Тарзанариум Архимеда

18 августа 1998 года, Владивосток (Приморский край, Российская Федерация)

Она была одна, совсем одна на этой, богом забытой планете. Владивосток оказался городом пыльным и каким-то недостроенным. И в архитектурном, и в житейском смысле. А до родного Гременца было почти восемь тысяч километров. И все это пространство, протянувшееся через два огромных материка, тоже было совершенно недоделанным. Если не в смысле недостроенности, то уж неустроенности — точно.

Руслана украдкой посмотрела на свои пальцы. Они уже не дрожали. Все-таки, брать себя в руки она научилась. Отец научил. Милый, добрый папа!.. С которым она познакомилась только тогда, когда ей стукнуло пятнадцать, а Андрея Владимировича Барбикена выпустили, в конце концов, из воркутинских лагерей. Был самый разгар перестройки, в воздухе носился запах свободы — во всех смыслах свободы — и взъерошенная девчонка-подросток, затянутая в черную кожу и обвешенная металлическими цепями, недоверчиво разглядывала худого, какого-то высушенного, мужчину, неуверенно замершего на пороге их квартиры.

— Ну, здравствуй, дочь! — сказал он тогда.

И вот это мужское «дочь», а не бабушкино сюсюкающее «внученька», не жалеющее дедово «дочка», поразило тогда Руслану. Словно ее, растерянную, вдруг крепко сжали крепкие мужские руки. Надежные руки. Маминых она не знала. Мама умерла, когда ей было всего полтора года.

Вздохнув, Руслана посмотрела в конец коридора. Где там, за стеной, раскинулась панорама под красивым названием «Бухта Золотой Рог». Море у Владивостока было гораздо симпатичнее города. «Не море никакое не Японское, — поправила себя Руслана, — а океан». Тихий океан. Pacific Ocean. Ocean of Pacific. Мирный океан. Океан мира. Распахнутый, как небо, и к суматошной Америке, и к беспечным полинезийским островам, и к далекой, немного таинственной, Австралии.

Эта распахнутость была похожа на начало бесконечности. И Руслана Барбикен зябко передернула плечами, представив себя балансирующей на краю этой самой бесконечности вместе с домами, трамваями, сопками и, вскинувшем к ней руки, горнистом памятника борцам за власть Советов в Приморье. На каком же еще краю она сама балансировала? Сейчас ей это объяснят.

Девушка взглянула на часы: в краевом отделе ФСБ она находилась уже около пяти часов. Экипаж давно отпустили, только вот ее маринуют, то вызывая в кабинет, то прося подождать пару минут в коридоре. Ну, как же — иностранка!.. Пятнадцать минут назад Руслана не выдержала и высказала все, что думает по этому поводу заезжему московскому чину, срочно, наверное, прилетевшему из столицы.

Нет, ну надо же было так вляпаться на третьем же рейсе!.. А Жан-Пьер, отдублировав своего земляка-«кристалла» с двадцать седьмого «Союза», давно, наверное, уже во Франции и совсем забыл об украинской девчушке, которую его отец, по просьбе ее отца, просил устроить на работу в российские космические структуры. Не вышло… А сам «Союз-27» до сих пор пристыкован к «Миру», но, поговаривают, что его сменный экипаж готовится к возвращению с орбиты.

Стюардесса авиакомпании «Ориент Авиа» Руслана Барбикен прикрыла глаза. Эх!.. Кто сказал, что жизнь человека напоминает полосатую зебру, чередующую белые и черные полосы? Ее жизнь после окончания института напоминала, скорее, шкуру пантеры Багиры из мультика про Маугли. Такая же угольно-черная. Без просвета.

В коридоре послышались тяжелые шаги, замершие возле кресла, в котором сидела Руслана. «Чего надо?» — хотела было раздраженно кинуть она, открывая глаза, но успела заметить только широкую мужскую спину, исчезающую за дверью кабинета, из которого она вышла десять минут назад. Дверь хлопнула, но не закрылась и немного отошла в сторону, оставив неширокую щель. Руслана непроизвольно напрягла слух: если ее тут за шпионку-диверсантку держат, то и она будет играть по их правилам.

— Привет, батя! — едва расслышала она. — Что это у тебя за красавица под дверью сидит?

— А, мелочевка! Стюардесса одна.

— Вижу, что не две стюардессы. Сексот, что ли?

— Да какой к черту сексот! Зелень она еще подкильная, как ты выражаешься. Так, знакомства неправильные имеет. И видит то, чего видеть не нужно. К тому, гражданка сопредельного государства.

— Это какого такого сопредельного?

— Украины.

— Ха, нашел государство! Курица — не птица, Хохляндия — не заграница.

— Угу, угу… Именно так, Олег, в мое время про Польшу говорили. А в твое время, заметь, поляки проживают в самой, что ни на есть, загранице. Потому как бдительность теряем.

— Это я бдительность потерял, товарищ полковник, когда разрешил тебе с твоими друзьями-товарищами пообщаться. А они тебя — раз! — и в оборот. Помогите, мол, Анатолий Петрович. А ты ведь на пенсии. И не к ним, а ко мне в гости приехал.

— Да у них людей не хватает…

— Мозгов у них не хватает. Людей, батя, не хватает у меня. А после вторника[18], к тому же, может и денег не хватить. Ты когда мне остатки перекачаешь?

— Не тебе, Олеженька, а «Дальтуру». Ты пока еще не директор. Да и совладельцем станешь только через меня. И уступлю ли я тебе свою часть, от твоего поведения зависит.

— Батя, согласись, что у меня уже несколько лет очень даже хорошее поведение.

— Ага. Благодаря тому, что я тебя из Москвы подальше выпроводил, чтобы про твою персону забыли немного.

— Ну и что? Забыли?

— Не все пока. Короче, чего приперся? У меня еще дел по горло.

— А мне, батя, на это самое горло наступают. Завтра утром весь остаток должен быть в банке. Они сейчас все по крохам собирают. Так что ты с делами своими закругляйся, красавицу, что под дверью сидит, выпроваживай куда подальше, и — за работу…

— Ладно. Раскукарекался. Ты иди. Без тебя разберусь.

— Ну, батя, надеяться-то можно? Я по телефону не хотел…

— Я тебя когда-нибудь подводил? Подводил? Это ты все наоборот делаешь. Сидел бы сейчас, если бы не я. Ладно, иди, иди…

— Ну как вы, Анатолий Петрович, умеете людей обнадеживать! Хорошо, я полетел. Ты вечером не задерживайся. Колян Барановский с женой должны подойти. Все, адью!

— Позови мне эту… стюардеску.

Дверь распахнулась так резко, что Руслана едва успела изменить заинтересованное выражение лица на безразлично-скучающую мину.

Моложавый широкоплечий крепыш облил Барбикен маслянистым взглядом.

— Зайдите, девушка! — И пропел голосом Высоцкого: — Еще не вечер, еще не вечер…

«Хлыщ», — мысленно классифицировала его Руслана, обходя плотную фигуру и переступая порог, ставшего уже ненавистным, кабинета.

Полковник Тресилов, не отрывая глаз от каких-то бумаг, разложенных перед ним, жестом указал ей на кресло, развернутое к столу. Надул щеки, тяжело вздохнул, по-лягушачьи поплямкал губами и, в конце концов, взглянул на Барбикен:

— Так, Руслана Андреевна… Давайте-ка быстренько пройдемся по тому, что нам известно, и сделаем некоторые предварительный выводы.

— Давайте, — нехотя согласилась Руслана.

А что ей еще оставалось делать?

— Итак, начнем с общих данных. Барбикен Руслана Андреевна, семьдесят четвертого года рождения, гражданка Украины, образование высшее — окончила в девяносто шестом Харьковский авиационный институт…

— Сейчас уже аэрокосмическая академия, — хмуро вставила Руслана.

— Это нам известно. Кстати, Барбикен Андрей Владимирович, надо понимать, ваш отец?

Руслана кивнула головой.

— Да, — откинулся Тресилов на спинку своего кресла, — редкая фамилия. Запоминающаяся. Как он сейчас?

— В гременецком политехе работает. На кафедре математики.

— И активный член вашего Руха к тому же, — как-то плотоядно ухмыльнулся Тресилов.

— Был. Сейчас — Республиканской партии, — поправила его Руслана.

— А, — махнул тот рукой, — хрен редьки не слаще.

— Правильно, — согласилась Барбикен. — Острее только.

Тресилов стрельнул на нее глазами.

— Ладно. Оставим это. Пока. А вот вы, Руслана Андреевна, почему после окончания института на Украине не остались?

— В Украине, — поправила его Руслана.

— На Украине, — с прижимом повторил Тресилов, глядя девушке прямо в глаза.

Та отвела взгляд.

— Работы не было, — ответила, наконец. Распространяться на эту тему ей не хотелось. И добавила: — По специальности.

— А вы что, на стюардессу в академии учились?

— Это временно. На России, — уколола таки Руслана, — тоже с работой не очень. Все космические программы валятся.

— Во-первых, девушка, не дерзите. А во-вторых, в российской космической отрасли работают только высококлассные специалисты.

— А кто меня на классность проверял?

— Не дерзите, — повторил Тресилов и пошуршал бумагами. — Та-а-ак… — протянул. — С середины прошлого месяца вы, устроившись на работу в «Ориент Авиа», проживаете во Владивостоке. Что, город понравился?

Руслана пожала плечами:

— Угол-то надо какой-нибудь иметь.

— Надо, — согласился Тресилов. — Только вот ведь в чем дело, Руслана Андреевна. Известный вам Мамед Астанов тоже сейчас проживает во Владивостоке. И тоже с середины прошлого месяца. Странное совпадение, не правда ли?

— Ну, сколько можно объяснять! — занервничала Руслана. — Я Мамеда года четыре не видела. После того, как он с третьего курса куда-то исчез.

— Не «куда-то», — вставил Тресилов, — а во вполне определенном направлении. Направлении чеченских бандформирований.

— Это для вас они «банд», — взорвалась Руслана. — А я относительно этой приставки имею очень большие сомнения.

— Уважаемая Руслана, — очень серьезно посмотрел на нее Тресилов, — вы подданная другого государства. И хотя многие воспринимают его с иронией, я отношусь к нему довольно серьезно и с пониманием того, что не все российские реалии ему известны. Но телевизор-то вы, наверное, смотрите? Видели, наверное, кадры терактов в Москве, имеющих явный чеченский след?

Руслана снова хотела выдать кое-что о своих сомнениях относительно всяческих следов, но благоразумно промолчала. Попрут ее из России, ох, попрут! Снова без работы останется. Хотя, какая это работа!..

А полковник словно подслушал ее мысли.

— Руслана Андреевна, — с расстановкой произнес он, — если вы хотите спокойно жить и работать в нашей стране, то должны, если не чувствовать ее, то, хотя бы, относиться к ней с уважением. И со-чув-стви-ем. — Он сделал короткую паузу. — Значит, вы утверждаете, что не встречались с Мамедом Астановым с девяносто четвертого года?

— Утверждаю.

— Как же вы вчера его узнали? Он ведь довольно таки изменился.

— Да он меня первый узнал! Он!.. Сколько уже объяснять можно! В тридцать первом кресле девочка закапризничала. Я помогла матери ее успокоить. Возвращалась по проходу в направлении кабины пилотов. Мамед меня остановил. Мы с ним поболтали. Минут пять, не больше. А потом…

— Потом, — снова зашуршал бумагами Тресилов, с головой зарываясь в них, — в четырнадцать часов пятнадцать минут по московскому времени вы, Астанов и еще несколько пассажиров обратили внимание на, видимый в иллюминаторе левого борта, объект яйцеобразной формы, передвигающийся параллельным курсом с вашим авиалайнером и имеющий одинаковую с ним скорость…

Руслана молча кивнула головой.

— В четырнадцать шестнадцать, — продолжал полковник, — вы сообщили о наблюдаемом явлении командиру экипажа.

Руслана снова кивнула головой.

— В четырнадцать девятнадцать вы, командир экипажа и бортинженер вернулись к креслу Астанова и около минуты наблюдали за объектом. В четырнадцать двадцать две борт сообщил о наблюдаемом явлении в диспетчерскую службу аэропорта «Владивосток». В четырнадцать двадцать четыре объект резко увеличил скорость, пересек курс авиалайнера на расстоянии полукилометра от него и скрылся в северо-восточном направлении. В четырнадцать двадцать пять в службу безопасности аэропорта «Владивосток» и Центральную диспетчерскую службу поступили телефонные сообщения о наличии на борту авиалайнера заряда взрывчатки.

— Стоп! — неожиданно для себя воскликнула Руслана. — Стоп! — повторила. — Это что же получается? Только объект нам нос подрезал, и сразу же пришло сообщение о взрывчатке? Автор сообщения, кстати, вам известен?

Тресилов машинально мотнул головой, не отрывая глаз от бумаг и продолжая:

— Согласно сообщению, были приняты все меры предосторожности, пассажиры эвакуированы из здания аэропорта, а после посадки авиалайнера на нем был произведен тщательный обыск. Взрывчатки обнаружено не было, но в багаже Мамеда Астанова была выявлена крупная партия наркотического вещества.

— Да никогда Мамед этой гадостью не интересовался!

— Стоп! — воскликнул Тресилов, явно пародируя Руслану. — А откуда вам это известно? Вы ведь четыре года не встречались.

Руслана только что на пол не сплюнула.

— Не хотите отвечать? Хорошо. Еще один вопрос. Где фотоаппарат, которым Астанов фотографировал неопознанный летающий объект?

— Да откуда я знаю!..

— Но только вы имели близкий контакт с гражданином Астановым.

— Близкий контакт с ним еще имели несколько человек нашего экипажа, поскольку он в кабину потом вместе со мной заходил. Когда объект на обгон пошел. И все это, не считая ваших людей в аэропорту.

— Кстати, насчет, аэропорта. Кто сообщил журналистам о событиях, происходящих на борту? Вон сколько их набежало.

— Ну откуда, откуда, я знаю?! Все переговоры фиксируются приборами.

— А мобильные телефоны?..

— Я пока такого не имею. Дороговато для меня.

Полковник взглянул на часы и, скривившись, потер рукой затекшую шею.

— Ладно, Руслана Андреевна. На сегодня хватит. Подпишитесь вот здесь и здесь. Из города советую не уезжать.

— Да мне в рейс через два дня!

— С вашим начальством мы все согласуем.

Из здания, опостылевшего ей за несколько часов, Руслана вышла с чувством тошнотворной смеси усталости, возмущения и растерянности. Прислушалась к себе и сообразила, что кроме эмоциональной составляющей ее состояние имеет и приземлено физическую. Просто ей очень хотелось есть. Последний раз она выпила чашечку кофе еще в аэропорту.

Небольшое кафе на Светланской было довольно уютным, прохладным после уличной жары и, поскольку находилось почти в центре города, имело несколько оживленное движение. Люди входили и уходили. Небольшая компания студенческого вида тихо веселилась на двух сдвинутых столиках. За стойкой бара чернявый бармен восточного вида лихо разливал пиво в высокие фирменные бокалы. Пиво Руслана не любила и потому, заказав отбивную с винегретом, усугубила ее бокалом терпкого хереса. Подумала и заказала еще пирожного с обязательной чашечкой кофе.

Помешивая ложечкой ароматную, дымящуюся жидкость, пузырящуюся кремовой пеной, Руслана с грустью размышляла о том, что земные, даже самые великие, страсти являются безжалостными убийцами чего-то более высокого. В полном смысле неземного. Детского удивления, например. Того удивления, с которым они вместе с Мамедом, а потом с командиром и бортинженером, рассматривали зеленое яйцеобразное тело, подсвеченное каким-то непонятным сиянием и легко мчащееся рядом с бортом их самолета.

На традиционную летающую тарелку оно похоже не было. Но, черт возьми, что мы вообще знаем про НЛО? А тогда вместе с удивлением каждый нерв пульсировал какой-то непонятной тревогой и голос командира наполнялся беспокойной хрипотцой, когда он сообщал диспетчеру про их летающего, вопреки всем физическим законам, соседа. И даже у Мамеда слегка тряслись руки во время его попытки, как можно быстрее, вытащить фотоаппарат из своей огромной кожаной сумки.

Стоп!.. Маленькая чашечка кофе замерла на весу, так и не донесенная до накрашенных губ. Руслана тогда стояла в полный рост возле кресла, на котором, сгорбившись, сидел Мамед, роясь во внутренностях своего багажа. Ей, Руслане, они, внутренности, были очень хорошо видны. И не было в них больших целлофановых пакетов с белым порошком, небрежно брошенных на самый верх скомканной одежды и так же небрежно выуженных оттуда, затянутым в черное, спецназовцем. Подбросили!.. Подбросили, гады! Но… Но, зачем? Куда сообщить об этом? Кому?..

Поставив чашку на стол, Руслана потянулась к своей сумочке, положенной на соседнем стуле и…. И почувствовала, что ее щеки обожгло нестерпимым жаром. Сумочки не было!.. Взгляд Русланы растерянно заметался по помещению, сразу же ставшим донельзя тесным, натыкаясь на фигуры, еще несколько минут назад безразличных ей, людей. Одна из них, замершая возле стойки бара, показалась девушке чем-то неуловимо знакомой. Видимо почувствовав ее взгляд, человек обернулся, всмотрелся в лицо Русланы и, вдруг широко улыбнувшись, поднял высокий пивной бокал в приветственном жесте.

Руслана вспыхнула еще больше, резко отвернулась и до побеления пальцев сжала краешек столешницы. Вот черт!.. И этот тут. Вот повеселится, когда ее из кафе выставлять будут: проела-то она не очень большую сумму, но все деньги остались в украденной сумочке. Барбикен почувствовала, как ее губы начинают трястись. Мелко-мелко. А широкая улыбка Олеженьки Тресилова, расслабленным шагом бывалого донжуана приближающегося к ее столику, начала линять по мере того, как он все пристальней и пристальней вглядывался в лицо Русланы.

— У вас что-то случилось? — спросил, присаживаясь напротив. — Если это связано с заведением, которое вы недавно посетили, то я мог бы вам помочь.

Руслана отрицательно завертела головой, едва сдерживая, переполняющие глаза, слезы.

— Не… — выдохнула она. — Нет. Не поможете. Сумочку у меня украли.

— Та-а-ак, — протянул, окончательно посерьезнев, младший Тресилов. — И что там было?

— Мелочь всякая. Документы. Ключи. Денег немного.

— Сколько?

— Долларов пятьдесят.

— Вы что же, больше доверяете иностранной валюте? — спросил Тресилов и сам себе ответил: — Впрочем, после недавних событий это совершенно логично.

И побарабанил пальцами по столу.

— Вот что, уважаемая… Извините, вас как зовут?

— Руслана.

— Красивое имя. Меня — Олег. Так вот, уважаемая Руслана, вы посидите здесь несколько минут и никуда не уходите. Хорошо?

Барбикен молча мотнула головой. А что ей еще оставалось делать?

Тресилов подошел к стойке бара и о чем-то зашушукался с хитроглазым барменом. Запотевший бокал с недопитым пивом стоял на столе у Русланы. Уверенно так стоял. Пена в нем уже почти осела.

Через несколько минут Олег снова умостился напротив девушки.

— У вас как со временем? — спросил он. — Подождать немного сможем? Я думаю, что минут через сорок ваша пропажа найдется.

— О, — выдохнула Руслана, делая круглые глаза и шмыгая носом, — у вас, оказывается, связи не только в ФСБ, но и среди местного ворья.

Однако это ироничное замечание Олега не смутило. Наоборот, он снова широко улыбнулся — улыбка у него была хорошая — и сделал большой глоток янтарного напитка.

— А у нас, у славян, это стиль жизни такой. Мы все воруем понемногу, то что-нибудь, то где-нибудь. Чувствуете, как звучит? Почти по-пушкински. Я думаю, что во все века это было своеобразной формой протеста против условий нашего существования. А Владивосток, вообще, город криминальный. Вот даже в гостиницах постояльцев просят сдавать все ценные вещи администрации на время длительного отсутствия.

— Ага, — буркнула Руслана, глядя в сторону, — гангстерский такой город. Американский.

— А что? — сам себя спросил Олег, обеими ладонями ворочая бокал. — Один из интересных персонажей нашей истории, Хрущев Никита Сергеевич, еще году в шестидесятом дал установку на то, чтобы сделать Владивосток советским Сан-Франциско. Не знаю, как отразилось это на условиях градостроительства, но, что касается населения, то такой установки вообще делать не нужно было. Поскольку люди здесь интересные. Нет жлобства материковой России. Все подвижны, независимы. Потому что коренного населения маловато, а основная часть его это те, кто готов моментально сняться с насиженного места и кулаками выбивать свое новое место в жизни. В общем, нужно заметить, народ действительно американизированный. В смысле духа, а не национальности.

— А вы абориген?

— Нет. Не сподобился. Москвич я. А здесь… Работа здесь интересная. Занимаю должность замдиректора одной туристической фирмы. Командировки всякие, контакты необыкновенные, впечатления свежие, ну и… В общем, головой приходится работать. А мне это нравится. А вы, как я понимаю, тоже не туземка?

— Из Украины. Окончила харьковский авиационный. Работы по специальности не нашла, вот и болтаюсь. Сейчас стюардессой устроилась. Головой работать не нужно… И мне это очень не нравится.

— Да? Очень интересно. В вашем возрасте, обычно, женщины работают головой только в одном направлении — направлении замужества.

— Вы такой большой знаток женщин?

— Дилетант-любитель. А если серьезно, кто вы, вообще, по жизни?

— Баллистик. Математик. Космонавтикой очень интересуюсь.

— Боже, — Олег откинулся на спинку стула, — чем больше я вас узнаю, тем больше вам поражаюсь. С женщинами-математиками я имел связи только в школьном возрасте. А с женщинами, имеющими космические, а не косметические наклонности, никогда.

— Оно и видно.

— Да? И в чем же проявляется эта видимость?

— В узости ваших взглядов.

— Вот как? Это уже интересно. — Было заметно, что Олег нисколько не обижается. Скорее — забавляется. — Не могли бы разъяснить популярней?

— Пожалуйста. Вот вы работаете в туристической фирме. Сейчас их появляется — море. В основном для отмывки денег. Это же невооруженным глазом видно! Потому, что нет еще у нас такого огромного количества людей, которые могут позволить себе куда-нибудь на Канары съездить! Но появятся. Со временем. Однако, с этим самым временем появятся и люди, которые будут выбрасывать бешеные деньги для того, чтобы поглядеть на Землю с орбиты. Пройдитесь по интернет-сайтам. Тенденция к этому явно заметна. Грядет время космического туризма, уважаемый замдиректора. Пока за такое удовольствие вырученные деньги идут госструктурам. Но что мешает частному лицу разработать стратегический бизнес-план, найти партнеров, провести лоббирование соответствующего законодательства и заняться этим всерьез? Затраты, конечно, будут сумасшедшие. Но ведь и окупятся!.. Однако, это — стратегия. А наши скоробагатьки — есть такое украинское слово — мыслят максимум тактически. Если вообще мыслят. Это — к вопросу об узости взглядов.

Руслана бросила взгляд на заинтересованное лицо Олега. Он явно не спешил начинать обижаться.

Барбикен вздохнула:

— Иногда мне становится душно на территории СНГ. Я с уважением отношусь к нашей общей истории, и поэтому меня очень волнует наше общее творческое уродство. Хотя, нужно быть справедливой, Россия в этом отношении имеет более симпатичную внешность. Потому, наверное, что со всего бывшего Союза лучшие мозги в российских центрах работали. Но, все-таки и она… По сравнению с Западом, который эти самые мозги не только собирал, но и выращивал. Веками. И это к вопросу о реакции народа на формы существования. Там ведь любой бомж при желании такое придумать может!.. Если захочет, конечно. Вот недавно наткнулась я на один сайт. «Лунная Республика» называется. Не поверите, люди продают участки лунной поверхности. Вполне, кстати, официально продают. А если этот бизнес совместить с космическим туризмом? Соображаете, что нагородить можно? Но… Но нам, к сожалению, до этого еще очень далеко.

И Руслана, отвлекшаяся было от своих грустных мыслей, снова потухла, молча уставившись на чашечку с остывшим кофе.

— Да, — кашлянул Олег, — вы знаете, Руслана, я хотел бы с вами работать. Голова у вас действительно варит. Хотя и заносит. Но, это очень симпатично. А также симптоматично, судя по тому, что я встретил вас в одном интересном учреждении. Мне кажется, что у вас есть еще какие-то неприятности. Кроме пропавшей сумочки.

И Олег осторожно прикоснулся к руке Русланы. Она вздрогнула, замерла, но руки не убрала. А, наоборот, закусила губу и вдруг, неожиданно даже для самой себя, всхлипывая и запинаясь, начала рассказывать Тресилову все о событиях последнего рейса.

Тот слушал внимательно, не перебивая, понимающе кивая в наиболее напряженных частях рассказа. А когда Руслана уже почти выдохлась и странным образом успокоилась, отпустил, наконец, ее запястье. Почти одновременно с этим к нему подошел бармен, склонился, и что-то быстро зашептал на ухо.

Олег стрельнул глазами на Руслану, согласно кивнул парню и мягко обратился к девушке:

— Руслана, извините, пожалуйста. Но, кажется, ваша сумочка нашлась. Сейчас я ее принесу.

Вернулся он минут через пять, слегка взъерошенный и чем-то озабоченный.

— Вот, — выдохнул, ставя дамскую сумочку на полированную, под мрамор, столешницу, и пристально взглянул прямо в глаза Руслане. — Посмотрите, все ли на месте?

Барбикен лихорадочно щелкнула замком, быстро перебрала повседневно необходимую мелочевку, звякнула ключами, пересчитала деньги и облегченно кивнула головой:

— Ой, все, все на месте!.. Спасибо вам большое, Олег. Огромнейшее спасибо!

Достала из сумочки зеркальце, собираясь подкрасить губы, но внезапно замерла, наткнувшись на хмурый взгляд ее добровольного сыщика. Даже когда она рассуждала об узости взглядов местных бизнесменов, тот смотрел на нее совершенно иным образом.

— В чем дело, Олег? Что-то не так?

Тресилов, не отрывая от взгляда от девушки, сунул руку в карман пиджака и положил рядом с сумочкой небольшой серебристый фотоаппарат явно импортного производства.

— А это? — спросил.

Глаза Русланы расширились.

— Ой!.. Так ведь это… Это же Мамеда фотоаппарат. Которым он НЛО фотографировал. Откуда он у вас?

— У меня?.. — вздернул брови Тресилов. — У меня? — повторил. — Да нет, уважаемая Руслана, это у вас. Он в вашей сумочке был. Только вы, почему-то, мне ничего об этом не сказали.

— Но… — заволновалась Барбикен, — но, этого не может быть! Я его второй раз в жизни вижу. Я вообще к нему даже не прикасалась!

Она смотрела на фотоаппарат, как на адскую машинку, равнодушно тикающую на столике и безжалостно отсчитывающую последние секунды ее жизни. Ее более-менее спокойной жизни.

— Ну, если вы к нему не прикасались, то это можно будет легко проверить.

Худощавая рука, покрытая дряблой старческой кожей, вынырнула из-за плеча Олега и накрыла фотоаппарат большим клетчатым платком, убирая его со стола.

Руслана испуганно вздернула лицо. Олег резко повернулся, чуть не упав со стула.

— Батя! — пораженно выдохнул он.

А полковник Тресилов, засунув аппарат в карман, уже обернулся к соседнему столику.

— Разрешите? — обратился к смуглому молодому человеку какой-то кинематографически индийской наружности, внимательно изучающему свежий номер «Vladivostok News». И взялся за спинку свободного стула.

— Please, — буркнул тот, не отрывая глаз от газеты.

Старший Тресилов вежливо улыбнулся, передвинул стул к столику, за которым сидели Руслана с Олегом, сел и, сокрушенно поплямкав губами, пожаловался:

— Вот беда! Скоро шагу нельзя будет сделать по русской земле без того, чтобы иностранцу ногу не отдавить. — И добавил, взглянув на Руслану: — Да вы не обижайтесь. Вас я за иностранку не считаю.

— А я и не обижаюсь, — нервно передернула Барбикен плечами. — Только вот появление ваше…

— Да уж! — буркнул и себе молодой Тресилов.

— Вот тебе-то в первую очередь удивляться не пристало, — немного презрительно бросил Анатолий Петрович. — Всю кодлу разворошил с этой сумкой. Не дал Кренделю ее до нас донести.

— Ах, вот оно в чем дело… — начиная что-то соображать, пробормотал Олег.

— В том, в том, — раздраженно кинул старший Тресилов, поворачиваясь к Барбикен. — Вы, Руслана Андреевна, не удивляйтесь. Прошу любить и жаловать, — он сделал указующий жест в сторону Олега, — это — сынок мой бестолковый. А сумочку бы вам и так вернули в целости и сохранности. Проверили бы ее содержимое, поскольку раньше кое-кто не додумался до этого, а потом повода не было, и все…

— Да какое вы имеете право!.. — побагровела Руслана.

— Имеем! — жестко осадил ее полковник. — Имеем, гражданка Барбикен. — Он похлопал по карману, в котором лежал, завернутый в платок, фотоаппарат. — Вы говорите, что не прикасались к нему. Знаете, я вам охотно верю. Потому что мне кажется, что Астанов его вам подкинул, когда ходил с вами в кабину пилотов.

— Да зачем?!.. Что там такое в этом фотоаппарате?..

— Вот этого мы и сами пока не знаем. Но… Только, все это между нами, Руслана Андреевна, и только для того, чтобы вы не вздумали распускать слухи и давать какие-нибудь интервью по поводу НЛО. Про вашу страсть к уфологии нам известно.

— Не к уфологии, а к нормальной космонавтике, — буркнула Руслана. И в упор посмотрела на Тресилова. — Но ведь было что-то за бортом! Летело! Я сама видела. И не только я.

— Да было, было!.. Успокойтесь. Никто к вашему психическому состоянию претензий не имеет. Все намного сложнее, Руслана Андреевна. Это — уже третий случай. Но самое интересное в том, что во всех трех случаях Астанов был их очевидцем. И во всех трех случаях проводил фотосъемку.

— А как же наркотики? — бросил Олег.

— А за что бы мы его задержали, по-твоему? Он хоть и чечен, но ничего такого на нем не висит. Или, скажем, не доказано, что висит. Звонки, опять же, дурацкие эти. Одновременно во Владивосток, в Москву, и в редакции трех газет. А мы, как дураки, вон какой тарарам подняли! Представляете, как бы нас журналюги размазали, если бы мы ничего не нашли? Да еще бы этот объект припадочный выплыл?

— Честь мундира защищали? — презрительно скривилась Руслана. — И теперь за этот подранный мундир невиновный человек сидеть будет?

— Виновный, гражданка Барбикен, — уколол ее взглядом Тресилов. — Виновный уже в том, что его чеченом родиться угораздило. Впрочем, не переживайте про друга своего. Вот разберемся, что это над Приморьем летать начало, и спустим дело на тормозах. Если за ним ничего другого не выплывет. Да и вам теперь, Руслана Андреевна, полегче будет. Мне кажется, что вы можете продолжать свою славную трудовую деятельность. Но насчет сенсаций каких-нибудь — ни-ни. Завтра подойдете: со звонками телефонными попробуем разобраться, и — свободны.

Руслана было дернулась, но, напоровшись на предостерегающий взгляд Олега, обмякла.

— Ладно, — пропыхтел, поднимаясь, полковник, — пошел я. Так говоришь, Олег, Барановские вечером придут? Добро, постараюсь не опаздывать.

С неожиданной для его возраста легкостью он заскользил в извилистом пространстве между столиками. На соседнем столике белел забытый номер «Vladivostok News». Индиец уже ушел. Тихо и незаметно. Руслана проводила спину полковника побелевшими глазами.

— Вот, гад! — не выдержала. Вздрогнула и бросила испуганный взгляд на Олега. — Вы меня извините, Олег, но…

Тот скрипнул зубами, косясь на окно, за которым Анатолий Петрович подходил к черной «тойоте».

— Не извиняйтесь, Руслана. Действительно, гад. Хоть и папаша мой.

Старший Тресилов, тяжело отдуваясь, опустил боковое стекло и потянулся к ключу зажигания.

— Все-таки знает что-то КГБ — или ФСБ, какая разница? — про НЛО. Вот бы в архивах их порыться! — насколько могла — мечтательно, протянула Руслана, пытаясь сгладить возникшую неловкость.

— Да, — согласился Олег, — вот бы…

Закончить фразу он не успел.

«Тойота» за окном внезапно вздрогнула и, словно лопнувший черный бутон, выкинула огненный цветок взрыва. Руслана даже не смогла сообразить, что же ударило ее первым: выжигающее ли глаза пламя, выдирающий ли уши грохот, или, рассекающие кожу, осколки разбитого стекла. Ее бросило вперед, прямо на искаженное криком лицо Олега, поволокло по полу и изо всех сил ударило обо что-то плоское, испуганно рванувшееся прямо в вертикаль из недр этой планеты.

Все произошло настолько быстро, что Руслана даже зажмуриться не успела. И потому, глядя на полированную поверхность, вздыбившуюся перед нею, она только через несколько длинных секунд поняла, что это — столешница их перевернутого столика. Ее мраморная отделка, хмуро мерцающая красноватыми отблесками от пламени горящей машины, вздымалась вверх, словно грань мраморного обелиска над могилой безвременно погибшего полковника ФСБ Тресилова Анатолия Петровича.