Тёмные Агнцы

Глава 2

Едва прибыв в бюро и устроив племянницу в её личную теперь комнату отдохнуть, Тревор с рассветом по обычаю зашёл в столовую, которая больше была похожа на небольшой ресторан.

Несколько колонн поддерживали потолок со встроенными в шахматном порядке квадратными и изливающими мягкий свет лампами, идеальные стены кремового цвета создавали атмосферу лёгкости, а с десяток широких прикрытых тяжёлыми шторами окон визуально расширяли пространство. У дальней стены красовалась небольшая сцена с роялем, парой гитар, барабанами и саксофоном, недалеко вычищенная до блеска линия раздачи и барная стойка с большим количеством разнообразного алкоголя. Так же недалеко высились вендинги с пачками разнообразного перекуса, сладостей и напитков, а всю остальную протяжённость от стен к выходу заполняли десятки небольших столиков с мягкими стульями и простыми креслами.

В этот ранний час работников столовой ещё не было, а за одним из столов в одиночестве и тишине сидела только Фрэн, к которой Тревор подошёл ближе.

— Не надоело курить и пить постоянно? — бросив взгляд на стоявшие на её столе бокал вина и пачку сигарет, вопросил он и сел на свободный стул.

— Не надоело, — выдыхая дым, бросила Фрэн, смахивая страницу на небольшом голографическом экране.

Подперев рукой, в которой держала сигарету, щёку, она продолжила читать и лениво смахивать страницу за страницей, пока Тревор какое-то время просто за ней наблюдал.

— Плохо выглядишь, — высказал он ту обыденность, о которой Фрэн и так знала.

Её жуткий мертвенно-бледный вид не заметил бы только слепой.

— Твоя болезнь и так прогрессирует, — продолжал Тревор. — Ты отказалась от лечения и только усугубляешь всё никотином и алкоголем.

— И таблетками от бессонницы, которые нихрена не помогают, — безразлично добавила девушка, бросая сигарету в бокал, где ещё находилось небольшое количество алкоголя.

— Фрэн… — тяжко выдохнул Тревор усталость.

— Ты зачем сюда пришёл? — перебила она. — Вряд ли, чтобы побеспокоиться о моём здоровье, ведь это бессмысленно, поскольку я умираю.

Отключив телефон, Фрэн скучающе взглянула на директора бюро.

— Это не значит, что мне всё равно… — попытался вставить Тревор, но девушка его вновь перебила.

— Если тебя интересуют Блэры, то они ещё не сдались. Крепкие ребята. Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы сдаться…

— У нас этого времени нет.

— Знаю.

— Думаешь, они ещё долго будут продолжать попытки к бегству?

— Ага, — скучающе протянула Фрэн, откидываясь на спинку стула. — Да ещё эти идиоты ничего не едят.

— Как же так? — слегка нахмурившись, вопросил Тревор.

— Да просто не успевают. Только им приносят поесть, как они пользуются этой возможностью, чтобы сбежать. Тупые, что с них взять…

В это время телефон Фрэн завибрировал и загорелся жёлтым светом, у Тревора пришло уведомление, прозвучав громкой трелью, и, когда он вытащил руку из кармана, его ручной сотовый так же светился жёлтым.

— Наши вернулись, — бросила Фрэн, вставая с места.

— Пошли к Блэрам, мне нужно с ними наконец поговорить, — поднялся вслед за ней Тревор.

Вместе покинув столовую, они направились на третий этаж, где находилась комната с заточёнными в ней братом и сестрой. Перекинувшись парой предложений о сделанных в отсутствие директора делах, Фрэн быстро набрала код и распахнула дверь, но тут в её лицо полетела нога Моргана.

На идеальных реакциях Фрэн отклонила корпус назад, нога прошла в нескольких миллиметрах от её лица, и она тут же отбросила её косым ударом руки, чем слегка развернула Моргана в сторону. После этого она нанесла быстрый удар ему в колено, парень автоматически упал на одну ногу, а следующий удар в спину повалил его на пол полностью. В это же время Робин уже занесла кулак, целясь так же в лицо Фрэн, но та, нырнув под её руку, оказалась за спиной девушки и просто сильно толкнула. Робин невольно сделала пару шагов вперёд, но, натолкнувшись на распростёртого на полу брата, запнулась и повалилась прямо на него.

Послышались медленные аплодисменты.

— Не плохо держитесь, — бесцветно протянул Тревор. — Но всё же пытаться сбежать отсюда глупо, всё равно не получится, это учреждение очень хорошо охраняется. А если вам и удастся сбежать, это всё равно плохо для вас закончится.

Морган и Робин сели на полу, вперив в него озлобленный взгляд.

— Тебе плевать на сестру? — серьёзно обратился Тревор к парню. — На её жизнь? За побегом смерть последует незамедлительно, ты этого хочешь? А ведь она и правда будет, если не охрана расстреляет вас, то казнят в тюрьме.

— Только если снова поймают, — огрызнулся Морган.

— Поймают, можешь не сомневаться. Всех преступников ловят рано или поздно, даже самых хитроумных, ибо карма настигает всех. Вам же я предложил отказаться от той прежней жизни, что вы вели, чтобы начать жить, как люди.

— И сдохнуть, как послушные псы, на ваших заданиях.

Тревор невозмутимо промолчал.

— Вы не просто так нас сюда привели, — продолжил тем временем Морган. — Я наслышан про это бюро, куда забирают особо опасных преступников и психов, которых заставляют выполнять тайные поручения государства. Нас ведь не жалко пустить в утиль, верно? Можно сделать из нас пушечное мясо, всё равно ведь конченные.

При этих словах Фрэн усмехнулась и закурила сигарету.

— Это не совсем так, — мягко возразил Тревор. — Сюда я беру не просто преступников и, как ты выразился, психов, а только тех, у кого есть особенный дар. В противном случае это место не отличалось бы от тюрем строгого режима и психбольниц, но, как вы, должно быть, успели заметить, ничего подобного здесь нет.

— Что значит «особенный дар»? — вдруг спросила Робин.

— Эй, — шикнул на неё брат, но та не обратила на это внимания.

— Думаю, ты итак знаешь, вы ведь тоже одарённые, разве нет? — ответил Тревор.

— Что вы несетё... — попытался, было, возразить Морган, но сестра отдёрнула его.

— Но ведь это правда.

— Тихо, Робин, — зашипел он на девушку. — Молчи обо всём.

— Зачем? — прекрасно слыша его, вопросил Тревор. — Мне итак всё о вас известно. Семь лет назад вы потеряли родителей из-за обрушившегося на Уичито, ваш родной город, иноземных сущностей. Власти представили это очень мощным торнадо, но вы всё видели и после столкновения с сущностями чудом остались живы. Однако, когда вы поведали о случившимся, вам никто не поверил, напротив, поместили в детскую психиатрическую лечебницу.

Брат с сестрой, опустив головы, угрюмо молчали.

— Я знаю, через что вам пришлось пройти, понимаю, какого это, когда вы знаете правду, но вам никто не верит, — деревянно продолжал говорить Тревор, как робот заученную речь. — А ведь я искал вас тогда. Когда мне рассказали про вас и прислали заключения психиатра, я тут же вылетел в Уичито, но к моменту моего приезда, вы уже сбежали из лечебницы. Все эти годы я пытался вас найти и наконец мне это удалось. Сейчас же я предлагаю вам вступить в мою команду, и тогда у вас будет не просто нормальная жизнь, но и появится шанс отомстить тем существам, по вине которых погибли ваши родители.

— Я хочу! — тут же вскинула голову девушка.

— Робин, нет! — отдёрнул сестру Морган.

— Но я правда хочу этого! Наконец хоть кто-то подтвердил, что всё, что мы тогда видели — правда! Эти твари действительно существуют!

— И что теперь? Идти на них охотиться?!

— Конечно.

— Ты спятила? Это ведь государственная организация, она находится под защитой тех самых ублюдков, кто всю жизнь нам лгал, выставляя сумасшедшими! А ты теперь хочешь на них служить?!

— Да плевать мне уже! — Робин вскочила на ноги.

— Но ведь ты, как и я, ненавидишь подобные заведения! — возразил Морган, вскакивая вслед за сестрой. — Все служащие в государственных учреждениях лицемерные уроды! Хочешь уподобиться им?!

— Я хочу отомстить за маму с папой!

Они продолжали орать друг на друга так яростно, словно поссорились впервые в жизни и, скопив за годы недовольства, разом решили вылить их друг на друга.

Робин обосновывала своё решение тем, что ей надоела та жизнь, что они вели, надоело спать под открытым небом или в заброшках, скитаться из города в город, воровать в магазинах и грабить случайных прохожих, и убивать представителей власти или подпольного мира, чтобы не попасться им в руки или спастись. Морган же пытался вразумить сестру тем, что так они по крайней мере свободны, никто не указывает им как жить, они сами хозяева своих судеб, и что лучше скитаться, чем подчиняться тем, кто, не поверив, разрушили их жизни.

— Свобода превыше всего, Робин! — выкрикнул Морган.

— Да на кой мне такая свобода, мы живём не лучше собак! — рявкнула девушка. — Мне надоело, что ты вечно меня опекаешь! Я хочу хоть раз в жизни принять решение самостоятельно!

Пока Фрэн со скучающим видом курила сидя на полу, Тревор внимательно наблюдал за братом и сестрой и прислушивался к высказываниям каждого.

— Морган, — осторожно позвал он парня.

— Чего тебе?! — рявкнул тот, сверкнув светло-карими глазами, которые в этот момент приобрели красноватый оттенок.

— Какова главная идея твоей жизни?

Этот вопрос поначалу ввёл Моргана в ступор, но потом он кратко и твёрдо ответил:

— Свобода.

Тот же вопрос Тревор задал и Робин, и та ответила:

— Сила.

— А что в жизни для вас самое важное?

— Сестра, — ни секунду не замешкавшись ответил Морган.

— Брат, — одновременно с ним ответила Робин.

Они переглянулись.

— Вижу, вы очень дорожите друг другом, — продолжил тем временем Тревор. — И это прекрасно видеть столь сплочённых между собой людей, родных не только по крови, но и по духу. Ты, Морган, был вынужден заменить сестре родителей, хотя сам всего на два года старше. Ты все эти годы заботился о ней и защищал, и твои опасения вполне понятны. Но ты так же должен осознать, что Робин такая же свободная личность, как и ты, и имеет право принимать собственные решения. Не забирай у неё то, что для тебя самого является главным.

Склонив голову и вперив взгляд в пол, Морган некоторое время стоял молча, но это молчание было настолько тяжёлым, что в пространстве ощущалось сильное напряжение, как при приближении грозы.

— Хорошо, — наконец вымолвил он, тихо, сдавленно, словно решение далось ему с величайшим трудом. — Раз Робин решила работать на вас, я тоже согласен.

— Что ж, — выходя в коридор, протянул Тревор, — тогда пришло время познакомиться с семьей.

В кабинете психиатра в это раннее время царила тишина, нарушаемая только тихим шелестом перебираемых страниц книги. Здесь, в уютном полумраке, создаваемом закрытыми шторами и мягким светом нескольких ламп, в кресле перед журнальным столиком сидела женщина в красной блузе, которую дополняла вишнёвого цвета помада на тонких губах. Её лицо имело ассиметричные черты, поэтому правая половина выглядела словно чуть удивлённой, а тёмно-карии почти чёрные глаза с лёгкой экзотропией угольками выделялись на бледной слегка припудренной коже, что совсем не портило её, даже наоборот придавало особый шарм.

Откинувшись на спинку кресла, психиатр внимательно наблюдала за стоявшим у её большого во всю стену книжного шкафа молодым человеком в чёрных классических брюках и чёрной футболке, который, держа книгу, листал страницы.

— Эррол, — наконец позвала женщина своего пациента. — Ты уже больше года с нами, но каждый раз, появляясь у меня, молчишь. Может ты сядешь, и мы всё-таки поговорим?

— Говорите, я вас и здесь прекрасно слышу, — не отрываясь от книги, произнёс молодой человек.

— Хорошо, тогда, вспомним о жизни, которую ты вёл, до того как попал к нам. Какие чувства вызывают у тебя воспоминания о том, что с тобой было? Сожалеешь ли о том, что тебе пришлось делать?

По-прежнему смотря в книгу, но теперь не различая буквы и строки, Эррол задумался.

В его жизни последние шесть лет, включая проведённый в этой государственной организации год, были только убийства, убийства и убийства. Каждый день был наполнен оружием, последние новинки которых Эррол приобретал у контрабандистов, кровью тех, кого убивал, и одиночеством, ведь у таких, как он, не могло быть близких. Каждый день, как день сурка, начинался, продолжался и заканчивался одинаково: тренировка, завтрак, чистка оружия, выход на клиента, приготовление всех нужных для ликвидации вещей, и само задание, а после только ужин и сон. Так парень и выживал до того, как попал в это бюро и стал рейнджером, а то что было ещё ранее в далёком детстве, даже не помнил.

— Нет, не сожалею, — спустя мгновение ответил Эррол. — Это была моя работа.

Выражение его лица оставалось бесстрастным, без единой эмоции, словно все мышцы, затвердев, навсегда превратили лицо в каменную маску.

— Быть наёмным убийцей с четырнадцати лет не работа, ты же это понимаешь? — мягко произнесла психиатр. — Дети и подростки должны играть, учиться, радоваться жизни, наслаждаться каждым её днём и купаться в любви своих близких, а не убивать людей, потому что пришлось выживать в одиночку в этом мире. Ты был лишён нормальной жизни, того детства, что заслуживают все дети, и совершенно нормально сожалеть об этом.

— Я не сожалею, — безжизненно, не окрасив слова в эмоции, повторил Эррол. — Это была просто работа.

Психиатр мгновение наблюдала за тем, как молодой человек, поставив книгу на полку, взял следующую.

У него была поразительная феноменальная способность скорочтения, когда в течении десяти секунд он мог прочитать целый разворот. Тем он и занимался как в свободное время, так и во время их терапии — стоял у книжного шкафа, проглатывая книгу за книгой в отведённое время. И предпочитал он по старинке бумажные, а не электронные книги.

— Разве тебе не жаль, что пришлось забрать столько человеческих жизней? — вопросила психиатр.

— Нет, — деревянно прозвучал Эррол.

— Потому что не считаешь их за людей? Или потому что они не были тебе знакомы?

— Не думал об этом. Все те, кого я убил, были просто мне заказаны.

Психиатр вновь некоторое время молчала и, хоть знала всю историю его жизни, всё же спросила:

— Ты лишал жизни всех, кого тебе заказывали, включая женщин и детей?

— И женщин и мужчин, молодых и старых, да, — вновь пусто прозвучали слова. — Детей мне ещё не заказывали.

— У некоторых киллеров есть свои определённые критерии в работе, выстроенные на этике или личных убеждениях. У тебя подобного не было?

— Не было.

— Ты об этом не думал?

— Думал, но пришёл к неоднозначному выводу.

— Какому?

— Какие-либо убеждения выживать как правило не помогают, а напротив сильно сковывают руки. Без кредо было проще, потому что мне нужны были деньги на то, чтобы жить, и я делал то, что от меня требовали. Никаких личных мотивов.

— Я тебя понимаю, — мягко произнесла психиатр, задумчиво качнув головой. — Однако хочу, чтобы ты подумал над тем, что я тебе сейчас скажу.

Эррол оторвал взгляд от книги, но не взглянул на неё, а уставился куда-то в стену.

— Никто не имеет права забирать чужую жизнь, — выдала женщина элементарную истину. — Чтобы не произошло, чтобы нас на это не толкало, мы, так как люди, не животные, должны уважать неприкосновенность других людей. Тем более этот мир полон того, через что ты можешь себя проявить без вреда для других. Твоя жизнь бесценна, это факт. Но так же бесценны и все остальные.

Эррол некоторое время не отрывал взгляда от одной точки на стене.

— Ваши слова противоречат тому, что здесь от меня требуют… — начал он, но тут на журнальном столике ярко-зелёным светом загорелась небольшая круглая лампа в виде шара без какого-либо включателя или провода.

— Тревор созывает на собрание, — произнесла психиатр, поднимаясь с места. — Продолжим в следующий раз.

Они вместе вышли из кабинета и направились по коридору, и всё то время, пока шли к месту собрания, женщина, чеканя шаг небольшими каблучками, вспоминала тот вечер, когда схватили Эррола.

Тогда, год назад, её в срочном порядке вызвали в центр Сиэтла, как оказалось, чтобы уговорить этого молодого человека сдаться. Полиция окружила здание, где тот находился, парень лишил жизни члена сената и не успел скрыться. Точнее, как психиатру потом сообщили, Эррола просто сдали, а он, осознав или нет безвыходность ситуации, отказался сдаваться в руки полиции. Тот вечер был безумно страшным, ведь девятнадцатилетний парень просто пошёл в прямое столкновение с вооружённой до зубов полицией, многих из которых лишил жизни. В конечном счёте его обезоружили, но какой ценой… Раненого Эррола, на теле которого, казалось, не осталось живого места, едва успели доставить в больницу. Многие часы хирурги пытались спасти его жизнь и им это удалось. Конечно, теперь Эррол служит в их организации на благо социума, но через что им всем пришлось пройти, чтобы добиться этого, знали только психиатр и директор бюро.

Перед тем как зайти в зал, женщина встряхнула волнистыми волосами — кажется, к Эрролу она невольно привязалась больше остальных, раз была непосредственной участницы той страшной бойни и видела его в предсмертном состоянии, а это было не допустимо.

Зал собраний предстал перед вошедшими в стиле модерна. Постельные тона стен были созданы жемчужно-серым раскрасом и декорированы табачными оттенками древесины, а потолок отливал пыльно-серым оттенком. Прямоугольные большие во всю стену и в пол арочные окна с богатым растительным орнаментом давали много света — утреннее солнце наполнило пространство теплом. Тут и там виднелось декоративное наполнение из латуни и эмали, узорные лампы украшали каждую стену и потолок, ярким штрихом являлись вазы и картины, а вокруг единственного круглого стола в белоснежной скатерти стояли резные кресла с мягкой кремовой обивкой.

В зале уже сидела Фрэн и, закинув на стол ноги в высоких ботинках, длиной чуть выше колен, дымила сигаретой. По правую сторону от неё через место сидел афроамериканец, чья кожа в мягком свете ламп отливала нежным шоколадным оттенком. На нём был пиджак с цветочной вышивкой, изображающей пепельного и белого цвета розы и нежные пурпурные фиалки, а с шеи на полупрозрачную полосатую синюю рубашку спускалась крупная золотая цепь с подвеской в форме латинской буквой «I». Пригладив непослушные волосы, которые так и норовили выпрыгнуть из крепких объятий нанесённого в большом количестве геля, парень наклонился к Фрэн и что-то прошептал ей на ухо, но та и бровью не повела.

Напротив них сидел парень-альбинос, чья кожа, словно только что выпавший снег, казалось, мерцала. У него были длинные собранные в небрежный хвост волосы, линия роста которых сильно размывалась на высоком лбу, а уши, скулы, нос и губы казались розоватыми. Одетый в белую рубашку, с подвязанным у горла чёрным галстуком, он, закатав один рукав, сосредоточенно вышивал на собственной коже узоры.

Через место от него, раскачиваясь на ножках кресла, сидел ещё один молодой человек, одетый в цветастую рубашку простого кроя. Глядя в голографический экран сотового, он то и дело убирал падающие пряди непослушных русых волос в стрижке боб-каре.

Едва Эррол занял между эти двумя парнями место, как в помещение с другой двери вошли Тревор с племянницей, брат с сестрой, пожилой афроамериканец и женщина-азиатка в возрасте.

Встав у своего кресла и уперевшись ладонями в стол, Тревор цепко, словно орёл на охоте, оглядел собравшихся.

— Одной не хватает, — задумчиво протянул он, как в следующее мгновение двери напротив с грохотом распахнулись, и в них, словно ветер, влетела высокая девушка.

— Прошу прошения за опоздание! — звонко пропела она, будто романс, и плюхнулась по праву руку от Фрэн.

На ней были обычные серые лосины и явно растянутая на размер больше и видавшая лучшие годы футболка, при этом столь небрежный вид был смягчён идеальным маникюром, несколькими кольцами, украшавшими длинные тонкие пальцы, браслетами на обеих руках, и очерчивающим тонкую шею чокером и жемчужным колье.

Когда девушка упала в кресло, её объемные волосы в форме маленьких мягких пружинистых колечек упали на лицо, и, отбросив их одним движением головы, она продемонстрировала сияющую белизной широкую улыбку. Несмотря на тёмный бронзовый оттенок кожи, она вся словно лучилась светом изнутри.

— Тебе следовало встроить будильник в мозг, чтобы ты перестала опаздывать, — тихо бросил ей молодой афроамериканец.

Но девушка, не теряя радостной улыбки, взглянула на него и послала воздушный поцелуй, из-за чего лицо парня скривилось в отвращении.

— Что ж, — протянул Тревор, призывая команду к вниманию. — Рад что все вы по-прежнему живы и здоровы. Сегодня хочу представить вам двух новеньких, что присоединяются к нам, — широким жестом руки он указал на стоявших рядом брата с сестрой. — Это Морган и Робин Блэр.

Собравшиеся почти никак не отреагировали на пополнение в их команде. Фрэн безразлично продолжала дымить сигаретой, парень-альбинос, даже не взглянув на вошедших, методично вышивал узоры на своей руке, а парень в цветастой рубашке, едва ли бросив на новеньких взгляд, продолжал смотреть в голографический экран, который очень чётко выдавал движущуюся картинку из порнографического фильма. И только Эррол, девушка с кудряшками и молодой афроамериканец в узорном пиджаке смотрели на брата с сестрой, кто с безразличием, кто с радостью, а кто с высокомерным любопытством.

— Кто-нибудь хочет представиться первым? — оглядев своих подопечных, вопросил директор бюро.

Но ответом ему послужила тишина.

— Как всегда, — устало вздохнул Тревор. — Тогда представлю всех я.

— Как всегда, — передразнил его парень в цветастой рубашке не отрываясь от экрана.

— С Фрэн Кольер вы уже знакомы, — указав на помощницу, произнёс Тревор, и далее, указывая на лучащуюся радостью девушку с кудряшкам, громко добавил: — Это Тэмлин Николлс.

Она помахала Моргану и Робин рукой так, словно они были давними друзьями, а после шепнула Фрэн на ухо:

— Хорошо, что у нас появилась ещё одна девушка.

Та, никак не отреагировав, потушила сигарету в пепельницу.

— Это… — начал Тревор, указывая на молодого афроамериканца.

— Шерман Джон Рид Уолтон, — прервав его, представился молодой человек, откидываясь на спинку стула и не отрывая оценивающего взгляда от новеньких.

Закинув ногу на ногу, он, поправив расписанный цветочными узорами пиджак, сцепил на колене руки, всем своим видом словно бы говоря о себе, как о высочайшей особе.

Тревор же, указывая поочерёдно на парня-альбиноса, Эррола и другого, внимательно разглядывающего порно, представил уже их:

— Это Найджел Уитти, Эррол Арлисс и Хью Брайерс.

— Да пошли они, — выронил оскорбление последний.

— Хью, — поднажал Тревор. — Они новые члены нашей семьи, а семью мы не оскорбляем. Каково наше кредо, Хью?

Тот, скривив губы, отключил сотовый и, отвернувшись, словно весь подбоченился, как петух перед дракой.

— Хью? — вновь позвал его директор.

— Члены семьи, как части собственной личности, поэтому мы должны уважать их, как самих себя, — пробубнил парень.

— Очень хорошо, — медленно кивнул Тревор. — Что ещё тебе следует сказать?

Скривившись так, словно съел нечто гадкое, и причмокнув губами, Хью всё же тихо выронил простое «извините».

— Отлично, — с полным безразличием и даже усталостью протянул Тревор и, выпрямившись, криво приобнял Розу. — Теперь хочу представить всем Розалин Эйс, мою племянницу, которую я взял на должность своей секретарши. Прошу отнестись к ней с должным уважением и приветливостью, как к младшей сестре.

В этот раз все члены команды обратили внимание на стоявшую с опущенной головой девушку.

От охватившего её то ли волнения, то ли страха, Розалин, сильно сцепив руки в замок перед собой так, что побелели пальцы, словно уменьшилась в размерах. Сейчас на ней был обычный брючный костюм, волосы она собрала в слегка небрежный пучок на макушке, из которого торчали более короткие пряди. Уставившиеся в стол глаза были слегка округлёнными, будто девушка со страхом ожидала побоев, которые, естественно, не последовали, и в итоге она быстро оглядела всех собравшихся в этом месте людей.

— Теперь, — произнёс Тревор, поглядев на Морган, Робин и Розалин, — представлю вам старших членов команды, без которых бюро не смогло бы нормально функционировать.

Он кивнул на пожилого афроамериканца, чья кудрявая шевелюра и борода уже полностью посидели, а лицо и руки покрывали точки папулезного дерматоза.

— Это Кваме Мур Каси, он посредник соединяющий нас со всеми остальными государственными организациями и наш адвокат в вопросах юрисдикции. Это, — директор указал на зрелую китаянку в тёмном костюме, напоминающем тактический, — Мэй Ву, главный механик и инженер-конструктор. А это, — указал он на психиатра, — Марта-Брайан Актман, доктор наук и наш блестящий психиатр, к ней вы можете обращаться в любую минуту.

Старшие члены команды тянули доброжелательные улыбки, а Тревор тем временем продолжал, обращаясь к Блэрам:

— Сейчас вас проводят в больничное крыло, там вас осмотрят и введут специальный чип, по которому мы сможем отслеживать ваши передвижения.

— Что ещё за чип? Какого чёрта?! — тут же взбеленился Морган.

— Это необходимое условие для работы здесь. Так как вы всё ещё числитесь преступниками, мы должны ввести чип и передать об этом информацию в соответствующие органы, у которых так же будет доступ к вашему местоположению. С другой стороны это поможет вам жить здесь обычной жизнью и быть свободными в передвижении без охраны со стороны.

— Я не согласен! — вновь начал Блэр.

— Морган, прекрати! — взъерепенилась на него сестра. — Мы уже согласились работать здесь! Уж лучше, чем быть казнёнными!

Не желая идти против сестрёнки, Морган сцепил челюсть, но так, что заходили желваки, красноречиво говорившие о клокочущей в нём ярости.

— После медицинского осмотра, — невозмутимо продолжил Тревор, — вас отведут в столовую на завтрак, а после вы сможете свободно осмотреть здание и ваши личные комнаты.

— Я могу им всё показать, рассказать и проводить! — вскочила с места Тэмлин, вытягивая вверх руку, как школьница на уроке.

— Хорошо, иди с ними, — Тревор вновь повернулся к Блэрам. — С завтрашнего дня у вас начнутся тренировки по физической подготовке и развитию дара. Обучит вас всему Фрэн.

— Эта дрянь? — хмуря брови, проворчал парень.

— Ну-ну, Морган, — покачал головой Тревор. — Ты ведь слышал наше кредо? Тебе его нужно запомнить. Теперь вы рейнджеры - члены нашей семьи. Все мы здесь друг другу братья и сёстры, поэтому прояви должное уважение.

Морган продолжал враждебно сверли Фрэн глазами, тогда как в её взгляде стояло полное безразличие. А вот Робин, казалось, уже забыла, как Кольер несколько раз хорошо подбила ей лицо, и теперь стояла с широкой довольной улыбкой в ожидании новой жизни.