Тарзанариум Архимеда

14 марта 1932 года, Аламогордо (штат Нью-Мексико, США)

Билл Маккольн с трудом выходил из полубессознательного состояния, приподнимая тяжелую, как гиря, голову. Она болела так, что казалось, словно ее огрели прикладом винчестера. А может, и действительно огрели? Он огляделся, пытаясь вспомнить сразу весь вчерашний день. Дешевая меблировка такой же дешевой гостиницы явно не способствовала этому. Поскольку была ему совершенно незнакома. Или знакома?

Со стоном Билл откинулся на влажную от пота подушку, одновременно засовывая под нее руку. Старый дружище «кольт» был на месте. Значит, все обстоит более или менее нормально. Но, все-таки, более или менее?

Устав от непривычно длинного ряда вопросов, Маккольн, кряхтя сел на кровати и изо всех сил потер руками лицо. В нос шибанул запах перегара. Странно, но это почему-то отрезвило его почти мгновенно. Брезгливо поморщившись, Билл вспомнил вчерашнее утро, когда он оставил-таки копов с носом. Вот с этим самым крупным носом, который сейчас вдыхает не выветрившиеся ароматы отвратительного пойла.

И из чего его только гонит этот морщинистый, словно ящерица, муншайнер[3], встретившийся Биллу вчера вечером в баре с громким названием «Лунная Юкка Страны Очарования»?! Впрочем, когда он шепотом, с многозначительным подмигиванием, заказывал чай, а потом, стараясь не поперхнуться, тянул из чашки совершенно иной крепкий напиток, тот не показался ему таким уж отвратительным. Скорее даже наоборот. В горле у него тогда пересохло, а тело было насквозь пропитано липкой холодной изморосью туманов Скалистых гор.

Нет, запутал он следы на «отлично»! Копы ищут его сейчас в Карлсбаде, а он, изрядно попетляв по окрестностям Розуэлла, направил свой старенький «ройс» через перевалы. В Аламогордо. Конечно, до мексиканской границы отсюда дальше, чем от Карлсбада, но это компенсируется большим спокойствием. Как там говаривал старенький учитель-испанец в их техасской школе, рассказывая о рычаге Архимеда? Проигрываем в пути — выигрываем в силе. Билл плохо запомнил школьный курс, да и в колледже, не блистал знаниями, больше напирая на спорт, но эти слова почему-то глубоко врезались в его память.

Память, оно конечно… Но что же еще вчера вечером было? Маккольн напрягся, вырывая из серого вещества обрывки воспоминаний. Багаж спрятанный под камнем на окраине Аламогордо… Пьяные разговоры с сухоньким стариком-муншайнером… Нелепые предложения о контрабанде самогона вместо нормального спирта… Какая-то потаскуха, которую он выставил из своего номера…

Черт! Разговоры он зря разговаривал. Прожженным бутлегером от него несет за версту. Интересно, ничего больше не выложил? Не должен. Пребывание в команде Аль Капоне научило крепко держать язык за зубами в любом состоянии. Это вчера он расслабился. Устал. Проклятые гуверовские ищейки плотно сели на хвост. Гнали его от самого Чикаго. Из пятерых парней остался он один и отрываться в одиночку от своры полицейских было трудно. Очень трудно. Да еще через пустыню. Но он смог! Смог!..

«Не спеши», — охладил самого себя Маккольн, подходя к окну. Запыленный «ройс» с помятым бортом стоял под облезлой оградой. Над горами вставало солнце. Багаж ожидал его на выезде из городка. «Хвалить себя будешь в Мексике. И моли Бога, чтобы не пришлось прорываться через границу со стрельбой и пулей в области сердца. Или живота». Ах, Мексика, Мексика!.. К черту все! Затаюсь на пару лет. Отдохну. Устал…

В дверь постучали.

Билл метнулся к кровати, выхватывая револьвер из-под подушки, и замер сбоку от входного проема.

— Кто там?

— Ваш завтрак, мистер Николь.

Николь?! Ах, да! Именно так он вчера представился в орхидейно-лунном и пустынном, как и весь этот городок, салуне. Ну, что ж, Николь, так Николь. Билл опустил револьвер, завел руку за спину и открыл двери.

В лоб ему уперся длинный ствол железного собрата его оружия.

— Спокойно, — выдохнул прямо в лицо Маккольна усатый толстяк в форме шерифа. — Спокойно, дружище.

За его спиной маячило еще два человека. Как темно-зеленые кактусы в красной пустыне Среднего Запада. Форма у «кактусов», впрочем, была черной.

— Брось оружие, — дружелюбно посоветовал шериф. — Не нарывайся на неприятности, парень.

Маккольн вяло разжал кулак и его «кольт» глухо упал на пол.

— Вот так. Молодец, — не оставляя добродушного тона, нагнулся за оружием не званный — очень не званный! — визитер. А руки его напарников уже ощупывали тело Маккольна и профессиональными движениями обшаривали гостиничный номер.

— Чисто, сэр, — через минуту доложил один из них.

— Вот и славненько, — отдуваясь и обмахиваясь широкополой шляпой, выдохнул шериф и присел на кровать. — Один — на выход, второй — под окно. Машину потом вместе посмотрим. А пока мы с мистером Николем, — это имя он произнес с явной насмешкой, — про жизнь нашу неустроенную говорить будем. Или устроенную, Маккольн? — кольнул он Билла взглядом из-под широких мохнатых бровей.

Тот спокойно пожал плечами:

— Вы принимаете меня за кого-то другого, сэр.

— Да ну! — деланно изумился собеседник, приподнимая свои моржовые усы. — Надо же! Старым стал. Зрение подводит. И память.

Билл молчал, глядя в окно. Вот и все. Попался. Просто и банально. Шериф сверлил его насмешливым взглядом.

— Да присядь ты, — в конце концов прокряхтел он. — Вон и стульчик в углу стоит. Удобнее будет и тебе, и мне. Поговорить надо.

Билл бросил на него быстрый взгляд. Хотя револьвера старик так и не опустил, но процедура ареста пошла в каком-то незапланированном направлении. Интересно, в каком? Ладно, сейчас разберемся. Маккольн потер нос, взглянул в окно, за которым уже расхаживал полицейский, и тяжело опустился на стул. Улицу с него тоже было видно не плохо.

Шериф заметил деланно равнодушные, но острые, взгляды Билла и усмехнулся:

— И не думай, дружище. Я-то старый, но помощнички у меня — кровь с огнем. С прицельным огнем, заметь, Маккольн.

Билл снова пожал плечами:

— Я же сказал, что вы ошиблись.

— Угу. Это ты, братец, ошибся, когда через перевал поперся. Наши козлы горные от радости, конечно, заблеяли, когда подумали, что ты на Карлсбад дунешь. Там дорога, мол, до самых пещер просматривается да простреливается. Наперерез поскакали. Молоды еще… Но ты ведь не прост, Маккольн. Не прост ведь, а? — Неожиданно в упор спросил шериф. И поняв, что отвечать ему не собираются, продолжил: — Если б ты был таким уж простаком, то в двадцать девятом, после чикагского Дня Валентина[4], тебя сразу же повязали бы. Я, брат, тогда именно в Чикаго дослуживал, — как-то мечтательно протянул шериф, — но уже собирался в кактусовом штате[5] век доживать. А чего? Работенка не пыльная. Места спокойные. Если кто хочет в Мексику махнуть, то почему бы не помочь? За умеренную, естественно плату. Я же, — нагнулся старик к Биллу, — не верю почему-то, что ты к мексикашкам в гости пустой едешь.

Его, только что добродушные, глаза смотрели холодно и внимательно. Билл даже внутренне поежился. Да, старик тоже не прост. Свояк свояка видит из далека.

Билл пожал плечами в третий раз:

— Номер вы обыскали. Машину, я думаю, еще раньше. Какие деньги у… бедного университетского преподавателя латиноамериканской истории, находящегося в командировке, — на ходу придумал он.

Шериф привел себя исходное положение и поиграл в воздухе стволом кольта.

— Хочешь быть историком, будь им. Сочиняй истории. Никто тебе не запрещает. Но, насчет твоей бедности позволь усомниться.

Он помолчал, а потом прокряхтел:

— В общем так, Билл Маккольн, такса за открытие визы таким почтенным туристам, как ты, стоящим полмиллиона, у нас составляет сто тысяч зеленых. Полста — мне на старость, по двадцать мои молодым помощникам — на развлечения. Десять — чтобы тебя на той стороне без скандала встретили. Перейдешь границу спокойно. Все основные силы сейчас Карлсбад вверх дном переворачивают. Это я отпросился на всякий случай. Правильный, впрочем, оказался случай. Да, дружище? — спросил шериф.

Маккольн лихорадочно просчитывал в уме варианты поведения. Особенно его поразила точная цифра, названная шерифом. Именно такое количество баксов они с ребятами положили в потрепанный портфель, засунутый сейчас под обломок известняка на околице Аламогордо. Неужели кто-то из ребят?..

Маккольн быстро вспомнил всех их. Джека хлопнули еще в Иллинойсе. Майка они потеряли в Айове. Пит изошел кровью в Небраске. И уже в Колорадо Билл остался один, похоронив Сэма на заброшенной ферме. Нет, все они были надежными партнерами. Кроме того, моржеподобный старик не догадывался, кажется, что рядом с портфелем лежит еще одна сумка. С двумястами тысячами долларов. Его личными долларами, о которых никому ничего не известно. Но, черт возьми, как откупиться от шерифа, не насторожив его появлением второй части багажа?

Старик иронично наблюдал за Маккольном.

— Мне кажется, что ты уже согласен, — наконец добродушно прокряхтел он. — Но, кое-что тебя смущает. Наверное, точность подсчета?

Билл машинально махнул головой.

— Я помогу тебе, дружище. И еще кое в чем могу помочь, — загадочно бросил шериф. — Ты Сэма Трейнера, по прозвищу Бита, давно знал?

Маккольн замялся, а старик уже отвечал за него:

— С двадцать третьего. Когда в Оклахоме военное положение объявили из-за возрождения, слава Богу, Клана. А потом, в двадцать пятом, ты вместе со всем Ку-Клус-Кланом и дружищем Битой пошел в поход на Вашингтон. Я, брат, тоже там присутствовал. И с Сэмом мы тогда очень хорошо познакомились.

«В каком качестве?» — растерянно метнулось у Маккольна. А старик уже сделал мимолетный приветственный жест Клана. И Билл машинально ответил на него. Они, усмехаясь, посмотрели друг на друга. Глаза шерифа, впрочем, сразу же посуровели, покрывшись свинцовым налетом.

— Не расслабляйся, — бросил он, — разговор еще не окончен. А ну вспомни, по чьей наводке вы не через Техас рванули, а через наши края? — И, заметив, что Маккольн сразу же вспомнил уговоры Сэма, добавил: — То-то же… Ждал я вас тут. Однако, братство — братством, а коммерция — коммерцией.

Билл снова поскучнел. Шериф погладил усы и почесал лоб стволом «кольта».

— В общем так, мистер Маккольн… Меня, кстати, Стивеном звать. Стивен О'Брайен к твоим услугам, дружище. А ты, надеюсь, к моим…

Билл упрямо молчал. О'Брайен тяжело вздохнул:

— Какой-то неразговорчивый ты сегодня. Наверное, вчера все выговорил, — и он, в конце концов, засунул револьвер в кобуру. — Тут вот какое дело, Билл. Живет здесь у нас, невдалеке от Аламогордо, интересная семейка. Даже две. Но на одном ранчо. Даже дружно живут. Но одна семья белых, а другая — ниггеров. Странно это. А ведь пословица есть: «Между человеком и скотиной Бог создал промежуточное звено — негров»…

Маккольн зашевелился:

— Мой дед по иному говаривал…

— Ну-ну… — заинтересовался шериф.

— Между человеком и негром Бог создал промежуточное звено — скотину.

О'Брайен коротко хохотнул, откидываясь на кровати:

— Голова была у твоего деда! Как звали-то его?

— Эрик.

— Ах, голова, этот Эрик Маккольн! Любил его?

— Он, в основном, меня и воспитывал.

— Любил, значит. Ну, что ж, Билл, во имя деда и головы его разумной, я думаю, ты согласишься нам помочь?

— Смотря в чем.

— Да дело простое. Запланировали мы на сегодня эту черно-белую, полосатую, семейку, про которую я тебе говорил, уму разуму поучить. А то чересчур Арданьяны — это которые белые — разошлись. Наши ребятишки немного младшего Хастона — это из тех, которые черномазые — помяли, чтоб не лез, куда не надо, так тут Симон с сынком своим Пьером такую войну устроили, что — ой! Сам Симон Арданьян парень болезненный. Говорят, в России когда-то на пулю нарвался. Подрабатывал он там. Но сынок его ловок. Да и старый Ник Хастон, даром, что чернопупый, но медведь медведем. Оружие, опять же, какое-то непонятное у них есть. В общем, разобраться надо.

Маккольн настороженно слушал О'Брайена.

— А я тут при чем?

— Так про деда же память, — широко заулыбался шериф. — И еще одно. Парнишка мой ключевой ногу вчера сломал. А ты, я знаю, и в драке не плох, и стреляешь метко. Аль Капоне второсортного товара не держал.

— Не держит, — набычился Маккольн.

Шериф развел руками:

— Да по мне… Однако, после октября прошлогоднего[6] все вы как-то унывать начали. Вот и ты. Не от хорошей ведь жизни к мексикашкам подался?..

Ответить Биллу было нечего.

— Вот, вот, — покачал головой шериф. — Короче, дружище, нужно мне, чтобы ты моего ключевого подменил на сегодня. А то побаиваюсь, как бы чего не вышло. А потом дуй в свою Мексику, а, может, и дальше.

Маккольн задумчиво пожевал губами:

— Такая работа, наверно, должна неплохо оплачиваться…

О'Брайен удивленно развел руками:

— Так ведь во имя деда! И во славу Клана.

— Кроме имени и славы любому человеку материальная поддержка нужна. Чтоб от голодухи не загнуться, — уперся Билл.

— Ты загнешься, — стрельнул глазами шериф. — Сам, кого хочешь, загнешь. Впрочем, — задумчиво посмотрел О'Брайен на низкий потолок, — я тебе заплачу. И довольно неплохо. Скажем, сорок тысяч. Цена, по-моему…

— Из моих, естественно, запасов, — хмуро перебил его Маккольн.

— А что? Поработаешь сегодня, отстрелишь мне шестьдесят кусков вместо сотни и — гуляй, парень! У тебя есть другие варианты?

Теперь уже наступила очередь Билла разводить руками.

— Только мой багаж берем после работы и без свидетелей, вдвоем, а деньги — на самой границе.

Они ударили по рукам. Руки у обоих были красные. У шерифа от пустынной пыли («Обыскивал таки машину!» — догадался Маккольн), у него самого… Вина вроде вчера не пил. Может, проститутку зацепил, когда из номера выставлял? А, впрочем, все равно. Главное, что он получил отсрочку. А там, может, и ситуация изменится. Мало ли чего… Хотя, судя по настороженно-насмешливому взгляду О'Брайена, вряд ли. Ну, посмотрим…

В детали своих планов шериф посвящал Маккольна уже на ходу, перед тем послав конную группу из пяти человек испано-индейской наружности по направлению к ранчо со слюняво-романтическим названием «Лунный Замок». Вспомнив о салуне, в котором он нагрузился вчера самодельным виски под самую завязку, Билл поморщился и подумал: «Какой-то край лунатиков! Впрочем, первобытная природа и такая же глухомань явно способствуют этой хворобе».

Они тряслись на его «ройсе» по извилистой каменистой дороге. Один из напарников О'Брайена, приходивших утром в гостиницу, вел машину, а второй напряженно замер рядом с ним на переднем сидении. Шериф и Маккольн устроились сзади. Стивен, постоянно отдуваясь и ежеминутно вытирая лоб огромным клетчатым платком, бубнил Биллу на самое ухо:

— Короче, хотел я этого Эммануила Хастона сразу же арестовать да засадить. Он, конечно, еще мальчишка и прав был бы для присяжных в той ситуации на сто процентов, но поднимать руку на белого, это уже чересчур даже для нашей демократии. — Последнее слово О'Брайен произнес с нескрываемой иронией.

— Разбаловал Гувер американцев, — согласился с ним Маккольн.

— И не только. Где его цыпленок в каждой американской кастрюле, что он на выборах обещал? Посмотри, что в стране творится. Разруха полная.

— Вот, вот… А он в это время таких деловых людей, как Капоне, врагами нации объявляет, — бросил Билл.

Последняя фраза явно не понравилась О'Брайену, потому что он особенно протяжно выдохнул воздух — даже усы его моржовые вздыбились — и так крепко вытер лоб платком, что казалось кожу сейчас сдерет.

— Ладно, — пробурчал он. — Новые выборы идут. Посмотрим. Мы отвлеклись, однако. В общем, арестовал бы я Эммануила. Да папаша его с Симоном объявились. Сначала рукопашную устроили, а потом начали из каких-то револьверов странных палить. — Тут шериф сделал недоуменную паузу, а Маккольн быстро взглянул на него. — Отбили, короче. И на ранчо уволокли. А ранчо это, дружище, надо видеть. Настоящая крепость. Просто так не сунешься. Поэтому действуем так. Ребята мои сейчас позиции занимают вокруг «Замка». Он в котловине небольшой находиться. Они на скалах засядут. Мы с Тони и Ником, — О'Брайен мотнул головой на переднее сидение, — выйдем из машины немного пораньше. Тебя прикрывать будем.

Маккольн всем корпусом повернулся к шерифу:

— Не понял.

— А чего тут понимать? Ты — университетский преподаватель, находящийся в командировке. Сам говорил. Заблудился. Случайно выехал на ферму. Про дорогу станешь расспрашивать, внимание их отвлечешь, а тут и мы объявимся… Арестую я все-таки этих ниггеров, — мечтательно протянул О'Брайен. — Ну, а с судом мы потом разберемся.

— А если не арестуешь? — засомневался Билл.

— Так хоть поучим немного. Покажем черномазым, кто есть кто и где их место.

Маккольн задумался. Что-то ему не нравилось. Довольно крупные силы, стягиваемые к месту рядовой стычки. Определенная неуверенность шерифа. Выдвижение его самого в передние ряды. Да и про оружие какое-то непонятное О'Брайен уже пару раз упоминал.

— А какими это стволами они твое доблестное воинство перепугали? — поинтересовался Маккольн, внимательно наблюдая за стариком.

Тот немного замялся и нехотя ответил, внимательно изучая запыленные пейзажи, рывками, как раненная змея, проползающие мимо машины:

— Ну, похожи они на здоровенные кремниевые пистолеты времен освоения Америки, — и, заметив, что Маккольн готов бросить что-то ироническое, опередил его: — Да ты не веселись, не веселись, дружище! На вид-то они древние, но стреляют!.. И непонятно — чем. Даже звука не слышно. Шипение одно.

— Так, может, это ребятишки сами шипят. В войну играют? — сыронизировал таки Маккольн.

О'Брайен пренебрежительно фыркнул.

— Как же, играют! А как они лучи из этого антиквариата пускают? И после этих игр у людей — ожоги, а дерево вспыхивает, как спичка. В общем, дружище, держи ухо востро, а нам, — он похлопал водителя по плечу, — вставать пора. За тем поворотом, Маккольн, ранчо увидишь. А мы уж пешочком. Разомнемся немного…

Перед тем, как сесть за руль, Маккольн огляделся по сторонам. Глиняная полоса под названием «дорога» была разрыта ухабами, с торчащими, во все стороны, камнями. Между плоских гор уже виднелась равнина, на которую она выходила. Эта равнина тянулась до самой мексиканской границы, и у Билла мелькнуло: «А может рвануть сейчас?..» Но мысль о багаже и ощущение напряженных взглядов в спину быстро освободили его от этой мысли.

Он снова взглянул на дорогу и та, зажатая между невысоких скал, ощетинившаяся острыми булыжниками, напомнила ему пасть с оскаленными зубами. Да, вцепились в него крепко. Все правильно — бежать отсюда некуда. Билл мягко тронул машину с места.

За поворотом открылась небольшая котловина, окруженная такими же небольшими и редкими возвышенностями. Ее округлая форма напоминала форму лунного кратера. Только грунт был красноватый, как засохшая кровь. Маккольн непроизвольно взглянул на свои руки. Они были чистыми: в гостинице О'Брайен позволили ему привести себя в порядок. На зубах скрипел песок. В котловине расположилось несколько строений, окруженных добротной каменной оградой. Ее назначение в этом пустынном краю было непонятно. Назначение нескольких голов, торчащих из-за верхушек окружающих скал, было понятно более чем. Впрочем, увидел их только Билл: снизу, с территории ранчо, их заметно не было.

Само же ранчо напомнила Маккольну пустынный поселок рудокопов, встреченный им по дороге через перевал. Такой же заброшенный и такой же настороженный всей своей пустотой. Впрочем, строения впечатления заброшенных не производили. Однако их квадратная архитектура была несколько чужда постройкам этого штата, потому что в ней ощущалась некая холодная функциональность. Как у чикагских небоскребов. Хотя по высоте до последних они явно не дотягивали. Да и серебристой, плоской, совершенно круглой крыши наиболее высокого из строений «Лунного Замка» невозможно было представить в каменном лесу Чикаго. Не росли там такие бетонные грибы с приземистой кубической ножкой. Вдалеке, на самом горизонте, виднелась решетчатая конструкция какой-то башни.

Уже спускаясь с возвышенности, Маккольн заметил атлетическую фигуру, быстрым и четким шагом пересекшую пространство между двумя квадратными домами и остановившуюся возле черного проема дверей, как-то внезапно открывшимися перед нею. Потом каменная ограда скрыла двор со странной фигурой из поля зрения. «Странной» потому, что в последний момент Маккольну показалось, что кожа ранчеро ртутно поблескивает в лучах солнца. Непонятный холодок пробежал по его коже. Люди бывают белые, черные. Красные, в конце концов. Но блестящие?!..

Помятый последними неприятностями «ройс» замер возле ворот из рифленого железа. Выходить Маккольн не спешил. Ему казалось, что его разглядывают. И не сзади, где находился О'Брайен, не со скал, за которыми прятались его люди, а именно из-за этой, наглухо закрытой и без следов хоть каких-нибудь отверстий, двери. Взгляд этот был холоден и недоверчив. Маккольн неуверенно улыбнулся. Неизвестно кому. Поэтому улыбки не вышло.

Очень естественно чертыхнувшись, Билл хлопнул подтяжками, незаметно проверив, как держится под пиджаком старый проверенный «кольт», и выбрался из машины. Оглянулся — шерифа с копами видно не было — и громко застучал по громыхнувшему железу. Несмотря на довольно жаркое солнце, оно было на удивление прохладным. Ворота медленно поползли в сторону. В открывшемся проеме напряженно замер сухощавый гибкий человек с проседью в черных курчавых волосах. Оценивающим взглядом он смерил фигуру Маккольна и вопросительно посмотрел на него.

Тот приподнял помятую, как и его «ройс», шляпу:

— Прошу прощения за беспокойство. Эжен Николь. Преподаватель латиноамериканской истории университета в Альбукерке.

На мгновение, как показалось Биллу, глаза ранчеро потеплели.

— Николь?.. На француза вы не похожи.

— Гены шотландки-матери перевесили гены отца, — усмехнулся Билл. — Извините, но вы не подскажете, как проехать на Белые Пески? Что-то я петляю, петляю, и уже совершенно потерял ориентацию.

Собеседник еще с полминуты побуравил Билла глазами, а потом выкрикнул, не поворачивая головы:

— Ник! Тут твой коллега заблудился, — и протянул руку Маккольну. — Симон Арданьян, инженер. — А потом кивнул головой на огромного пожилого негра, появившегося в проеме ворот: — А это Ник Хастон, математик. Читает лекции в вашем университете.

«Ч-черт! — мысленно выдохнул, мгновенно ставшим чересчур горячим, воздух, Маккольн. — Проклятый О'Брайен! Хоть бы предупредил, какие тут живут „ранчеро“!» Впрочем, внешне он оставался совершенно спокоен. Выдержка у Билла Маккольна по прозвищу Ледышка всегда была завидной. Даже не смотря на то, что на его глазах рушились устои общества. Дожили: негры в университетах преподают! Холодная ярость мгновенно привела Маккольна в необходимое боевое состояние. Даже мысль о бегстве затаилась до времени среди нагромождения извилин серого вещества. Преодолевая внутреннее сопротивление, Билл потянул руку негру:

— Добрый день, коллега! Вот ведь какая незадача. Заблудился. А тут еще машина барахлит. Нельзя ли у вас ее осмотреть?

Хастон недоверчиво разглядывал Маккольна.

— Мне кажется, что я вас вижу впервые.

Билл пожал плечами.

— Я вас тоже. Вы — математик, я — историк. Интересы совершенно разные. Кроме того, я стал преподавать в Альбукерке недавно. Заключил контракт. До этого перебивался временными заработками в Техасе.

Хастон с Арданьяном переглянулись и немного посторонились.

— Что ж, заезжайте, — бросил француз, — чем можем, поможем.

И бросил внимательный взгляд за спину Маккольна.

Тот оборачиваться не стал. Понимал, что О'Брайен не такой уж идиот, чтобы без весомых на то оснований показываться на людях и сломя голову бросаться в бой. Он человек основательный. Его характер требует подготовки к действиям. И эту подготовку должен был произвести он, Маккольн. Впрочем, план у Билла созрел уже тогда, когда он увидел железные ворота.

Смущенно улыбаясь, он полез за руль машины. Заводя двигатель, нащупал за приборным щитком провода зажигания и немного ослабил их. Мотор заурчал, как голодный хищник, а Маккольн быстрым взглядом окинул окружающие скалы. Все было тихо. До поры, до времени. До того самого времени, когда «ройс», глухо рыкнув, замер прямо в проеме ворот. Билл эффектно дернулся за рулем. Чуть, даже, не ударившись лбом о переднее стекло. В это же мгновение его рука рванула ослабленные провода, выдирая их из своих соединений.

— Вот, черт! — воскликнул Маккольн, хлопая дверцей. — Уже несколько раз глохнул в самых неподходящих местах! Мотор перегрелся, что ли?

И он начал открывать капот, одновременно оценивая свою позицию. Позиция была неплохой: закрыть ворота, не отодвинув автомобиля, было невозможно. От шальной пули защищает корпус машины. А на дороге уже слышны тяжелые торопливые шаги.

Маккольн до пояса влез под капот, искоса наблюдая за напрягшимися фигурами Арданьяна и Хастона.

— Привет, ребята, — послышался добродушный голос О'Брайена. — Автомобили ремонтируем? А лицензия есть?

Маккольн осторожно выпрямился. Шериф с копами протиснулись в щель около борта «ройса» и замерли лицом к лицу с обитателями «Лунного Замка». Те были безоружны. Руки представителей закона находились в непосредственной близости от рукояток револьверов. На Билла они подчеркнуто не обращали внимания. Даже обидно Биллу стало.

— Привет, Стивен, — хрипло выдохнул Арданьян. — Какими судьбами?

— А по служебной надобности, Симон, — ответил О'Брайен, обмахиваясь шляпой. — Дела все, дела… — Он, тщательно примерившись, водрузил головной убор на предназначенное для него место и повернул лицо к негру. — Где твой щенок, Хастон?

— А какое ваше дело, шериф? — хмуро бросил Ник.

О'Брайен посуровел.

— Все, что происходит на этой земле, мое дело, Хастон. Заметь, мое, а не твое! Твое дело — отвечать на вопросы. Я второй раз спрашиваю, где твой щенок?

Негр молчал. Арданьян поиграл желваками:

— Слушай, О'Брайен, ты находишься на частной территории. Без приглашения и, как я понимаю, без ордера. Не заставляй меня вышвыривать тебя отсюда.

Шериф фыркнул и, не оглядываясь, кивнул головой. Один из копов заложил пальцы в рот и так лихо свистнул, что у Маккольна зазвенело в ушах. Мгновенно на верхушках скал возникли фигуры, держащие в руках карабины. Привидения, да и только.

— Та-а-ак, — протянул Арданьян. — Это тоже твой человек?

И он сделал неопределенный жест в сторону Маккольна. Но шериф его проигнорировал. Он начинал веселиться.

— Это, Симон, преступник, находящийся в федеральном розыске. И задержан он на твоей территории.

— Ну, ты!.. — рванулся было Маккольн, но в грудь его уперся ствол револьвера.

О'Брайен не обратил никакого внимания на движение за спиной. Уверен он был в себе стопроцентно.

— Таким образом, господин Арданьян, — продолжил шериф, — я имею полное право, чтобы задержать обе ваши семейки. Но пока мне нужен только щенок Пьер Хастон.

— Занялся бы ты лучше преступником, О'Брайен, — сплюнул Арданьян. — Впрочем, если это действительно гангстер.

Шериф медленно повернулся к Маккольну и задумчиво осмотрел его с головы до ног. Потом достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист бумаги, развернул его и ткнул Симону, что-то обведя желтым ногтем. На помятой странице Билл заметил портреты всей их пятерки, прорывавшейся из Чикаго к мексиканской границе.

— Понял, Арданьян? Поэтому ты со своими выродками можешь сделать только две вещи. Первая: поспособствовать тому, чтобы через десять минут молодой Хастон находился в наручниках возле меня. И вторая: чтобы в течении трех дней духу черномазого стада не было на моей земле. Чтоб не воняло. Ты, впрочем, можешь остаться. Если будешь себя хорошо вести. Я со своей стороны замну вопрос о вашей помощи этому бандиту, — по-прежнему не оборачиваясь, О'Брайен ткнул бумажкой в пространство позади себя. — В ином случае загремите на полную катушку.

Маккольн напрягся. Так они с О'Брайеном не договаривались. Ведь он согласился на роль отмычки для сейфа, но не подсадной утки. Утиное мясо стоит дороже. Билл хотел уже было высказать свое мнение по этому поводу, но его остановило движение, уловленное им краем глаза. По пустынному двору что-то передвигалось. Маккольн прищурил глаза, защищаясь от яркого солнца, и рассмотрел нечто, напоминающее большую мышь.

Мышь поблескивала металлом и катилась на маленьких колесиках прямо по направлению к О'Брайену. Тот тоже заметил ее и замер с поднятой ориентировкой, напряженно разглядывая механическую игрушку. У мыши был большие уши и огромная нарисованная улыбка. Вот механизм начал наращивать скорость, но был оставлен башмаком одного из полицейских, который ударом ноги перевернул его. Колесики завертелись в воздухе. Полицейский нагнулся, поднимая игрушку. Револьвер второго был направлен на Маккольна.

Шериф наконец опустил бумажку и обратился к Арданьяну, приподняв свои моржовые усы:

— Что, парень, в детство впадаем? Сейчас мы тебя из него вытаскивать будем. Наставлять, так сказать, на путь взрослый и…

Закончить фразы шериф не успел. Потому что мышь дрогнула в руке полицейского и внезапно глухо взорвалась, обволакивая того мутным желтоватым облаком. Тони — или Ник? — закашлялся, схватился за грудь и начал медленно оседать на каменистую почву. О'Брайен пораженно отшатнулся в сторону. Маккольн кинулся в кабину «ройса» и начал лихорадочно соединять провода, не забывая, однако, наблюдать за происходящим из-за поднятого капота машины.

Он хладнокровно отметил про себя, что реакция и у шерифа, и у его противников была неплохая. Первый, синхронно со вторым полицейским, кинулся за какой-то контейнер, стоящий возле самой каменной ограды. На упавшего копа они внимания не обращали. Тоже синхронно. Негр с французом в свою очередь бросились к входу в миниатюрный небоскреб с дискообразной крышей, двери которого начали медленно открываться перед ними.

И они успели бы добежать до него, если бы со скал не донеслись звуки выстрелов, а у самых ног Хастона и Арданьяна не выросли бы фонтанчики розоватой пыли. Одновременно с этим двери дома на мгновение замерли, неуверенно дернулись и, в конце концов, резко распахнулись, выбрасывая из своего черного проема две женские фигурки, обтянутые застиранными армейскими комбинезонами. Вот они начали скатываться с крыльца, на ходу швыряя мужчинам какие-то продолговатые предметы.

Маккольн прищурился и различил два огромных неуклюжих пистолета, медленно вращающиеся в воздухе, который моментально стал раскаленным и шершавым от поднятой пыли. Впрочем, на счет медленности ему, наверное, показалось. Потому что полет странного оружия Билл наблюдал какое-то неуловимое мгновение, а потом… Один из пистолетов был сразу же разнесен метким выстрелом на куски: Маккольн даже не сообразил, откуда стреляли — со скал или из-за контейнера. А второй внезапно изменил траекторию, срикошетил о землю и, с несколько покореженным стволом, упал прямо возле кабины «ройса».

— Стоять! Всем — стоять! — заорал О'Брайен, высовывая из-под моржовых усов крупные, желтые от никотина, зубы.

Одновременно с ним почти то же самое выкрикнул в сторону женщин кто-то из беглецов. Маккольн снова не успел сообразить, кто это был — Хастон или Арданьян. И, словно принимая эстафету, одна из женщин, черная до синевы, полная негритянка, чуть развернулась, упруго качнув огромную грудь, и закричала в еще чуть покачивающиеся двери:

— Эм! Пьер! Не высовываться! Сидите в доме, ребята!..

Вторая женщина — высокая сухощавая брюнетка — настороженным взглядом обвела верхушки окрестных скал, на которых, уже совершенно не скрываясь, с винтовками наперевес замерли люди О'Брайена и закричала в свою очередь:

— И не трогайте такотанов, Пьер! Не трогайте, Эм! Мы без них разберемся!..

Пока они перекрикивались с кем-то, невидимым в доме, всаживая, как гвозди, непонятные слова в этот крик, Маккольн воровато осмотрелся, быстро высунулся из кабины и, схватив антикварный пистолет, не разглядывая, мгновенно сунул его за пазуху.

В это же время О'Брайен перехватил свой револьвер двумя руками и, осторожно выйдя из-за контейнера, замер, широко расставив ноги и основательно упершись ими в выжженную солнцем землю. Позади него точно в такой же позе замер второй коп. Третий продолжал неподвижно лежать немного сбоку от них. Внушительные дула двух кольтов были направлены на черно-белое семейство обитателей «Лунного Замка». Фигуры на скалах были неподвижны, как изваяния. Маккольн притаился за поднятым капотом. Наступила тишина, иногда прерываемая шорохом упавшей ориентировки, которую таскал по двору, возникающий из ниоткуда, ветерок. А потом краем глаза Маккольн уловил какое-то движение.

Огромные металлические двери строения, увиденного Биллом еще с дороги, внезапно дрогнули и с едва различимым шипением начали быстро падать вниз. В открывшемся проеме замерли две, атлетически сложенные, фигуры в… Доспехах?.. Комбинезонах?.. С первого взгляда они напоминали бы игроков в американский футбол при полной амуниции, если бы не странный, ртутный цвет их нарядов. Да и лиц нельзя было различить за забралами шлемов. Потому что их — лиц и шлемов — не было. Были два абсолютно гладких блестящих яйца, низко посаженных на квадратные плечи. И странным было ощущение того, что эти зеркально-безлицые создания смотрят на тебя. Маккольн вспомнил свои ощущения при подъезде к воротам «Лунного Замка» и почувствовал, что по его спине пробежал холодок.

— Ты хотел получить Эммануила, О'Брайен? — внезапно заревел Хастон, оборачиваясь к шерифу. — Сейчас ты его получишь! Ты все получишь! Вместе с чаевыми. — И он повернулся к открывшемся дверям: — Задайте им, сынки! Задайте на полную катушку.

Побледневший шериф дернулся на месте, развернулся, вкручивая каблуки в плотный грунт и, не целясь, навскидку, пальнул из револьвера по «сынкам». Два выстрела почти слились в один, но никакого вреда блестящим созданиям они не принесли. Только что-то коротко звякнуло и Маккольну показалось, что в темноте проема он заметил моментально гаснущие желтоватые искры. «Сынки» шагнули вперед, вскидывая руки.

И хотя в них ничего не было, два зеленоватых луча метнулось по направлению к О'Брайену. Одежда на нем внезапно вспыхнула и он визжащим огненным клубком беспорядочно заметался по двору. «Сынки» опустили руки и синхронно, заставляя Маккольна вспомнить о недавних движениях копа с шерифом, шагнули к выходу из строения. Каким-то звериным чутьем Билл понял, что выпускать их нельзя. Что в этом случае их развлечение закончится, даже как следует не начавшись. Впрочем, для О'Брайена оно уже закончилось, потому что он катался по земле и сухощавая брюнетка, вскрикивая на ходу, бежала к нему. И фонтанчики от пуль вырастали впереди ее. И кто-то страшно кричал, проглатывая слова. И времени оставалось все меньше и меньше.

Вдруг брюнетка дернулась, словно со всего размаха налетела на каменную стену, и начала оседать рядом с дергающимся шерифом. Пахло горелым мясом, из ствола кольта напарника шерифа струился голубоватый дымок. А Хастон с Арданьяном зигзагами бежали к обалдевшему от убийства белой американки, не способному на второй выстрел, копу.

Но Маккольн уже не смотрел на это. Соединив, в конце концов, провода, он завел машину и резко, до предела, надавил на педаль газа. Машина заревела, дернулась и, быстро набирая скорость, рванулась к прямоугольному строению. Прямо в открытые двери. Прямо на две, стремительно выраставшие впереди, блестящие яйцеголовые фигуры.

— Не-е-ет! — истошно завопил кто-то с боку и черная потная масса, в застиранном армейском комбинезоне, ударилась в Маккольна и начала выворачивать его руки, вцепившиеся в руль.

— Вон, сука! — наотмашь ударил негритянку Билл, на мгновение оторвав одну руку от руля. И это было его ошибкой.

Падая, черная ведьма железными пальцами впилась в запястье Маккольна и выдернула его из кабины, покатившись вместе с ним по горизонтальной плоскости вытоптанного двора. Вокруг них вращались карликовые небоскребы, чьи-то ноги, мчащаяся по инерции машина, пересечения зеленоватых лучей, вспыхнувшее тело второго копа, бездонное синее небо и рыжая твердая земля.

В конце концов, вращение остановилось и Билл, сидя верхом на лежащей негритянке, захрипел, судорожно ворочая шеей, сжатой неожиданно сильной розоватой ладонью. Задыхаясь, нащупал под мышкой «кольт», выдернул его и, скосив глаза, с неуловимым чувством какого-то наслаждения всадил две пули прямо в лоснящееся лицо с неестественно огромными белками глаз. Негритянка дернулась и обмякла. Машина исчезала в темном проеме открытых дверей, волоча носом одного из «блестящих». Второй прыгал в нее.

Маккольн инстинктивно хотел было растереть передавленную до крови шею, но в это время на месте строения, в котором исчез его испытанный разными передрягами «ройс», с глухим нарастающим гулом начал вырастать огненный цветок взрыва. Что-то огромное и упругое приподняло Билла, несколько секунд подержало на весу и со всего размаху швырнуло в сторону, как нечто отвратительное, вызвавшее брезгливый испуг того, кто на ощупь нашел его в чадном пространстве окружающего мира.

Когда через пару минут Маккольн снова приобрел способность соображать, вокруг творилось нечто невообразимое. Что-то полыхало, что-то взрывалось, что-то носилось по воздуху. Казалось, взорвавшаяся машина вызвала цепную реакцию фонтанов огня и всеобщего разрушения. Рядом с Билом с глухим стуком упала чья-то нога. И только через несколько секунд он понял, что это — металлический протез, расцвеченый ртутными отблесками с пламенными бликами, пробегающими сквозь них.

Это напомнило Маккольну две металлические фигуры, исчезнувшие в фонтане пламени. Впрочем, времени на воспоминания не было. Разъяренный Хастон с оскаленным лицом — зверь да и только! — пригибаясь и уклоняясь от повизгивающих пуль, несся прямо на Билла. Маккольн растерянно ощупал землю вокруг себя. Револьвера нигде не было. Ч-черт!.. И черт, наверное, помог ему.

Не добежав пару метров до перепуганного Билла, Хастон внезапно вздрогнул, недоуменно взглянул на него и, медленно подгибая колени, упал головой вперед. На его огромной спине, плотно обтянутой клетчатой ковбойкой, расплывалось кровавое пятно. Лежащий до этого коп, еще толком не пришедший в себя от действия газа из взорвавшейся механической крысы медленно опускал руку с револьвером. Опустить ее он не успел. Как и окончательно прийти в себя.

Арданьян, привстав с колен от тела жены, яростно закричал, схватил обломок какой-то арматуры и изо всех сил метнул в сторону… Тони? Ника?.. Арматура острым зазубренным концом впилась тому в левый глаз и он, конвульсивно дергаясь, снова откинулся на спину.

Маккольн, преодолевая приступ тошноты, попытался встать на ноги, ожидая очередного нападения. Но французу было не до него. Подхватив на руки безжизненное тело брюнетки, он, пошатываясь, побежал к приоткрытой двери уцелевшего здания. Клубы дыма и пламени мешали снайперам прицельно стрелять по нему, и это позволило Арданьяну вбежать в дом. Маккольн замер, заставляя гудящую голову хоть на минутку заработать в нормальном режиме.

Бежать со двора нельзя. На открытом пространстве его по ошибке очень легко могли пристрелить люди покойного О'Брайена. В прикрытом дымом дворе безопаснее. А в здании тем более. Поэтому Маккольн стиснул зубы и, стараясь держаться ровно, побежал вслед за Арданьяном. На мгновение остановился возле копа с арматурой в окровавленном лице, вырвал у него из рук револьвер, и кинулся дальше.

Дальше была полутемная прохлада каменного здания со ступенями деревянной лестницы, ведшей куда-то наверх. Оттуда слышалось хриплое дыхание Арданьяна и его тяжелые шаги. Стараясь ступать как можно тише, Маккольн начал подниматься вслед за ним по скрипучим ступеням. Скрип, впрочем, был почти неслышимым за отголосками гула и глухих взрывов, доносящихся из-за внушительных стен здания.

Когда голова Маккольна появилась на уровне второго этажа, Арданьян уже ногой открывал тяжелую дверь, которая вела в какую-то комнату, расположенную прямо в торце узкого коридора. Подождав, пока он скрылся за ней вместе со своей ношей, Маккольн упруго, словно кошка, выскочил на этаж. Прислушался. Огляделся. В коридоре царила относительная тишина, прерываемая невнятным бубнением из полуоткрытой двери, за которой исчез француз. Билл, осторожно ступая и держа револьвер наготове, приблизился к ней. Еще раз осмотрелся. И осторожно заглянул в неширокую щель.

На узких лежанках с высокими изголовьями виднелись тела двух юношей. Белого и негра. На их головах поблескивали странные шлемы с бесчисленным количеством проводов, струящихся вниз, сливающихся в огромные пучки, которые разноцветным потоком исчезали в недрах непонятной установки. Маккольну был виден только ее металлический бок со слегка округленным краем. Тела юношей слегка вздрагивали, словно от разрядов слабеющего электрического тока. А около них суетились двое… Билл внезапно почувствовал, что ему захотелось перекреститься. Давно уже он не испытывал такого желания.

Двое существ, ростом не более пяти футов каждое, чем-то напоминали крупных мартышек, затянутых в блестяще комбинезоны. Головы их были непропорционально большими, а когда одно из них обошло лежанку, на которой находился негр («Эммануил, — понял Маккольн, — из-за которого весь сыр-бор разгорелся»), он заметил огромные, в пол-лица, абсолютно черные глаза на абсолютно лысой голове существа. И Билл все-таки перекрестился рукой с зажатым в ней револьвером.

Существо что-то прострекотало второму, и то согласно закивало головой. После этого оба согнулись над юношами и начали осторожно снимать с них шлемы.

— Мана, Ман, как они? — послышался задыхающийся голос Арданьяна. И Маккольн понял, что тот едва сдерживает, разрывающие грудь, рыдания.

Существа осторожно положили шлемы на что-то, невидимое Маккольну, и одно из них ответило стрекотливым, словно швейную машинку разговаривать научили, голосом:

— Сильный стресс, мистер Арданьян. Не забывайте, что они резко и полностью подключились к такотанам. И внезапная гибель тех не могла не сказаться не то, что на периферийных, но и на центральных нервных связях.

— Как они? — рыдающим голосом, как заводной, повторил Арданьян.

— Самое страшное позади, — ответило второе существо. — И я благодарю Хастона, за то, что мы оказались в состоянии нарушить пятый запрет.

Маккольну показалось, что имя «Хастон» существо произнесло, как слово «Бог».

— Хорошо, очень хорошо, — произнес Арданьян, склоняясь над юношами и положив обе свои ладони на их лбы. Какое-то мгновение он помолчал, а затем резко поднял голову. — Мана, — обратился он к существу слева от себя, — активизируй тантора. Ман, — поворот головы к другому существу, — возьми миссис Арданьян и отнеси в рубку. И быстрей, ребята, быстрей!..

Внезапно он оглянулся и Маккольн едва успел спрятаться за створкою двери. «И как он этих дьяволят различает?» — мелькнуло у него. Эта, лишняя в данной ситуации, мысль почему-то успокоила Билла. И он, уже менее перепугано, заглянул в комнату, услышав в ней негромкое гудение. На дворе что-то рвануло особенно громко. Дом вздрогнул.

В низком потолке кабинета, загроможденного непонятной аппаратурой, появилось большое отверстие, в которое медленно вплыла винтовая лестница, сооруженная из множества, хрупких на вид, трубок. Из глубины открывшегося проема струился мерцающий зеленоватый свет. В поле зрения Маккольна попало существо, на удивление легко несущее тело брюнетки. С невидимой стороны комнаты слышалось негромкое болезненное покашливание, перемежаемое неразборчивыми словами. Билл напряг слух.

— Давайте, давайте, ребятки, приходите в себя!.. Времени нет. Совершенно нет, — различил он голос Арданьяна. — Эх, просили же вас не подключаться к такотанам! Ну, да ладно… Давайте в тантор быстренько. Быстрей, быстрей!

— Что с мамой? — послышался слабый молодой голос.

— Ранена. Тяжело. Поэтому, чем быстрее мы взлетим, тем лучше для нее…

— А дядя Ник?… — не успокаивался молодой.

Маккольну показалось, что он расслышал, как Арданьян скрипнул зубами.

— Мами? — внезапно коротко полувскрикнул, полупростонал другой юношеский голос с басовитыми нотками, прорезывающимися в нем.

— В тантор!!! — вдруг заорал Арданьян. — Я кому сказал?! Хватит слюни распускать!

Послышалась какая-то возня и Маккольн увидел, как два юноши, поддерживая друг друга, тяжело подошли к началу винтовой лестницы и начали медленно подниматься по ней. Существо с телом жены Арданьяна в тонких, как у ящерицы, руках уже исчезло в мерцающем проеме. Около лестницы появилась сухощавая фигура француза с каким-то свертком в руках. Внезапно он резко оглянулся и ударился взглядом в бледное лицо Маккольна. У того на мгновение даже скулы свело. Но только на мгновение. Потому что в следующую минуту Билл, схватив кольт наизготовку, вскочил в комнату и заорал, как недавно покойный О'Брайен:

— Стоять! Всем стоять!

Видимо, это вышло у него не так убедительно, как у шерифа. Поскольку Арданьян, не задумываясь ни минуты бросился прямо на наведенный на него ствол, держа перед грудью свой сверток. Маккольн тоже не задумывался ни минуты, дважды нажав на спусковой крючок. Любил он дуплеты.

Француза отбросило к основанию винтовой лестницы, а бумажные страницы из простреленного свертка разлетелись по всей комнате огромными порхающими бабочками, садясь на приборы, столы и стойки с переплетенными проводами. Прямо джунгли какие-то.

И из этих металлических джунглей прямо на Маккольна прыгнула мартышка в серебристом комбинезоне с огромными, в пол-лица, черными глазами. Третий выстрел пришелся прямо по ним. Существо отлетело в сторону, расплескивая липкую желтоватую жидкость, фонтаном хлынувшую из простреленной головы, а с верха винтовой лестницы раздался страшный, ужасный в своей ярости, двойной крик.

— В тантор, в тантор! — хрипел на полу Арданьян, закатывая глаза и захлебываясь своей кровью. — Взлетать! Немедленно взлетать! И в запасной… в комплекс… в Карлсбад…

Он дернулся всем телом и тяжело застыл среди разбросанных бумаг и перепутавшихся проводов. А второе существо в серебристом комбинезоне своими тонкими, но, очевидно, очень сильными руками уже затягивало сопротивляющихся юношей — черного и белого — в зеленоватые недра отверстия, разверзшегося в потолке. Чуть зажужжав, в него начала быстро втягиваться лестница, а само отверстие уменьшаться. И в последнее мгновение, перед тем, как два сегмента скрыли от Маккольна судорожно дергающуюся бело-серебристо-черную массу, он встретился взглядом с высоким юношей, яростно смотрящим на него сквозь спутанные пряди длинных черных волос, упавших на его блестящий потный лоб.

Они смотрели друг на друга какое-то мгновение, но Маккольну показалось, что оно растянулось на целую вечность. И еще Маккольн понял, что если он когда-нибудь в своей жизни еще раз встретится с Пьером Арданьяном, то ему не сдобровать. Поэтому он резко вздернул руку и разрядил всю обойму в бледное искаженное лицо. Но пули с визгом ударились в металлическую поверхность, рикошетя во все стороны. Сегменты сомкнулись. И Биллу показалось, что неподвижное тело старшего Арданьяна мгновенно съежилось и стало неестественно маленьким по сравнению с комнатой, загроможденной непонятной аппаратурой и усыпанной разбросанными листами бумаги.

Вверху что-то негромко загудело. Маккольн чертыхнулся и, чуть не упав, споткнувшись о тело большеголового («Бывшего большеголового», — мелькнуло у Билла) карлика, кинулся за прямоугольную стойку. Замер, согнувшись за ней в неудобной позе и всей спиной вжимаясь в шершавую стену. Вот сейчас… Вот сейчас… Сегменты круглого отверстия разомкнутся и выкинут оттуда блестящее лысое существо с огромными черными глазами… Полуоглушенных парней Маккольн не боялся, даже безоружный. Правда, вспомнив побледневшее от ярости лицо младшего Арданьяна, Билл слегка поежился и обеспокоено взглянул-таки вверх. Вот сейчас… Сейчас…

Однако все, произошедшее за тем, поразило его еще больше, чем с ужасом ожидаемое появление огромной разговаривающей мартышки, затянутой в серебристый комбинезон. Потолок комнаты начал медленно приподниматься и из-за верхних краев стен в нее начали просачиваться пряди сизого дыма. Билл закашлялся. А диск потолка — Маккольн сообразил, что это была та самая странная крыша, виденная им снаружи — уже уменьшался в открывшемся выжженном небе и постепенно скатывался по нему куда-то влево. За пределы видимости.

Билл кинулся к окну, и увидел, как бывшая крыша, напоминающая сейчас серебристую тарелку диаметром футов в шестьдесят, зависла над скалой с замершей на ней фигуркой одного из стрелков О'Брайена и влупила по нему лучом, подобным тому, который вылетал из странных пистолетов обитателей «Лунного Замка» и пальцев безлицых «футболистов» в ртутных доспехах.

Правда, толщиной этот луч был футов в шесть и напоминал мерцающий столб сгустившегося зеленого света. Вот он соприкоснулся с плоской верхушкой скалы и та, взорвавшись клубами пыли и каменных обломков, стала еще площе. Крика стрелка не было слышно за грохотом падающего камня. А крыша-тарелка уже смещалась к следующему утесу, по отвесной поверхности которого вниз скатывалась другая, визжащая и размахивающая руками, фигурка, где-то потерявшая свой винчестер.

Неосознанным движением Маккольн ощупал пистолет с погнутым стволом, подобранный еще возле героически погибшего «ройса». Тот, втиснутый за пояс брюк, оставался на месте, но явно ничем не мог помочь его обладателю. Билл еще раз бросил взгляд в окно. В здании сейчас было явно безопаснее. Но надолго ли? Да, вот это влип!..

И Билл снова прижался спиной к шершавой, такой надежной сейчас, стене, медленно сползая по ней на пол. Сел, упершись затылком в прохладную поверхность и расслаблено опустив большие, словно ковши землечерпалки, раскрытые к верху ладони на согнутые колени. Правая безвольно скатилась вниз и под ней что-то зашуршало. Маккольн скосил глаза и, прищурившись, поднес к ним измятый листок бумаги. На ней был нарисован эскиз какой-то конструкции, удивительно напоминающей… Билл ошалело взглянул на окно и, крепко сжав листок с эскизом правой рукой, левой судорожно схватил второй, валявшийся рядом.

Синие выцветшие чернила. Быстрый нервный почерк. Буквы, разрезающие собой бумагу с пожелтевшими краями.

Не то! Скомканный листок полетел в сторону. Следующий. Какие-то формулы. Оставить. Дальше.

К черту!

Пригодится. Еще, еще…

В сторону.

Ну, ну! Потом разберемся. Или кто-то разберется. За деньги. За очень большие деньги!

Через минуту Маккольн ползал на четвереньках по всей комнате, собирая в неровную стопку одни листы и отбрасывая в сторону другие. Его довольно жирный зад, то растерянно исчезал, то жизнерадостно появлялся в узких проходах нагроможденной аппаратуры. Головы видно не было. И только когда в распахнутом потолке послышалось нарастающее гудение, она вытянулась над квадратной тумбой и напряженно замерла на ней. «Крыша» возвращалась. Но Маккольн не был уверен в том, что она возвращается для того, чтобы занять, надлежащее ей, место. Совсем даже наоборот. Это Билл понял своим отработанным инстинктом старого чикагского гангстера.

Сцепив зубы и уже без разбору хватая подвернувшиеся ему на пути листы бумаги, Маккольн комкал их в огромную охапку, прижимал ее к груди и скатывался с ней по узкой лестнице. На минуту он замер на крыльце. Невидимая «крыша» приближалась к нему с другой стороны здания. Гудение нарастало. Ближе… Ближе…

Билл согнулся, словно у него прихватило живот, и кинулся в сторону самых плотных клубов дыма, задыхаясь и исчезая среди них. Земля дрогнула. Краем глаза, сквозь качнувшуюся дымовую завесу, Маккольн на мгновение различил, как карликовый небоскреб обволокло зеленым сиянием, стены его засветились, а затем начали медленно вспучиваться и разваливаться на части. А потом Билла кинуло сквозь черные угарные клубы, поднимавшиеся, наверное, из самой преисподней, со всего размаху ударило о землю, размазывая его по ней и присыпая чем-то тяжелым, сыпучим и горячим. «Мне бы только до портфеля добраться, до денежек, — билось у него в висках, перед тем, как он окончательно потерял сознание. — Только бы добраться…»