Тарзанариум Архимеда

23 сентября 1983 года, Национальный парк «Карлсбадские пещеры» (штат Нью-Мексико, США)

А еще через вечность Дик все-таки выбрался из холодного, пахнущего угольной пылью, небытия. Этот запах, удушающий запах, спрессованных в камень, трупов первобытных растений теперь постоянно преследовал его по ночам. И сами ночи по протяженности равнялись всем тем миллионам лет, которые прошли с тех пор, как стволы деревьев упали в затхлую тину всемирной карбоновой трясины.

Иногда ему казалось, что он никогда не проснется и навсегда останется в этой удушливой мгле, сам постепенно превращаясь вместе с ней в холодный черный камень. И только стойкое отвращение к любому типу болот заставляло Дика каждое утро, хрустя всеми сухожилиями и извилинами мозга, выбираться из, просачивающегося в сердце и легкие, небытия.

Он открыл глаза и уставился ими в ночное, низко нависшее над спальным мешком, небо. Небо того самого же цвета, что и его сны без сновидений. Сны мертвеца.

В принципе, он и был им. Уже около полугода. С тех самых пор, как услышал объявление Рейгана про начало программы звездных войн и понял, что все, хватит! Он может опоздать. Лучше уж пулю в лоб, чем со всей Землей под лучи лазеров. Или плазмеров. Ведь это только им, политикам долбанным, кажется, что они все могут. Что они крутят всем и вся, вплоть до шарика этой планеты. А сами не в состоянии задрать вверх свои чугунные головы и в упор взглянуть на диск Луны, который своим желто-кошачьим глазом внимательно наблюдает за ними уже не первый год. Наблюдает, притаившись, как пума в засаде.

Дик скрипнул зубами, и сам скосил глаза на краешек тускло-янтарного шара, выглядывающего из-за пологой вершиной близлежащей горы. И стоило десять лет, сидя за решеткой, писать анонимные статьи во все газеты, чтобы с самого начала неправильно определить группу риска!

А статьи были умные. Громящие и развенчивающие. Издевающиеся и хохочущие. Иронично-злые донельзя на всех уфологов мира, вместе взятых. Только не на политиков. Статьи, в правдивость которых он сам никогда не верил. Но ведь нужно было кому-то, наступив на горло своей песне, своей лунной балладе, встать на защиту… Чего? На чью защиту? Луны? Земли? Непонимающих ничего человеков? Исчезнувших неизвестно куда Арданьянов? Самого себя? Точно ответить на эти вопросы Дик и сам не мог. А Джон помочь был не в состоянии.

Не было Джона. Последние года три ни писем, ни звонков, ни редких визитов в тюрьму вместе с красавицей Эллис. Зря он им такотанами и тантором запретил пользоваться. Но ведь какая слежка кругом! А потом и рад бы был пойти на крайние меры, но… Что-то случилось. Случилось что-то.

И вот когда неизвестность стала невыносимой, а голливудские боевики на тему звездных войн начали превращаться в жуткую реальность, Дик сделал невозможное. Сам. Без помощи всяких такотанов и танторов. Он бежал из тюрьмы, добрался до места назначенной встречи, а потом выбрался из зоны оцепления в старом грузовике, заживо погребенный под тяжелым слоем угля.

Лерой не подвел. Подвела Дика потеря формы. Все-таки, тюрьма есть тюрьма. Кузен Лероя, с перебитым в давнишней драке носом, вытянул его из-под угля на своей заброшенной ферме совсем плохого. Никакого. В смысле живого человека. Еще лет пять назад Дик пришел бы в себя за пару дней. Но после десятилетнего пребывания за решеткой на это ушло почти полтора месяца.

Еще несколько месяцев ушло на то, чтобы окольными путями добраться до Нью-Мексико. И только во время своих бродяжьих скитаний Хастон ощутил всю огромность своей страны. А то раньше все на машине да машине. Или самолетом. Про тантора он уже и не вспоминал. Мир был мал и мелок. И до Луны было рукой подать. Однако первобытный способ передвижения все расставил на свои места. Сунул отдельно взятую личность носом в ее ничтожность.

До Карлсбада Дик добрался пять дней назад со стороны Хоббса, голодный и грязный до невозможности. Деньги, взятые в долг у Лероя, кончились пару недель назад. Подрабатывать Дик до сих пор опасался, как и передвигаться обычным для двадцатого века автомобильным способом, хотя со дня побега времени прошло уже предостаточно.

Но Хастон теперь сверхнастороженно относился к этому миру. Он был уверен, что копы ожидают его появления в двух точках: в районе канадской границы и на противоположной окраине Штатов. И, не смотря на это, в одну из этих точек он и поперся, огибая людные города и только по мере необходимости появляясь на малолюдных фермах.

Потому что в его жизни была странная и страшная личность. Маккольн.

Потому что лучше уж поберечься и немного потерпеть, чем снова попасть за решетку. Вот, доберется до Арданьянов, которые после судебного процесса перебрались из Су-Сент-Мари в их, Хастонов, карлсбадский дом, тогда и отдохнет.

Добрался. Несколько дней не решался войти в Карлсбад, а потом глухой ночью все-таки проскользнул туда. Когда-то уютный дом на окраине городка был нем, глух, пуст и заброшен. Вся надежда оставалась на комплекс. И тот был уже рядом. Вот за этой горой, за которой прячется желтый диск Луны. Или, наоборот, выныривает оттуда.

Дик, в конце концов, сам вынырнул из, видавшего виды, спального мешка потянулся, помахал руками и уже хотел было подпрыгнуть пару раз на месте, но в это время что-то остановило его. Сначала он не понял, что это было. Просто организм, привыкший за несколько месяцев к полуживотному существованию, именно так, по животному инстинктивно, среагировал на что-то, еще не дошедшее до мозга. И только через несколько мгновений Дик понял что это было.

А когда понял, осторожно повернул голову влево и застыл, вглядываясь в ночной полумрак, сгустившийся со стороны, противоположной горе, скрывающей за собою вход в комплекс с нависшей над ним Луной.

Пространство, еще мгновение назад пронзительно прозрачное до звезд и траурное до боли в сердце, начало набухать неясной световой поволокой. Словно сквозь черную ткань начала просачиваться мерцающая вода. Дик выпрямился в полный рост, напряженно вглядываясь в невидимый горизонт, обрывающийся в ущелье, по дну которого пролегла извилистая пыльная дорога, ведущая к комплексу и раздваивающаяся в месте его короткого ночного отдыха.

Прислушался. Шуршащая тишина ночи начала наполняться каким-то неясным, надсадно пульсирующим звуком. Кто-то полз на первой передаче по узкой долине, спускающейся отсюда почти до самого Карлсбада. Звук мотора становился все громче и громче. Отсвет мощных фар все больше и больше накатывался на, растворяющиеся в них, звезды. И когда он начало превращаться в ослепительный круг, выкатывающийся из-за поворота, Дик быстрыми движениями свернул спальный мешок, сунул его в расщелину между камнями и притаился за огромным валуном, вывалившемся чуть ли не на самую дорогу.

Вовремя притаился. Потому что небольшой грузовичок, взгорбленный каким-то грузом, свернул на правую дорогу, протестующе рыкнул уставшим двигателем, вздрогнул всем своим металлическим телом и замер как раз напротив притаившегося Хастона. Наступившая тишина тяжело скользнула в ночь, словно камень с обрыва за спиной Дика. Только песок зашуршал.

Впрочем, это зашуршали по песку шаги водителя, неуклюже вылезшего из кабины. Он обошел вокруг машины, постучав ногой по колесам, потом запрыгнул в кузов, поправляя что-то у груза, напоминающего тушу небольшого, выброшенного на отмель кита, снова спрыгнул на дорогу и с наслаждением потянулся. Только кости захрустели.

Дик, затаив дыхание, наблюдал за ним. Верней, за его силуэтом, двигающемся в неверном свете непогашенных фар картинкой из китайского театра теней. Водитель явно был один, и это еще больше насторожило, и без того настороженного, Хастона. По этой скалистой дороге, ведущей в никуда, и днем-то редко кто ездит, а уж ночью…

Потому что действительно — «в никуда». Заброшенная дорога, ведущая влево от развилки, проходила мимо замаскированного входа в комплекс и терялась в пустынных пространствах, тянущихся до самого Лас-Крузеса. Правое ответвление вело к бомбоубежищу какого-то чудака-миллионера, построенного им во время всемирного ожидания ядерной войны конца пятидесятых — начала шестидесятых годов.

Поговаривали, что потом у него окончательно поехала крыша, и он взорвал свое бомбоубежище вместе с собой и всем обслуживающим персоналом. Правда это или нет, но, как бы там ни было, никто из местных не ездил в сторону «Пещер Черного Миллионера». Это считалось смертельно опасным. Про то и туристам талдычили. Таким образом, вторая дорога тоже была заброшена. Куда же несет этого ночного шоферюгу?

Силуэт скользнул к кабине, и неверный свет фар вырвал на мгновение его лицо из ночной темноты. Хастон вздрогнул, едва не нарушив тишину предательским вскриком. Потому что он знал, очень хорошо знал, это лицо. Лицо, которое чуть ли не каждую ночь снилось ему в камере еще до того, как он вообще утратил способность видеть сны. Лицо человека, который сломал всю его жизнь, упрятав за решетку на много лет.

Лицо агента ЦРУ Дэна Маккольна.

Ошибиться Дик не мог. Слишком часто он видел его еще на стадии следствия, а потом — на длительном судебном процессе. Суде, который полностью признал виновным Дика Хастона в связях с советской разведкой, саботаже американских космических программ и убийстве известного ученого, участника этих самых программ, Джорджа Барсукоффа. Маккольн искусно повесил на Дика все, что только было можно повесить.

Хорошо еще, что дело не дошло до электрического стула. А могло бы… Но расстарались адвокаты, нанятые Джоном. Самому Арданьяну Дик строго-настрого приказал держаться подальше от процесса. Обух ЦРУ плетью Карлсбада не перешибешь. Самому дороже будет.

А Маккольну он тогда поклялся отомстить. И только эта жажда мести да необходимость постоянной дезинформации общества для того, чтобы кто-нибудь действительно всерьез не занялся Луной, и поддерживали Дика все это время, проведенное в тюремной камере.

Вот мы и встретились, Дэн Маккольн… Вот и встретились. Ты, наверное, этого сам хотел.

Хастон сделал неосторожное движение и в темноте раздался стук упавшего камня. Дик замер. Точно так же, как и черный силуэт возле кабины грузовика. Потом силуэт развернулся и начал настороженно, мягкой поступью бывалого охотника, приближаться к валуну, за которым спрятался беглец. Одновременно он начал доставать что-то, спрятанное у него подмышкой. Это «что-то» блеснуло вороненой сталью короткого ствола. Безоружный Хастон напрягся, врастая всем телом в шершавый камень и обретая в нем надежную опору для решающего броска.

Все происходило в абсолютной тишине. В определенной степени бесстрашия Дэну Маккольну отказать было трудно. До валуна оставалось пять метров… Четыре… Три… Дик внутренне перекрестился и напряг икры ног. И краем глаза уловил какое-то движение в ночном небе.

Очевидно, его уловил и Маккольн. Потому что его силуэт замер и медленно повернул голову. В небе, со стороны восходящей Венеры, к краю лунного диска приближалось… Приближался… Приближалась…

«Ч-черт!» — внутренне изумился Дик, наблюдая за серебряным пятнышком, быстро вырастающем в размерах и принимающем форму, опрокинутой вверх дном, тарелки. Тантор!.. Но… Но какой-то неправильный тантор. Когда он проплыл почти над самым грузовиком, Дик на глаз попытался определить его диаметр. Вышло метра два — два с половиной максимум. С учетом размера двигательной установки, в такого и одного мана не всунешь, не то, что человека. Диск тантора снова начал уменьшаться, четко выделяясь на фоне лунного света. Он явно шел на посадку, спускаясь за гору. Туда, где находился замаскированный вход в комплекс.

Сердце Дика забилось учащенно. Значит… Значит, Арданьян жив-здоров и продолжает исследования. Но, почему он использует не тантор, а какую-то уменьшенную его модель? В том, что над ними только что пролетела модель летательного аппарата, Хастон не сомневался. Ладно, дело не в этом. Дело совершенно в другом, а именно в том, что через несколько часов он будет рядом с дружищем Джоном. Дело в том, что через несколько часов его уже никогда не найдут никакие копы, фэбээровцы и цэрэушники. А если найдут, то очень могут пожалеть об этом. И дело в том, что он, наконец, сможет заняться своим любимым делом. То есть, вернувшись с того света, начать новую, чертовски интересную жизнь, исправив все ошибки, которые они допустили. А исправлять нужно было много чего.

Хастон почувствовала, как горячая радостная волна обожгла его тело. Давно он уже не испытывал подобного чувства. Про то, что испытывал Маккольн, можно было только догадываться. Он, окаменев, проводил взглядом летающую тарелку тантора, и когда она слилась с черным гребнем скалы, метнулся к грузовику, враз забывая о непонятном шорохе за валуном и на ходу засовывая пистолет в кобуру, болтающуюся подмышкой. До половины корпуса нырнул в кабину, что-то достал оттуда и выпрямился, приложив правую руку к уху. Над его головой раскачивалась тонкая гибкая тень короткой антенны.

Если раньше Дик до предела напрягал зрение и мускулы для того, чтобы раз и навсегда разобраться с Маккольном на этой безлюдной развилке двух дорог, то теперь он расслабился, предельно напрягая только слух. До неимоверности напрягая. Даже в ушах зазвенело.

— Раджив! — донеслось от грузовика. — Раджив, ты меня слышишь? Что там у тебя? Все спокойно?

У Раджива, очевидно, все было спокойно. Но, не смотря на это, в голосе Маккольна появились раздражительные нотки.

— Смотрю, смотрю!.. Дрыхнешь ты там без задних ног, а не смотришь! Я уже на подъезде… Да, на развилке… Тут, понимаешь, чудеса чудные происходят. Никогда в тарелки эти летающие не верил, но теперь…

В ответ, незнакомый Дику, Раджив произнес, наверное, что-то язвительное, потому что температура голоса Маккольна начала подниматься до отметки кипения.

— Да. Снится. Тем более, что я уже сутки за рулем сижу, в то время, как некоторые… Ладно. Молчи и слушай. Тарелка действительно была. Я не мог ошибиться. Полностью соответствует описанию Кеннета Арнольда[16]. Помнишь, как мы над этим бредом смеялись? Только, сдается мне теперь, что это не совсем, а, может, и совсем не бред. То, что я видел, летело на север и явно снижалось. Скрылось за горой… Знаешь, слева от развилки?

Поскольку ответ Раджива был очень короток, Дик понял, что собеседник Маккольна неплохо знает эту местность.

— Да, да, — продолжил силуэт с качающейся над головой антенной: ни дать, ни взять, инопланетянин из летающей тарелки. — Значит так, Раджив, явление интересное и мне кажется, что его нужно срочно исследовать.

Наступила пауза. Видно, Раджив что-то объяснял Маккольну.

— Нет, — не согласился с ним Дэн. — Нечего до утра ждать. Нужно идти по горячим следам. В этом деле, оказывается, что-то есть. Недаром, оказывается, мои бывшие коллеги из ЦРУ в секреты игрались.

«Бывшие, — мысленно повторил Дик. — Бывшие? Значит, теперь мистер Маккольн работает на кого-то другого? Или на самого себя».

— Да и Пентагон с его «Голубой книгой»… — продолжал между тем Маккольн. — Короче, я сейчас включу маячок и проедусь по левой дороге. Ты, брат, бери джип, загрузись оружием, желательно большего калибра, и дуй по маяку ко мне. И времени, времени не теряй! Бомбоубежище папашино подождет. Пятнадцать лет ждало. Все. Конец связи.

Маккольн кинул рацию в кабину, и сам легко запрыгнул в нее. В отличие от Хастона, он был в хорошей форме. Отдохнувший немного двигатель недовольно заворчал, словно потревоженный спросонок зверь, и машина начала тяжело разворачиваться по пропыленной дороге, впрессовывая в нее ребристые следы своих протекторов. Закончила неуклюжие движения и двинулась вниз, к развилке, выворачивая колеса влево.

Дальше Дик действовал чисто инстинктивно. Когда борт грузовика, быстро набирающего скорость, поравнялся с валуном, за которым притаился Хастон, тот бесшумной тенью выскользнул из-за него, вцепился своими черными ручищами в прохладный металл и перекинул тяжелое тело в пространство, пахнущее промасленным брезентом. Вышло не плохо, не смотря на то, что Дик был не в лучшей спортивной форме. «Не плохо» потому, что машина не остановилась, а, надсадно подвывая, снова поползла вверх на первой передаче. Но уже по левой дороге. Дороге, ведущей к комплексу.

Мимо проплывала ночь. Удушливая ночь конца последней четверти уходящего тысячелетия земной истории. Ночь, вывернутая наизнанку лицами людей, спящих в далеких душных комнатах, изъеденной колдобинами дорогой, протянувшейся между невидимых в темноте плоских гор, и жесткой поверхностью днища кузова, нещадно расплющивающего каждым свои толчком тело Хастона. Дик попытался устроиться поудобнее, протиснувшись в щель между низким бортом и, прикрытым брезентом, грузом. Кстати, а что это Маккольн везет своему разлюбезному другу Радживу?

Дик попытался приподнять край брезента и тот на удивление легко поддался его руке. Начинало светать. Хастон прищурился, разглядывая в неверном сером свете груз, раскачивающийся от пульсирующего движения автомобиля. Машину бросило в сторону на особо глубокой рытвине и Дик, отпустив грубое покрывало, едва успел ухватиться за борт грузовика, смягчая удар об него своего тела и пробуя остановить, помчавшиеся вскачь, мысли.

Черт возьми!.. В безлюдную скалистую пустыню Южных Штатов можно, конечно, возить все. От швейных машинок до наркотиков и оружия включительно. Но зачем здесь компрессор, несколько комплектов аквалангов, гидрокостюмы, мотки тонких линей? Такой ассортимент более уместен на морском побережье, где-нибудь в районе Пенсаколы, где Дик впервые встретился с Маккольном. Но здесь?!

Пригнув голову, чтобы его не было заметно из кабины, и, вцепившись обеими руками в борт, Хастон задумался. Маккольн, конечно, парень еще тот. Силен, умен, сообразителен, коварен. Агент ЦРУ. «Бывший агент», — поправил себя Дик. За все прошедшие годы, на протяжении которых Хастон из-за тюремной решетки пытался эпизодически наблюдать за жизнью Маккольна, многое могло произойти. Слишком обрывочна была информация, слишком много было в ней белых пятен.

Внезапно Дику вспомнилась заметка из какой-то калифорнийской газетенки, на которую он обратил внимание только потому, что собирал все материалы по лунной тематике. Вот и в том листке было сообщение о создании совершенно навороченной организации под названием «Лунная Республика». Некто Деннис Хоуп, найдя, как ему казалось, лазейки в международном космическом законодательстве, начал продавать зажравшемуся народу недвижимость в виде участков лунной поверхности.

Что ж, бизнес как бизнес. Ничем не хуже другого. Мало ли лопухов, и не только растительного происхождения, произрастает на этой планете? По крайней мере, эта деятельность намного лучше того, чтобы пичкать тот же народ ЛСД или героином. Только вот ведь в чем дело. Дик помнил, как удивился тому, что на фотографии с пресс-конференции Хоупа за спиной того просматривалась фигура Дэна Маккольна. И хотя его имя не упоминалось ни в этой заметке, ни в одном из последующих материалах, Хастон своим обострившимся чутьем ощутил, что Маккольн берет какое-то участие в проекте. В каком только качестве, не понятно. Но, как известно, в любых проектах их идеологи и вдохновители стараются держаться в тени.

Хастон тряхнул головой. Ладно. Лунная Республика, не Лунная Республика — это сейчас дело десятое. Не настало ли время поговорить с мистером Маккольном о делах более насущных? Они вроде, уже и от комплекса недалеко. То есть, при любом развитии беседы помощь оттуда должна быстро подоспеть. Главное, Арданьянов расшевелить. А уж это он всегда может сделать.

Осторожно высунув голову из-за борта, Дик оглядел, проплывающие пульсирующими толчками, окрестности. Тускло-серебристый предутренний свет, казалось, слегка вибрировал от какого-то скрытого напряжения. Светлело в этих местах резко и быстро, как-то сразу. И именно это должно было произойти через несколько минут. Пора было принимать окончательное решение. Тем более, что машина находилась уже в какой-то сотне метров от замаскированного входа в комплекс.

Дик прислушался к себе. Странно. Неуловимой дрожи пространства, которую он всегда и всем телом ощущал возле работающего комплекса, заметно не было совершенно. Было щемящее ощущение полностью мертвой, одичавшей до безжизненности, природы. Что-то случилось. Случилось что-то.

Хастон прищурился, пытаясь рассмотреть сторожевые кактусы и два огромных валуна, прикрывающих стальной люк входа в комплекс. Кактусы были сломаны, а возле самых валунов…

Грузовик резко затормозил, накреняясь на борт, возле которого застыл Дик. Его резко бросило на металлическую перегородку. Но Хастон не стал останавливать этого случайного движения, а, наоборот, поспособствовал его продолжению, рывком своих рук выбрасывая тело на дорогу, перекатываясь по ней и впечатывая тело в тень невысокого утеса, нависшего над автомобилем.

Маккольн ничего не заметил. И это было естественно. Потому что его сейчас интересовало совершенно иное. Наклонившись к запыленному лобовому стеклу, он изумленно разглядывал небольшой серебристый диск, лежащий возле двух огромных глыб, напоминающих грубо высеченные панцири гигантских черепах.

Потянулся за рацией, одновременно доставая из кобуры старый, проверенный-перепроверенный в разных передрягах, «магнум».

— Раджив! Раджив! Ты меня слышишь?

Микрофон зашуршал слабыми помехами, чем-то пару раз щелкнул и, в конце концов, отозвался:

— Да, Дэн. Что там у тебя?

— Чудеса продолжаются, брат. Ты где сейчас?

— Загрузился, как ты просил, и минут через десять выезжаю.

— Давай, брат, давай, скорее выезжай. Приедешь, увидишь и не поверишь.

— Да что там такое?

— Летающая тарелка, брат. Самая, что ни на есть, обыкновенная. Лежит себе спокойненько на камнях и никого не трогает.

— А человечков зеленых не видно? Или чертиков в глазах? — иронично отозвалась рация.

— Я из тебя зеленого человечка сделаю, если ты через полтора часа здесь не будешь, — рявкнул Маккольн. — Давай, пошевеливайся!

Эфир немного помолчал, видимо, переваривая услышанное.

— Хорошо, — буркнул, в конце концов, — я же сказал, что выезжаю. Ты там без меня не лезь, куда не надо.

— Добро, не полезу. Осмотрюсь только. Все. Конец связи.

Маккольн перекинул ремень рации через плечо, сжал рукой пистолет и осторожно выскользнул из кабины, не отрывая взгляда от таинственного предмета. До него было метров пятьдесят. Не больше.

Двухметровый диск поблескивал оранжевым в неуверенных лучах солнца, спросонок вывалившегося из-за гор. По окружности аппарата располагалось несколько выпуклостей. Еще одна такая же выпуклость, только размером побольше, располагалась в центральной части диска. Никаких дюз, винтов или чего-нибудь подобного, заметно не было. Может быть, в нижней части?

Маккольн нагнулся, пытаясь с пятиметрового расстояния заглянуть под аппарат. Рация соскользнула с плеча и глухо ударилась об землю. Поймать ее Дэн даже не попытался, замерши в полусогнутом положении и почувствовав, как у него зашевелились волосы. Выпуклость в верхней части аппарата вдруг замерцала мягким желтым светом и легко отъехала в сторону. Из образовавшегося отверстия выскользнуло нечто блестящее и каплевидное, с тонким длинным отростком, напоминающим антенну и вырастающим из сужающейся части существа. Или механизма?

Резко выпрямившись, Дэн вздернул руку с зажатым в ней «магнумом». А непонятное создание уже соскользнуло с покатой поверхности аппарата, на мгновение замерло и покатилось в сторону валунов. Маккольн прицелился в него, но какое-то внутреннее чувство опасности не позволило ему сразу же нажать на курок. А каплевидное существо уже докатилось до расщелины между глыб и взблеснуло там коротким, красным, словно раскаленный прут, лучом.

— Ах, ты!.. — выдавил из себя Маккольн, плотно припечатывая подошвы к земле и перехватывая рукоятку пистолета обеими руками.

Но выстрелить он так и не успел. Короткий луч расплылся оранжевым сиянием, в которое быстро погрузилось каплевидное металлическое тельце. И исчезло в нем. А потом исчезло и само сияние. Между валунами заструилась сизая дымка, а внезапный порыв ветра дохнул на Маккольна запахом перегретого камня. Вокруг стало тихо-тихо. Только между валунов что-то слабо потрескивало да сердце Дэна глухо билось, пытаясь вырваться из грудной клетки.

Не опуская «магнума», Маккольн искоса посмотрел на летающую тарелку. Выпуклость снова заняла свое место, и аппарат казался таким же, каким Дэн увидел его в первый раз. Словно ничего не произошло.

Время от времени бросая на него недоверчивые взгляды, Маккольн осторожно приблизился к валунам. Между ними виднелось черное отверстие с оплавленными краями. Перехватив пистолет одной рукой, Дэн неуверенно приблизил к нему пальцы второй. И отдернул руку. Края отверстия были еще горячими. Непонятное создание каким-то непонятным образом закопалось в эту каменистую землю, проплавив ее поверхность. Тупо глядя на чернеющую нору, Маккольн пытался сообразить, что же делать дальше. Не мешало бы фонарем в нее посветить.

Обойдя на приличном расстоянии, не подающий признаков жизни, диск, Маккольн вернулся к грузовику. Достал из кабины мощный армейский фонарик. Поколебался и засунул пистолет в кобуру. А потом пошел назад. Растерянно потоптался возле тарелки и, осторожно протянув руку, легким движением ощупал ее поверхность.

Она была гладкой, прохладной и чуть скользкой, словно смазанной тонким слоем какого-то масла. Постучал по ней кулаком. Звук был глухим, как будто весь аппарат представлял собой цельную массу без каких-либо пустот. Пнул его ногой. Диск даже не шевельнулся. Вместо этого выпуклости по его краям начали наливаться зеленоватым, с голубыми отблесками, светом.

Маккольн испуганно отшатнулся от диска, но было уже поздно. Выпуклости на глазах превращались в ядовито-зеленые бородавки, а воздух внезапно наполнился тихим, на пределе слышимости, визгом. Визг быстро повышал свой тон, начиная острым лезвием разрезать изнутри ушные раковины, и Дэн, каким-то звериным чутьем ощущая то, что сейчас произойдет что-то ужасное, бросился в сторону валунов, пытаясь спрятаться от ними от визжащего металла.

Вовремя попытался. Визг прекратился так же внезапно, как и начался. На мгновение наступила тишина, режущая уши не менее, чем звук, предшествующий ей. А потом пространство глухо охнуло, земля вздрогнула, и Маккольна со всего размаха бросило на нее, обсыпая чем-то твердым, колючим, режущим и бьющим. А еще потом все это твердое, режущее и бьющее, начало проваливаться вместе с телом Маккольна куда-то вниз, в грохочущие недра этой планеты.

Потом эти недра сомкнулись над Дэном и сколлапсированное пространство раздавило собою время. Маккольн не помнил, сколько он находился в этом безвременьи, которое постепенно наполнялось какими-то рваными звуками. С трудом приходя в себя, Дэн прислушался и внезапно понял, что это — стон. Его собственный стон. Вместе с пониманием этого пришла боль.

Он попробовал шевельнуться и не сразу сообразил: то ли это вяло качнулось его тело, то ли тяжело всплеснулось упруго-ртутная планета. Открыл глаза. Прямо над ним светлело пятно внушительного отверстия. И было до него метров десять. Не меньше.

Дэн двинул головой, ощущая на затылке твердую пуговицу ментоусилителя, вставленного когда-то туда вечно хмурым доктором Блейком. Пуговица была на месте. Вырвать ее можно было только вместе с мозгом. Мозгом, который все больше и больше начинал паниковать пульсирующей болью по мере того, как Дэн ворочал головой, оглядывая стенки колодца, в который он провалился после взрыва летающей тарелки. А в том, что она взорвалась, Маккольн почему-то не сомневался.

Стенки же были отвесны, шершавы и с болтающимися на них покореженными листами пластика, который, очевидно, недавно плотно покрывал их. Пластика совершенно не было только вверху, там, где колодец суживался к туманно светящемуся отверстию. На его фоне застыла огромная звезда. Маккольн вспомнил, что из глубоких колодцев небо видно очень четко. И потому не удивился ее размерам. Он удивился другому — ее цвету. Звезда была черной.

— Эй, Маккольн, привет! — крикнула звезда. — Ты как? Не зашибся?

И Маккольн понял, что это — голова человека, заглядывающего в провал колодца.

— Раджив? — прохрипел Дэн, заново учась слышать свой голос.

Голова молчала.

— Раджив!.. Брат… Слава богу! Вытащи меня отсюда…

Голова продолжала молчать, неподвижно замерши на фоне белесого неба. Маккольн ощутил, что, успокоившееся было чувство панического страха, снова запульсировало в районе ментоусилителя.

— Раджив, — дернулся он, выворачивая тело из-под обломков породы, — какого черта ты молчишь? Веревку, веревку давай!

С невидимой для Дэна стороны колодца, расположенной за его головой, послышался какой-то звук. Ему показалось, что это — плеск воды. Черт, галлюцинаций еще не хватало! Он снова задергался, почувствовав, как боль из головы хлынула в каждую клеточку избитого тела. Но само тело оставалось неподвижным. Единственное, что мог сделать Маккольн, это вывернуть криком свое горло:

— Раджи-и-ив!!! Вытащи меня!..

Сквозь плеск воды, уже вполне различимый, заструился какой-то сухой шорох. И гибкая фигура, стремительно увеличиваясь в размерах, заскользила по тонкому линю на дно колодца. Вот она покачнулась, впечатала обе ноги в обломки известняка, огляделась, изумленно присвистнула и, в конце концов, склонилась над Дэном.

— Привет, Маккольн, — повторила. — Вот мы и встретились.

Маккольн пристально вгляделся в лоснящуюся негритянскую рожу, вплотную приблизившуюся к ее лицу, и с медленным ужасом начал узнавать ее.

— Хастон! — прохрипел. — Дик Хастон, чтоб тебя!..

— Слава богу, узнавалка работает, — разгибаясь, иронично бросил негр. — Со свиданьячком.

— Но… Но, как?!?..

— А вот так… — невнимательно ответил Дик, вглядываясь во что-то, невидимое Маккольну. — Так вот, — повторил. — Что ж ты, дружище, бросил-то меня? Не уследил? А я вот соскучился по твоему теплому участию. И потому, понимаешь, решил из тюрьмы деру дать.

Маккольн тяжело покрутил головой. Боли в теле он уже не чувствовал. Просто не было его, тела.

Хастон сделал было шаг куда-то в сторону, но, поколебавшись, снова повернулся к Дэну.

— Я все хотел спросить тебя, Маккольн. За что ты меня так? Ведь знал, что я к вашим шпионским играм никакого отношения не имею. И про Барсукоффа… Понимаю, что ты шкуру свою спасал. Но мог бы ведь объяснить, что все случайно произошло. И я бы подтвердил. А так… Все равно, говорят, из ЦРУ тебя поперли. Финита, так сказать, ля карьера.

— Много ты понимаешь, — буркнул было Маккольн, но напрягся, задыхаясь и меняя тон. — Многого ведь ты не знаешь, Дик. Не знаешь многого. Ты ведь нег… Извини, афроамериканец. Второй сорт. Тебя могли бы сразу убрать, но я… Я тебя прикрывал. И за решетку упрятал, чтоб не достали.

— Да ну!.. Благодетель ты мой!..

— Правда, правда, Дик! И из ЦРУ я сам ушел. Ну их к черту, параноиков этих! Настоящие, большие деньги нужно в науке делать, а не в политике. Они ведь, олухи, не понимают, что идеи — главное в наше время. Во время, когда информацию можно на ощупь почувствовать. Даже в тюрьме. Ее, информацию схватить надо, да. Это и разведка может. Но новое в ней найти — черта с два! Это, брат, только науке под силу. Вот у папаши моего… Много у него идей было всяких и аппаратуры разной. Но… Но, тоже — олух. Ни с кем не поделился. Все взорвал вместе со своим бункером.

— Подожди, подожди… Так этот черный миллионер, про которого легенды ходят, твой отец?

— Ну, да!.. Болен он был очень. А от страха еще и крыша поехала. Не выдержал. А я не сообразил, что к чему. Сразу в бункера не полез. Думал — потом, потом… А потом умники лос-аламосские ядерные испытания под землей устроили. Хоть и далековато отсюда, но для нас хватило. Что-то где-то сдвинулось и все, что недозавалило в буккере папашином, затопило напрочь. Теперь нырять придется.

— Затопило, говоришь? — Хастон задумчиво потер нос и, сделав шаг, исчез из поля зрения Маккольна. — А я-то думал, — через минуту донеслось до него с боку, — откуда здесь вода в подъемном тоннеле? Значит, и тут все затопило. Значит…

Голос его резко оборвался и он снова возник в поле зрения Маккольна.

— Да вытащи ты меня отсюда, Дик! — хрипя, взмолился тот.

— Значит, — не обращая на этот хрип никакого внимания, продолжил Хастон, — значит, загибаться тут тебе, дружище, в полном забвении и таком же одиночестве…

— Эй, эй, — насколько мог лихорадочно, завертел головой Маккольн, — ты что задумал?.. Ты меня вытащи, вытащи отсюда, брат. За мной не заржавеет. — Он облизнул пересохшие губы. — У меня деньги есть. Много денег. Я тебе заплачу. Отцом клянусь. А не хочешь, давай, в проект новый входи. Соскучился, небось, по работе-то в тюряге? А проект интересный…

— Это не твоя ли лунная республика для лохов? — внезапно наугад ляпнул Хастон.

— Для таких лохов, как ты, — так же внезапно оскорбился Маккольн. — Сама республика, она — декорация, которую я одному парню нарисовал. Незаметно так. Он, наверно, до сих пор думает, что сам кисть держал. Ну, ничего. Пусть капусты нарубит. А за кулисами в это время можно такое дело провернуть, что… Давай, Дик, давай! Кому-кому, а тебе точно интересно будет!

— Интересно? — Хастон снова наклонился над полузасыпанным телом Маккольна. — Интересно? — переспросил. — А тебе неинтересно узнать, Маккольн, что происходит с невинным и неглупым человеком, полным идей и планов, когда его за решетку сунут? Когда он каждый день физически ощущает, как ссыхается его мозг? Когда кругом его — не лица, а рыла одни? Когда вместо разговоров о звездах, он вынужден слушать кобелиное тявканье про баб и наркотики? Когда…

— Ну, про звезды ты имел возможность и думать, и высказываться, — вдруг слабо ухмыльнулся Маккольн. — Вон сколько за десяток лет макулатуры извел.

— Ах, ты!.. — видно было, что Хастон еле сдерживается, чтобы не ударить Дэна. — Ах, ты, мокрица! Да это была моя отдушина, которую я нашел, без которой бы…

— Ха! Он нашел! Да я ее нашел, я. Думаешь, с какой радости корявые статьи какого-то зека по всем Штатам печатали? Просто нужны они были. Талант мозговтирания у тебя присутствует все-таки. А мне для того, чтобы никто не мешал заниматься лунной республикой и не полез куда не надо, только этого и надо было. Да и интересы мои с интересами, нелюбимого тобой, ЦРУ совпали. Ведь ты про комиссию Робертсона[17] слышал? По роже вижу, что слышал. Вот только другого не слышал. ЦРУ тогда к ее выводам несколько своих рекомендаций добавило. И одна из них требовала систематической, так сказать, дискредитации летающих тарелок. Чтобы, интерес публики лопоухой к ним умерить. И хотя времени с тех пор прошло предостаточно, но рекомендация эта действует. Вот тут я на тебя и показал. Может, мол. А ты и клюнул. Хотя, оказывается, есть эти тарелки, есть. Сам же видел.

— Нету уже ничего. Взорвалась она. Самоликвидировалась. Нечего было ее ногами пинать. Не мяч, все-таки, — пробормотал Хастон, думая о чем-то своем. И после короткой паузы вдруг пораженно выдохнул: — Слушай, значит все это время?..

— На меня ты работал, на меня. И именно все это время, — тяжело ухмыльнулся одной стороной лица Маккольн. — Потому нет у тебя сейчас другого пути. Вытаскивай меня отсюда. Со мной дальше работать будешь. Я тебя не обижу. От федералов так прикрою, что в жизни не найдут. Связи у меня остались. А за деньги не переживай, будут…

— А теперь слушай меня, Маккольн, — черное тело Хастона обсидиановой, готовой рухнуть, скалой склонилось над уже полупогребенным Дэном. — Я не знаю, что это у тебя за лунная республика такая и знать не хочу. Я знаю другое. Таких людей, как ты, не то что на Луну, но и на земную орбиту выпускать нельзя. Ты — хворь, которая землю жрет, а теперь и на небо замахнулась. И для того, чтобы ты всю свою микробность в полной мере осознал, останешься ты тут, Маккольн. А когда осознаешь, станешь удобрением для этой земли. Вот в этой роли от тебя, действительно, хоть какая-то польза будет.

— Дурак ты, — насколько мог жестко, бросил Маккольн. — Дураком был, дураком и помрешь. А помрешь, брат, ты очень даже скоро. Сейчас мой человек подъедет. Меня спасет, а с тобой разберется. На запчасти разберется, поскольку ты, зек недоделанный, без оружия, а у него…

— Ну, на счет оружия мы еще поспорим, — усмехнулся Хастон, еще ближе наклоняясь к Маккольну и доставая у него из-под мышки тяжелый «магнум». Черное дуло пистолета смотрело прямо в глаза Дэна. И по цвету было с ними почти одинаковым. — И еще мы поспорим про то, — продолжил Хастон, — когда твой человек приедет. Понимаешь, дружище, я ведь твой грузовик на несколько километров в сторону отогнал, когда ты сюда свалился. К Змеиным пещерам. Там тебя искать будут. И долго, нужно сказать, будут искать. Вместе с тарелкой летающей, про которую ты растрезвонил. Вот так, Маккольн, рождаются легенды, — жестко закончил Хастон.

С темной стороны затопленного тоннеля послышалось какое-то приглушенное бормотание. Словно вода в кастрюле закипела. Хастон насторожился. А Маккольн, злобно скривившись, прикрыл глаза.

— Ты что, рожа черномазая, — полушепотом произнес он, — думаешь, что я сейчас тебя умолять начну? Плакаться? А хрен тебе! Ты, ублюдок, никогда мозгов не имел и иметь не будешь. Потому как второй сорт — рабочая скотина. Я иногда думаю, на кой ляд мы со времен Архимеда машины выдумываем, роботов всяких. Ведь есть, есть уже роботы. От природы роботы. Это вы, выродки черномазые!.. Я вот тебя, не напрягаясь, использовал. А если напрячься?.. Думаешь, спасешься от меня? Свалишь, думаешь? Нет, придурок! Вычислят тебя и найдут. Найдут и рассчитают, когда к электрическому стулу привяжут. Некому тебя с него снимать будет. А найдут тебя, ублюдка, потому, что спецслужбы все могут. Ты что, действительно за чистую монету принял все, что я тебе тут вешал? Дурак! Какая наука? Какая политика? Настоящая власть на этой планете только у секретных служб. Умных, быстрых, расчетливых. Всяким компьютерам до них, ой, как долго еще тянуться придется! Но высший пилотаж, самый высший — ты слышишь, ублюдок? — это использовать спецслужбы для своих личных целей. Это не каждому дано. Это не каждый может…

Маккольн внезапно замолчал, приподняв веки и уткнувшись взглядом в побелевшие глаза на окаменевшем лице Хастона. Глаза смотрели куда-то в сторону. Не на Дэна.

Он тоже слегка повернул голову, изо всех сил ворочая негнущейся шеей, и внутренне вздрогнул. Словно током его ударили. По покрытому обломками, рваному и тесному пространству к нему приближалось — катилось? ползло? — нечто мертвенно блестящее и ужасное в своем металлическом блеске. Маккольн совсем забыл про существо, выскочившее из летающей тарелки и проплавившее землю, но теперь…

— Дик?! — полувыкрикнул, полуспросил Маккольн, глядя даже не на существо, а на влажную полосу, тянущуюся за ним: оно, должно быть, выползло из воды.

— Пошло, пошло отсюда! — услышал он бешеный крик Хастона и в поле его зрения появился носок избитого военного ботинка, со всего размаху въехавший в блестящую поверхность.

Существо взвизгнуло и рыскнуло в сторону, а из его задней части взвился тонкий гибкий хвост, моментально набухший на конце малиновой почкой, которая, в свою очередь, бесшумно взорвалась оранжевым лучом и хлестнула им по ботинкам Хастона. Запахло горелой кожей.

— Ах, ты!.. — заревел Дик, вскидывая «магнум» и всаживая пулю за пулей в ртутное тельце.

Пули рикошетили и ударялись в стенки колодца, вздымая на них облачка серой пыли. Тоже серо-металлической по цвету. А ртутное создание крутнулось на месте и его луч вздымающейся спиралью начал раскручиваться над обломками провала. Два раза Хастон увернулся от нее и, поняв, что в третий раз этого не удастся, схватился за линь, вытаскивая из зоны лучевого обстрела свое тяжелое тело.

А луч еще раз обошел по кругу тесное, ставшее мгновенно неимоверно жарким, пространство, остановился над головой Маккольна и начал медленно опускаться к его перекошенному лицу.

— Не-е-ет!!! — заорал тот, выворачивая из горла слизь и пену. — Нет! Дик, останови его! Останови!..

Но Хастон, вцепившийся в раскачивающуюся веревку, уже ничего сделать не мог. Он мог только с ужасом наблюдать за тем, как, задымившись, вспыхивают светлые волосы Маккольна, смешивая свой горелый смрад с вонью загоревшейся материи. Как обугливается лицо с судорожно раскрытым ртом. Как лопается кожа, а ртутное тело в кровавом сиянии прожигает череп, разбрызгивая, сразу же запекающуюся, кровь и постепенно исчезая в поджаренной массе вывалившегося мозга.

Больше на это Дик смотреть не мог. Он лихорадочно засучил руками, выбираясь из колодца, переполненного одичавшим кошмаром, перевалился через его зазубренный край и вырвал прямо на пыльную, выжженную солнцем, землю. Каменистый склон стекал в безлюдную равнину и Хастон был один, совсем один на этой, забытой богом, планете.