В госпитале, развернувшемся на месте бывшего немецкого, в самом городе Кёнигсберге, стояла тишина. Нет, это не сверх ответственные пациенты молчали и соблюдали порядок во время тихого часа. Просто из всех больных, что находились здесь на излечении, остался лишь один.
Да и было еще вчера всего пять человек.
Майор госбезопасности Олег Кондратьевич Севцов заранее позаботился о том, чтобы у него был хотя бы небольшой, но свой госпиталь, в котором можно было бы оставить на излечение тех, о способностях которых должен был знать только очень ограниченный круг лиц. Мало ли, какие ещё способности и выверты могут возникнуть во время лечения? Тогда вопрос секретности встанет в полный рост. А он и так стоит столь остро, что уже пришлось подключать часть сотрудников НКВД, которые ранее и не предполагали, что именно творится у них под носом.
И без того уже комиссару госбезопасности Олегу Кондратьевичу Сенцову приходилось применять заветную бумагу от Ставки Верховного командования, которая позволяла ему не объясняться даже с командующим 3-м Белорусским фронтом генералом армии Александром Михайловичем Василевским, а практически приказывать вышестоящим офицерам, пусть и состоящим по ведомству народного комиссариата народного комиссариата внутренних дел.
Четверых членов группы выписали еще вчера. Как выписали? Ни одной бумаги на них не было составлено. Просто они прошли обследования, признаны здоровыми, только лишь у капитана Игнатьева осталась царапина на плече, его осколок задел.
И этот факт сильно удивил самого Игната, ведь он прошел почти всю войну и мог поцарапаться разве что о малину, через которую иногда приходилось тащить языка в белорусские леса. Один раз капитан порезал палец, когда не смог сразу открыть ножом бутылку немецкого трофейного шнапса. И все. А тут… Да еще и боевое ранение…
Но ничего серьезного не было ни у Игната, ни у остальных членов группы, как ни странно, будто бы их накрыли неким спасительным плащом. Люди-иные были опустошены, но им достаточно теперь поспать и обильно есть, чем члены группы сейчас и занимались. Конечно, до и после допросов, которые устроили им люди Сенцова.
А вот с Туманом так не получилось. Он уже второй день не приходил в себя — будто бы впал в кому, но Мессинг определил это состояние иначе. Вольф Григорьевич умел доводить свой организм до такого состояния и без вмешательства извне. Именно в подобном состоянии Мессинг и делал предсказания.
Так что и от Тумана начали ожидать откровений, но он молчал. Только один раз бормотал что-то там про три буквы… Ладно бы знакомые, пусть и матерные, но соединенные в слово. Однако что такое ф-с-б? Никто не мог ни ответить, при даже придумать расшифровку такой аббревиатуры. Причем, думали даже и о том, что это могло бы значить на немецком языке.
— Как он? — спросил подполковник у единственного врача, который имел допуск к секретной информации и хотя бы примерно знал, с чем может столкнуться.
— Я перестал уже удивляться, товарищ комиссар госбезопасности. Регенерация примерно втрое от нормы. Естественно, выше, чем у любого нормального человека. Даже разрезанная на спине мышца уже затягивается и без стрептоцида. В остальном… — врач замялся, пытаясь сформулировать состояние вверенного ему важного больного.
— Ну же? — нетерпеливо спросил Сенцов.
— Он в целом здоров. Ну не вижу я серьезных отклонений. Складывается ощущение, что больной просто истощён, будто долгое время обходился без воды и пищи. А еще у него в таком состоянии мышцы, словно у спортсмена после подходов к какой-нибудь. Из всего лечения больному прописана внутривенно глюкоза, витамины… все, — доктор растерянно развел руками.
— Пенициллин? — спросил Сенцов. — Если ему он нужен, то есть у нас, американский.
— Не уверен, что хоть как-то он изменит состояние больного. Дайте время, товарищ комиссар, и он должен прийти в норму, — сказал врач и вновь замялся.
— Ну же? Мне что, нужно встряхнуть вас, чтобы говорили всё? — выкрикнул Сенцов, сдерживая себя, дабы не выплеснуть часть своей Альфы.
— Да и мне рядом с ним… Вот устал я, не спал почти двое суток, сами знаете — вы же меня вырвали с нескончаемых операций. И… будто бы два дня отдохнул. А ведь провел с больным полчаса, — сказал врач.
— Очень интересно! — с некоей надеждой в голосе сказал комиссар. — Вы свободны.
Доктор ушел, а уставший, уже валящийся с ног Олег Кондратьевич, взял за руку Тумана. И… Ничего. Но Сенцов решил подождать.
— И что же тебе рассказать? — сказал Сенцов. — Ну вот… Родился я, значит, в крестьянской семье… И я тогда в баню зашел, а там бабы, а я… вот которая сильнее остальных и врезала мне, та и женой после стала… дочка есть…
А через полчаса, бодрый, готовый к новым свершениям, Сенцов отправился на совещание.
— Товарищи! Давайте начнём! — сказал Сенцов, зайдя в комнату для совещаний, которой служила гостевая большого дома, используемого Особым Отделом Альфы для своих нужд.
Третий день пошел с того момента успешной операции в Башне Дона. Они уничтожили тех измененных, нет сомнений. Теперь нужно было собрать по крохам всю ту информацию, восстановить до секунды все те действия, которые были совершены особой группой. И только после этого совещание должно было состояться.
Комиссару важно было выработать свой доклад, что прозвучит в высоких кабинетах. Может, даже и сам товарищ Сталин захочет, так сказать, из первых уст узнать о том, что происходит. Это же такое явление, что может перевернуть всё с ног на голову и даже стать серьезной угрозой самому устойчивому государству в мире, Советскому Союзу.
Все сотрудники сработали оперативно, и всё, что можно было узнать, проанализировать, было сделано в течение одних суток. Это при том, что огромный пласт информации был Отделу Альфа неизвестен. Только лишь боец Туман и мог бы пролить свет на происходившее после того, как основная часть особой группы была нейтрализована сильным изменённым. Или измененными.
Несмотря на то, что барьер был снят внутренним взрывом, все равно то, что творилось у Башни, казалось размытым. Начинали болеть глаза и шуметь голова, если попробовать рассмотреть события тщательно.
— Товарищи, со всем тем, что там случилось, мы еще ни разу не сталкивались. О подобном мне не было известно даже от моего учителя профессора Абеля, а он собирал различные сведения о проявлениях энергии, прозванной вами Альфой, — выступал Вольф Григорьевич Мессинг.
По протоколу совещания, заранее составленным и утверждённым Сенцовым, именно Мессингу давалась возможность первым озвучить свою оценку всему происходящему. Товарищ Мессинг присутствовал в особом отделе, являлся своего рода представителем Ставки, хоть и документа такого не имел. Многие знали верно, а остальные догадывались, что Вольф Григорьевич неоднократно бывал на приёме у товарища Сталина, потому и отношение к этому артисту было особым, подчёркнуто уважительным. Ну а то, что от Берии приходила телеграмма со словами «Артиста не обижать», позволяло закрыть глаза на многие формальности в отношении телепата и предсказателя — и кем там еще является товарищ Мессинг.
— Я ранее не говорил о том, сколь сильным артефактом владею, — сказал Вольф Григорьевич и вжал в голову в плечи, будто бы оговорился. — Так вот, моё кольцо теперь почти высушено. Энергии в нём осталось, как в новенькой иконе, на которую ещё и помолиться не успели.
Все присутствующие, в том числе и комиссар госбезопасности Сенцов, посмотрели на Мессинга с некоторой опаской. Ведь артист может на факт утраты артефакта пожаловаться товарищу Сталину, а реакция Верховного порой бывает непредсказуемой. Да и телеграмма Берии может трактоваться по-разному.
— Я замечу, товарищ Мессинг, что вы лично, по доброй воле, даже без учёта наших просьб, передали Туману своё кольцо. В отчёте в обязательном порядке я укажу, сколь большое значение имело в ходе операции то, что вы самым деятельным образом нам помогли, — поспешил сказать Сенцов.
— Не скрою, товарищи, что мне жалко артефакта. Мы с ним… Но вы правы, товарищ комиссар госбезопасности, главное, что кольцо не разлетелось, осталось цельным. И мы уже с профессором Никодимовым, — профессор, словно послушный школьник, встал. — Мы нашли возможность восстановить энергию моего артефакта. Что же касается остального, то я прошу ознакомиться с моим отчётом, который я предоставлю Ставке, как независимый наблюдатель.
С предельно серьёзным выражением лица, обычно ему не свойственным, так как Мессинг был человеком открытым и улыбчивым, Вольф Григорьевич передал два полностью исписанных листа бумаги Сенцову.
На некоторое время установилась тишина — начальник особого отдела вчитывался в текст. Прочитав написанное, Сенцов, преисполненный благодарности, кивнул Мессингу. Из этого отчёта следовало, что группа Сенцова провела высококлассную аналитическую работу и на очень скудных данных смогла выстроить общую стратегию и тактику проведения операции, ставшей успешной.
При этом Олег Кондратьевич Сенцов прекрасно понимал, что операция была мало подготовлена, это вообще была практически авантюра. Скорее всего, лишь только личные качества, проявленная смекалка и мужество красноармейца Туманова позволили операции не стать провальной. Ведь основывалась она только на двух гипотезах, пусть и убедительных: сильные иные могут пройти сквозь барьер; барьер можно уничтожить взрывом изнутри. И все, далее — сугубо предположения, словно вилами на воде.
Далее последовал доклад лейтенанта Панкратова, ответственного за соблюдение секретности. И тут проблем было выше крыши. В любом случае, немало чего просочилось и будет гулять в виде баек из уст в уста. Ну а по самым разговорчивым устам придется и ударить.
Скрывать информацию, что башня Дона была покрыта неким пологом, который никто не мог пробить, было крайне сложно. Приходилось сдерживать слухи и домыслы лишь тем нарративом, что в башне скрывается какой-то высокопоставленный чиновник из Третьего Рейха. И вот его-то и нужно взять живым. Потому, если и стреляют в сторону Башни, то делают это аккуратно, словно предупреждая засевших там. Ну, а то, что в итоге башню сравняли с землёй, превратив её в кирпичную крошку… значит, взять живьём хитрого чиновника не получилось.
Так что у костра на привале солдатские разговоры были уже о том, что, казалось, всемогущие особисты обоср… что даже они могут завалить операцию. Обсудить такое хотелось даже больше, чем некие тайны и теории.
— Старший лейтенант Вороной, доложите своё мнение по поводу действий бойца Тумана! — потребовал Сенцов.
Уже закончилось почти часовое обсуждение мероприятий по организации легенд и объяснений в рамках материализма тем событиям, что связаны с иными и с измененными. Полчаса длились размышления профессора Никодимова о том, чем же на самом деле являлся полог или барьер. Наступило время дать оценку и людям, которые и создали возможность проведения операции.
— Из того, что мы знаем, можно сделать следующие выводы: боец Туманов действовал так, словно имел навыки командования малыми тактическими группами. Без колебаний и, как показывают события, безошибочно принимал решения. Кроме того, он проявил смекалку, когда уводил основную группу повреждённых изменённых в сторону, предоставляя возможность капитану закончить установку взрывного устройства. Мое мнение, что нужно проверить возможности и навыки Тумана, как-то: не одномоментно, а полноценно управлять малой тактической группой. Также выражаю уверенность, что он, после прохождения кратких курсов обучения комсостава, мог бы стать лидером группы не только по наличию у него большого источника Альфы, но и по способности командовать этой группой. Доклад закончил, — сказал старший лейтенант Вороной и направил свой взгляд на Сенцова, ожидая вопросов.
— А мы-то с вами хотели его расстрелять, — с ухмылкой, сказал Сенцов. — Товарищи, вопреки всем сложностям мы смогли провести операцию, о которой мне предстоит в кратчайшие сроки доложить куда следует. На две недели, если обстановка не потребует иного, группа и частично отдел Альфа перемещаются в Гомель, где будет проходить подготовка личного состава сразу трёх боевых групп нашего отдела. Если, конечно, в ближайшее время товарищ Туманов придёт в себя, и в нём не произойдет существенных изменений по насыщению Альфой. Наградные листы я составлю лично. Совещание окончено, товарищи, все вы знаете, что нужно делать.
Два существа общались одно с другим, при этом даже не смотря друг на друга. Этого не нужно было, так как одно существо было настолько сильным, впитав в себя древнюю энергию, которой уже, казалось, на земле и не существует, что могло разговаривать и на расстоянии, и без использования человеческой речи.
Это сильное существо нельзя было назвать человеком. Ибо после того, как Ульрих фон Югингем, прямой потомок прославленного великого магистра Тевтонского ордена, совершил обряд, он перестал быть человеком. Хотя сам Ульрих так не считал, полагая, что если проигрывает его нация войну, то все средства хороши — и можно продать душу хоть даже и дьяволу, лишь бы это позволило Германии не проиграть. Он, как и другие после обнаружения не так давно способа усиления всех обрядом, словно бы умер.
Часто поступки, которые совершает, вроде бы, и сам Ульрих, направлены не для пользы самого носителя, а для подпитки чего-то, что названо Силой Ариев. Нескончаемые жертвоприношения, кровь, изуверство. Ульрих-то и понимает, что делает, да не может остановиться. И постепенно ему начинает все это нравиться. И жертв становится даже больше, чем требует Сила Ариев.
— Ты сообщал мне, — безжизненным голосом говорил Ульрих, — что в твоем отделе нет действительно сильных носителей Юде Силы. Я чувствую, что ты меня не обманывал. Что же изменилось сейчас?
За массивным забором, не видя своего собеседника, сотрудник особого отдела Альфа при НКВД сморщился от боли. Даже когда сильнейший измененный, потомок великого магистра, просто говорил, не атаковал, с ним было тяжело находиться рядом, уж тем более разговаривать при помощи телепатии.
— Он появился у нас внезапно, четыре дня назад. Кто такой — не помнит, но это красноармеец 3-го десантного батальона Туйманов, — сообщал предатель. — Вся эта операция в Башне была так плохо продумана, я был уверен, что она провалится.
— Потому не сообщил? — послал мыслеобраз своему собеседнику Ульрих.
— Да, — ответил предатель.
Уже год в Анненербе как совместно со службой генерала Канариса искали возможность проникнуть в недавно созданный в Советском Союзе Особый Отдел Альфа. Понадобилось привлечение немалых сил, работа глубоко законспирированных разведчиков и даже тайное сотрудничество с одним из агентов английской разведки МИ-6, чтобы всё же найти и узнать то, что нужно. А также отыскать внутри самого, как оказалось, небольшого и скромного отдела при НКВД, человека, готового к сотрудничеству.
— Какие у него способности — и почему он выдержал мои атаки? — спросил измененный.
— Мне доподлинно известно, что он может прятаться в любом месте, словно сливаясь с окружающей средой, также стреляет настолько метко, что всегда или почти всегда попадает туда, куда метит. А выдержал ваши атаки, наверное, благодаря тому, что у него было кольцо Мессинга, — ответил предатель.
Существо зашипело, распространяя ауру ненависти. Мессинга ненавидели все измененные без исключения. Сам фюрер, на почитании которого, в том числе, и держится немало восстановленных древних, но доработанных под современность обрядов, объявил еврейского предсказателя и человека, наделенного большой Силой, личным врагом.
— Почему ты не сказал мне, что Мессинг здесь? — спросил Ульрих фон Югенгем.
Предатель не сразу смог ответить, ведь ему пришлось напрягать собственные силы, использовать энергию, которой он был наделен. Это не была Альфа-наци, впрочем, сравнительно с Ульрихом, сил у предателя было, как у таракана против тигра.
В какой-то момент Ульрих понял, что ответа нет именно по причине того, что он, ведомый досадой от провала, создал слишком сильное для своего собеседника поле. Но Ульрих даже после той дуэли, которую он чуть не проиграл русскому, настолько был насыщен древней силой, что ему сложно было соразмерять её. Тем более, что после тех событий произошло уже более двух дней, и фон Югенгем сумел и отоспаться, и отъесться, а также совершить сразу три жертвоприношения, что насытило его Силой Ариев.
— У русских были небоевые носители Силы, а теперь у них появляются бойцы, — сказал Ульрих, задумался и добавил: — Ты обязан навести нашу группу на этих бойцов, где бы они ни были. Того, кто смог мне противостоять, нужно убить непременно. Он опасен. Женщину и старика из этой группы не трогать. У них очень интересная сила. Они мне нужны.
Выдав такой приказ, Ульрих фон Югенгем не стал дожидаться ответа. Ему не нужно было знать, что именно думает предатель. Пруссак знал, что этот унтерменш, испытавший абсолютную боль, сделает все, что только скажет барон фон Югенгем. Когда-то Ульрих лично пытал этого человека. Ульрих знал каждый нерв этого человека, мог причинить тому такие муки, чтобы у него не осталось больше преград. Любой убил бы и собственную мать, чтобы только эта абсолютная боль прекратилась.
Мгновение… И потомок Великого магистра Тевтонского Ордена исчез. Ульрих фон Югингем направлялся в Берлин, он еще даст свой бой с другими носителями Силы Ариев.
А предатель вдохнул прохладного балтийского воздуха, вытер пот со лба, проступивший вопреки холодному ветру, и направился в расположение Особого Отдела Альфа, где он и служил