Тарзанариум Архимеда

5 октября 2002 года, Крысьи острова (штат Аляска, США)

Темнота сверкнула широкой, ослепительно белозубой, улыбкой. Жаль, что ее не мог видеть сам Дик, забившийся в самый дальний уголок гулкого грота, из которого были видны серые, прозрачно-оранжевые по краям, облака. Они распластались над стремительно темнеющими свинцовыми волнами, покрытыми красными, словно гранатовые зерна, вкраплениями отблесков заходящего солнца.

Скоро совсем стемнеет, и пойдут вторые сутки с того момента, как в густом тумане надувная лодка Хастона приблизилась к этому, богом забытому, островку, расположенному на самом краю света. Без преувеличения — на самом краю. Поскольку дальше было только Берингово море, арктические льды, белые медведи да атомные подводные лодки. То ли русские, то ли американские. По-доброму, нужно было бы, если не плакать, то, хотя бы, немного озаботиться сложившимися обстоятельствами, а не веселиться, как некоторые! Хихоньки, ему понимаешь, с хахоньками!

Однако, вместо того, чтобы внимать этим умным рассуждениям, Дик снова улыбнулся. Широко-широко. Что поделать, у него было настроение усталого охотника, загнавшего, наконец, неуловимую дичь в безвыходную ловушку. Впрочем, если наблюдать со стороны, вся обстановка в данный момент напоминала все это с точностью до наоборот. Что ж, у каждой охоты — своя логика. И в этом отношении они с Мамедом сработали предельно логично.

С Астановым они встретились тогда, когда Хастону стало совершенно ясно, что работать в России, не привлекая к себе внимание, он просто не сможет. И дело было не в опасениях, а тем более — в проявлениях, американизированного отношения к неграм, примарафетенных белой цивилизацией. Нет. Россия в этом отношении хотела быть страной действительно цивилизованной. Хотя бы на внешне-бытовом уровне. Или бытийном?

Дик чуть поежился, вспомнив, совершенно поразившие его, строки российского поэта. «Друзья, устал топтаться я на минном поле бытия…»[24] Поле, на котором они с уставшим Мамедом стараются не просто выжить, не просто не взорваться, но и сотворить еще что-то. На поле этой дурацкой Земли. Ведь месть, настоящая месть, это тоже акт творения. Творения справедливости.

Улыбка Хастона, как-то незаметно, стала гримасой.

Да, свободно работать в России он, с цветом своей кожи, конечно, не смог бы. По той простой причине, по какой тот же белый медведь прикрывает лапой свой черный нос, чтобы предполагаемая дичь не заметила его среди снегов. И такой «лапой» для чернокожего Хастона стал Мамед Астанов.

Когда они познакомились, Мамед находился на перепутье. Как и сам Дик, он скрывался от всех на свете: и от российских спецслужб, и от бывших своих коллег-боевиков. От «бывших» потому, что, как чеченец, он не мог не бороться за свободу своей родины. Но, в то же время, после смерти первого и последнего, как считал Астанов, президента независимой Ичкерии Джохара Дудаева, он не мог согласиться с методами этой борьбы.

Одно дело, говорил Мамед, честно и открыто воевать на своей территории, и другое — переносить войну на территорию противника. Причем, территорию незащищенную, мирную. Тщательно обходя укрепленные военные объекты и, не менее укрепленные, объекты чиновничьи. Обходя для того, чтобы эпизодически протаскивать тротил в метро или в электрички, перегруженные беспечными студентами и житейски рассудительными дачниками. Было в этом что-то… Не мужское. Мягко говоря.

Короче, как и сам Дик, Мамед остался без стаи, и потому их встреча была в чем-то закономерной. Конечно, на территории Центральной России с ее кавказским психозом Астан тоже не смог бы работать на полном серьезе. Но на Дальнем — очень дальнем! — Востоке его — их! — деятельности ничего особо не мешало. Мамеду даже удалось несколько недель назад устроиться на работу в «Дальтур» после того, как фирменную ракетную площадку, переделанную из старой нефтяной платформы, почему-то перегнали к Командорским островам. И, таким образом, он оказался совсем рядом с гнездом Маккольна, которое Хастон искал уже пару десятков лет. Искал, так и не поняв до конца, каким же образом выжил агент ЦРУ после их последней встречи в Нью-Мексико.

Но, как бы там ни было, он выжил. Работу развернул такую, что — ой!.. И гнездо… Ах, гнездо!.. В том, что оно находилось именно здесь, Хастон уже почти не сомневался. Радиомаячок, поставленный Мамедом на вертолет Тресилова, несколько раз указывал на его посадку как раз на этом островке, больше напоминающем одинокую скалу, выросшую в небольшом архипелаге, входящем в состав Алеутских островов. А потом и самому Дику, заплатившему приличную сумму вечно пьяному авиамеханику из Датч-Харбора, удалось внедрить такой же приборчик на гидросамолет, которым иногда пользовался некто под фамилией Маккольн.

Координаты, показанные двумя приборами, сошлись.

Именно поэтому Дик Хастон сейчас покачивался на упругом дне надувной лодки, спрятанной в глубоком гроте. Это укрытие было случайно обнаружено им вчера ранним утром после того, как капитан ржавого сейнера — старый алеут с синими, покрытыми татуировками, руками — повертел возле своего виска пальцем одной руки, а пальцами другой выхватил пачку долларов, протянутых ему Диком за краткосрочную аренду резинового плавсредства. Через трое суток он должен был ждать его в этой же точке, находящейся в пяти милях юго-восточнее безымянного «крысьего» островка.

Дик взглянул вверх, откуда сквозь узкую расщелину сочился тусклый, какой-то медленный, свет, и пожал плечами: если он опоздает в точку рандеву, искать его никто не станет. Поэтому, в принципе, у него есть только эта ночь для того, чтобы обшарить сей неуютный кусочек суши. Можно, конечно, и завтра днем. Но, если их с Мамедом предположения о наличии на острове базы Маккольна верны, то такая дневная операция выглядит довольно рискованной. Кроме того, пользоваться радиосвязью в этой географической точке вообще не рекомендовалось. Радиосвязь — это самый крайний случай. Крайнее не бывает.

Оранжевые облака на выходе из грота окончательно покрылись темно-свинцовой окалиной. Пора было действовать. Хастон поплевал на руки и подергал тонкий канат, еще днем закрепленный им с помощью корабельной кошки на верхнем крае расщелины, рассекавшей свод грота. Легко подтянулся и, пытаясь не оттолкнуть далеко в сторону привязанную лодку, полез наверх. Через несколько минут его голова показалась на темной поверхности скалы, совершенно сливаясь с ней. Иногда, нужно заметить, черный цвет кожи довольно таки уместен. А еще через десяток секунд Хастон на корточках расположился на сыром камне, настороженно оглядываясь по сторонам.

И то, что его осторожничанье оказалось совершенно правильным, стало ясно буквально через минуту, когда Дик краем глаза уловил бесшумное движение в темном небе: по мертвенно-бледному диску Луны, то выкатывающегося, то прячущегося среди облаков, скользило странное продолговатое пятнышко. Оно довольно быстро увеличивалось, начиная приобретать явственную яйцеобразную форму. Почти одновременно с этим Хастону показалось, что из-за утеса, расположенного слева от него, забрезжило призрачное прерывистое мерцание.

Ах, Мамед!.. Теперь Дик был совершенно уверен в том, что они с ним были правы. Что-то происходило на этом промороженном обломке затвердевшей вулканической породы, вычисленном ими. Впрочем, радоваться этому было некогда. Стараясь не споткнуться о невидимые в темноте камни и пытаясь не упустить из виду нечто, приближающееся к островку, Хастон начал быстро карабкаться на утес. И во время.

Зеленоватое яйцеобразное тело, знакомое Дику еще по фотографиям, сделанным Астановым в Приморье несколько лет тому назад, зависло над ровной и почти идеально круглой площадкой, расположенной с наветренной стороны утеса. Ограничена она была мерцающей рампой сигнальных огней. Со стороны моря всей этой прелести заметно не было. Только с воздуха. Да еще с той точки, в которой сейчас находился Хастон.

Летательный аппарат, размером в большем диаметре не более пяти метров, завис, чуть покачиваясь, над площадкой, опираясь на какие-то синеватые струи, а потом медленно опустился на нее. Почти одновременно с этим световая волна рампы ограждения на мгновение замерла, а потом резко погасла. У Дика даже глаза заломило от внезапно наступившей темноты.

Округлая черная масса верхнего конца «яйца» замерла приблизительно на том же уровне, на котором находился Хастон. Всего лишь метрах в трех от края утеса. Внезапно это расстояние как-то неуловимо начало меняться. Дик сразу даже не сообразил, в чем дело. А когда до него дошло…

Времени на размышления не было.

Чертыхнувшись про себя и крепко сжав зубы, Дик упруго оттолкнулся от шершавой поверхности скалы, бросая свое тело на аппарат, опускающийся вместе с посадочной площадкой.

Чуть не соскользнул с гладкой холодной поверхности, но удержался, распластавшись по ней всем телом. Да так и въехал прямо в просторное помещение, наполненное холодным люминесцентным светом. И только тут позволил себе немного расслабиться, съезжая вниз по зеленой выгнутой плоскости. Где-то метрах в трех от пола плоскость приобретала отрицательный изгиб, и Дику пришлось срочно сгруппироваться для того, чтобы бесшумно упасть на пластиковое покрытие. И сразу же откатиться в сторону, потому что над его головой что-то приглушенно зажужжало, и тень от опускаемого трапа упала на черное лицо Хастона.

То есть, откатился он за выпуклый бок аппарата он очень даже своевременно, поскольку по отвалившейся скорлупе трапа уже спускалось двое людей. И один из них был давно знаком Хастону. Очень знаком.

Сердце Дика забилось учащенно. Во рту появился какой-то медный привкус. Даже пальцы, казалось, слегка задрожали.

Такой бурной реакции от себя он совершенно не ожидал. Хотя так близко от Маккольна он в последний раз находился пару лет назад, в Ванкувере. Когда тот нарушил любопытство Хастона своим неожиданным появлением в собственной квартире. А до этого — как, впрочем, и после — Дик наблюдал за Маккольном с безопасного расстояния. Но наблюдал очень внимательно. Поскольку твердо уразумел: брать противника нужно во всеоружии фактов и доказательств. Потому как скользок очень господин Маккольн — обязательно выкрутится при малейшей слабине.

Впрочем, в данный момент ни выкручиваться, ни выскальзывать тот явно не собирался. В данный момент он неожиданно остановился и, идущий следом за ним, сухощавый человечек чуть не наткнулся на его спину. А в светло-бежевой стене помещения начала возникать темная щель, отходящей в сторону, двери.

Хастон, выглядывающий из-за корпуса аппарата, еле успел снова спрятаться за него. Но успел, однако. Поскольку моложавый мужчина какой-то самурайской наружности, вошедший в помещение, не заметил его, а сразу же вытянулся перед замершим Маккольном.

— Босс, — донеслось до Дика, несколько раз отразившись от стен: гулкость тут была не хуже, чем в покинутом гроте с оставленной там надувной лодкой, — босс, слава Богу, что ты появился! Консул в гипере работает. Отвечать ему ты никого не уполномочивал. Мы прямо-таки в растерянности пребываем.

— Как в гипере?! — в голосе Маккольна прорезались явные злобно-удивленные нотки. — Он, что, с ума сошел?!?

Ему никто не ответил. Можно было предположить, что, невидимый Хастону, собеседник просто молча пожал плечами.

— Идиот! — сказал, словно сплюнул, Маккольн. — Ладно, пошли быстрее, Чжан. Посмотрим, что там у этого лунатика стряслось.

Послышался быстро затухающий топот таких же быстрых шагов, и гулкое помещение окунулось в полную тишину. Хастон внезапно сообразил, что его проникновение во внутренности острова произошло настолько быстро, что он даже испугаться не успел. Дик тряхнул головой и осторожно выглянул из-за аппарата. Оставшаяся открытой дверь сиротливо чернела в бежевой стене. Закрыть, что ли, забыли?..

И еще более осторожно, чем до этого, Дик выдвинулся вперед, бросив короткий взгляд вверх. Изогнутый трап тоже был заброшен и пуст. Эх, была не была!..

Бросившись вперед, Хастон в два прыжка преодолел пространство, отделяющее его от двери, и оказался в узком коридоре, круто поворачивающем влево. За поворотом слышались далекие шаги и глухие встревоженные голоса. Хастон напрягся и высунул голову из-за угла.

Маккольн со своим сухощавым спутником и, встретившим их, самураем, уже исчезал за одной из дверей, расположенных в коридоре. Само же узкое пространство упиралось в глухие, пластиковые на вид, жалюзи, перекрывающие его метрах в двадцати от поворота, за которым замер Хастон.

Сзади послышался неясный, жестко механический, шорох. Дик испуганно оглянулся и увидел, как с потолка, отрезая ему путь в помещение с яйцеобразным летательным аппаратом, опускается еще одно жалюзи, подобное увиденному им за углом. Таким образом, он оказывался запертым в очень ограниченном пространстве, где в любую минуту могли появиться обитатели этого подземного логова. И скрыться от них было некуда. Крысоловка какая-то!

Выругавшись про себя, Дик бесшумно — сказывалась еще временами его боевая вьетнамская юность — побежал к двери, за которой скрылась команда Маккольна, на ходу опробуя все, попадающиеся ему по пути, дверные ручки. Внезапно одна из них легко поддалась и Дик, холодея от внутреннего напряжения, осторожно заглянул в помещение, полностью заставленное какими-то приборными шкафами. Спрятаться тут было где. И это внушало некоторое успокоение.

Именно поэтому Хастон, оставив эту дверь чуть-чуть приоткрытой, позволил себе мягким шагом приблизиться к двери следующей, замерши, в конце концов, немного сбоку от нее. «Бу-бу-бу», — доносилось из-за зеленоватой плоскости. Дик до предела напряг слух. Даже в ушах заломило.

— У консула неприятности, — едва различил он голос, очень похожий на голос Маккольна, — он, кажется, основательно влип. Настолько основательно, что может навсегда остаться на Луне.

«На Луне?!» — пораженно екнуло сердце Хастона. Не слишком ли часто сие небесное тело начало ему встречаться в последнее время? Вот и Астанов недавно докладывал о подготовке русскими какого-то, несанкционированного их властями, полета к этому вымороженному каменистому шарику. Теперь и Маккольн что-то такое вытворяет. Или не Маккольн?..

Дик так плотно припечатал ухо к двери, что, казалось, стал с ней одним целым.

— А, может, черт с ним? — послышалось за ней и Дик узнал голос «самурая». — У них своя программа, у нас своя, и…

Он не закончил фразы, потом что Маккольн перебил его. Довольно жестко перебил.

— Знаешь, Чжан, тут я буду решать, кого посылать к черту, а кого прикрывать от него. Сколько сможете продержаться? — последняя фраза явно была обращена к кому-то другому, ответа которого Хастон так и не услышал.

— Консул, — после короткой паузы продолжил Маккольн, — еще позавчера Республика была бы вынуждена отказать вам. Но вчера произошло одно событие, кардинально изменившее весь расклад. Встретимся, расскажу. Вам чертовски везет, Консул. Давайте координаты.

За дверью снова наступила тишина. Очевидно, Хастону диктовали необходимые цифры. Дальнейший разговор пошел короткими рублеными фразами.

— Второй на орбите?.. Сотрудничество возможно?.. Плохо. Ладно, решим на месте. Но вы попытайтесь найти с ними контакт. Стартуем завтра. Раньше невозможно чисто технически. Будем восьмого. До встречи. Держитесь.

Теперь молчание стало продолжительным и каким-то смолисто-густым. Хастон нервно переступил с ноги на ногу.

— Та-а-ак, — раздалось наконец. — Какой аппарат у нас на зарядке стоял?

— «Президент», — хмуро ответил тот, которого Маккольн назвал Чжаном.

— Та-а-ак, — еще раз протянул старый знакомец Хастона. — То есть, насколько я понимаю, из-за непредвиденного сеанса гиперсвязи он если не полностью разрядился, то…

— Процентов на восемьдесят точно, — вклинился третий голос. Наверное, сухощавого спутника Маккольна.

— Тебе, Раджив, виднее, — не менее хмуро, чем перед этим Чжан, отозвался Маккольн. — Какой из аппаратов теперь можно быстрее к полету подготовить?

— Теперь, я думаю, «Республику».

— Сколько времени займет?

— Сам же сказал — до завтра…

— Ты слышал, Чжан? Бери Ларсена и… Кстати, где он?

— В аппаратной, гипер подстраивал…

Внезапно Хастон с ужасом ощутил какое-то, еле уловимое, движение воздуха. И шло оно совсем не от той двери, к которой он плотно прижался ухом. Отметив краем глаза то, что жалюзи, перегораживающие коридор, оставались неподвижными и поэтому не могли быть источником сквозняка, Дик бросился к двери, ведущей в помещение с приборными шкафами. А еще через мгновение, продолжая двигаться по инерции, уставился на них стремительно расширяющимися глазами: кто-то медленно открывал их изнутри.

Конечно, медленность этого процесса только казалась Хастону: просто его собственное время до предела убыстрило свой ход. Однако даже это не позволяло ему сделать что-либо для того, чтобы избежать встречи с широкоплечим бородатым блондином в ультрамариновой спортивной курточке, накинутой прямо на голое дело.

Единственное, что мог предпринять Хастон, вглядываясь в расширяющиеся, как и у него самого, зрачки голубых глаз, так это со всей возможной убедительностью прошептать: «Ты меня не видишь, не видишь! Здесь никого нет. Никого! Ты спокоен. Спокоен. Ты проходишь сквозь пустоту».

Это, конечно, было детство. Но, может быть, именно неистовая детская вера, еще не изъеденная взрослыми сомнениями, и есть то, что изменяет весь этот несуразный мир? И, взрослея, мы просто отшлифовываем эти изменения, доводя их до логического завершения?

По крайней мере, Дик внезапно вспомнил, как году эдак в пятидесятом, он, играя в прятки с соседскими мальчишками, уже использовал однажды этот трюк. И его, стоящего на самом видном месте, никто тогда не заметил. А когда он рассказал об этом отцу, тот быстро переглянулся с матерью и выдохнул, ласково потрепав сына по курчавой голове: «Весь в деда пошел! Тот тоже, говорят, на такие фокусы горазд был». И тяжело вздохнул, вспомнив что-то очень свое и очень далекое.

«Ты меня не видишь! Здесь никого нет. Никого. Тебя не отвлекают никакие посторонние мысли. Никакие. Ты озабочен только своими делами. Только своими», — шептал Дик, наблюдая за тем, как расслабляется, напрягшееся было, бородатое лицо голубоглазого блондина. Вот уголки его губ слегка опустились, и он сделал шаг вперед, и Хастон еле успел отпрянуть в сторону, пропуская его мимо себя. А потом шустро юркнул в щель, уже закрывающегося, дверного проема. Придержал рукой плоскость дверей и прислушался к голосам, глухо доносящимся из соседнего помещения.

— А вот и он…

— Ты чего такой бледный, Ольгард?..

— Да, так. Показалось что-то…

— Когда кажется, креститься надо. Ты лучше скажи, какая разрядка у «Президента»?..

— Восемьдесят два и три десятых…

Голоса резко затихли, и Хастон понял, что двери, возле которых он недавно стоял, приняли нормальное закрытое положение. Он прислонился к стенке, внезапно ощутив, как у него дрожат колени. Мелко-мелко. Словно вибрируя от немыслимого напряжения. Дик провел ладонью по лбу, размазывая по нему капельки пота, выступившие, не смотря на довольно прохладный воздух. Да, все-таки возраст сказывается. Староват он уже стал для того, чтобы в такие игры ковбойские играть. Староват. Возраст, понимаешь.

Возраст, оно, конечно. Но зачем тогда нужно было кости свои стариковские на аппарат маккольновский бросать? Решили же с Мамедом: оглядеться тут — и назад! Чтобы следующий визит капитально спланировать. А он!?.. Мальчишка!.. Как теперь отсюда выбираться будет? Времени-то всего около двух суток осталось. Алеут ждать не будет. А команда эта крысиная, если что, и на слезу не сподобится. Мальчишка!

И Хастон, вместо того, чтобы озабоченно нахмуриться, широко улыбнулся. По-мальчишечьи озорно и весело. Вот ведь незадача! Какой, однако, в нем талант гипнотизерский пропал!

Но, талант талантом, однако испытывать его одновременно на всей маккольновской компании Дик не собирался. Себе может дороже выйти. Для начала просто осмотреться бы не мешало. Что Хастон и сделал, осторожно скользя по проходам между шкафами, передние панели которых были укрыты великим множеством приборов с шевелящимися усиками стрелок и подмигивающими паучьими глазками индикаторов. Прямо мир насекомых какой-то! Млекопитающих в нем, кроме самого Дика Хастона, не наблюдалось. Бородатый Ольгард явно находился тут в одиночестве.

Метров через тридцать ряды насекомьих приборных шкафов закончились и Дик уперся в глухую стену, покрытую таким множеством экранов, что она казалась выложенной из них. Большая часть кирпичей-экранов мерцала голубоватым светом, показывая картинки, иллюстрирующие довольно однообразную жизнь островка. Черные блестящие скалы снаружи. Пустынные переходы внутри. Помещения, своей обстановкой, напоминающие научные лаборатории. Кое-где в них мелькали какие-то движущиеся механизмы, напоминающие примитивных роботов-уборщиков из фантастических фильмов. А, может, это и были кадры из творений голливудских мастеровых? В любом случае островной комплекс Маккольна основательно врос не только в эту землю, но и в фантастику, причудливо перемешанную с реальностью.

И какая составляющая преобладала в этой смеси Дик Хастон точно определить не мог.

Определить он смог только одно: помещение, в которое он попал, было не только аппаратной, но и пунктом внешнего слежения за комплексом. Не доверяли, что ли, островитяне друг другу?

Впрочем, для Хастона это недоверие сыграло хорошую службу. Поскольку на одном из экранов Маккольн, сидящий в кресле с высокой спинкой — ни дать, ни взять — королевский трон — стаскивал с головы нечто, напоминающее гермошлем летчиков военной авиации. Правда, гермошлем этот был полностью зеркальным, а с его верхушки стекал пучок световодов, исчезающих за нижней границей экрана. А до своего исчезновения он мерцающим ручейком пробегал между двух фигур, стоящих за креслом.

«Чжан и Раджив», — определил Хастон. Широкоплечий Ларсен переминался с ноги на ногу слева от королевского трона. И Маккольн, сняв, в конце концов, гермошлем и передав его Радживу, повернулся к нему. Что-то спросил. В ответ бородач беззвучно зашевелил губами. Дэн остановил его взмахом руки и что-то снова спросил. Хастон лихорадочно начал искать на пульте управление звуком.

Зацепил какой-то рычажок и воздух аппаратной всплеснулся холодной волной, такого же по температуре, голоса Маккольна:

— …никого? Только сейнер рыбацкий?

Вздрогнув от неожиданности, Дик до отказа потянул рычажок на себя, уменьшая до предела силу звука, и потому того, что ответил Ольгард, он не разобрал. Чертыхнувшись вполголоса, поставил регулятор звука в среднее положение.

— Хорошо, — потягиваясь на экране, щелкнул пальцами Маккольн. — Значит так, Ларсен. Пока меня не будет, удвой, утрой наблюдение за окрестностями. На этом этапе, брат, секретность — наиглавнейшее. Да-а-а, — задумчиво протянул он, — русский явно поспешил. Очень поспешил. По-доброму, мне сейчас никуда передвигаться нельзя, но…

— Так в чем же дело, шеф? — дернулся узкоглазый Чжан. — Давай я этого недоумка с Луны вытащу. Какие проблемы?

Маккольн, не изменяя задумчивого выражения своего лица, повернулся к нему:

— Нет, Чжан. Нет, брат. Первый наш рейс на Луну сделан будет мной лично. Даже чисто из психологических соображений это просто необходимо. Не правда ли, Раджив? — посмотрел Дэн на смуглого, напоминающего индийца, парня, с которым они вместе вышли из летательного аппарата.

Тот молча пожал плечами. «Самурай» вопросительно уставился на него. Раджив еще раз приподнял сухонькие плечики и нехотя произнес:

— Мы с Денисом Лори[25] встречались. Он интересную фразу обронил. Луна, говорит, давно созрела для промышленного развития. И она, говорит, гораздо ближе, чем вы думаете.

— И мне кажется, — вмешался Маккольн, — что мистер Лори имел в виду совсем не расстояние. Кстати, старт его зонда намечен с Байконура летом следующего года. Такой вот парадокс, братья. Разрешение на коммерческий рейс дают Штаты, а запуск аппарата осуществляет Россия. — Он помолчал и продолжил: — Что-то происходит, братья. Что-то происходит. И наше доблестное ЦРУ, — короткий взгляд в сторону Чжана, — ничем помочь нам не может. Их информация совершенно несоразмерна тому, что мы делаем для них.

Чжан как-то по-птичьи повертел головой:

— Босс, давай будем справедливы. Мы тоже для них не особо чего…

— Да? — вкрадчиво спросил Маккольн. — А информация по Афганистану? Или по Ираку?

— А что по Ираку, что по Ираку? — слегка закипятился Чжан. — Ни одной точки по оружию массового уничтожения не дали.

— А они есть, точки эти? — внезапно прогудел, казалось совершенно безучастный к разговору, Ольгард Ларсен.

Наступила короткая, словно пулеметная очередь, пауза.

— Тайна сия великая есть, как наш друг Тресилов иногда говаривает, — протянул, в конце концов, Дэн. — Иногда мне кажется, что наши, не меньшие, чем Олег Анатольевич, друзья из государственного департамента иногда перегибают палку. И это довольно опасно, поскольку война с Саддамом уже предопределена. А ну как «джи ай» наши всю Персию на уши поставят, да ничего не найдут? Как тогда Буш отдуваться будет?

— Отдуется, — буркнул Чжан, кося свои, и без того косые, глаза в сторону. — Тем более, что Аль-Каида очень уж мобильная организация. Она что хочешь из страны вывезти может.

— А она есть, Аль-Каида эта? — снова, и так же безучастно, прогудел Ларсен.

— Так ведь Бен Ладен…

— А он есть, Бен Ладен этот? — внезапно, в тон Ларсену, передразнил его, сдержанный до этого, Раджив.

— Тс-с-с, — приложил палец к губам Маккольн, — тихо! Разболтались тут! Раскудахтались. Некуда нам тыкалками тыкать. И не на кого. Время такое. Технологическое. Еще от древних греков — технологическое. Только, если они свои технологии к дереву да металлу применяли — к материи, то есть, то мы — к сознанию. К духу, значит. Поскольку — прогресс, братья мои. И только он, мистер Прогресс, виноват, например, в том, что искусство превращается в инсталляцию, бизнес — в рекламные кампании, а политика — в политтехнологии. И во всех этих конструкциях каждый отдельно взятый человек — весомый, однако совсем не главный, компонент.

— Так, может, это и не прогрессом вовсе называется? — встревожено гуднул Ларсен.

— Прогрессом, прогрессом… Поскольку поднимаемся мы, братья, от частного к глобальному. Синтезируемся. Регресс, он в обратном, по-моему, направлении ползет…

— Вообще-то, — внезапно набычившись, перебил Маккольна Ларсен, — направление, обратное синтезу, анализом называется. И тупо противопоставлять его прогрессу, это, знаете ли…

— Слушай, философ, — так же внезапно вызверился Маккольн, — готовь лучше «Республику» к старту. А то, как баксы за «косточки» над Афганом получать — все молодцы! Поровну, понимаешь, делите. А ведь эти спутники мы с Радживом склепали. Некоторые спинозы здесь совершенно ни при чем были.

— Босс, аппараты ведь… — попытался было вставить Чжан, но Маккольн уже разошелся во всю.

— Аппараты мы вместе соорудили, согласен! — громыхал он. — Вместе! Но напомню, что сама идея и основные расчеты моими были. Моими! Ты, Чжан, только того и сделал, что предложил «Республику» с «Президентом» на орбите подвесить. Чтобы, значит, если Саддам упираться начнет, так тут по нему и шандарахнуть. На правительство, понимаешь, вышли. А те и поддержали! И неплохо, кстати, заплатили. Я снова всю эту сумму за мои — слышишь, мои! — аппараты на всех разделил. Но теперь скажу так: если все не станут работать на равных, я пересмотрю к черту все арифметические принципы деления!

Хастон отметил, что проблема, очевидно, была застарелой. Поскольку, во время всей этой тирады команда Маккольна бросала взгляды по всем сторонам, кроме одной. Той, в которой находился их непосредственный начальник. Ну, это их дело. Пусть сами разбираются. Ему бы, Дику, с другим разобраться. А именно: как выбраться из этого склепа и вообще подобру-поздорову убраться с острова. Временно, естественно, убраться. Потому что информации, даже за последние четверть часа, получено столько, что теперь Маккольну не выкрутиться. И нужно ли для процесса более плотного его закручивания привлекать организации более высокого уровня, они с Мамедом подумают. Очень крепко подумают. С учетом всех мыслимых и немыслимых технологий. Главное сейчас — выбраться отсюда незаметно.

А вот с незаметностью, насколько мог понять Хастон, у него и могли возникнуть основные проблемы. Если уже не возникли. Не смотря на всю его генетическую склонность к магнетизерству. Потому что прятаться долгое время в аппаратной он не сможет, а коридор с обеих сторон плотно перекрыт непонятными жалюзи. Очевидно, что открыть их, не привлекая внимания компании, собравшейся в соседнем помещении, он вряд ли сможет. Кроме того, неизвестно кто — или что? — прячется за другими, выходящими в Г-образный коридорчик, дверьми. Однако, в любом случае нужно что-то предпринимать, пока у островитян идет процесс вялого переругивания.

Хастон бросил последний взгляд на экран и выключил его уже на ходу, начиная свое быстрое перемещение к выходу из аппаратной. Осторожно выглянул в коридор. Его светло-зеленая пустота сочилась люминесцентным светом.

Дик нырнул в него, словно в холодную воду Берингова моря. Даже кожу обожгло. Бросил короткий взгляд на опущенные жалюзи, а потом на угол, из-за которого он выскользнул с полчаса назад. Немного подумав, мягким кошачьим шагом заскользил к нему: неизвестно, что находится с противоположной стороны коридора, а тут, за рифленой перегородкой, стоит странный летательный аппарат. Который — в принципе и при некотором везении — можно угнать. А везет, как известно тому, кто твердо уверен в себе. И, к тому же, еще Станиславом Лемом было замечено, что чаще всего выход находится там же, где вход. Мудрый поляк, все-таки!

Однако, как понял Хастон через несколько минут, польская мудрость в данный момент была, мягко говоря, бесполезна. Поскольку за желанным углом края жалюзи были плотно вогнаны в предназначенные для этого пазы и никаких кодовых, или другого вида, замков для их открытия рядом не наблюдалось. Очевидно, что все было построено на дистанционном управлении. В общем, в данной ситуации Хастону наиболее пригодился бы старый добрый лом — самый надежный механизм со времен еще старика Архимеда. Но где его взять?

Дик настолько задумался, что пропустил тот момент, когда по пластиковому покрытию пола прошла волна еле ощутимой вибрации, а за углом раздался, такой же еле ощутимый, шорох. Весь собравшись — и внутренне, и внешне — он выглянул в коридор и сразу даже не понял, что же там изменилось. И только через пару секунд различил медленно увеличивающуюся щель между полом и перегородкой, перекрывающей противоположную сторону коридора. В самом коридоре было пусто. Пока пусто.

Теперь уже Дик не мягко скользил, а изо всех сил несся по пластиковому полу, испуганно косясь на дверь, ведущую в отсек какой-то, непонятной ему, гиперсвязи. И снова время уплотнялось до предела. И снова медленно, очень медленно, открывалась проклятая дверь, а Хастон, падая на пол, закатывался в узкое пространство между замершей горизонталью и недобро, словно устанавливаемая гильотина, поднимающейся вертикалью. Вкатился в открывающийся проем и, не вставая, засучил ногами, выворачивая свое тело в сторону от него, а потом вжался в стенку, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Колотящееся то ли от быстрого движения, то ли от переизбытка адреналина в крови, то ли от вида, открывшегося его взгляду.

А вид, действительно, был еще тот. Из сравнительно узкого и короткого коридорчика Дик вывалился прямо в огромную пещеру, свод которой вздымался высоко вверх вместе с сотнями прожекторов, подвешенному к нему по огромному, диаметром не менее двухсот метров, кругу. Центральная же часть свода была затемнена: словно зловещая «черная дыра» среди плотного скопления ослепительно голубых звезд. Странно, но Дику показалось, что к нему самому призрачный свет струится именно из этой темной бездны, а не от пятен далеких осветительных приборов.

Лучи падали на плоскость довольно узкого, по сравнению с бездной — метра четыре в ширину — парапета, который окольцовывал пещеру, прилепившись к ее гранитной стене. Прямо от входа, через который Дик попал в это таинственное помещение, к противоположной стороне кольца, истончающегося от расстояния, был переброшен, такой же по ширине, мостик. Он опирался на металлические конструкции, стекающие всеми своими элементами глубоко вниз, прямо… Прямо к двум огромным яйцеподобным аппаратам, которые посверкивали зеленой обшивкой на самом дне пещеры.

Их верхушки находились почти на уровне кольца и мостика, огражденных пластиковыми перилами. Но, хоть до них было совсем недалеко, и хоть сами аппараты казались точными, пусть и многократно увеличенными, копиями яйца, на котором Маккольн с Радживом прибыли на остров, прыгать на них Дик ни за что бы не решился. Поскольку, если бы он вдруг не удержался на покатой поверхности, то падать ему предстояло бы не менее пятидесяти метров.

Однако, что-то предпринимать было необходимо. Потому что жалюзи, из-под которых он выскользнул, поднялись уже почти до отказа и из коридора до него явственно доносились чьи-то голоса.

Упруго вскочив на ноги, Дик бесшумно бросил свое тело к перилам, перевесился через них и заглянул в вертикальное переплетение металлических конструкций, постепенно мельчающих и исчезающих в полумраке, поднимающемся со дна пещеры.

Голоса становились громче и громче.

Метрах в двадцати от Хастона, возле небольшой площадки, выступающей немного в сторону от мостика, висела полукруглая, с жирными черными полосами на ярко-желтом фоне, кабинка, напоминающая кабинку фуникулера. Судя по положению направляющих, она была явно предназначена для передвижения по вертикали.

— Республика… Луна… Долларов, — уже разбирал Дик отдельные, доносящиеся до него, слова.

Перегнулся через перила еще больше и различил прямо под собой то ли трос, то ли кабель, свисающий прямо в пропасть, которая внезапно напомнила Хастону огромное заброшенное гнездо с гигантскими яйцами. Не то исполинских уродливых птиц, не то таких же ящеров с аллигаторской родословной. Ощущая себя, неслышно пищащей от ужаса, букашкой в клюве громадной наседки, Дик перепрыгнул через ограждение, вцепился в него руками, а ступнями ног сжал непонятный канат и подергал его, испытывая на крепость.

— …с ЦРУ. И с НАСА. Но ты его проконтролируй, Раджив. Очень плотно проконтролируй, — уже совершенно четко раскатился по гулкому пространству голос Маккольна.

Хастон, чувствуя, как обрывается его сердце, отпустил ограждение, съехал пару метров вниз, схватился за канат и, обдирая кожу рук, быстро заскользил в спасительную полутьму.

— Позови Ларсена. Я хочу, чтобы он лично осмотрел «Лунную Республику», — донеслось сверху.

Последние слова Дик едва разобрал, все быстрее и быстрее погружаясь в призрачную бездну и, пытаясь не раскачивать своим телом тонкую паутинку электрического кабеля, напомнил этим самому себе киношного Тарзана, вцепившегося в гибкую лиану. Все вокруг, казалось, окаменело. Лишь гулкий звук шагов Маккольна — или кого там еще? — резонируя от стен пещеры, надсадно отдавался в грудной клетке Хастона.

Спуск его был настолько же опасен, насколько и быстр. Кабель уползал в геометрическое переплетение металлических джунглей на расстоянии метров трех от пола. Их Дик благополучно преодолел, благодаря силе земного притяжения. С чем самого себя и поздравил.

Осмотрелся по сторонам, не выходя из пространства, иссеченного тенями конструктивных элементов. Прямо перед ним вздымалась изогнутая, зеленовато поблескивающая поверхность огромного яйца. Только сейчас Хастон рассмотрел то, на чем оно было установлено. Несколько округлых уплотнений, вырастающих прямо из скорлупы и напоминающих несколько гигантских дюз, выгибалось по бокам космического аппарата. Да уж, расстарался Маккольн! Нужно отдать ему должное: пока сам Хастон мыкался по белу свету щенком, отбившимся от своей стаи, его противник проявил недюжинные способности вожака подобного звериного образования.

Дик вполголоса чертыхнулся и перевел взгляд в противоположную сторону, где за ажурными металлоконструкциями мерцал корпус второго аппарата. Точной копии первого. И отличие его состояло только в том, что от гладкого корпуса откололся внушительный обломок скорлупы и упал на пол, превратившись в подобие изогнутого трапа, ведущего к непроницаемо черному отверстию входа в его внутренности.

Вверху что-то зажужжало. Тоненько-тоненько. Но, отбиваясь от стен пещеры, этот звук быстро превратился в басовитое жужжание рассерженного шмеля. Дик резко вздернул голову. Шмель на глазах превращался в полосатую кабинку опускающегося лифта, замеченного недавно Хастоном возле мостика, перекинутого через пещеру.

Дик порывисто отпрянул в сторону, всей спиной вжимаясь в жесткую прохладу металлических конструкций. Во время отпрянул. Потому что созвездие прожекторов, подвешенное к невидимому своду, внезапно вспыхнуло сплошной сияющей поверхностью: кто-то включил дополнительное освещение. Холодный свет залил все окружающее пространство, рельефно вычерчивая не только каждую тень, но и малейший намек на нее. Вход в соседний аппарат таинственно мерцал чем-то совершенно иссиня-черным. Непроницаемым. И мерцал он не только таинственно, но и призывно. Поскольку спрятаться на всем видимом пространстве больше было негде, а шмель лифта пролетел уже почти половину своего пути.

Резко набрав воздуха в грудь, словно ныряльщик перед опасным погружением в темную глубину, Дик нырнул в переплетение металлических конструкций, пробираясь сквозь них к открытому входу в яйцеобразный аппарат. Пару раз сильно ударился обо что-то коленями, сбил левый локоть, расцарапал щеку, но уже через минуту мчался вверх по странному выгнутому трапу. И лишь окунувшись во мрак непонятной просторной камеры, позволил себе оглянуться.

Желто-полосатая кабинка уже остановилась и сквозь ажур балок, тавров и уголков было видно, как его старый знакомец, сопровождаемый Радживом и Ларсеном, выкарабкался из нее. Отзвук шагов этой троицы медленным пульсом шевелился в гулкости пещеры: акустика тут была еще та.

— Да не в этом дело, брат, — расслышал Дик, как Маккольн отозвался на чье-то замечание. — Вот скажи мне, Ольгард, на чем была замешана первобытная магия?

— Н-ну… — неуверенно начал было тот и замолчал, растерянно разведши руками.

— Не знаешь, — удовлетворенно констатировал Маккольн и повернулся к сухощавому индийцу: — А ты, Раджив?

Тот почесал нос:

— Мне кажется, что на полном и безоговорочном признании факта существования таинственных сверхъестественных сил.

— Вот! — вздернул вверх указательный палец Маккольн. — Именно — на безоговорочном. И именно — таинственных. А теперь, Ольгард, не можешь ли ты привести нам пример таких таинственных — для самых широких масс мировой общественности таинственных! — сил нашего прагматичного столетия? Столетия, которое толком не верит ни в Бога, ни в черта, ни в себя самого, родимого?

После непродолжительной паузы ответ Ларсена прозвучал уже довольно уверенно:

— Поскольку, судя по твоей ремарке, шеф, это самое столетие в сверхъестественное не верит, то, скорее всего, оно верит в нечто самое, что ни на есть, естественное. Реальное. Однако — таинственное. И такими реально-таинственными силами мне представляются многочисленные тайные организации и, берущие с них пример, спецслужбы разных стран.

— Вот! — снова крякнул Маккольн. — Совершенно верно. Именно они являются главными персонажами мифологии нашего времени. Стоит только телевизор включить или взять в руки книженцию с яркой обложкой, и сразу понимаешь, что демонизация ЦРУ или КГБ ничем не отличается от демонизации масонов или Аль-Каиды.

— Дэн, — тихо прошуршал Раджив, — а не путаем ли мы мифологию с мистификациею? Мистификациею войны, например. В мировом масштабе.

— Нет, — строго произнес Маккольн. — Мы, — это слово он подчеркнул, — не путаем. Что касается других коллективных персонажей — правительств всяких например — то кто же виноват в том, что никто из них до сих пор не придумал красивого, демократического — и никакого другого по исполнению! — противовеса тем же Штатам?.. Поэтому для нас, — снова нажим на последнем слове, — сложилась уникальная ситуация. Ведь если мистификация рассчитана на бойцов, то мифология — на потребителей. Коих всегда больше. А мы, осознав это, уже смогли успешно стать одними из творцов мифов. И именно поэтому, брат Ольгард, наша небольшая группа может на равных — слышишь? на равных! — разговаривать не с небольшими бойцовскими кланами, а со всеми действующими лицами всемирной истории. Включая и правительство Штатов.

Маккольн сухо кашлянул и сурово закончил:

— И мне очень бы хотелось, чтобы за время моего отсутствия вы смогли бы донести эту мысль до Чжана.

Наступило какое-то неловкое молчание. Хастон, с интересом прислушивающийся к разговору, одновременно все же пытался рассмотреть помещение, в которое он попал волей сложившихся обстоятельств.

— Ладно, — гулко отразился от стен пещеры голос Маккольна, — оставим пока теории и перейдем к практике. Значит так, брат Ольгард, закрывай шлюз «Президента» и ставь его на подзарядку. А «Республику» готовь к старту. И сделай, пожалуйста, полную прокачку генераторов гиперсвязи.

— Есть, шеф! — отозвался Ларсен и начал еще что-то говорить, но Хастон уже не обращал никакого внимания на все эти разговоры.

Потому что изогнутая скорлупа трапа внезапно начала — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее — подниматься, отрезая Дика Хастона от внешнего, хотя и захороненного под многометровой толщей гранитов, мира. И он с ужасом понял, что волей уже упомянутых обстоятельств оказался в поставленном на подзарядку «Президенте». И время, необходимое для окончания этой операции, было ему совершенно неизвестно.