней после взятия Кёнигсберга, выкурить изменённых из Башни Дона, небольшой цитадели всего-то на одном из многих участков обороны города, никак не получается. Эти твари закрылись каким-то куполом, который ещё ни разу не встречался Сенцову за все его пятнадцать лет исследования различных паранормальных явлений.

И вот он, после того, как лично принял участие в очередном неудачном штурме Башни, решил, наконец, отдохнуть. Не удалось.

— Товарищ майор госбезопасности, — тормошили Сенцова. — Мне приказали вас срочно будить.

— Иди в жопу, боец! — в сердцах выкрикнул Сенцов, обозленный за то, что его вырывают из такого долгожданного и сладкого сна.

Как же эти ненавистные буржуи и нацисты все же любят уют и роскошь! С такой постели майор не вставал бы и неделю. Особенно если бы жена его была под боком. Сколько уже он не видел жену и дочь? Десять месяцев? В последний раз майор общался с женой, когда прибыл по вызову в Москву после освобождения, третьего июля прошлого года, города Минска.

— Товарищ майор…

Олег Кондратьевич Сенцов открыл глаза. Боец, будивший майора госбезопасности, испуганно сделал шаг назад.

«Теряю бдительность», — раздражённо подумал Сенцов.

Майор понял, почему тот испугался — всё его глаза. Глаза, которые, если Сенцов терял контроль, могли ярко, неестественно, светиться. Ничего страшного, в принципе. Всегда можно сослаться на блики солнца, а почти любой человек, прежде всего, ищет рациональное объяснение любой чертовщине. Кроме того, ярко-зелёный цвет глаз встречается у немалого числа людей, даже не обладавших никакими способностями. А майор кое-что умел такое… Впрочем, в том числе и потому он и возглавляет Особый отдел.

Несмотря на то, что Особый отдел был создан сравнительно недавно, Сенцов работал с паранормальными явлениями уже долгое время. Ведь необъяснимое было, неверное, всегда, измененные существовали и в современном мире, их следы, если знать, что и как искать, уходят в седую древность. По крайней мере, об этом масса свидетельств в исторических источниках. Но то, что творится в последний месяц… это уже слишком.

Уже крайне сложно скрывать наличие измененных, которых, как только Красная Армия перешла границу Советского Союза, нацисты стали бросать даже в бой, чуть ли ни в боевых порядках. Так что майор постоянно «в поле», и его Особому отделу работы не просто хватает, её слишком много. Что там, они почти захлёбываются.

При этом пришёл приказ Ставки усилить работу. Но кем? Здесь же простого, даже опытного бойца, не возьмешь в штат. Простые бойцы впадают в первобытный ужас, стоит им приблизиться кб Башне Дона, а на штурм идут, будто не воюют уже годами, а вчера увидели винтовку. Все трясутся, прижимаются, дёргаются и оружие бросают…

— Докладывай… — вздохнул майор госбезопасности, спешно надевая свой китель.

— Приказано проследовать за вами. Из того, что знаю, могу сказать, что офицер военной комендатуры вступил в бой с кем-то, и нападавший сбежал, или драка какая-то была меж своими. Но вам было приказано срочно прибыть на место, — несвязно ответил сержант.

Олег Кондратьевич мельком подумал о том, кто это может приказывать ему, майору госбезопасности, подчиненному лично товарищу Берии? Но эти раздумья его не останавливали — приведя себя в порядок, Сенцов спешно вышел на крыльцо, окликнул своего водителя, дождался троих помощников, и уже через семь минут вся группа была на месте происшествия.

Сон как рукой сняло. Да, это было вновь дело рук изменённых.

— Всех, кто видел необъяснимое, допросить под протокол, изолировать, а после доставить в отдел, — распорядился майор Сенцов, как только бросил взгляд на последствия произошедшего.

Майору не нужно видеть доказательство того, что было применение энергии Альфа, как было принято называть в Отделе это явление. Это была та энергия, что использовалась нацистами и отличалась от другой Альфы, называлась «Альфа наци». Он чувствовал это абсолютное зло.

К Сенцову подошел полноватый сотрудник, с проплешиной, на таком форма НКВД смотрелась, как на корове седло. В руках мужчины в форме не по размеру был некий прибор в открытой коробке, похожий на патефон, но раза в два меньше.

— Профессор, что скажете? — поинтересовался Сенцов.

Иван Егорович Никодимов, интеллектуал, профессор физики, кивнул. Это означало, что его прибор уловил присутствие «Альфа наци».

— Сколько? — спросил майор госбезопасности.

— Шесть и… не могу сказать по второму, он… чистый, — ответил Никодимов и пожал плечами, мол, не виноват, прибор так показывает.

Сенцов задумался. Дело в том, что встретить энергию Альфа чистой — слишком большая редкость, чтобы верить в то, что тут, в Кёнигсберге, она вовсе может быть. Там, где есть «наци», не может быть светлой Альфы. Они просто должны были друг друга уничтожить, так как ненавистны один другому, и носители буквально выискивают свои противоположности, чтобы убить. Иной, тот, кто со светлой Альфой, должен быть рядом…

— Он мне нужен! — выпалил майор.

Конечно, он понял, насколько мог бы быть полезен носитель светлой Альфы в деле окончательной ликвидации сопротивления нацистов в Кёнигсберге, да и после.

— Кто?.. — недоуменно спросил профессор, который все никак не принимал армейское общение, будучи в своей сущности человеком сугубо гражданским, гуру от науки, пусть и носил форму НКВД.

— Светлый, профессор. Мне нужен иной со светлой Альфой. И старайтесь на людях обращаться по Уставу, — в очередной раз потребовал, слегка раздражаясь, Сенцов.

Ну, как потребовал? Скорее, попросил в очередной раз, так как профессор Никодимов был неисправим. Причём его не исправили даже два года лагерей, куда учёный угодил вместе с командой мистика-оккультиста Александра Васильевича Барченко. Так что Никодимова уже ничего не пугало, кроме как-то, что он изменит своим принципам.

Майор госбезопасности увидел, как к нему приближается один из его сотрудников, и жестом показал старшему лейтенанту остановиться. С профессором Сенцов предпочитал разговаривать всегда без лишних ушей.

— Это наш мозговик? Тот, которого получилось не пустить в Башню? — спросил майор.

— Думаю, что да, наверное, стоило бы предположить, с вероятностью… — разглядывая тело лысого, пробормотал профессор, витая в своих мыслях.

— Товарищ Никодимов! — с металлом в голосе рявкнул Сенцов.

— Я понял вас, товарищ майор госбезопасности. С высокой долей вероятности, это тот самый менталист-гипнотизёр. Но в городе есть ещё изменённые. Вы знаете, что мой прибор зашкаливает рядом с домом возле ратуши, — намекнул профессор на нерешённые проблемы.

Сенцов страдальчески потёр виски. У него — почти что неограниченное финансирование, лучшие разработки советских умов, в том числе и оружие, какое только пожелает, хоть в танки сажай сотрудников. Но не хватает этих самых сотрудников как рук, хоть в стену, со всей дурости, головой бейся. Даже некого оставить возле «злого дома», как его прозвали бойцы, падающие без сознания, просто находясь рядом, не говоря уж о том, чтобы зайти внутрь того строения. Простые красноармейцы профессионально непригодны для подобного, даже если они были сообразительными и умелыми бойцами. Двое так и вовсе с ума сошли у того злополучного дома. Сам Сенцов смог пробыть рядом полчаса, и после с сумасшедшей головной болью ушёл. Хотя дом всё равно обследовали позже.

Никодимов отправился со своим прибором отслеживать шлейф, который всегдаа исходит от сильного изменённого, а майор показал жестом своему заместителю, чтобы тот не мялся больше в сторонке.

— Товарищ майор госбезопасности, разрешите обратиться! — к Сенцову подошёл старший лейтенант госбезопасности Илья Вороной.

— Разрешаю, — дал добро майор.

Сенцов был недоволен тем, что не может использовать известные методы принуждения, то есть просто поймать светлого, который убил изменённого, и заставить работать на его отдел. Майор, понимая, насколько нужен Родине сильный носитель светлой Альфы, раздражался своим бессилием.

Охотиться на светлого ещё сложнее, чем на «наци», так как светлый шлейфа почти и не оставляет. Тут нужно договариваться. Вот майор и думал, как поступить с носителем светлой Альфы. Удержать хорошего носителя в узде — крайне нетривиальная задача. А в Ставке сочтут Сенцова профнепригодным, если он упустит такой шанс усилить свой отдел светлым иным.

— У всех свидетелей потеря памяти, кроме двоих. Один, капитан дивизионной разведки Игнатьев Николай Иванович, помнит, что делал, но обрывками. Интерес представляет красноармеец Габышев Уйбаан, — докладывал старший лейтенант госбезопасности.

— Кто? Уибан? — переспросил Сенцов, массируя виски.

Головная боль усиливалась.

— Уйбаан, — повторил Вороной, — он Иван Петрович по красноармейской книжке.

— Так и говори! — раздраженно проворчал майор. — А то… Уибан!

Олег Кондратьевич поймал себя на мысли, что испытывает ощущения сродни тем, что были рядом с башней Дона, части Кёнигсбергской крепости, где до сих пор сидят эсэсовцы, судя по всему, изменённые. Альфа-наци ведь также бывает разная, тут в зависимости от природы происхождения, да и от носителей. И если болит голова, то работал «мозговик», или, как профессор Никодимов говорит, менталист-гипнотизёр…

И тут боли в голове майора будто бы ветром сдуло. Сенцов даже понял направление этого ветра.

— Тут кто-то есть, и он смотрит на меня, — прошептал Сенцов.

Старший лейтенант подобрался и резво расстегнул кобуру.

— Стоять!.. Спугнешь так. В него уже стреляли, толку не было. Да и не рядом он. Всяко успеет уйти, — объяснил Сенцов и, резко выпрямившись, посмотрел в сторону полуразрушенного дома.

Вдруг резко всё закончилось, а майору показалась, что в ста метрах в том направлении мелькнула тень.

— Товарищ Никодимов! — позвал Сенцов профессора.

— А?.. Что? — даже не повернувшись, ответил учёный, увлечённый трупом.

Сенцов сделал серию вдохов-выдохов. Профессор был настолько важен в работе, что приходилось мириться с его вечной рассеянностью, с вот этими «А? Что?». Казалось, что Никодимов знает всё и в истории, и в физике, да во всём. Да и с прибором обнаружения Альфы лучше профессора никто не справляется. И ломали Никодимова, и пытали его, но он только замыкается в себе и молчит, будто временно разум и чувства покидали пожилого учёного. Нет, Никодимов определенно незаменим.

Так что… вынужденное терпение.

— Отследите мне того, кто только что был в полуразрушенном доме напротив! — приказал Сенцов.

Я ощущал просто-таки зверский голод, но продолжал наблюдать.

Неизвестный майор госбезопасности смотрел именно в мою сторону. Я не просто видел его взгляд — я чувствовал его кожей, мозгом, каждым нервом, покалывало чуть ниже солнечного сплетения. Как ниточка натянулась между нами — холодная, липкая, словно паутина из клейстера.

Он изучал меня, но что хуже — он меня узнал, и внутри меня что-то шевельнулось в ответ. Вместе с тем, никакой опасности я не ощущал, лишь только эманации зла исходили от того места, где лежало существо, рядом с которым стоял этот самый майор госбезопасности. Вместе с тем, и он не прост. Он точно мог бы ответить на мои вопросы. Но я чувствовал, что пока не время, меня словно куда-то тянуло, пока что — подальше от следственной группы.

Напрягая органы слуха, я с удивлением смог услышать часть разговора майора с тем мужиком, на котором висела мешком форма офицера НКВД.

— Он мне нужен! — рявкнул майор, а я отшатнулся и чуть не упал с кирпичей.

Настолько отчетливо я услышал слова офицера, словно он стоял в метре от меня. Что ещё я умею?..

Понадобилось немного времени, чтобы я привык к тому, что слышу разговоры людей, которые находятся за более чем сто метров, будто сам стою в шаге от говорящего. Как будто кто-то или что-то консервировало звуки, подносило их к ушам, и тут консерва взрывалась, наполняя меня не только словами, но и всеми шорохами, окружавшими тех, за кем я наблюдаю.

Самое главное я выяснил: для майора госбезопасности произошедшее не стало таким уж ярким откровением, как это воспринял я. Он явно не впервые такое видит. Вместе с тем, действовали сотрудники НКВД, а к ним ещё подъехали восемь офицеров, державшихся несколько растерянно, они были удивлены, но не обескуражены. И всё это будут держать в тайне, о произошедшем никто, кроме специальной службы, не знает и знать не должен. Так что всё же появление существа, а я как о человеке и не могу думать об этом лысом мужике, метающем молниями, всё же выбивается из общепринятого восприятия и обстановки в городе.

Нужно было решать, что делать дальше. Зверский голод не хотел отступать, а мыслить, как ещё недавно, сверхэффективно и демонстрировать свою силу сейчас невозможно. Понятно, что закон сохранения энергии в силе. Если я потратился, то нужно восполниться. Такой мощный выброс энергии, который я продемонстрировал, нужно подпитывать обильным питанием.

Голод усиливался, и я уже отчетливо понимал, что сравнивать мне не с чем. Настолько сильного желания поесть, я ещё никогда не испытывал. Хотя бывало, что и по нескольку дней не ел. Да… Было что-то ненормальное в этом. В какой-то момент, под впечатлением от увиденного существа, а ещё и наследия памяти прошлой жизни о всяких вампирах и прочих небылицах, подумалось, что я и сам начинаю превращаться в подобную нечисть. Я даже прислушался к чувству голода: нет ли жажды сырого мяса, или… крови? Хвала богам, или кому-нибудь, ничего подобного не было. Напротив, от мыслей о крови меня брезгливо отвернуло.

Я шёл по улицам Кёнигсберга, вдали слышались лающие длинные очереди из пулемётов, а над головой пронеслась ещё одна пара истребителей. И тут… Я не увидел, я снова почувствовал.

Быстро свернув за угол, в небольшой сад, я сразу увидел почти что разорванное тело красноармейца. Его лицо было обглодано, будто дикими зверями, рука, сжимающая цевьё винтовки мёртвой хваткой, была оторвана и лежала чуть вдали от тела. Но не это меня поглотило, заставило даже принюхиваться. Вокруг красноармейца клубился мерзопакостный шлейф ненавистного врага…