Розалин уже некоторое время делала свою обычную работу, когда в коридоре послышались аккуратные, почти бесшумные шаги дяди, которые она узнала бы из тысячи. У Тревора была странная привычка ходить очень мягко, поступь его напоминала кошачью, и даже если на ногах его были ботинки с массивной подошвой, звук шагов всегда был едва различим.
Услышав шаги Тревора, Розалин вся напряглась, ибо ни одному слову Тэмлин насчёт него поверить так и не смогла, а следовательно и успокоиться. Однако в коридоре мгновением позже послышался звонкий стук каблуков. Этот поспешный, но уверенный шаг Розалин тоже узнала сразу — так в бюро ходила только Марта-Брайан Актман.
Напряжённая, как струна скрипки, Розалин не сразу заметила появившегося в дверях Тревора, но когда осмелилась поднять на него взгляд, не смогла заставить себя поприветствовать его, как обычно. Дядя не казался злым, холодным или недовольным, но, как и всегда, внешне был абсолютно безразличным.
За спиной его показалось лицо психиатра, и Тревор, пройдя к своему кабинету, сухо бросил племяннице:
— Надо поговорить.
Распахнув дверь, директор оставил её открытой, как бы приглашая обоих женщин зайти следом. Розалин и Марта переглянулись, и последняя ободряюще улыбнулась девушке, которая после с видом идущего на заклание барашка медленно поплелась в кабинет.
— Розалин, — едва за женщинами закрылась дверь, Тревор тут же обратился к племяннице, заставив её вздрогнуть и сильнее вжать голову в плечи. — Почему ты нарушила договор? Каждый член персонала должен находиться в рабочее время в бюро, а не появляться на заданиях рейнджеров и мешать их работе.
Розалин даже забыла сесть в кресло, так и осталась посреди комнаты, как провинившаяся школьница в кабинете директора. Сцепив руки перед собой и устремив глаза в пол, она стояла напряжённо выпрямившись, и хоть не слышала в голосе дяди строгости, боялась даже пошевелиться и вздохнуть.
Тревор не торопил племянницу с ответом, терпеливо ожидая, когда она соберёт мысли и сложит их в одно или несколько объяснений, и Розалин медлила. Она пыталась понять, почему, предвидя нападение гангстеров, рванулась из бюро на помощь. Это был импульсивный поступок, который Розалин не смогла контролировать, даже не могла осознать причину. Все ребята не так просты, как казалось ей в первые дни работы, они хорошо обучены и имели преступный опыт, что в таких неоднозначных ситуациях им всем отлично помогал. Как любил говорить сам Тревор — отрицательный опыт всё-таки опыт и тоже может быть полезен. Никто из рейнджеров не нуждался в помощи Розалин, а она сама так и не смогла ответить на поставленный вопрос дяди даже самой себе.
— Розалин, — донёсся до девушки мягкий голос Марты. — Ты можешь рассказать о чём думаешь или чувствуешь, как на наших сеансах. Тревор тебя поймёт.
— Я… не знаю, — наконец выдавила из себя девушка. — Сама не понимаю, почему нарушила договор… Я просто увидела, что ребятам угрожает опасность, видела, как Кэролайн со своими людьми нападает на них, как убивает их…
— Видела? — тут же уточнил Тревор, пристально взглянув на племянницу.
Розалин на мгновение подняла на него глаза и тут же снова опустила.
— Так было всегда, когда я не принимала лекарства, — тихо пояснила она. — Я прекратила давить... дар таблетками и начала видеть картины того, что должно произойти… Я не верила, что могу предсказывать некоторые события… и до сих пор не верю, точнее очень хочу не верить…
Розалин словно не хватало воздуха, она задыхалась в попытке объяснить не объяснимое для неё самой, и от этих стараний на её лбу выступили бисеринки пота.
— Но это не первый раз уже здесь в бюро, когда я вижу, что должно случиться… — продолжала девушка.
— Подожди, — прервал Тревор племянницу. — Ты именно видишь будущие события? Как картинки?
— Я не могу точно сказать… Это не похоже на картинки, мне словно кто-то говорит об этом… Так я видела когда, где и на кого из рейнджеров нападут нергарри, и видела нападение Кэролайн…
— Что ж, — задумчиво протянул Тревор, — это по крайней мере объясняет, как ты оказалась так вовремя в Лорелхерсте… Возможно, твой дар заключается в прекогни́ции… А этот голос, который говорит тебе о будущих событиях, на что похож?
— Голоса… Это много женских голосов… Ну может я что-то путаю, может не женские голоса, но они звучат в высоком регистре, и постоянно кричат… Моя голова скоро не выдержит и разорвётся…
— Очень хорошо, — странно задумчиво протянул Тревор. — С этим, кажется, разобрались, осталось понять, почему ты покинула своё рабочее место. Даже если ты услышала предупреждение о возможном будущем, а это не первый раз, как ты сказала, тем не менее впервые бросилась кого-то спасать. Почему?
— Я не знаю, — повторила Розалин.
— Думаю, знаешь, ведь ты предотвратила убийство Фредерика. Он стал тебе дорог?
— Тревор! — на последнем слове прервала его Марта. — Ты сейчас необъективен! Не внушай Розалин свои умозаключения!
— Дядя прав, — теперь девушка прервала психиатра. — В какой-то степени Фредерик действительно стал мне дорог, как и другие ребята.
— Только потому, что ты стала ассоциировать себя частью семьи, в которой внезапно появился и Фредерик, — мягко улыбнулась Марта и напомнила: — Ты пришла к такому выводу.
— Это точно не Стокгольмский Синдром? — спросил Тревор, на что тут же получил в ответ убийственный взгляд Марты и возмущённый взгляд Розалин.
— Нет, — одновременно жёстко прозвучали женщины, но если для психиатра подобная интонация была привычна, то от племянницы услышать её директор не ожидал.
— Я встретила Фредерика за несколько месяцев до того, как он похитил меня! — низвергая гневные искры из глаз, Розалин впечатывала в уши дяди каждое слово так, словно хотела, чтобы он запомнил их раз и навсегда. — При первой встрече он спас мне жизнь, и вчера я всего лишь отплатила ему этот долг! И если бы Фредерик не похитил меня, а стал бы ухаживать, как делают все нормальные люди, я бы в то время отдала ему предпочтение, потому что тогда он мне понравился!… — девушка тяжело задышала, словно пробежала марафонскую дистанцию, но на деле просто сильно разволновалась, ведь впервые призналась самой себе в том, что только что озвучила. — Жаль, что он оказался больным ублюдком и сделал со мной то, что сделал… За это я не могу простить его и не смогу, ибо это непростительно!.. Но и смерти ему, как и другим людям, я вовсе не желаю. Ведь я так же понимаю, что он нужен здесь, что он полезен для вашего бюро, что вместе все ребята помогают этому миру не погибнуть от лап тех чудовищ, голоса которых я всё время слышу в своей голове!.. Это невыносимо! Хотелось бы, чтобы ничего этого не было, или чтобы только у Фредерика не было полезного для вас дара, чтобы я больше никогда в жизни с ним не встречалась, но нет! Эта действительность ужасна, однако я… — она жалостливо всхлипнула. — Я ничего не могу с этим поделать. Ничего…
Марта и Тревор озадаченно переглянулись, но ничего не смогли ответить на столь бурную тираду, в которой проявились все ранее сдерживаемые Розалин эмоции. Они отпустили её, — директор дал племяннице на этот только зачинавшийся день выходной, — а сами остались наедине, чтобы озвучить собственные мысли насчёт её состояния и дальнейшего пребывания в бюро.
На ватных ногах и в расстроенных чувствах Розалин, вместо того, чтобы запереться в своей комнате, как делала всегда, направилась в столовую, где планировала напиться до беспамятства хотя бы впервые в жизни. Оттирая рукавами блузки лицо от непрошенных, стекавшими градинами, слёз, Розалин прошла весь коридор и завернула к лестничному пролёту, по которому стала неторопливо спускаться, пока не услышала всё ещё пугающий её, но уже привычный голос.
— Спасибо, что спасла мне жизнь, — тихо прозвучали сверху слова признательности.
Розалин остановилась и тяжело вздохнула, словно собираясь с последними силами, которые просачивались, кажется, из каждой поры её тела, как песок в песочных часах спешно скатывающийся по горловине из верхней ёмкости в нижнюю, отмеряя оставшиеся для неё секунды до очередного обморока. Девушка подняла на монстра своих страстных грёз, на ужас своих ночных кошмаров взгляд, впервые храбро встретившись с его притягательными и одновременно отталкивающими глазами в тишине, которая в этот утренний час непривычно окутывала особняк, и от того казалась мёртвой, зловещей.
— Не знал, что моя сестра помогла тебе тогда бежать, — задумчиво протянул Фредерик, не теряя зрительного контакта.
Он не шевелился, отчего казался разговаривающей статуёй, будто не хотел пугать Розалин движениями, которые она могла бы неверно истолковать. Однако девушку даже его неподвижность всё ещё пугала. Сжав до боли кулачки, она постаралась выдержать зрительный контакт, который буквально выбивал из неё весь дух. Ноги слабели неумолимо, хотелось бежать, но Розалин решила, что больше не позволит ему властвовать над собой никогда. По крайней мере она очень надеялась, что так и будет.
— То, что я спасла тебе вчера жизнь… — начала она, стараясь, чтобы её голос звучал твёрдо, однако лёгкая дрожь в нём слышалась всё равно. — В общем, это вовсе не значит, что я дала своё согласие на общение с тобой.
Едва слышно бросив последние слова, Розалин схватилась за перила, ибо чувствовала, что ноги от крупной дрожи вскоре превратятся в труху, как сгнившие брёвна, и не выдержат веса её тела, и, заставив себя не броситься на утёк, как жертва от хищника, стала как можно спокойнее спускаться по ступеням.
Через пару дней, утром сразу после успешно выполненного задания Робин тренировалась с Тэмлин, изучая новые приёмы рукопашного боя, в которые были включены адские растяжки. Хоть лейтенант и была от природы худощавой и стан её был тонким и стройным, как у осинки, тело её было очень сильным и гибким, благодаря годам детства, в которые она обучалась балету. Робин, каждый раз наблюдая за совершенным владением тела Тэмлин на заданиях и в свободное время, которое лейтенант часто проводила в спортзале, тоже захотела научиться акробатике. Тэмлин давно выработала собственный вид ведения боя, где гибкость являлась ключевым моментом, и с удовольствием согласилась обучить коллегу всему, что умела.
Однако не прошло и получаса, как Робин взвыла от боли во время растяжек и усталости. Тэмлин хоть и предупредила, что будет больно, но девушка никак не ожидала, что лейтенант окажется ещё более беспощадной, чем капитан, и начнёт сразу со сложных азов.
— У тебя сильные мышцы, — говорила лейтенант, сидя на полу вместе с ученицей и медленно, но верно разводя её ноги широко в стороны, — но каменные.
Робин вся покраснела, с неё градом лился пот. Стиснув зубы, она, держась за руки Тэмлин, пыталась молча преодолеть боль, но не выдержав, взревела.
— Это больно, больно!
— А ты что хотела? Именно так нас обучали в балетной школе.
— Вот прям так сразу?! — Робин заорала и хотела, было, закончить упражнение, но Тэмлин только сильнее раздвинула её ноги в стороны, вырвав из её глотки крик, похожий на вой раненной волчицы.
— Да, вот так сразу, — очаровательно улыбаясь, пропела лейтенант. — Завтра твоё тело будет адски болеть, боюсь, что ты не сможешь выполнять свою работу, как должно.
— Я сейчас порвусь!
— Не порвёшься, — хихикнула Тэмлин и, растянув ноги Робин ещё на сантиметр, наконец отпустила.
Из глаз бедной девушки невольно потекли слёзы.
— Это больнее, чем получать пули, — простонала Робин, падая на пол.
— Соглашусь. Зато, если сделаешь своё тело гибким, будешь уворачиваться быстрее, сможешь выполнять сложные боевые приёмы. Давай, поднимайся.
— Давай лучше подерёмся, — Робин смогла встать только на корточки. — Я так хоть тело разогрею что ли…
— Не говори глупости, после стычки с нергарри ты уже достаточно разогрета.
— Я тела своего уже не чувствую, — сделала Робин последнюю попытку оттянуть время до нового упражнения.
— Через неделю станет лучше. Конечно, при условии, что ты будешь выполнять все упражнения каждый день и не по одному разу.
Проклиная, что согласилась на это, Робин с обречённым видом прошла за Тэмлин к балетному станку, который показался ей орудием пыток. Пытаясь прямо положить на станок ногу и при этом держать спину идеально ровной, Робин несколько раз упала, едва не сломав себе шею. Один раз через боль во всём теле ей наконец удалось на пару секунд зафиксировать себя в таком положении, но, не выдержав, она вновь с грохотом повалилась на пол.
— Не будь такой безнадёжной, — взмолилась Тэмлин, выдав кривую ухмылку и закатив глаза, словно думала, что Робин симулирует боль и усталость.
— Я больше не могу, — выдохнула девушка, лёжа на полу в форме звезды. — Это не для меня. Зря я на это согласилась.
Снова закатив глаза, Тэмлин присела рядом с Робин на корточки. Некоторое время она терпеливо ожидала, пока ученица переведёт дух, но Робин, облокотившись на руки, приподнялась и посмотрела на неё с извиняющимся выражением лица, что сделало её похожей на ребёнка. Большие тёмно-карие глаза выделялись на бледной, припудренной веснушками, коже яркими блестящими агатами, пухлые губы сложились в бантик, из-за чего на щеках с лёгким румянцем выступили нежные ямочки.
— А ты красивая, — внезапно произнесла Тэмлин. — У тебя уже есть парень?
От столь неожиданного вопроса глаза Робин округлились, из-за чего стали бездонными и похожими на блюдца с плескавшимся в них космосом.
— Нет, конечно, — промямлила она.
— Почему «конечно»? — Тэмлин удивлённо изогнула естественно густые и не выщипанные брови красивой формы.
— Ну так… В нашей работе это ведь нельзя…
— С чего ты это взяла?
Тэмлин уже откровенно усмехалась над невнятными ответами ученицы.
— Ну как же… — нахмурившись, Робин медленно села. — Мы ведь приговорённые преступники, и за нами постоянно следят агенты, мы работаем почти по восемнадцать часов в сутки, у нас ни на что не остаётся времени, даже не полноценный отдых. Мы не можем просто так выйти в город и познакомиться с кем-то.
— Зачем с кем-то где-то знакомиться, когда здесь живёт парень, который тебе нравится? — лукаво сверкая глазами, вопросила Тэмлин.
Робин мгновенно вспыхнула и закрыла щёки ладонями.
— Ты ведёшь себя, как ребёнок, — тихо рассмеялась лейтенант. — Ты что же, ни разу не была с парнями?
— Была, — надув губы, буркнула Робин, не смея взглянуть ей в глаза.
— Тогда, что тебе мешает предложить отношения Эрролу?
Робин едва не задохнулась от возмущения, впрочем это был скорее лёгкий испуг.
— С чего ты взяла, что мне нравится Эррол?!
— Просто у тебя на лице всё написано, — Тэмлин удобнее устроилась на полу рядом с ученицей. — Я заметила, как ты на него поглядываешь, что не удивительно. Эррол действительно красавчик.
Разозлившись, что её так быстро раскусили, Робин произнесла следующее быстрее, чем успела подумать.
— А ты почему ни с кем не встречаешься?! Ах да, я забыла, что твой возлюбленный сам глава Чёрных Карателей!
Улыбка мгновенно сползла с лица Тэмлин, взгляд потускнел и устремился в пол. Она надолго замерла, будто злая колдунья наслала на эту прекрасную фею заклятье окаменения.
— Прости… — испуганно промямлила Робин. — Я не хотела тебя обидеть.
— Ты меня не обидела, — тихо выронила Тэмлин. — Я действительно люблю Руне и хочу ещё хотя бы раз увидеть его, хочу хотя бы раз коснуться его, но… Я уже никогда не смогу быть с ним, и дело здесь не в моём приговоре и не в самой нашей работе. Я просто не хочу возвращаться к прошлой жизни. Даже если бы представился такой шанс, я бы не покинула бюро… А Руне никогда бы не смог бросить своих людей на произвол судьбы… У нас с ним разные жизненные пути, и это уже не изменить.
Тревор после бессонной ночи, проведённой на свидании с очередными врагами, не ушёл отдыхать несмотря на усталость. С возрастом на такой работе организм постепенно привык спать по несколько часов в сутки, и даже если тело разваливалось на части от боли и усталости, сон просто не шёл.
Приняв прохладный душ и сделав небольшую разминку, Тревор вышел из комнаты одетый, как и всегда, с иголочки, в чистый строгий костюм серого цвета. Таких костюмов, абсолютно идентичных друг другу, у него имелось пять комплектов, и всем им перевалило уже за десяток лет. Так было со всей его одеждой, а её было не так уж и много, пять белых рубашек, несколько пар носков и нижнего белья, да единственные на все времена года кожаные уже слегка стёршиеся ботинки с тяжёлой подошвой, которым тоже насчитывалось прилично лет.
Тревор предпочитал проверенное старое, считая его лучшим для себя, чем пробовать что-то новое, ибо неизведанное его страшило. Это касалось всего, не только одежды, но и предпочтений в еде и напитках, которые он привык принимать по минимуму раз в день, и даже досуга, такие как книги, фильмы и музыка. Ему не нравилась современные музыка и фильмы, он предпочитал композиции, которые были хитами в его юные и молодые годы. Что же касается обычных человеческих потребностей, таких как сон, принятие пиши и утоление жажды, Тревор в этом, как и в отношении одежды, был слишком аскетичным. Он не видел смысла в приятных излишествах, в которых не отказывают себе почти все люди на земле, и едва ли тратил два процента от той ежемесячной зарплаты, которую ему выплачивало государство как директору бюро по борьбе с нергарри.
Поправив на груди пиджак, Тревор прошёл к своему рабочему месту и, включив компьютер, стал разбирать на столе бумаги. Здесь были принесённые Розалин документы, отчёты о работе, которые позже пойдут в архив, и письмо в сером конверте, затерявшееся в небольшой груде всех этих важных бумажек. На конверте не было имени получателя или отправителя, ни даже адреса, поэтому, приземлившись в кресло, Тревор поспешно его открыл, ибо прекрасно знал, от кого пришло письмо.
«До меня дошли слухи, что на твоих ребят напала банда Кэролайн Элломард. Т. Н. не пострадала? Жду ответ», — красивым размашистым почерком выстроились буквы перед глазами директора бюро.
Раздался тяжёлый стук в дверь.
— Входи, — бросил Тревор, по звуку этих ударов прекрасно определив гостя.
В кабинет вошла Марта-Брайан Актман и, закрыв дверь, уверено прошла к столу директора, напротив которого опустилась в кресло.
— От кого письмо? — заметив, как Тревор отложил бумагу в сторону, с ходу вопросила она.
— От Руне Адониса, — без обмана прямо ответил директор.
— Что? — вскинув брови, чуть качнула головой Марта. — Ты всё ещё поддерживаешься с ним связь?
Презрительное недоумение, прозвучавшее в её голосе, не удивили Тревора.
— Представь себе, — с несвойственной ему иронией ответил он.
— Почему? — тут же взяв себя в руки, уже спокойнее вопросила Марта, мысленно обругав себя за то, что в последнее время стала терять свою профессиональную маску.
— Каждые полгода на протяжении этих лет Руне интересовался жизнью Тэм… — обратив внимание на голографический экран компьютера, Тревор что-то быстро отпечатал и, задумчиво взглянув в окно, закончил, словно не прошло целой минуты молчания: — А после того, как совершил нападение на бюро, стал писать каждые две недели.
— Он ведь гангстер, разыскиваемый федералами, Тревор. А ты директор государственной организации, — назидательно начала Марта, но не успела продолжить лекцию об этике и долге, что требует конституция любого государства.
— Я помню об этом, но не обязан сдавать его, как в принципе и других преступников, свод моих обязанностей заключается в другом. В добавок, не могу отрицать, но я симпатизирую Руне. Он не просто бандит, которому только дай пушку пострелять по невинным людям, он как раз-таки тот, кто помогает простым людям, которые, надо сказать, — с нажимом чуть громче произнёс Тревор, остановив Марту, готовую его прервать, взмахом руки, — любят его. Недаром у Руне повсюду шпионы, даже среди лиц без определённого места жительства, не говоря о том, что почти любая небольшая организация, будь то кофейня или обувной магазин, благодарны ему за сохранение бизнеса в войне с Элломардами. Его люди и он сам занимаются благотворительностью, спонсируя больцы и кризисные центры для женщин, спасают проституированных женщин и тех, кто был обречён на рабство или продан на органы. Так что да, уж извини, я не могу не симпатизировать Руне.
Вздохнув, Марта прикрыла глаза. Зная, что в обязанности Тревора действительно не входила сдача преступников, даже особо опасных, даже если он знал, где они скрываются, она решила не продолжать бессмысленный разговор, который он уже закончил, отрезав всё своими последними словами.
— Я так и не выявила у Блэров никаких расстройств, — начала психиатр. — Их антисоциальное поведение обусловлено потерей родителей в раннем возрасте и то, что дети остались без присмотра слишком рано, так что скорректировать их повадки и привычки не составляет труда, на терапии оба, и брат и сестра, очень открыты со мной.
— Я рад это слышать, — кивнул Тревор.
— Врачи обнаружили у Моргана параанестезию обеих рук.
— Понятно. Поэтому он часто роняет оружие на заданиях?
— Да, и это чревато для него. В любой подобный момент парень останется открытым, и, сам знаешь, может попасть под удар иноземных существ.
— Как и все мы в любой момент. Хорошо, что Морган сильный дематериализатор.
На его привычно-сухое высказывание, которое обычные обыватели восприняли бы как безразличие к судьбам доверенных ему ребят, Марта не ответила и вновь перевела разговор в другое русло.
— Я поставила Фредерику расстройство контроля импульсов, иными словами у него расторможенность.
— Что не удивительно, учитывая то, в какой среде он рос, — вставил Тревор.
— Как ни странно, психокоррекция идёт легко, так как Фредерик открыт на сеансах и не отказывается от помощи, не отрицает своих проблем. Но он адреналинозависимый, поэтому не может совладать с мгновенными импульсами и на заданиях ведёт себя отчаянно и часто нарушает правила и приказы. Над этим мы с ним тоже работаем.
— Рад слышать, что несмотря на свою неприязнь к Фреду, ты не отказываешься помочь ему.
Марта бросила на Тревора колючий взгляд.
— Я всё-таки профессионал и умею оставлять личные чувства за пределами своего кабинета, — вкрадчиво произнесла она.
— Очень надеюсь, что это так, ведь Фред вовсе не чудовище, даже Розалин уже поняла это.
— Ты что, хочешь их свести?
— Я никогда никого не сводил и не собираюсь, они должны справиться со всеми поставленными перед ними задачами самостоятельно.
— Снова карма? — нахмурилась психиатр.
— Не всё в этом мире можно объяснить наукой, Марта, — развёл руками директор.
— Нет, всё! Проблемы в отношениях между людьми проистекают из детских травм, которые нужно лишь проработать, и Фредерик с Розалин не исключение!
— Любые детские травмы всего лишь причинно-следственный закон кармы, по которому все люди получают ту семью, которую…
— Что?! — Марта вскочила с места. — Которую они заслужили?!
Тревор в ответ лишь глубоко вздохнул.
— Никто не заслуживает жестокой судьбы, и я нежелаю, чтобы ты внушал кому-то из ребят своё буддистско-философическое дерьмо! — рыкнула психиатр.
— Я никому ничего и не внушаю… — попытался вставить директор.
— И я больше не желаю слышать этого от тебя! — Марта развернулась и, грозно чеканя шаг, дошла до двери. — Засунь карму себе в зад, Тревор!
Она вышла, громко хлопнув дверью, но в следующее мгновение, поймав на себе растерянный взгляд Розалин, пожалела о своей несдержанности. По правде говоря, каждый раз, когда разговор заходил о несуществующих вещах, такие как фатум, божественная воля, карма, перерождение — излюбленные темы Тревора, в которые он, не сомневаясь, верил, — её начинала обуревать злость. И вроде Марта понимала, что такая непоколебимая вера в карму по большей части результат шизоидности Тревора, но тем не менее, не могла не взбеситься с того факта, что он, директор бюро по борьбе с нергарри, который ежедневно общается с учёными, может верить в древние выдумки индусов, как тёмный необразованный человек.
Глубоко вздохнув и выдохнув остатки злости, Марта вышла из приёмной, тогда как Тревор, едва она покинула его кабинет, продолжал устало раздумывать над мучавшим его многие годы вопросом о том, что же он такого ужасного сделал в прошлой жизни, что так тесно сплёл собственную судьбу с судьбой этой жёсткой и непримиримой женщины.
До зимнего солнцестояния оставалось две недели, и в очередной день, когда рейнджерам накануне выпала на редкость спокойная ночь, все они, за исключением Фредерика, сидели в обеденный перерыв в столовой. Только в этот раз впервые все они собрались вместе за одним столом, сами, по собственному желанию, а не по приглашению кого-то из самых дружелюбных из всей их команды, коими являлись Робин и Тэмлин. Рейнджеры спокойно обедали, пили, кто чай, кто кофе, кто смузи, кто просто воду, но общались между собой только девушки, и то капитан редко проявляла какой-то интерес к разговору. Парни же были заняты каждый своим делом: Хью просматривал порнографические ролики на сотовом, Найджел вышивал на и без того изуродованной коже, Эррол читал книгу, Морган покачивался на стуле, а Шерман внимательно слушал новости, которые передавал диктор с большого экрана телевизора.
Розалин приняв прохладный душ, чтобы смыть уже, кажется, хроническую усталость, облачилась в чистый костюм и вышла из комнаты. Она тут же замерла в дверях, вновь увидев, как вся приёмная буквально была завалена пышными букетами самых разных цветов. И хоть из всего многообразия отсутствовали розы, которые девушка возненавидела во время вынужденной совместной жизни с Фредериком, она прекрасно поняла, что цветы принёс именно он.
Задыхаясь от возмущения, что притупило страх перед Фредериком, Розалин вышла из приёмной и направилась на его поиски. Проплутав по всему особняку, девушка в последнюю очередь пришла к столовой, где остановилась в нерешительности. Нервно заламывая пальцы и кусая губы, Розалин осторожно всунула голову в открытые двери и, быстро пробежав глазами, спряталась обратно.
Фредерика и здесь не оказалось, что немного встревожило девушку. Не мог же парень просто взять и покинуть бюро в самоволку, не самоубийца же он в конце концов. Розалин стала размышлять над разными вариантами отсутствия Фредерика в бюро, потом догадалась, что он скорее всего затаился в своей комнате, и пыл её поубавился. Идти в пещеру зверя в планы девушки не входило, она тоже не самоубийца.
И только Розалин пришла к такому выводу, как позади себя услышала мерные шаги, а после и движение воздуха от появившегося за спиной человека. От догадки, что это Фредерик, Розалин обуял животных страх — выработанная психикой привычка после пережитого сковала её тело холодом, словно вся кровь в жилах мгновенное превратилась в лёд. Розалин не могла заставить себя обернуться, душа её затаилась где-то глубоко, в самой темноте сознания, а мысли разом исчезли, оставив в голове звенящую пустоту. Из-за этого она не слышала, как поприветствовал её Фредерик, и очнулась только когда её шеи прохладой коснулось нечто невесомое и на ощупь бархатистое.
— Это ожерелье просто знак моей благодарности за то, что спасла жизнь, — донёсся сквозь гул в ушах голос Фредерика, который обошёл её и предстал перед глазами, из-за чего девушка вздрогнула. — Говорят, жемчуг носила богиня любви Афродита, а белый жемчуг ещё и символ чистоты.
Розалин коснулась ожерелья кончиками пальцев, ощутив слоистую, неровную поверхность жемчужин.
Мгновение они смотрели друг другу в глаза, как прилепленные, но видя, что Фредерик не предпринимает попыток приблизиться к ней, вновь коснуться и не собирается сказать что-то ещё, Розалин почувствовала себя увереннее.
— Мне не нужны от тебя подарки, — нахмурившись, она подцепила пальцами нить ожерелья и с силой рванула его.
Жемчужины рассыпались по полу с мягким шелестом, но Фредерик никак не отреагировал на столь очевидный отказ от его дара, лишь продолжал смотреть на Розалин недвижимым взглядом, какой бывает только у мертвецов.
— И трупы цветов забери с моего рабочего места, — отчеканила девушка. — Ты для меня по-прежнему невыносим, и я не желаю, чтобы хоть одна вещь напоминала мне о твоём существовании.
Пока силы окончательно не покинули её, Розалин круто развернулась и, оттирая выступивший на лбу пот, быстро пошла прочь на дрожавших ногах.
Фредерик проводил её пустым взглядом и, обернувшись ко входу в столовую, вошёл внутрь с безразличным видом. Уже на подходе к столику, перед тем как плюхнуться на свободный стул, кем-то явно для него припасённый, он услышал обрывки девичьего разговора.
— Наш папа был очень чутким как к маме, так и к нам, — говорила с нежной улыбкой Робин, вкусившая тёплых воспоминаний. — Самый лучший отец, которого только можно желать, и самый лучший муж… Если бы у меня была иная жизнь, я бы хотела, чтобы у меня был такой муж, — при этих словах она зарделась и украдкой взглянула на Эррола.
— Когда умерла мама, отец начал насиловать меня, — вдруг буркнула Тимлин.
Мечтательная улыбка тут же слетела с губ Робин, а взгляды всех остальных рейнджеров, даже безразличной Фрэн, даже избегающего любого контакта Найджела и не заинтересованного в общении Эррола, обратились к лейтенанту, которая, ни на кого не посмотрев, с самым обыкновенным видом продолжала шумно всасывать из трубочки сок.
— Чёрт! — громко выронила Робин.
В её голосе и глазах отразился ужас. Даже, казалось, длинные рыжие волосы встали дыбом, как дрогнувшее пламя в костре, не хватало только искр.
— Дерьмо, — протянула капитан и затушила огарок сигареты.
— Точно дерьмо, по-другому такого папашу и не назвать, — со смачным презрением выплюнул Морган сквозь зубы. — Подонок.
— Ну ты же отомстила этому ублюдку, — не то спросил, не то утвердил Хью, убрав телефон в карман брюк и уставившись на лейтенанта пристальным взглядом в ожидании ответа, который так и не последовал.
— Моя мать, родив меня, бросила меня на отца и куда-то свалила, — нехотя протянула Фрэн, которой откровенность вообще не была свойственна, но говорила она явно для того, чтобы отвлечь внимание всех от Тэмлин. — Папаша мой архитектор и раньше был постоянно в разъездах по работе, куда и меня с собой брал, но я всё равно большую часть времени была предоставлена сама себе. А сейчас он всё ещё уверен, что меня нет в живых.
— Он тебя похоронил? — спросила Робин.
— Ну да… Я подстроила свою смерть.
— Жестоко ты с ним… Почему не скажешь, что всё ещё жива?
— Потому что, — отрезала Фрэн, опрокинув в себя остатки вина в бокале.
— А кто в твоей семьей азиат, мать или отец, или… бабушка с дедушкой… — последние слова Морган произнёс так тихо, словно боялся сболтнуть что-то расистское. — Что?! — мгновенно взбеленился он, поймав на себе убийственный взгляд Фрэн. — Внешность у тебя интересная, вот и спросил…
Слова прозвучали так неубедительно, что Морган сам отвёл от капитана взгляд и даже отодвинулся чутка в сторону, а Фрэн взялась за новую сигарету и просто ответила:
— Отец китаец, мать американка.
— А мой отец конченный гомофоб, — решившись, обронил Шерман.
— Да это уже все знают, заткнись, — хмыкнул Хью.
— Этот ублюдок заплатил психиатрической лечебнице, куда меня насильно положили, чтобы изменить мою ориентацию, — не обратив на его выпад внимания, продолжил Шерман.
— Вот же козёл, — утвердила Робин. — Не думала, что средневековые методы до сих пор в ходу в наше время.
— А это никогда не изменится, где-то всё равно будут верить в то, что ориентацию можно изменить, или что гомосексуализм от лукавого, — усмехнулась Тэмлин.
— Но это же родитель, — утвердила Робин. — Родной человек, который по факту обязан любить и принимать тебя таким какой ты есть, а не калечить твою душу и тело… Ужасно, что люди, которым дети по факту рождения доверяют, так поступают с ними. Родитель обязан любить и уважать своё дитя, иначе для чего давать жизнь? Я не понимаю…
— Наивная, — хмыкнул Фрэн.
— То, что моя сестра верит в чистую бескорыстную родительскую любовь, то что и должны быть у каждого ребёнка, не наивность, — грозно произнёс Морган.
— Вам просто повезло.
— Часто родители дают детям жизнь, чтобы поиздеваться, — утвердила Тэмлин.
— И чтобы воплотить все свои извращённые идеи, — вторил Найджел.
— Или чтобы использовать как грушу для битья, — хмуро добавил Хью.
— Или чтобы через ребёнка достичь того, что не смогли сами, — подытожил Шерман. — Чаще родители нетерпимы к собственным детям, они воспринимают их как предмет личного пользования, но не как отдельную от них личность. Так что да, ребята, — он красноречиво посмотрел на Блэров, — вам сильно повезло, что вас не использовали как жалкие тряпочки, которыми вы в принципе и являетесь.
— Шерман, — устало закатила глаза Тэмлин.
— Тебя это тоже касается, — откинувшись на спинку стула и сцепив руки на колене, жеманно бросил он лейтенанту.
Морган уже двинулся вперёд, чтобы опробовать кулаком лицо зазнавшегося коллеги, но Тэмлин с лёгкой улыбкой качнула ему головой.
Морган сел обратно, и тут в затянувшей между ребятами тишине прозвучал голос Найджела, который, разглядывая законченный рисунок на руке, с безумной улыбкой мягко произнёс:
— Вот Эррол крут.
Робин тут же с жадным интересом взглянула на него.
— Знаете, почему он единственный, кому без сомнений можно доверить свою жизнь? — спросил Найджел и, не дождавшись ответа, тут же добавил: — Потому что он смог убить своего отца.
У Робин глаза округлились от такого заявления.
— Что-о? — протянул Морган, сдвинув брови так низко, что они оставили на лице мрачные тени.
— Да, он крут, — довольно ухмыльнулся Хью. — Я вот своего долбанутого папашу так и не смог грохнуть.
Морган хотел, было, что-то вставить, но тут по новостям передали что-то важное, ибо работники столовой увеличили на телевизоре громкость.
«… две мафиозные группировки сошлись в центре Капитолийского холма сегодня ночью, — произнёс с экрана диктор. — По предварительным данным „Чёрные Каратели“ напали на нынешнего главу „Семьи Элломард“, имени которого до сих пор никому не известно. Что послужило поводом для нового конфликта нам так же пока не известно. В перестрелке между мафиями пострадало около тридцати жителей города, трое из которых погибли, ещё девять были доставлены в больницу в тяжёлых состояниях. Так же задержаны двадцать три члена из обоих группировок…»
— Руне… — шепнула в пространство Тэмлин, на лице которой проступили тревога и страх за жизнь любимого человека.
Она продолжала вслушиваться в имена тех, кто был убит и кого задержали из числа Чёрных Карателей, с замиранием сердца ожидая услышать имя Руне Адониса. Фредерик так же внимательно слушал диктора, но в отличие от лейтенанта на его губах играла недобрая ухмылка. Убитых со стороны Семьи Элломард было больше, глаза бывшего мафиози блестели от удовольствия, а душа жаждала услышать имя сестры.