Тарзанариум Архимеда

25 октября 2002 года, кратер Архимед (Луна)

Какой-то световой вихрь, словно испугавшись чего-то, бросился от Виктора в сторону распадка, вылизанного ослепительным светом Солнца. Такого он еще никогда не видал. Световые столбы, связанные с электростатической активностью, были вполне распространенным явлением во время лунного дня. Но передвигаться, тем более вот так, рассыпаясь спиралями гаснущих искр, они никогда не умели. Это было что-то новенькое. И у Арданьяна имелось крепкое подозрение, что это новенькое каким-то образом связано с лайстонами. Или, возможно, с комплексом.

Однако, если это были лишь подозрения, то внезапная атака ман-пилотов на «Лунную Республику» не оставляла никаких сомнений в том, что они были переподчинены Маккольну. Или Керчаку. Что, впрочем, в данной ситуации было равнозначно. Ведь на команды Виктора они не реагировали совершенно, с какой-то тупой расчетливостью расстреливая корабль со склонов близлежащих гор. Арданьян мог бы сказать «с машинной расчетливостью», если бы не знал, что маны были не совсем машинами. И даже обладали зачатками характеров, что отличало их как друг от друга, так и от других обитателей этих негостеприимных окрестностей.

Все это становилось если не опасным, то довольно надоедливым. Тем более, что взлететь Арданьян не мог. Потому что несколько часов назад, штурмуя «Лунную Республику», он совсем не учел того, что покойный Ларсен посадил ее в таком месте, взлет с которого по любой траектории, хоть на несколько — но довольно длинных! — секунд открывал борт аппарата комплексу. Со всем его селайтовым вооружением. И в сложившихся условиях это было чревато. Поскольку нескольких секунд для электроники, перепуганной кораблем, было достаточно для того, чтобы…

— Кала! Через пять секунд! — внезапно воскликнул Арданьян, прервав свои невеселые размышления и ощутив, что, через названное им время, очередной удар плазмеров пройдется по искореженной обшивке «Лунной Республики».

Искореженной потому, что пока их маленькая группа сориентировалась после внезапного нападения да пока приспособилась на очень короткое время включать малую мощность бортовых пушек для нейтрализации выстрелов манов, то те несколько раз, безо всяких предупреждений, успели таки достать корабль разрушительными лучами. И только потом, после этих залпов, в воспаленном мозгу Виктора заплескался ртутно-холодный голос Маккольна:

— Ну, что, голопузый? Как угощение? Предлагаю тебе сдаться. Иначе буду вынужден вывести из строя систему регенерации внутренней атмосферы «Республики». — Именно в эти районы обшивки наносились основные удары обезумевших манов. — Подумай о людях, находящихся у тебя на борту. Тресилов — вообще беззащитен. Подругу твою лайстоны уже почти освободили от своей зависимости и, в принципе, теперь она ничем не отличается от него. Все понял? В тебе никакой закон робототехники про защиту людей не заложен? Сдавайся, брат. И мы вместе обсудим возможности нарушения любых законов. И естественных, и научных, и этических.

Для Виктора, впрочем, вопрос стоял несколько по иному. Даже не смотря на то, что при упоминании о робототехнике Руслана как-то странно посмотрела на него. Можно было, конечно, лупануть в ответ по окружающим высотам изо всей бортовой артиллерии. Но такой шаг снес бы ко всем чертям и эти самые высоты, открывая корпус корабля для прямого воздействия старика Архимеда. Может быть, на это и рассчитывал Маккольн? Не дождется.

Именно поэтому, взяв легкий «республиканский» плазер и оставив Руслану с Калой за командным пультом — первую на попечении второй — Виктор решил немного попользоваться своим, вновь приобретенным, чувством времени для того, чтобы в одиночку и с огромнейшей неохотой, но поохотиться таки на перепрограммированных манов. Поскольку, хоть и жаль их, конечно, но альтернативы ему не оставляли. Впрочем, в этом лунном мире если не все, то многое подлежало дальнейшему восстановлению. Закон, так сказать, Архимеда, про который не упомянул Маккольн.

— Пять… четыре… три… — бросал слова отсчета в радиодиапазон Арданьян, — два… Сейчас!

И перед тем, как отлететь метров на двадцать в сторону вместе с породой, выброшенной из огромной воронки, появившейся как раз в том месте, где он только что стоял, Виктор заметил несколько световых вихрей, метнувшихся к нему. И еще, в конце концов, понял, что те не нападали, а, наоборот, защищали его. Потому что, если бы они не окутали его плотным коконом селайта, последствия могли бы быть для него самыми плачевными, как, впрочем, и для любого другого живого организма, попавшего под сдвоенный удар плазмеров. И еще это означало, что нейтралитет лайстонов некоторым образом был нарушен.

На «Лунную Республику», естественно, никакого селайта не хватило бы. Она, управляемая Калой и Русланой, окуталась облаком заурядной плазмы. Впрочем, эта трата энергии была совершенно излишня. Потому что Виктора в очередной раз подвела потеря чувства пространства: залп был произведен манами через предвиденные пять секунд, однако его острие было направлено не на корабль, а именно на него, Виктора Арданьяна. Видимо, оставшиеся функционировать двое из четырех манов, решили, что с проблемой бывшего их хозяина нужно разобраться кардинально. Это немного пугало, но на эмоции времени не было.

— Где? — коротко вскрикнул в радиодиапазоне Виктор, немного оглушенный, но так и не выпустивший из рук своего плазера: это, конечно, не плазмер из Архимеда, но все-таки…

— Один — шесть градусов к востоку, — зеленовато всплеснулся голос Калы. — Второй — два градуса семь секунд к северу. Расстояние соответственно — триста пятьдесят семь метров восемь сантиметров и двести шестьдесят один метр сорок один сантиметр.

— Спасибо, подруга, — мгновенно сориентировался Виктор, вскакивая и всматриваясь в пылевую кисею, которая скрывала его от размаскированных и обезумленных ман-пилотов.

И два выстрела плазера слились в одну сверкающую дугу.

— Маккольн, предлагаю сдаться! — закричал Арданьян, прислушиваясь к безжизненному будущему и не ощущая в нем никаких следов обугленных манов.

В радиодиапазоне тоже ничего не ощущалось. Никаких ответов, ни каких голосов слышно не было. Он был холоден, пуст и напряжен в своей пустынности. Но слабые завихрения течения времени подсказывали Виктору, что оставаться на открытом пространстве довольно опасно. Нужно стучаться в ворота крепости. Даже такой ненадежной, какой являлась сейчас «Лунная Республика».

В самом же, когда-то летающем, фортификационном сооружении, Кала с Русланой никак не отреагировали на появление Арданьяна. Даже не повернулись к нему. И ни о чем не спросили. Только прервали какой-то свой быстрый разговор, и это показалось Виктору немного странным. А они уже замерли возле командного пульта и только в фигуре девушки, наклонившейся к мерцающим индикаторам, чувствовалось тщательно скрываемое напряжение. Это что еще за тайны обратной стороны Луны?

— В чем дело? — спросил Арданьян, словно капли, стряхивая с себя гаснущие искры селайтовой оболочки: он настолько быстро влетел в рубку, что не только его команда, но и его организм не успел толком отреагировать на изменение окружающей среды. А лайстоны с некоторого времени в этом процессе задействованы не были.

Кала, в конце концов, с тихим жужжанием развернула корпус к Арданьяну и уже замигала было своими фотоэлементами, намереваясь доложить обстановку на передовой, но Руслана опередила ее. Что ж, случаются иногда моменты, когда нервная система человека каким-то странным образом начинает действовать значительно быстрее всех электронных схем, вместе взятых.

— Господи! — беря себя в руки, резко, хотя и несколько наигранно, рассекла Барбикен синтезированный воздух. Но внезапно, словно слепая, быстрыми, почти неуловимыми, движениями ощупала лицо Арданьяна. — Живой! — Беспокойство ее было совершенно неподдельным. — Ты так моментально исчез из зоны обстрела, что я не успела ничего сообразить. — Виктору показалось, что в голосе Русланы проскользнули какие-то фальшивые нотки. Проскользнули и исчезли. — Предупреждать же надо!

Действительно, предупреждать корабль о том, что он до самой допустимой грани ввинтился во время, Виктор не стал. Но Кала с ее реакцией не могла не видеть всех его передвижений. И ничем не успокоила Руслану!

Арданьян приоткрыл было рот, чтобы высказать все, что думает по этому поводу, но робот уже перебивал его, включив все свои динамики. Словно свой внутренний голос заглушить хотел.

— Масса Виктор, — ревел он, — пока мэм вычисляла ваше местонахождение, я обратила внимание на показание радаров. Прошу вас взглянуть. Можно утверждать с точностью до девяносто одной целой и восьмидесяти сотых процента, что нас обкладывают по периметру с помощью такотанов.

— Как такотанов?! — удивление Виктора было настолько велико, что он мгновенно забыл обо всех своих недоумениях, а Руслана испуганно отпрянула от его вскинутых рук.

А юноша уже каким-то непостижимым образом оказывался возле пульта, к чему-то прикасался, что-то передвигал, вглядывался во что-то, и его изумление окостеневало хмурой озабоченностью.

— Действительно, обкладывают, — скрипнул, в конце концов, он зубами. — По всем правилам. И, самое интересное, что все пятеро из оставшихся такотанов. Четверо по незамкнутому пентагону, а пятый на нуме — с пушками на борту, надо полагать — замыкает фигуру. Все пятеро. Кроме тех двоих, которых мы потеряли во время первого штурма комплекса. Но такого быть не может!..

— Почему? — вмешалась Руслана, втискиваясь в узкую щель между плечом юноши и металлической обшивкой робота.

Ответил ей именно он:

— Понимаете, мэм, такотаны — это ведомые металлоидные андроиды. Сами по себе они работать не могут. Только во взаимодействии с биополями. В комплексе их оставалось пятеро. Четверо работали с манами и один, — маленькая голова Калы неуверенно качнулась в сторону Арданьяна, — с массой Джоном. Как вы видели, все маны расфиксированы, а масса Джон…

— Ну, не могут же ими управлять призраки! — резко взмахнул рукой Арданьян, чуть не ударив кулаком по пульту. — И всеми пятью сразу!

В рубке наступила тишина, ничем не отличающаяся от миллионнолетней лунной.

— А… — попыталась нарушить ее Руслана, неуверенно повернув голову к юноше, — а нельзя задействовать одного андроида, чтобы через него управлять другими? Ну, как по цепочке?

Сказала и покраснела. А Виктор бросил на нее быстрый заинтересованный взгляд:

— По цепочке, говоришь?.. А что? Можно, наверное. Мы как-то об этом не думали — потребности не было. Но… Но тогда все они будут действовать, как одинаковые куклы. Впрочем, если скорость передачи команд увеличить до неимоверности, то… То для этого нужен нечеловеческий мозг. И, в любом случае, должен быть такотан, на котором замыкаются все команды. Где этот мозг?.. Где этот такотан?..

Второй сеанс лунной тишины был более продолжительным и более напряженным. На экранах радаров четыре искристых точки и одна, ограниченная матовым мутным прямоугольничком, замыкали свое построение вокруг «Лунной Республики». Минут через пять пентагон должен был замкнуться. И после этого покинуть его границы без серьезных повреждений было бы очень проблематично.

За спиной Виктора раздался какой-то шорох, напоминающий звук удаляющихся осторожных шагов, но он не обратил на него внимания, занятый совершенно иным. Не менее быстро, чем во время недавней схватки с манами, Арданьян перебрал в уме все варианты поведения такотанов. Все они сводились к одному. Если догадка Русланы верна, то необходимо было вычислить центрового андроида. Лезть в драку сразу с пятью единицами было бессмысленно — это вам не маны. А ведь даже с ними он провозился более двух часов. Да и про вооружение нумы забывать нельзя.

— Слушай, Руслана… — вышел Виктор из оцепенения, поворачивая голову к девушке.

И пораженно застыл. Ее не было рядом с ним.

Более того, с противоположной стороны не было и Калы. Их вообще не было в командной рубке. Это что такое!?.. Нашли время без предупреждения по кораблю шастать!

— Кала, — тихо позвал Виктор в микрофон, боясь оторвать глаза от пятиугольника, сжимающегося на экране радара. Ему никто не ответил. — Руслана! — повысил он голос.

Звуки исчезали, раскатываясь из динамиков по помещениям «Лунной Республики», так же, как исчезла в них небольшая команда Арданьяна. И явно не собирались возвращаться даже в виде слабого эха.

Упругая волна тревожного непонимания потащила Виктора в бездну паники. Что происходит?!

— Ка-а-ала!!! — расплескал Арданьян электромагнитными волнами голубую тину радиодиапазона, бросив в него мощный импульс растерянного крика.

Тина упруго всколыхнулась и медленно, словно трясина, начала принимать свое привычное положение. Никто не ответил Виктору. Только по колеблющейся плоскости радиопространства прошла какая-то рябь да в уши начал просачиваться тихий стрекот: такотаны явно готовились к атаке. А это означало, что нужно собраться, нужно выкинуть из головы все лишние мысли, что эмоциям не должно быть места в боевой машине, в которую стремительно превращался Арданьян.

Две еле уловимые искры скользнули по левому верхнему углу экрана. Скользнули и пропали. Маккольн был рядом. Рядом?.. Что такое «рядом»?.. Маккольн был скоро. Совсем скоро. Через несколько минут одного из такотанов. Но, какого? Все они существовали в одном времени. А пространства Виктор не воспринимал вообще. Неужели все-таки это было платой за инификацию?

Арданьян попытался сосредоточиться еще больше. Маккольн сосуществовал со временем комплекса. По крайней мере еще с полчаса. А потом… Но сейчас не это главное!..

В самый последний момент Виктор успел таки прикоснуться к сенсорам затворов плазменных пушек, окутав «Лунную Республику» облаком плазмы. И это спасло корабль от залпа нумы. Он только тяжело вздрогнул всем корпусом, но, вроде, остался невредим. На очень короткое время невредим, правда. Потому что одновременно с окончанием залпа, сквозь слабеющее защитное плазменное поле «Лунной Республики», по ее обшивке хлестнули, настроенные на полную мощность, лучи четырех ручных плазмеров, вделанных прямо в конечности такотанов. А нума в это время концентрировалась для очередного выстрела. Началось, в общем.

Корабль вибрировал каждым своим стыком, напоминая со стороны, как заметила бы Руслана, украинскую писанку[23] с постоянно меняющимся световым узором. Внутри корабля узоров не наблюдалось. Внутри корабля все шаталось и тряслось, грозя сорваться со своих мест и рассыпаться деталями да обломками деталей по всем его помещениям. Самопроизвольно открывались и закрывались двери отсеков, по стенам пробегали зеленоватые разряды, а в самом воздухе метались искрящиеся образования, напоминающие шаровые молнии. Даже в наиболее защищенном месте «Лунной Республики» — командирской рубке — находиться было довольно сложно. Что уже говорить о слабо защищенных переходах. Где же Руслана с Калой?..

Виктор только на мгновение отвлекся на постороннюю мысль, и сразу же чуть было не пропустил очередного спаренного выстрела, направленного в район шлюзовой камеры. Вообще, как он понял, острие атаки было направлено именно туда: Маккольн хотел вскрыть корабль, словно консервную банку. Все это время его стремительно изменяющееся биополе, будто встревоженная змея, ускользало от гоняющегося за ним биополя Арданьяна. Про их схватку речи не шло. Речь шла про их соприкосновение. Хотя бы мимолетное. Позволяющее, однако, вычислить центрового такотана.

Эта гонка по пересеченной местности — пересеченной необходимостью ежесекундной защитой корабля — не позволяла Виктору перейти от обороны к нападению: осажденный корабль только огрызался, как загнанный в ловушку, напоминающий овеществленный сгусток ярости, зверь.

Вот!.. Виктору показалось, что он, наконец, уловил неясный обрывок чьего-то биополя. И сразу же потерял его. Боже! Да кто же такой этот Маккольн? Не может, не может работать обычный человеческий мозг с такой быстротой!.. Стоп! Куда был направлен вектор последнего сигнала? На нуму?.. Нет, вряд ли. Сам Виктор никогда не усадил бы центрового такотана на острие атаки. Это выглядело бы чересчур очевидным. Нет, центровой находится среди четверки, прорывающейся к шлюзу. К шлюзу!..

Арданьян даже вздрогнул, быстро пробежав по всем, зарегистрированным компьютером, координатам передвижения андроидов. И по времени координации их действий, зарегистрированных его мозгом. Так… Вот этот, находящийся в сорока градусах к северу от корабля, всегда на несколько метров находится ближе к стенке шлюза. И на несколько сотых секунды быстрее координирует свои перемещения. Неужели?!..

Времени на раздумывания не было. Сконцентрировав залп нескольких пушек — на малой мощности, но нескольких! — Арданьян ударил по подозрительному такотану, одновременно сделав такой командный выверт, за который родители его никогда бы не похвалили. За несколько мгновений до плазменного контакта он со всего разгона ворвался в электронные схемы андроида с ужасом убеждаясь в том, что, действительно, запретительные команды тут не сработают: кто-то перенастроил такотана. Поэтому он отдал ему разрешительный приказ: разрешил ему замыкать все внешние команды только на себя, не переподчиняя их другим андроидам.

Виктор ощутил, как яростно всплеснулось чье-то биополе, пытаясь перенестись к ближайшему такотану, но… Но было уже поздно. Строенный залп вздыбил лунный грунт, растворяя в его клубах гаснущую искорку расплавленного механизма, а четверо оставшихся андроидов замерли вокруг корабля безжизненными марионетками с порванными и перепутанными нитями. Для их оживления кое-кому потребуется очень длительное время, направленное на регенерацию электронных связей. А он, Арданьян, этому кое-кому такого времени ни за что не даст.

Впрочем, этот кое-кто мыслил точно так же, как и Виктор.

Арданьян только-только хотел расслабиться, связаться, в конце концов, с Калой, выяснить причины ее с Русланой непонятного бегства с командного мостика, проверить, наконец, как чувствует себя Тресилов, запертый в медицинском блоке, но… Но его остановили непонятный изменения, начинающие происходить на экранах радаров и замеченные им буквально краем глаза. А вторым краем он различил мужскую фигуру, несколько неуверенно замершую на пороге сектора управления «Лунной Республики».

Прорвавшее плотину собранности, время хлынуло сквозь нее и забурлило двумя пенистыми потоками. В одном из них трясущийся — от возбуждения или от страха? — Тресилов вгонял медицинский скальпель в незащищенную спину Виктора. Во втором «Лунную Республику» накрывала тяжелая ртутная волна, взламывающая — или растворяющая? — стенки шлюзовой камеры.

Второй поток протекал немного дальше во времени. И поэтому Арданьян, совершенно не готовясь к этому, прямо с места прыгнул в сторону — на стенку рубки и, оттолкнувшись от нее обеими ногами, огромной стрелой полетел сквозь ослабленное поле лунного тяготения на Тресилова, действительно сжимающего в руке поблескивающий медицинский скальпель. Наверное, от недавней встряски, полученной кораблем, двери медицинского блока открылись, освободив своего пленника. А найти там инструмент было совсем не сложно. Все остальное — дело техники.

Однако Виктор был лучшим техником. Именно поэтому еще через мгновение скальпель жалобно звякнул далеко в стороне, рука Тресилова безжизненно заболталась в воздухе, а его лицо исказила гримаса боли и изо рта вырвался не то громкий стон, не то приглушенный вскрик. А Виктор, не останавливая движения, уже добивал противника, и тот отлетал вслед за скальпелем, бесформенным мешком застывая под стеной рубки.

Ч-черт!.. Где же Руслана с роботом?!.. Никакого тебе прикрытия!

— Ка-а-ала! — снова заметался по радиодиапазону, словно плывущая змея по поверхности заиленного пруда, крик Арданьяна.

В ответ не раздалось ни единого отзвука. Все это становилось не просто странным, а каким-то угрожающим. Не могли же они просто перепугаться и бросить Виктора на произвол судьбы! Ладно, Руслана… Но Кала! Впрочем, и про Барбикен думать так не хотелось. Да и разбираться со всем этим снова было некогда, поскольку второй временной поток начал приобретать размеры цунами. Впрочем, относилось это не только к нему.

Экраны радаров — от краев к центру — затягивались странной мерцающей изморосью, а радиодиапазон начал наполнять, не менее странный, нарастающий шорох. Словно недавняя змея, плывущая через пруд, выбралась на берег и заскользила в неведомом направлении по сухим прошлогодним листьям. Направление, однако, в котором она передвигалась, было вполне «ведомо»: конечной его точкой была «Лунная Республика».

Виктор отвел взгляд от экранов радаров, мельком взглянув на неподвижного Тресилова, повернулся к экранам внешнего обозрения и… оцепенел.

На них было видно, как скатывалось со склонов гор, выползало из ложбин, просачивалось сквозь лунную поверхность, растекалось по ней, нечто ртутное, тяжело колышущееся, вздыбленное тяжелой волной кольцевого передвижения и смыкающееся вокруг «Лунной Республики».

Хортов было сотни. Тысячи. Десятки тысяч. Казалось, они собрались тут со всей Луны для того, чтобы похоронить под своей немыслимой, тупо шевелящейся массой не только надежду на освобождение корабля, но даже малейший намек на ее былое существование. Вместе с Виктором Арданьяном. Вместе, с неизвестно куда исчезнувшими, Калой и Русланой Барбикен. Даже вместе с обездвиженным телом Олега Тресилова.

— Ка-а-ала!!! — в третий раз завопил Арданьян, понимая, что ни она, как и никто другой, помочь ему не в состоянии.

Впрочем, кое-какая, пусть и довольно зыбкая, надежда оставалась. Из кольца ртутного вала, окружившего корабль, начал вырастать какой-то отросток, сложенный из тысяч, хмуро поблескивающих, хортов и быстро превращающийся в щупальце, протянутое к району шлюзовой камеры. Виктор в очередной раз убедился в том, что сам корабль уничтожать не хотели никоим образом. Просто его в очередной раз пытались вскрыть. И в том, кто стоял за этим желанием, у Арданьяна не было никакого сомнения.

Можно было, конечно, сконцентрировать всю оставшуюся энергию и перепахать все окружающие окрестности залпом бортовых пушек, срывая горы, перемешивая породу с расплавленными телами хортов и… И снова же играя по правилам, придуманным Маккольном. То есть, полностью открыть «Лунную Республику» обстрелу лунного Архимеда.

Арданьян даже зубами заскрипел, проклиная себя за то, что все последнее время сдерживал себя, не позволяя вновь приобретенной, неожиданной и пугающей его, способности к темпоральному предвидению полностью овладеть им. Да, он боялся этого. Ведь на такие последствия никак не рассчитывали ни он, ни его родители, когда ставили опыты по генетической корреляции селайтовых полей. А сейчас он мог превратиться в механическую игрушку в руках грозных и непонятных ему сил. Сил, без преувеличения, вселенского характера. Однако теперь, когда он остался совершенно один, когда самые близкие из всех, остающихся на этой планете, существ почему-то бросили его, когда то, что осталось от отца и мамы, было подчинено злобному и нечеловеческому, в своей злобности, разуму… Теперь терять ему было нечего.

И, словно с отвесного обрыва в бушующий штормовой океан, Виктор бросился в нечто, ранее бесплотное и бестелесное, ранее реально не существующее. В то, к чему кем-то для собственного умственного удобства был прилеплен ярлык «время». В то, в чем не существовало ни координатных осей, ни расстояний между ними. Не было дна и не было берегов. Не было формы. А содержанием был гольфстрим событий, омывающий неподвижное, словно огромный континент, тело Арданьяна. Событий, в которых каждая частица материи была одновременно и самим этим вязким океаном, и исчезающе малой каплей в нем. В океане протоплазмы. И эта протоплазма всего прошлого и всего будущего упругой волной протекала сквозь пористое, и окаменелое, и растворяющееся, никогда не знавшее пространства, тело Арданьяна.

Он не мог сдвинуться с места. Потому что его, места, не существовало в этом мире. Однако он мог — он чувствовал это! — изменять скорость потока, дробить его не бесчисленное количество струй, переплетать их по иному, по-своему, направляя в разные стороны. Только вот того, где произойдут эти самые изменения направлений, в каком месте огромной вселенной это случиться, ему не дано было знать. Они, эти изменения, могли касаться и чьего-то, взорванного от перенапряжения, сердца, и, разметавшегося взрывом сверхновой, Солнца: самой близкой звезды, уже миллионы лет сжигающей и родную Луну, и непонятную Землю. Эти изменения могли коснуться даже соседней галактики, начавшей вдруг всей своей невообразимой массой сталкиваться с иной галактикой. С его.

Виктор дернулся и попытался вынырнуть из той немыслимой глубины, куда затягивал его круговорот времени. Он забился всем телом, с ужасом ощущая, как от его судорожных движений где-то рушатся муравейники многоэтажек, взорванных террористами, как где-то умирает от СПИДа ребенок, так и не узнавший любви, как где-то небольшие кометы, мчащиеся к Земле, превращаются в смертоносные многомиллионотонные астероиды. И все это никак не уравновешивалось тем, что где-то кто-то вглядывался в глаза любимой, уже живущие новой жизнью, что где-то вырастали новые прекрасные города, что где-то кто-то засыпал, уронив голову на законченную рукопись нового великого открытия. Все это не уравновешивало друг друга. Все было по тупому случайно и по случайному тупо, завися от его, Виктора Арданьяна, случайных движений.

Весь объятый каким-то первобытным ужасом, Арданьян прекратил всякие попытки выбраться из потока времени. Океан превращался в трясину, медленно затягивающую его в себя и переваривающую его живое тело. Виктор не умирал. Виктор становился бессмертен. И это было ужасно. И еще он боялся сделать малейшее движение, чтобы окончательно не разрушить эту смертную вселенную. Он не мог, не хотел, не имел права противопоставлять свою жизнь ее существованию.

Он уже почти полностью смирился с последствиями своего неразумного поступка, но вдруг какая-то свежая струя легонько коснулась его разъеденного тела. Он различил в ней что-то очень хорошее. Очень доброе. И очень светлое.

Прислушался.

Руслана.

С этой струей переплелась другая, более упругая, более плотная и настырная, бьющаяся в его мозг, словно прибой в отвесный берег.

Кала, понял Виктор.

Они были рядом и одновременно неизмеримо далеко. Где-то на краю вселенной. А, может быть, и за ее пределами. Особенно касалось это Русланы. Но они были одновременны с ним. И именно это единство попробовал использовать Виктор, осторожно, по секунде, вытягивая свое тело из трясины времени. Тело, покрытое копошащимися пиявками, на которое распалось существование Маккольна, тоже единовременного с ними, но странно чуждого этому миру.

Однако Виктор попытался пока не думать о нем, весь настроившись на, еще очень слабенький, но уже невыразимо живительный поток Русланы. И Калы.

— Масса Виктор, масса Виктор, отзовитесь! — больно ворвалось в ободранные до барабанных перепонок уши. — Отзовитесь, масса Виктор! Я вас не слышу!

— Виктор, Виктор! — это уже Руслана. — Что происходит? Где вы? Что с вами? Отреагируйте хоть как-нибудь!

— Тут я, — приходя в себя, слабо всплеснул радиодиапазон своим голосом Арданьян, — тут. В корабле. Все нормально. Вы-то куда исчезли? Я уже волноваться начал, а тут еще…

И он осекся, бросив взгляд на экран обозрения.

Вздыбленной, угрюмо поблескивающей свинцом, волны хортов на нем, как не бывало. Последние их капли растекались по перепаханному дну котловины, исчезая в угольных тенях близлежащих скал.

Эт-то что такое?! Арданьян хотел было смахнуть со лба выступившие капли пота, но руки его остались неподвижны. Он взглянул на них и с каким-то равнодушным отупением согласился с таким положением дел: руки его были плотно примотаны к телу прозрачным скотчем. А сам он надежно зафиксирован в командирском кресле. Ухмыляющийся Тресилов стоял немного сбоку и поигрывал стволом плазера. И где только взял его?..

— Слава Богу! — бился в ушах голос Русланы. — Виктор! Срочно покидайте «Лунную Республику»! Туда идет Маккольн. Мы с Калой захватили комплекс и поставили ему ультиматумом то, чтобы…

Индиговую толщу радиодиапазона внезапно затянуло, стремительно густеющим, черным туманом, в пелене которого растворилась, быстро затихая, скороговорка Барбикен. И наступила тишина.

Ее нарушили размеренные тяжелые шаги в коридоре. На пороге рубки появилась чья-то гибкая фигура в чешуйчатом зеленом скафандре. За нею угадывался искореженный силуэт Керчака.

— Здравствуй, ну, Арданьян, — словно сквозь вату услышал Виктор, еще не отошедший от стремительного перехода от радиодиапазона к звуковому. — Встретились вот и.

И, сделав шаг через порог, какой-то механической походкой, человек подошел к креслу Виктора, полностью перекрывая ему как обзор, так и блокируя весь радиодиапазон. Арданьян впервые видел так близко спасателя «Тайги», очень быстро переквалифицировавшегося в завоевателя Архимеда. Раньше они все больше издалека переругивались. Он взглянул ему прямо в глаза и с какой-то внутренней дрожью наткнулся на иглы микроскопически маленьких зрачков, которые словно зарастали свинцово-серой радужной оболочкой. Довольно необычные глаза были у Дэна Маккольна.

А тот уже в улыбке разлеплял рот, приоткрывая ряд тускло-серых, похожих на металлические, зубов.

— Хорош! — выдохнул. — А связан, зачем ты? Непорядок. Олег, — повернулся он к Тресилову, — гостя развяжи нашего.

Тот, тоже как-то механически переставляя ноги, словно передразнивая своего командора, подошел к связанному Арданьяну и начал отдирать трещащий скотч. Со своей перебинтованной головой и каким-то отсутствующим взглядом был Олег Анатольевич похож на свежеиспеченного зомби. Да и приятели его…

Виктор бросил на них быстрый взгляд. С Маккольном все было более-менее ясно. Изуродованный Керчак напоминал почему-то его искаженную тень. Виктор попытался найти в его чертах хоть что-то, напоминающее черты отца. Или матери. Но на это не хватало никакой, даже самой изощренной, фантазии. Арданьян едва сдержал тяжелый всхлип. Потому что веяло от всей компании какой-то потусторонностью. И неестественностью существования даже в этом, битком набитым механизмами и электроникой, мире.

— Хорошо и вот, — бросил Маккольн, наблюдая за тем, как Арданьян растирает затекшие руки. — Славненько вот и. Давно поговорить хотел с тобой. В обстановке непринужденной.

— Чтоб в мыслях наших не было тумана, скажи-ка мне, что с Калой и Русланой? — все еще встряхивая запястья, поднял лицо Виктор и осекся, увидев свое отражение в одном из выключенных экранов.

Вернее, свои глаза, которые странным образом начали напоминать глаза Маккольна. Только зрачки их, наоборот, были расширены до невозможности и окольцованы, исчезающе малой, радужной оболочкой.

— С Русланой, Калой и? — не обратил внимания на его смятения Маккольн. — Так ничего не знаешь ты? Послал их не ты это?

— Куда?

Маккольн своей механической походкой проковылял из конца в конец рубки.

— Интересно. Врываются существ двое — белковое одно, другое механическое и — в комплекса сектор командный, взорвать обещают его. Не покинем мы его если. Обещают серьезно очень. Убедительно. Шахидки как какие словно. Керчак даже разволновался вот, — повернулся он к искореженной фигуре.

— А как не волноваться? — хмуро буркнул киборг, подходя к пульту и с интересом изучая его. — На тебя ступор какой-то напал, а Кала возьми да и сбеги. А потом возвращается с девчонкой этой, никаким командам не подчиняется, грозится себя взорвать вместе с комплексом и с подругой своей. А подруга эта не сопротивляется совершенно. Поддакивает только. Терять, мол, ей нечего. Да и сам комплекс как-то странно себя вести начал. Что тут делать? Пришлось подчиниться.

«Так, — сообразил Виктор, — пока я воевал с манами да такотанами, полностью сосредоточившись на этом, Руслана с Калой решили не мешать мне. А попробовали решить задачу кардинально. То есть, комплекс захватить решили. Наверное, воспользовались тем ходом, который проделали хорты, освобождая Калу. Вот ведь сумасшедшие!.. Интересно, а что это за ступор был у Маккольна?»

Интересно, конечно, но вслух Арданьян спросил про другое:

— Чтоб не взрывать фундамент стен, чего хотелось им взамен?

Маккольн приоткрыл было рот, но Керчак опередил его:

— А чтоб мы комплекс покинули и на корабль перебрались. В то же время Виктор Арданьян должен был поступить с точностью до наоборот. Наше счастье, что мы все варианты быстро просчитали да согласились быстро на все их условия. И когда узнали от Тресилова, что Виктор в кому какую-то впал, находились уже на подходе к кораблю. Остановить нас уже никто не мог. Не успевал просто. Так что, обстоятельства изменились и теперь мы немного по-другому разговаривать станем…

Только сейчас Арданьян бросил взгляд на декоративные часы, висящие над входом в рубку. «Странно, — мелькнуло у него, — существу, обладающему властью над временем, необходима помощь прибора, тупо отсчитывающего его течение, для того, чтобы узнать, что схватка с такотанами была шесть часов назад. Да, за этот срок многое могло произойти».

А Маккольн внезапно наклонился, приближая свои слепые глаза к лицу Арданьяна. И тот с ужасом заметил, что зрачки на них вообще почти исчезли, заросли поблескивающими ртутными бельмами.

— Ты да? — тихо спросил Дэн. — Тоже это ощутил? Прикоснулся тоже? Было это что?

И Виктор как-то сразу понял его.

— Там нет людей, нет островов… Лишь океан без берегов, — так же тихо, словно боясь кого-то спугнуть, прошептал он в ответ.

Ртутноглазое лицо Маккольна приняло задумчивое — очень задумчивое! — выражение.

— Было у меня по-другому. Берега одни. Разбегающиеся вечно стенки пузыря мыльного. В кристаллы потом превращающиеся. Меня на части разрывающие. На молекулы. На атомы. До бесконечности. И я бесконечным был. Больно это. Страшно. Что бесконечно потому. Бесконечно. Времени отсутствие — бесконечность. Отсутствие…

Внезапно Маккольн вздрогнул всем телом. Внезапно всем телом вздрогнул Арданьян.

Они поняли.

Они уставились друг на друга, замерши, и боясь расплескать неосторожным движением… Один — время, другой — пространство.

— Та-а-ак, — через длинную, словно вечность без пространства (или бесконечность без времени), минуту, выдохнул Маккольн. — Вот оно что, брат. Брат, оно что вот. Двое нас. Друг погибнем без друга. Уйдет в себя каждый. Пропадет. Сгинет. Но объединиться если… Если объединиться…

Он обвел взглядом, моментально ставшее тесным, пространство командной рубки с догорающими угольками индикаторов пульта, с втиснутой в него изуродованной фигурой Керчака, с недоуменно застывшим Тресиловым, и снова наклонился к Виктору.

— Здравствуй, брат. Здравствуй, половинка Бога. Ничто теперь нас не остановит. Мир. Наш. Весь. Теперь, брат, здравствуй!..

Арданьян, чуть не выпав из кресла, отпрянул от него. А после короткой паузы вскочил на ноги и моментально был отброшен к стене сокрушительным ударом Керчака. Тот, оказывается, был настороже.

А Маккольн был разъярен.

— Ты! — оскалил он железные зубы в сторону кибернетического урода. — И ты! — поворот головы к Тресилову, который с тупым видом поигрывал стволом плазера. — Никому к Арданьяну не прикасаться! Вы мизинца его не стоите со всей планетой паршивой этой.

Неизвестно, как Тресилов, но Керчак с такой установкой явно согласен не был. Его перекошенное и озлобленное лицо стало еще более перекошенным и озлобленным.

— Парень, между прочим, мой, — заурчал он. — Я много лет его организм приучал вырабатывать селайтовое поле. И теперь я сам буду изучать все побочные эффекты этого. Даже темпоральные. А ты болен. Ты…

Закончить фразу он не успел, потому что Маккольн, не говоря ни слова, начал стремительно разворачивать свой корпус, а потом… А потом исчез из поля зрения Арданьяна и возник уже возле самого Керчака с плазером в руке, непонятно когда и как вырванным из руки Тресилова. Киборг явно не ожидал такой стремительной реакции, потому что в следующее мгновение распластался на полу, как паук, перекинутый на спину, а к его рассеченному уродливым шрамом лбу был приставлен ствол оружия. Виктор понял, что Дэн воспользовался своей способностью играть с пространством. Так же, как и он сам — со временем.

— Приказ раз еще нарушишь, — скрипел железными зубами Маккольн, — разложу атомы на. Без восстановления возможности.

Керчак только поблескивал красными, словно кровью налитыми, глазками и еще больше кривил, и без того до неимоверности искривленную, физиономию. Тресилов же, внезапно оставшийся без оружия и никоим образом не удивившийся этому, тупо почесывал свою перебинтованную голову. Радиодиапазон оставался блокированным и поэтому, едва уловимый намек на какие-то изменения в нем, мгновенно насторожил Арданьяна.

Очевидно, то же самое почувствовал и Маккольн.

Он отпустил Керчака и слегка повернул голову, вглядываясь во что-то, находящееся рядом с Виктором. Тот проследил за его взглядом и вздрогнул: на экранах радаров снова возникла знакомая кольцевая волна, стягивающаяся к точке, в которой находилась «Лунная Республика». Хорты!.. Очередное нападение хортов!.. И в этот раз, кажется, совсем не запланированное Маккольном.

Подтверждением этого стало внезапное ослабление им блокировки электромагнитного поля. И сразу же в мозг Арданьяна плеснулся знакомый, чуть вибрирующий от напряжения, голос.

— …отпустите его, — говорила Руслана. — Повторяю. Маккольн, если вы не хотите, чтобы хорты просто раздавили корабль, оставив вас без возможности возвращения на Землю, отпустите Виктора Арданьяна. Отпустите его.

Сам же виновник этого ультиматума позволил себе немного расслабиться и почувствовал, как три временных потока — его, Калы и Русланы — очень скоро должны слиться вместе. Но, где?

Дэн почувствовал, что точки пересечения координат под названиями «Кала» и «Барбикен» стремительно приближаются, для того, что бы соединиться с точкой «Маккольн». Но, когда?

Впрочем, изображение, возникшее на одном из экранов внешнего обозрения, давало в некоторой степени ответ на эти вопросы.

В черном небе возникло светлое, быстро увеличивающееся, пятнышко. Оно вытягивалось, вытягивалось, принимая очертания летящего робота, на спине которого застыла, окутанная призрачным мерцанием, полуобнаженная девушка с тяжелым архимедовским плазмером в руках. Вот Кала опалила струей тяжелой плазмы мелкозернистый лунный грунт и осторожно, словно боясь провалиться, опустилась на него. Руслана легко спрыгнула с робота. Позади их угрюмо шевелилась нарастающая стена хортов.

— Вы меня слышите, Маккольн? Немедленно выпустите из корабля Арданьяна. И… И Тресилова тоже. Мне, знаете ли, терять нечего.

Она смотрела прямо в объектив внешнего обзора, а Виктору казалось, что она, слегка прищурившись, смотрит прямо на него. И в глазах ее плескалась злость, тревога и еще что-то совсем непонятное Виктору, и чему еще не было названия в этом мертвящем лунном мире. Но что-то очень светлое, очень доброе. И очень-очень огромное. Размером, наверное, не меньше ужасающего океана времени. Однако утонуть в этом океане, в этом «что-то», было совсем не страшно. Скорее, наоборот.

Сбоку, в угловом поле зрения Арданьяна, возникла фигура Маккольна, замершая рядом с ним, и профиль его лица с поджатыми, но презрительно искривленными губами.

— С нами хотите померяться силами вы? — бросил он в пространство. — С нами, могут с галактиками которые играть? Попытайтесь. Сейчас выйдем мы, Барбикен мисс. Керчак, — повернулся Дэн к киборгу, скосившему глаза куда-то в сторону. Словно задумал он что-то. — Керчак, на борту остаешься. Олег, — поворот к оплывшей фигуре Тресилова, — скафандр одень иди. С нами пойдешь. Просит дама. Сейчас маленькую произведем демонстрацию мы. Не правда ли, брат?

— Правда, правда, — не стал разубеждать его Арданьян.

Они вышли на зернистую плоскость лунной поверхности, напоминающую чем-то, засыпанную свежим песком, поверхность античной арены, подготовленную рабами для последнего боя гладиаторов. Зеркальноголовые, затянутые в чешуйчатые комбинезоны Тресилов с Маккольном и светящийся, почти полностью обнаженный, Арданьян. Почти такая же, гибкая и мерцающая, фигурка Русланы замерла метрах в пяти-шести от них рядом с черным утесом корпуса Калы. Вокруг, куда не кинь взгляд, полностью закрывая собой горизонты, шевелилась ртутная стена хортов. Чем еще больше усугубляла впечатление арены, окруженной вздымающимися рядами зрителей, закованных, почему-то, в поблескивающие рыцарские доспехи.

— Маккольн, — по-прежнему напряженно произнесла Руслана, направляя ствол плазмера в сторону более плотной чешуйчатой фигуры, — вас я не вызывала. Вы — свободны. Виктор, ты как?..

— Да, свободен я, — вдруг заревел Маккольн, не давая Арданьяну ответить на вопрос Барбикен, и резким движением срывая с головы зеркальный гермошлем.

Тот замедленно, как в кошмарном полусне, упал на реголит, растекаясь бликами отраженного света, и покатился к ногам Русланы, ошеломленно уставившейся на Маккольна: не каждый день люди совершают самоубийство таким изощренным способом. Впрочем, через несколько длинных секунд — или коротких вечностей? — стало понятно, что суицидом тут и не пахло.

Маккольн медленно повертел головой, словно разминая затекшую шею, и искорежил лицо своей металлической улыбкой. Само же оно посуровело и немного заострилось, но оставалось пока вполне живым. Приобретя, впрочем, очень резкие черты, в отличие от, немного размытого мягким селайтовым сиянием, лица Арданьяна. Или Русланы.

Сказать, что те были поражены, значит не сказать ничего. Даже Виктор, многое уже понявший, не ожидал такого. Что же говорить про Барбикен? А то, что почувствовал, остающийся неподвижным, Тресилов, было уже совсем непонятно. Маккольн медленно обвел их слепым взглядом и вдруг откинул голову, задирая свою окаменевшую рожу с ртутными бельмами глаз к выжженному до угольной черноты небу.

— Не ждали? — хрипло захохотал он. — Думали, нужен мне воздух ваш, припасы ваши? Ваша энергия? Плевать да мне на это все! Я — Бог почти! Сгинет Луна эта пусть, Земля ваша взорвется пусть, а жить я буду и перемешивать бесконечность эту! И не один. Потому, что теперь двое нас. Непобедимых. Вечных и бесконечных. Существовать в этой вселенной чему и как по-своему решающих. Правда, брат?

И он повернулся к Виктору, черные глаза которого уже стали сплошными провалами зрачков. Руслана тоже взглянула на него и, непроизвольно вздрогнув, слегка опустила ствол плазмера.

Но этого было вполне достаточно для того, чтобы Тресилов внезапно сорвался с места и бросился к ней зеленым зигзагом. Для того, чтобы он выбил оружие из рук девушки и бросил ее саму на наждак грунта.

Кала гуднула было встревожено, разворачивая к ним свой корпус, но внезапно на мгновение замерла, а потом начала поворачиваться в совершенно иную сторону. В сторону «Лунной Республики», по отвалившейся скорлупе люка которой скатывалось паукообразное тело Керчака, размахивающее всеми своими конечностями и что-то невнятно орущее Маккольну. А тот не считал за нужное обращать внимания ни на него, ни на Калу, ни даже на дерущихся землян, гипнотическим взглядом уставившись на посуровевшее — словно селайт с него смыли — лицо Арданьяна.

Над всем этим неуверенно балансировала почти отвесная стена хортов, грозящая в любой момент обрушиться вниз, погребая под собой и корабль, и роботов, и людей. Если таковые здесь еще оставались. В чем, к примеру, Арданьян уверен совершенно не был.

— Тот, кто себя понять не смог, скорее — идол, а не Бог, — презрительно бросил он, скашивая глаза на то, как Руслана юркой светящейся ящеркой выскользнула из-под Тресилова. А потом отбросила ногой далеко в сторону упавший плазмер и, переборов растерянность на полном серьезе вступила в драку со своим замдиректора. Хорошо вступила. Со знанием дела. Помощь пока ей не требовалась. — Ты — Бог? — повторил Виктор. — И я — Бог? Не надо Дэн словесной каши, ведь понял ты уродство наше. Я — неудачный опыт и не боле, а ты… По-моему, ты просто болен. Ты напоминаешь мне старого, еще чисто механического исполнения, хорта, инфицированного с полвека назад вирусом лайстона.

От особого удачно проведенного удара Русланы Тресилов отлетел метра на три и противники оказались на равном расстоянии от упавшего плазмера. Многокилограммовый корпус Калы, быстро ускоряясь, скользил на встречу бегущему Керчаку, явно собираясь брать его на таран. К тому, что творилось в радиодиапазоне, никому не было времени прислушиваться. Так же, как и к вечности, перемешанной с бесконечностью.

— Вирус? — окаменевшее лицо Маккольна потеряло способность к выражению удивления, но подобные нотки в его голосе проскользнули. — Вирус все-таки?!..

— Не знаю. Предполагаем, что лайстоны — это нечто вроде огромных вирусов, а не природные образования, обладающие, к тому же, каким-то странным сознанием. Но я знаю так же, что раньше «заражению» подвергались только механизмы. Те же хорты. Но ты же не был механизмом до посадки на Луне, Маккольн?

Вдалеке Кала со всего разгона столкнулась таки с Керчаком. Только искры в разные стороны полетели. Тресилов провел неплохую подсечку, и уже Руслана отлетела к шевелящейся ртутной стене. В памяти Дэна промелькнуло детство с встроенным ментоусилителем, обращению с которым его обучал доктор Блейк. Вспомнилось нападение чего-то, поразительно напоминающего хорта, в затопленном комплексе каких-то сумасшедших ученых.

Оно, это существо, как оказалось в последствии, полностью перестроило его костную систему, добавив, впрочем, телу Дэна и реакции, и сообразительности. Вспомнился внезапно и случайный порез об острую грань осколка лайстона уже здесь, на Луне. Вспомнились и его догадки, чуть было полностью не высказанные Тресилову. Нет!.. Нет!!! Этого не может быть!..

— Не знаю, как это произошло, — продолжал между тем Арданьян, тщательно следя за своей речью, чтобы не сбиться на стихотворное изложение (очень уж это ему не нравилось последнее время), — но сейчас ты, Маккольн, почему-то напоминаешь мне совсем не Бога. А хорта-переростка. Эдакую ржавую и тупую железную крысу.

Дэн за своей речью не следил. Он был просто перепуган. Может быть, впервые за пару десятков прошедших лет. Именно поэтому звериный рык, тяжелым комом скапливающийся в горле Маккольна, гнойным нарывом выплеснулся наружу:

— Не-е-ет!!! — заорал он, хватая своей металлоидной рукой горло Арданьяна и разрывая его своими ногтями, стремительно превращающимися в когти. — Нет!!! Врешь ты!..

Виктор захрипел, изо всех сил ворочая головой и понимая, что никак не сможет освободиться от этой железной, в прямом смысле, хватки.

Кала, обхватив своими ручищами Керчака, пыталась, казалось, спрессовать его изуродованное тело до атомарных размеров. А тот, дергаясь и извиваясь, пытался всеми своими четырьмя верхними конечностями дотянуться до блокировки робота.

Руслана, наконец, провела серию коротких быстрых ударов, словно перфоратором впечатывая скафандр Тресилова в стену хортов. Несколько из них, не удержавшись на ней, сорвались вниз, покрывая упавшее тело огромными тяжелыми каплями. А Руслана уже хватала плазмер и с разворота бросала гарпун тонкого луча в сторону Маккольна, одной рукой разрывающего горло Арданьяна.

Сконцентрированная энергия хлестнула по чешуйчатой конечности, перерезая ее чуть выше локтевого сустава. Но вместо фонтана, мгновенно застывающей в вакууме, крови, пораженная Барбикен увидела на сухом срезе искрящиеся наждачные зернинки, памятные ей еще со времен знакомства с первым, раздавленным «Тайгой», хортом. Значит, Маккольн был киборгом?!?

Но того, что означают багровые потеки, стекающие на широкую грудь Арданьяна, Руслана сообразить не успела, потому что ее селайтовую оболочку всколыхнул тяжелый хрип Керчака:

— Отпусти, мясорубка старая! — это относилось к Кале. А потом — ко всем: — Бегите! Дальше, дальше от корабля бегите! Он поставлен на старт. Я поставил! Пусть улетает!.. Нечего ему на моей планете делать! — И внезапно, после короткой паузы, в селайт Барбикен проник тоскливый женский голос: — Виктор, сынок! Беги, беги отсюда. Ты должен остаться жить… Должен… Ты сможешь. Мы с отцом все для этого сделали…

— Мама! — различила Руслана чей-то слабый вскрик. — Мама!.. Отец… Вы не сделали. Вы наделали. Как и сейчас… Архимед… Он же встревожен… Сейчас расстрел корабля возможен!

— Ну и что? — трещал скелет — или каркас? — Керчака в объятиях Калы. — Зато никто больше с Земли на Луну не сунется. Не пустим больше никого!

А «Лунная Республика», окутывая все вокруг призрачным плазмоидным светом, начала медленно и как-то грациозно подниматься в перевернутую пропасть неба. Первыми в зловещее мерцание перегретой плазмы окунулись спаянные корпуса Калы и Керчака. Однорукий Маккольн презрительно повернул в их сторону свое каменное лицо. А Виктор, застонав, бросился к Руслане, падая вместе с ней на древнюю лунную поверхность, измазывая ее своей кровью, соединяя с нею свою селайтовую оболочку и защищая ее своим телом от всего пламени этой взбесившейся вселенной.

А вселенная действительно взбесилась. И, стоило «Лунной Республике» выйти из прикрытия котловины, она обрушилась на нее смерчами зеленого огня и вихрями оранжевых протуберанцев. Огромное яйцо аппарата на мгновение замерло, приостановив свое движение, потом рыскнуло из стороны в сторону, вскружилось вокруг своей оси, стремительно наращивая вращение для того, чтобы бесшумно рассыпаться на мириады обломков и огромных пылающих капель. Пламенная стихия ворвалась в котловину не разбирая того, кто здесь неживой, кто живой, а кто живой пока еще. А потом ослепительным вихрем взметнулась над лунной поверхностью, быстро тая в пространстве и небо, нагретое только что до белого каления, начало принимать свой обычный траурный вид.

Кала с Керчаком так и застыли бесформенной массой, по которой еще пробегали слабые искры. Маккольн же за все это время даже не пошевельнулся и не изменил каменно-презрительного выражения своего лица. Под стеной из оплавленных хортов слабо шевелился скафандр Тресилова.

Руслана, вся измазанная кровью Арданьяна, слабеющими пальцами прикасалась к его ранам и вглядывалась в его глаза, начинающие принимать нормальное состояние. Губы ее тряслись. Мелко-мелко.

— Бож-же! Бож-же мой! Ты же живой… Ты же человек, Виктор!.. А я то, дура…

Внезапно Арданьян вскрикнул, вздрогнул всем телом и откатился в сторону от жестокого удара ноги Маккольна. А тот уже стоял над ними, сжимая левой рукой плазмер Русланы:

— Да, человек он. И только потому, Богом что не захотел стать, не захотел бессмертным стать. Образом таким, для Арданьяна мистера сейчас только существует один путь естественный: мертвецом стать.

Черное отверстие дула плазмера вплотную приблизилось к глазам Виктора, в которых снова начинали стремительно разрастаться бездны зрачков. И выхода из этих бездн уже не существовало.

— Позвольте с вами не согласиться, господин Маккольн, — внезапно мягко всплеснулся радиодиапазон и в тело Дэна вонзился ослепительный луч чьего-то плазмера.

Дэн закричал, выворачивая, казалось, этим криком не только себя, но и все внутренности этого, проклятого им самим, мира. Метнулся в одну сторону. Потом — в другую. Но луч крепко-накрепко вцепился в свою жертву и отпускать ее был не намерен. И лишь выжигал, выжигал ее дотла, до пепла, до несуществования.

Поэтому, когда очередная чешуйчато-зеленая фигура скатилась вниз, с гребня волны оплавленных хортов, и выключила, в конце концов, свой плазмер, от Дэна Маккольна остался только обгорелый скелет, больше напоминающий стальной каркас, покрытый черной окалиной.

— Вот и все, — как-то грустно произнес незнакомец, толкая то, что осталось от Маккольна стволом оружия и наблюдая за тем, как оно осыпается и смешивается с зернистым реголитом безжизненного спутника Земли. — Финита ля комедиа. Окончен труд тысячелетий…

А потом повернулся к Виктору и Руслане, настороженно, снизу вверх смотрящих на него. Прикоснулся к чему-то на шее и зеркальность гермошлема начала исчезать, превращаясь в обычную прозрачность выгнутого стекло.

Сначала Руслане показалось, что за этим стеклом ничего нет, и очередная волна испуга хлынула на ее, и так до невозможности перепуганное, тело. Но потом, собравшись и чуть прищурившись, она различила за прозрачной выпуклостью гермошлема чье-то темное, очень темное, лицо. Лицо негра.

— Позвольте представиться, — сказал негр, — Дик Хастон. Ваш, можно сказать, дядюшка. И, по совместительству, карающая десница богини мщения Немезиды.

И он сверкнул широкой, ослепительно белозубой, улыбкой.