Тёмные Агнцы

Глава 3

К своему рабочему месту на второй и третий день Розалин вышла раньше положенного часа, ибо всё равно не могла толком уснуть после полученных впечатлений от знакомства с коллегами и рабочим персоналом, долгой прогулки по поместью и ознакомления с техникой и общими правилами. Столь быстрые изменения в жизни, особенно после трёх лет поисков душевного покоя и робких попыток жить, подобные быстро сменяющиеся события и знакомства со странными личностями, внесли определённый резонанс, к которому Розалин ещё не была готова. Всё произошедшее шокировало, вызывало то ступор, то истеричный смех, но девушка твёрдо решила изменить собственную жизнь, поэтому принялась за возложенные обязанности с натянутым воодушевлением и долей нервозности.

Из рук всё валилось, техника, казалось, взбунтовалась, то удаляя внесённые изменения в документы, то не отправляя голосовые сообщения, которые Розалин с огромным трудом произносила. Вдобавок, чтобы разобраться в системе входящих вызовов, обработке поступающей информации и всей свалившейся на неё документации, которую нужно было копировать не только в компьютерную систему, но и в бумагу, пришлось так сильно напрягать мозги, что через пару часов у неё разболелась голова. Всё это оказалось сложнее, чем она ожидала.

Рабочее место Розалин находилось в смежном с кабинетом Тревора помещении, где с обеих от него сторон находились её личная комната и помещение архива, куда она несколько раз за первый час работы внесла распечатанные документы.

Так, за час до прописанного в трудовом договоре начала рабочего времени, а оно начиналось ближе к вечеру, Розалин, уже нещадно вспотевшая и взлохмаченная, с десятой чашкой кофе на столе, напряжённо вглядывалась в голографический экран компьютера, на который то и дело нажимала и тут же что-то записывала в личный сотовый. Тут и там раздавались звонки то с одного телефона, то с другого, и девушка, едва успевая отвечать, в подобной рабочей ещё не привычной суматохе не заметила подошедшего к её столу Хью Брайерса.

Молодой человек плюхнулся на стоявшее на против Розалин кресло и некоторое время молча наблюдал за тем, как девушка, закусив губу, стараясь ничего не спутать, одновременно отвечала на звонок, и, по ходу что-то записывая, глядела в голографический экран, за которым не замечала его лица.

— Эй, новенькая! — громыхнул Хью по столешнице кулаком, из-за чего бедная Розалин, едва попрощавшись с собеседником, обронила телефон на пол и дёрнулась так, что её коленки ударились о внутреннюю сторону стола. — Мне нужны документы из секции С1 и H13 с пометкой засекречено, а так же распечатки документов, что должен был оставить для меня Тревор.

Молодой человек проговорил всё так быстро, словно скороговорку, что уже испуганная его резким окриком Розалин ничего не поняла. Хлопая большими глазами, она смотрела на Хью через стоявший между ними голографический экран так испуганно, словно ожидала, что тот вытащит нож и зарежет её. А Брайерс тем временем, развязано развалившись в кресле, не отрываясь смотрел на неё холодными, словно стекло, глазами, хотя от природы они имели тёплый тёмно-карий цвет.

— Ты меня вообще слышала? — громко вопросил Хью.

Голос у него был зычным сам по себе, а уж если он повышал его, казался громоподобным.

— Эй! Я к тебе обращаюсь! — рявкнул Хью.

Подавшись вперёд, он нажал кнопку на лежавшей на её столе тончайшей почти прозрачной клавиатуре, и голографический экран исчез.

— Какого чёрта ты меня игнорируешь?!

Нахмурив густые и без того низко расположенные брови, он зло сверкнул из под них потемневшими глазами на вжавшуюся в кресло Розалин.

Внешность у Хью была неприятной, абсолютно не располагающей к себе: вытянутое лицо, острые скулы, широкие крылья большого носа гневно раздувались, как у быка. Да ещё большой рот, в этот момент искривлённый презрением, словно он желал выплюнуть в девушку массу оскорблений, если не настоящих плевков.

— Ты оглохла что ли?! — мгновенно потеряв терпение, вскричал Хью. — Тебе повторить?! Принеси мне уже те чёртовые документы, которые я запросил!

Но Розалин, невольно отодвинувшись дальше от стола, только и могла, что открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба.

— Идиотка! — вскочил на ноги Хью. — Бесишь меня! Так сложно выполнить поручение?!

В этот момент из двери позади Розалин показался Тревор Миддлтон.

— Ты чего расшумелся, Хью? — на ходу застёгивая рубашку, спросил директор.

Вид у него был слегка помятый, словно он только проснулся и едва успел хоть немного одеться.

— Эта дура, которую ты нанял, не может выдать нужные мне документы! — проорал Брайерс. — Сидит, как кукла, глазами хлопает, меня игнорирует! Бесит!

— Успокойся, Хью, — невозмутимо произнёс Тревор. — Твои крики и агрессия только пугают и дезориентируют людей, ты же знаешь. Розалин только третий день здесь работает, ещё до конца не освоилась, это абсолютно нормально, что она могла что-то не понять.

— Да она просто тупая! Тебе следовало взять женщину с опытом подобной работы, а не эту курицу!

— Возьми себя в руки, Хью, и сейчас же извинись перед Розалин.

На лице Тревора не дрогнул даже мускул, он казался абсолютно бесстрастным, даже отрешённым, как монах, достигший просветления. А вот Хью, напротив, выглядел как готовая взорваться боеголовка — меряя широкими шагами приёмную из стороны в сторону, он шумно выдыхал ярость.

— Хью, — поднажал Тревор.

Молодой человек остановился и, стоя к ним спиной, небрежно бросил через плечо короткое и презрительное «извини», адресованное Розалин. Он тут же направился вон из приёмной, но директор остановил его.

— Тебе нужны были какие-то документы, насколько я понял, — произнёс Тревор. — Зайди в архив и поищи пока сам.

Вытолкнув из лёгких шумный выдох, больше похожий на угрожающий рык зверя, Хью прошёл к двери архива и толкнул её так, что она с грохотом ударилась о стену.

Когда он скрылся в помещении архива, Розалин медленно пододвинулась к столу и попыталась унять страх глубокими вдохами и выдохами. Кажется, она попала в сумасшедший дом. Может ещё не поздно расторгнуть договор и уволиться? Нет, сейчас ей очень нужны деньги, а здесь зарплата была высокой.

— Как ты? — вроде участливо вопросил Тревор, но голос его звучал по-прежнему сухо.

Розалин взглянула на него такими перепуганными глазами, как переживший цунами котёнок.

— Ты молодец, хорошо держалась, — а эти слова для девушки прозвучали, как насмешка. — Ты извини его, у Хью проблемы с контролем агрессии… В целом он не плохой парень, только психует много, но за рамки не выйдет, не бойся. Как я уже говорил, все члены моей команды имеют те или иные проблемы психического характера, это может осложнить тебе работу, но, надеюсь, вскоре ты привыкнешь и уже не будешь обращать на эти мелочи внимания.

Розалин натянуто улыбнулась.

— Всё хорошо, — выдавила она.

— Точно? — даже не глядя на племянницу с полным безразличием спросил Тревор.

Их архива вышел Хью и, не обращая на них внимания, с недовольно поджатыми губами хотел, было, пройти мимо, но директор окликнул его.

— Ты забыл подготовленные мной распечатки, — взяв со стола Розалин тонкую папку, он протянул её молодому человеку.

Брайерс остановился, лениво развернулся и, грубо выхватив документы из руки Тревора, быстро покинул кабинет.

— Марта пытается помочь всем моим подопечным, как-то сглаживать острые углы в их личностях постоянной терапией, — приглаживая растрёпанные волосы, произнёс директор. — Однако опасности, с которыми они сталкиваются почти каждую ночь, тоже оставляют свой отпечаток. Спасать мир от иноземных тварей ценой своих жизней тяжело не только физически, но и морально, но такова судьба всех одарённых… Хотя, зачем я тебе всё это говорю, ты итак знаешь это не хуже меня… — по-прежнему стоя чуть боком к ней, он скосил на Розалин глаза и осторожно спросил: — Ты по-прежнему слышишь голоса или продолжаешь давить дар таблетками?

Втянув голову в плечи, девушка промолчала, но так тяжело, что пространство между ними словно уплотнилось, повеяло настоящей прохладой.

— Знаю, что тебе страшно, — не глядя на племянницу, безразлично, словно без умысла, продолжил Тревор. — Но ты могла бы присоединиться к команде, и тогда все мы помогли бы тебе адаптировать к этому…

— Так вот почему ты взял меня на работу, — тихо прервала его Розалин. — Надеешься, что я стану одной из вас.

— Нет, я принял тебя потому, что обещал твоей матери приглядывать за тобой.

Для девушки его слова прозвучали отвратительно лживо.

— Это необязательно, — сухо выронила она.

— Знаю, но я хочу тебе помочь справиться со всеми трудностями и помочь так же принять ту часть, что ты отрицаешь.

Розалин промолчала, и Тревор, быстро осознав бессмысленность разговора, попытался перевести его в другое русло.

— В любом случае, если надумаешь, Фрэн всему тебя обучит, а пока… — он открыл дверцу широкого шкафчика рабочего стола племянницы, где лежал крупнокалиберный длинной обтекаемой формы пистолет. — Здесь на всякий случай есть оружие, которым при необходимости ты можешь воспользоваться, однако для начала нужно пройти короткое обучение, поэтому в свободное время спускайся в тир. Да и вообще в свободное время хоть немного развлекайся, у нас есть спортзал, бассейн, караоке, библиотека… хотя я знаю, что ты предпочитаешь электронный вариант книг. Твои рабочие часы выпадают только на ночь, но с 7 утра и до вечера ты полностью свобода. Пусть этого времени и мало, но попробуй его грамотно распределить, чтобы не потерять себя только в работе, мне бы этого не хотелось. Марта говорит, что если ты начнёшь жить полной жизнью, тебе со временем станет легче… Ты ещё не обращалась к ней?

Розалин отрицательно качнула головой.

— Помню, что предыдущая терапия тебе не помогла, но Марта действительно выдающийся психиатр, — добавил Тревор, разворачиваясь к своей двери. — В любом случае она будет тебя ждать.

Он скрылся в своей комнате, а Розалин, выдохнув облегчение, задумалась.

Ну не верила она ни в какие сверхспособности и в сущностей, с которыми якобы сражаются подопечные Тревора. Это обычное исправительное учреждение, где люди с психическими расстройствами проходят усиленную терапию, и всё. А то, что Розалин слышала, те самые «голоса», о которых дядя упомянул, не более чем галлюцинации. Видимо какая-то часть её мозга повреждена, а может это шизофрения или ещё что хуже. По настоянию Тревора родители не проверяли Розалин у психиатра, поэтому она не знала, есть ли у неё какое расстройство или нет, но была уверенна именно в его наличии, а не в сверхъестественном даре. Возможно и правда стоило обратиться к Марте-Брайан Актман за помощью, а заодно и за разъяснениями. Если дядя так рьяно утверждает о наличии необычных способностей и сущностей, ясное же дело, что он тоже имеет в психике серьёзные отклонения? Правильно ли Розалин сделала, что устроилась сюда? Скорее всего здесь ей станет только хуже.

В кабинете психиатра напротив Марты, раскачиваясь на стуле, сидел Найджел Уитти и, закинув голову, розовато-голубыми глазами смотрел в потолок. Рукава его рубашки были закатаны, открывая взору свежие ещё слегка кровоточащие раны, взглянув на которые, Марта мягко спросила:

— Что в этот раз заставило тебя взяться за нож и порезать себя?

— Не хочу вас этим пугать, — быстро бросил Найджел, продолжая смотреть только в потолок.

— Ты меня ничем не напугаешь, но если не хочешь говорить, я приму это.

Найджел какое-то время помолчал.

— Сейчас, когда я режу себя, — осторожно начал он, — я представляю, что режу или убиваю родителей.

Найджел замер, осторожно покосился на психиатра, которая продолжала молча наблюдать за ним с нежной полуулыбкой.

— Испугались? — вопросил он.

— Нет, просто жду, когда ты продолжишь, — мягко произнесла Марта.

— Неужели моё желание убить родителей не вызывает в вас ужаса? Любой человек сказал бы, что я психопат, эти люди всё-таки дали мне жизнь, и всё такое.

— Ты стыдишься этого желания? — осторожно вопросила Марта, внимательно наблюдая за реакцией Найджела, стараясь считывать эмоции, едва ли не мысли, по слегка заметным изменениям в его движениях. — Чувствуешь вину?

— Наверное, — слишком быстро ответил молодой человек, внимательно разглядывая очередной предмет, словно боялся посмотреть в глаза психотерапевту. — Как-то всё это невыносимо и одновременно легче что ли становится.

Он замолчал так же резко, как и произнёс эти слова, а Марта, оттянув мгновение, спокойно воспроизвела те мысли, которые он мысленно сказал себе сам:

— Ты имеешь право на все свои чувства, Найджел, в том числе на ненависть к родителям. Ты не обязан быть благодарен им за жизнь, это был их личный выбор — дать её. Тебе не нужно стыдиться или винить себя, потому что твои чувства не определяют тебя как человека. Ты злишься на них и похоже убеждён, что, раз родился от этих людей, ты часть них, а они часть тебя?

— Есть такое… — бросил Найджел, прекратив раскачиваться, но вместо этого нервно задёргал ногой. — Но я понимаю… Как вы сказали однажды?.. Я отдельная от них цельная личность. Вот. Я так себя и убеждаю. Ведь это так и есть, на самом деле.

— Тогда почему ты причиняешь вред себе, представляя, что причиняешь вред им?

Найджел на какое-то время задумался.

— Так как-то легче становится. Ведь, даже несмотря на то, что я не они, я всё равно продолжаю их ненавидеть, — он сильно прикусил губу так, что с неё брызнула капля крови, и, схватившись за раны на руке, сильно сжал, чтобы вновь почувствовать боль. — Так и не могу заставить себя есть мясо, в ушах всё время звучат их голоса, заставляющие меня охотиться, убивать и есть людей.

Найджел вскочил с места и отошёл к окну, так он словно старался скрыть боль и испытываемое отвращение к тому, что вновь вспомнил, хотя воспоминания о прошлом и без того ни на миг не покидали его.

Марта сделала пометку в свой электронный журнал, высвечивающийся на голографическом экране планшета, что держала в руках.

— Ты не думал о том, чтобы отказаться от этого вида пищи? — вопросила она. — Тебе не обязательно себя заставлять.

— Да, думаю так и сделаю, стану вегетарианцем, — быстро ответил Найджел.

Сын каннибалов — разве о таком можно мечтать или желать подобной судьбы? Ребёнок, на чувства и желания которого и отцу и матери было всегда наплевать, которого принуждали есть человечину первые одиннадцать лет жизни, а он от безысходности ел, ведь другой пищи в доме, одиноко затерявшемся в Арапахо вдали от цивилизации, словно специально погружающем в древность бытия, просто не было.

— Твои приёмные родители были такими, — осторожно напомнила молодому человеку Марта. — О них у тебя есть положительные воспоминания?

Найджел задумался.

Настоящих родителей полиция уже давно убила в перестрелке, и спустя пару месяцев его в двенадцать лет усыновила пара гомосексуалов. Они были хорошими людьми, помогли адаптироваться к современной человеческой жизни, его, привыкшего жить как дикое животное. Итого: четыре года осторожно-старательной даже нежной заботы, полученных от этих людей, за которые любой бы благодарил. Однако Найджел ничего не мог припомнить из того периода своей жизни.

— Я не чувствую, что всё это случилось со мной, — криво выдал он свои мысли. — Словно всё это прошло мимо меня, или это не был я, или то, что произошло, случилось во сне, или всё это моё разыгравшееся воображение…

— Ты потерял чувство «принадлежности» к тем годам, когда был усыновлён другими родителями? — помогла Марта правильно сформировать мысль Найджела.

— Да-да! — воскликнул молодой человек и, схватившись за небрежный хвост, потянул резинку, чтобы в следующее мгновение вновь начать переплетать волосы в хвост.

Будто это действие помогало ему привести в порядок не только волосы, но и постоянно бегающие от одного к другому мысли.

— Нам стоит поговорить о них? — спросила Марта.

— Нет, — отрезал Найджел. — Они были хорошими людьми, но я… абсолютно не понимаю, что можно сказать о жизни с ними, потому что ничего не помню.

Он бросил эти слова так раздражённо, и, затянув волосы покрепче, вновь прошёл к креслу в которое обессиленно плюхнулся.

— Хорошо, — задумчиво протянула психиатр, делая очередную пометку в журнал. — Ты понимаешь, что навредив себе, ничего не изменишь?

— Конечно, понимаю.

— Твои родители уже давно мертвы, они поплатились за свершённое…

— Но их убил не я, — прервал её Найджел. — За себя я не отомстил лично.

— А ты не думал сублимировать это желание не через селфхарм, а другим более безопасным методом? В конце концов, то, что ты с собой делаешь, очень рискованно и может привести к смерти.

— Как и наша работа здесь.

— На работе ты тоже рискуешь, верно, — согласилась Марта. — Однако там ты спасаешь других и помогаешь товарищам, а не ищешь смерти. В случае селфхарма ты методично вредишь именно себе, своему телу… Как думаешь, так ты помогаешь себе или кому-то?

— Нет, конечно, — ссутулившись, тихо выронил Найджел. — А какие есть безопасные методы сублимировать желание мести?

— Творческие, например, рисование. Ты мог бы рисовать на себе, или картины того, что представляешь, или даже писать рассказы о всех своих желаниях.

Найджел задумался на некоторое время.

— Я попробую, — вперив взгляд в потолок, он вновь начал раскачиваться. — Но вышивание по коже оставлю.

Губы Марты изогнулись в нежную улыбку, взгляд стал очень тёплым, почти материнским.

— Я помню, что вышивание на себе успокаивает тебя, — осторожно начала она.

— Да, — быстро согласился Найджел. — Отвлекает от других, ещё более неприятных навязчивых мыслей.

— Расскажешь, что это за мысли?

Найджел долгое время молчал, и Марта, расценив это как не желание раскрываться, уже, было, хотела перевести тему, как вдруг он тихо ответил:

— Да как-то всё пусто во мне. В свои двадцать лет до сих пор не могу понять, что для меня важно, что мне нужно, что ценно. Я ни от чего не получаю удовольствия… От этого ощущение, что я уже мёртв.

Он вновь на какое-то время замолчал, потом перестал раскачиваться, взглянул на тыльные стороны предплечий, где нитями ярких оттенков был сплетён на коже узор.

— А когда вышиваю на себе, потом смотрю на эти рисунки… — продолжил Найджел совсем подавленным голосом. — И становится легче, чувствую, что ещё существую.

Марта понимающе покачала головой и внесла новую пометку в журнал.

— Ну а как насчёт твоей работы? — спросила она. — Она не помогает тебе чувствовать себя более живым?

Найджел на мгновение замер, один уголок его губы приподнялся в подобии улыбки.

— Работа как работа, — пожал он плечами. — Во время заданий я вообще ничего не ощущаю. Другое дело мои товарищи.

— Они что-то дают тебе почувствовать?

— Они все такие разные, порой забавные, особенно Тэмлин и Фрэн. Так что да, с ними рядом мне нравится находиться.

— За два года твоего пребывания в бюро я не заметила, чтобы ты сдружился с кем-то из них. Мне казалось, ты их сторонишься, думала, тебе с ними не комфортно. Я приятно удивлена, что ошибалась.

— Кое в чём вы не ошиблись — сдружиться с кем-то из них мне действительно не удалось.

— Не удалось, потому что ты не пытался это сделать? — уточнила Марта. — Насколько я помню, тебе тяжело выстраивать с кем-то контакты.

— Именно, — закусывая губу, отозвался Найджел. — Это страшно. Несмотря на то, что все ребята мне нравятся, я понимаю, что никто из них, да и никто в мире не захочет сблизиться со мной.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что принять меня таким, какой я есть, невозможно. Я страшный нехороший человек с дурными наклонностями. А лгать или притворяться другим в любых отношениях, будь то дружба или любовь, я не хочу. Я хочу уметь принимать другого таким, какой он есть, и хочу, чтобы принимали меня.

— Я думаю, это вовсе не так сложно, как кажется на первый взгляд, — осторожно произнесла Марта.

— Вы меня не понимаете, — отозвался Найджел, кажется, впервые взглянув психиатру прямо в глаза. — Для меня никогда никого не найдётся. Не в этом мире или по крайней мере не с такой жизнью. Я пожизненно буду работать здесь, где навсегда останусь одиноким.

— Но ты мог бы хотя бы попробовать сдружиться с ребятами, — очень мягко произнесла Марта. — Например, с той же Тэмлин, которая тебя забавляет, насколько я поняла. Она сама по себе достаточно дружелюбная.

— Это ведь маска, все знают. Она любит находиться в центре внимания, поэтому часто смешлива. Нет, — тяжко вздохнул Найджел. — Никому из ребят не будут интересны мои нужды, каждый из них отвергнет меня, едва я попытаюсь раскрыться, или того хуже, нападут. Хью уж точно. Или тот новенький, Морган, кажется так его зовут. Тоже бешенный тип. Так что я лучше и дальше буду контролировать свои желания, останусь незаметным, чтобы не произошло что-нибудь страшное.

Его глаза наполнились слезами, но чтобы скрыть их, он вновь уставился в потолок и начал раскачиваться на стуле.

— За что ты себя так ненавидишь, Найджел? — тихо позвала его психиатр. — Ты ведь не совершал ничего плохого.

— Я убивал и ел людей, — напомнил молодой человек.

— Вынужденно. Ты этого не хотел, для тебя самого это было мукой.

— И тем не менее я это делал, это факт, который не стереть.

— Хорошо, давай отойдём от общих понятий «хорошо-плохо», и посмотрим на всё относительно. Представь на своём месте другого человека, например, маленького ребёнка, которого ты не знаешь и никак с ним не связан. И вот этот ребёнок проходит через всё, что прошёл ты, каждый день его жизни похож на ад, и ему приходится делать то, что делал ты. Представил?

Глядя в одну точку, словно действительно увидел там воображаемого ребёнка, Найджел кивнул.

— Какие чувства вызывает в тебе этот ребёнок? — спросила Марта.

— Мне его жаль.

— Зная, через что ему пришлось пройти и что сделать, ты можешь возненавидеть его?

— Нет.

— Значит, ты сочувствуешь ему? Почему?

— Потому что у него не было выбора… — задумчиво протянул Найджел, и во взгляде, которым он посмотрел на психиатра, отразилось удивление, как будто он внезапно что-то понял.

— Правильно, — с улыбкой кивнула Марта. — Ребёнок не может нести за себя ответственность, это обязанность родителей, как и то, чтобы объяснить ему что хорошо, а что плохо. И в случае, если ребёнка просто бросили на произвол судьбы, все его деяния в этом случае не есть плохие в том смысле, который ты вкладываешь. Ты слишком строг к себе, Найджел. Но если ты можешь сочувствовать другому, даже воображаемому человеку с похожей на твою судьбой, может и к себе самому стоит отнестись с долей мягкости?

Найджел задумчиво промолчал, а Марта, сделав очередную пометку, вновь начала:

— А насчёт твоих товарищей, попробуй представить, что в них всех есть как хорошее, так и плохое. Всё это не так уж и страшно, ведь все мы люди, в нас сплетено так много всего, и ничто из этого нельзя отнести к чему-то одному. Каждое качество характера, тот или иной поступок относителен, в чёрном есть белое, а в белом чёрное. Каждый из твоих товарищей прошёл жестокую школу жизни, поэтому мне, напротив, кажется, что у вас всех больше шансов к настоящему принятию и дружбе, чем у других.

— Хотите сказать, что мы будто связаны единой болью?

Теперь задумалась Марта. Не слишком ли она вольно истолковывает судьбы своих пациентов, правильно ли она делает, что пытается объединить их чем-то одним на всех, не чрезмерно ли она стала реагировать на их боль, не слишком ли сильно стало её это заботить?

Марта-Брайан Актман работает в этом учреждении почти двадцать лет, и за эти годы группа Найджела уже далеко не первая, кому она пыталась помочь найти себя, примериться с самим собой, или облегчить душевные муки, оставленные дланью безжалостной судьбы.

— Хочу сказать, что у всех вас больше шансов понять боль друг друга, — осторожно подбирая слова, ответила психиатр.

В дверь кабинета постучали, и Найджел тут же вскочил на ноги.

— Думаю, на сегодня достаточно, — поднимаясь вслед за ним, произнесла Марта и, проводив его к двери, мягко добавила: — Сегодня ты раскрылся мне больше обычного, и я очень ценю это. Ты помог мне понять тебя лучше.

Не глядя на неё, Найджел чуть улыбнулся и, открыв дверь, выбежал в коридор, где едва не сбил стоявшего Тревора.

Проводив парня взглядом, директор взглянул на застывшую в дверях Марту и, заложив руки за спину, прошёл в кабинет.

— Как Найджел? — сухо бросил он.

— Если ты о том, как проходит терапия, то с ним и Тэмлин всегда легче, чем например с Фрэн и Эрролом, те вообще не идут на контакт.

— Фрэн можно понять, она единственно выжившая из предыдущей группы. Видеть гибель всех своих товарищей всегда тяжело.

— Дело не в этом, — отозвалась Марта и, поймав стеклянный взгляд Тревора, добавила: — Точнее не только в этом.

— Ты о её болезни?

— Да. Она больше ни в чём не видит смысла, в том числе и в терапии.

Тревор как остановился посреди кабинета, так и остался стоять, как вкопанный, глядя куда-то перед собой.

— Тебя что-то беспокоит? — заметив его непривычно мрачный вид, спросила Марта.

— Никто из моих ребят не доживает до тридцати лет, — задумчиво протянул Тревор. — И Фрэн осталось совсем чуть-чуть.

Брови психиатра взлетели вверх, губы саркастично скривились.

— Ну, Фрэн умирает из-за лейкемии, а про других говорить пока рано, — как можно спокойнее произнесла она. — Ты ведь до сих пор жив, последний из своей команды, как и Кваме и Мэй.

— У нас не такие выдающиеся способности, более безопасные, а в нынешней команде собралось разом так много сильных ребят.

Марта прошла к своему месту и плюхнулась в кресло.

— Я не пойму, ты действительно начал о них беспокоиться или…? — она не отдёрнула себя от готовой сорваться грубости, но Тревор сам подтвердил её догадку.

— Находить новых одарённых не так просто, это сильно тормозит выполнение возложенной на нас работы.

— Ну да, действительно, — едко протянула Марта.

Вдруг лампы, ранее изливающие мягкий ненавязчивый свет, загорелись зловещим ярко-красным, и раздался протяжный сигнал тревоги.

— Только подумаешь о них, твари тут как тут, — пробурчал под нос Тревор, быстро покидая кабинет и на ходу нажимая на ручном сотовом вызов.

Голографический экран отобразил лица Розалин, Фрэн и Тэмлин по видеосвязи.

— Поступил сигнал от вашего друга-полицейского… — с трудом произнесла Роза. — Как же его, забыла имя…

— Неважно, говори, куда выезжать, — спокойно прервал её Тревор.

— Парк Алки-Бич.

Директор тут же отключился, но, нажав на высветившийся значок микрофона, произнёс:

— Всем приготовиться, выезжаем в Парк Алки-Бич.

Его усиленный мегафоном голос пронёсся по всему учреждению благодаря соединительному каналу от личного сотового ко всей системе особняка.

Его услышали все члены команды. Хью, закинув ноги на стол, сидел за вверенными ему бумагами, но, едва получив адрес, резво перемахнул через стол и выбежал в коридор, по которому уже нёсся Найджел. Шерман в это время находился в столовой и, чинно поднявшись из-за стола, поправив украшенный цветочной вышивкой пиджак, поспешил на выход. Эррол спокойно отложил книгу в сторону и, встав с кровати, покинул личную комнату, а Тэмлин, находившаяся в цветочном саду с несколькими фонтанами, вприпрыжку вбежала в особняк.

Фрэн, тренировавшая в это время Моргана и Робин в пустом зале, безразлично бросила им, направляясь к дверям:

— Вот и пришло время для вашего первого задания. Оба за мной.

— Но прошло только три дня, — начал громко возмущаться Морган.

— Плевать, — зажимая между зубами сигарету, выронила Фрэн.

— Мы ещё не прошли должную подготовку, даже не знаем, что делать, как сражаться против тварей, даже толком не развили этот дар, — скривился парень, сделав с долей сарказма акцент на последнем слове.

— И так сойдёт.

От равнодушия Фрэн, Морган раздражённо закатил глаза и взглянул на сестру. Робин к его удивлению и бо́льшему раздражению, кажется, была рада их внезапному первому заданию — девушка не шла, а пританцовывала с широкой счастливой улыбкой.

Быстро пройдя коридор, все трое вошли в противоположное от входа в зал помещение, которым оказалась обычная раздевалка, где в два ряда стояли шкафчики для одежды. Блэры остановились по середине раздевалки, когда увидели, как Фрэн, открыв свой шкафчик, скинула всю одежду, оставшись абсолютно голой.

Морган тут же отвернулся, тогда как Робин, широко распахнув глаза, бесцеремонно разглядывала её болезненно-худое тело.

— Раздевайтесь тоже, — не замечая их реакции, Фрэн бросила им два запечатанных пакета с одеждой внутри.

И хоть Блэры их поймали, они продолжали стоять на одном месте и неловко переглядываться.

В этот момент вбежали Хью и Найджел, спустя пару мгновений величаво, словно королевская особа, вплыл Шерман, за ним Эррол и последней впорхнула в двери Тэмлин.

Ребята, так же как и Фрэн, не обращая друг на друга внимания, стали переодеваться в спец одежду, а Морган и Робин, как громом поражённые, наблюдали за тем, как те обнажаются без всякого стыда.

— Вы чего застыли? — спросила Фрэн, уже полностью облачившаяся в иссиня-чёрный облегающий костюм.

— Почему парни и девушки вместе? — недоверчиво скривившись, спросила Робин.

— Раньше были раздельные раздевалки, но это было не удобно, были опоздания, лишняя болтовня, в общем народ чувствовал себя слишком расслабленно, поэтому прошлая группа решила объединиться. Так проще, ведь времени на подготовку мало. Так что и вы переодевайтесь.

Но Блэры, обречённо переглянувшись, остались стоять.

— Боже, какие вы нежные, — язвительно протянула Фрэн и, пройдя к дальней стене, поставила ширму. — Иди, Робин, — кивнула она девушке, а на Моргана поглядела оценивающе, блеснув лёгкой издёвкой, промелькнувшей в глазах. — А ты переодевайся так, времени мало.

Робин быстро юркнула за ширму, а Морган оглядел уже облачившихся в костюмы ребят. Никто из них даже не посмотрел в их сторону, словно Блэры вообще не находились в одном с ними помещении, каждый принялся нажимать какие-то встроенные на манжетах в костюмах кнопки.

Морган без особого энтузиазма подчинился, и когда начал раздеваться, Фрэн быстро потыкала в голографический экран.

— А что стало с прошлой группой? — выйдя из-за ширмы в таком же костюме, спросила Робин.

Одежда была непривычной, похожей на латекс, но более мягкий, и девушка что-то постоянно поправляла, то на плече, то на воротнике, то между ног и ягодицами.

— Все погибли, — пусто выронила Фрэн.

Вся команда направилась ко второй двери, Блэры, с тревогой вновь переглянувшись, поспешили за ними, а Фрэн, уже будучи в новом коридоре, выложенном серо-белым камнем, набрав вызов, спросила ответившего на том конце:

— Ты где?

— Почти на месте, — произнёс Тревор.

Его голос был слышен всем по громкой связи, которую Фрэн тут же сбросила.

— Только время потеряли с вашей стеснительностью, — буркнула она, обращаясь к Блэрам.

— Да не долго же, от силы минут десять, — едва поспевая за энергичным бегом ребят, отозвалась Робин.

— Даже этого много.

Вся команда как один ввалилась в новое помещение — целую оружейную, где яркий свет ламп высвечивал огромное количество разнообразного оружия, висевшего на стенах, лежавшего на ящичках и полках до самого потолка.

Здесь были и винтовки-бластеры без затворов и классических магазинов, и автоматы с сбалансированной безударной автоматикой и полусвободным затвором, и множество пистолетов витиеватых форм и различных размеров, все предназначенные для высокоточной стрельбы одиночными выстрелами и высокотемповой стрельбы фиксированными очередями. Здесь можно было встретить и дубинки, и ножи, и даже мечи с блестящими щитами.

Каждый из ребят занялся выбором оружия под руководством находившейся здесь команды оружейников главного механика и инженера-конструктора Мэй Ву.

— Вот, опробуй это, — весело причмокнула она, бросив Фрэн длиной в полметра прямоугольной формы достаточной плоский автомат. — Моя новая разработка.

— Уже зарегистрирован? — оглядывая оружие, спросила Кольер.

— Нет ещё, но разве не плевать?

Фрэн недобро ухмыльнулась и дала Мэй пятерню.

— Очень лёгкое, — заметила она, пробуя автомат на тяжёсть. — Как игрушечное. Хоть не из пластика сделано?

— Обижаешь, девочка, — жуя жвачку, весело протянула главный механик.

— Что нам делать-то на задании? — угрюмо выдохнул Морган, принимая от персонала Мэй оружие.

— Выполнять мои приказы, потому что я капитан, — кладя автомат на плечо, обернулась к ним Фрэн.

— Что? — скривившись в отвращении, возмутился Морган. — Какой ещё капитан?!

Фрэн хлопнула себя по груди, и на костюме на каждом плече засветились две широкие белые полосы.

— А она лейтенант, — кинув в сторону вооружённой до зубов неестественно весёлой Тэмлин, добавила Фрэн.

Тэмлин так же хлопнула себя по груди, и на каждом её плече так же засветились белые полосы, но уже по одной.

— Так что наши приказы закон для вас, выполнять незамедлительно, иначе пиши пропало, — бросила Фрэн так сухо, словно ей и впрямь было всё равно, погибнут Блэры на задании или ей самой придётся их убить.

— А Тревор тогда кто? — тихо вопросила её Робин.

— Он директор нашей организации.

Брат с сестрой настороженно переглянулись.

— Ну всё, хватит в переглядки играть, все за мной, — бросила капитан.

И снова вся команда, выбежав за ней в двери, за мгновение преодолели расстояние до лифта, погрузившись в который, мигом спустились на самый нижний этаж, где находился гараж. Там они быстро погрузились в три машины: с Фрэн, находившейся за аппаратом управления, сели Шерман и Найджел, туда же погрузились Морган с Робин; с Тэмлин сел Хью, а Эррол выехал в одиночку.

И пока они добирались до места назначения, Морган, ласково поглаживая новообретённое оружие, тихо, ни к кому не обращаясь, вопросил:

— Неужели тех тварей можно убить обычным оружием?

— Это необычное оружие, — расслабленно откинувшись на спинку водительского кресла, отозвалась Фрэн. — Они заряжены пулями из хейле́ниума. Возможно, хотя и навряд ли, вы слышали об этом открытом в 2043 году химическом элементе. Он разрывает плоть нерга́рри, тем самым как бы дезориентируя их, но не надолго, ибо тем хватает около десяти-пятнадцати секунд на полную регенерацию.

— Но ведь этого крайне мало…

— Верно, оружие помогает лишь сдерживать их, но чтобы убить, нужны одарённые, вроде нас. И сегодня вам обоим придётся показать, на что вы способны.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь?! — вскинув голову, взбеленился Морган. Он подался вперёд так резво, что сидевший рядом Найджел успокаивающе положил ладонь ему на грудь, сильно придерживая, чтобы тот не набросился на капитана. — Мы ни разу не пользовались своими силами!

— Кроме того момента в детстве, — скучающе выдохнула дым прямо в салон автомобиля Фрэн, который, впрочем, тут же был вытянут через многочисленные отверстия автоматической вытяжки.

— Именно! — рявкнул Морган. — Да не трогай ты меня! — прикрикнул он на Найджела, резко отбросив его руку.

Тот даже не пошевелился и никак не отреагировал, а Робин, чтобы успокоить брата, буквально повисла на его плечах.

— Успокойся, Морган! — пискнула она.

— Ты что не понимаешь?! — зыркнул на неё брат покрасневшими глазами, как ястреб на добычу. — Мы погибнем тут же, если выступим сейчас неподготовленными! За три дня чему мы там научились?

— Да уймись ты уже, — вместо Фрэн к ним обернулся сидевший на сиденье рядом с водительским Шерман. — Ничего страшного с вами не случится, мы все будем приглядывать за вами, как за несмышлёными младенцами. Вы же просто новички.

Он сказал это вальяжно и с таким презрением, что Морган мрачно промолчал.