Танцовщица Гора

Глава 3 Библиотека

Я закрепила колокольчики на лодыжке.

Зал библиотеки был погружен в полумрак, стрелки на часах показывали половину одиннадцатого. Мы закрылись больше часа назад.

С того случая в проходе между стеллажами, связанного со словарем Харпера, которым я была так напугана, прошло уже больше трех месяцев. Я имею в виду тот случай, когда я оказалась в ногах мужчины. Конечно, тогда я встала на колени просто затем, чтобы вытащить книгу. Все же я работала библиотекарем. Я всего лишь выполняла свою работу. Кажется, я тогда еще вслух, перед ним, призналась, что была рабыней. Конечно, это было всего лишь абсурдное толкование того, что произошло. Ведь я тогда просто прочитала фразу, написанную на листке бумаги, который был заложен между страниц в книге. Всего лишь!

Я забрала тот злополучный листок домой, а на следующий день, после бессонной беспокойной ночи, после долгих часов страха, страданий и колебаний, внезапно задрожавшими руками, сожгла его. Возможно, таким образом, я надеялась отвести это от себя, но сама-то я понимала, что дело сделано, слова сказаны, и они имели свое значение, именно то, которое они имели в тот раз, и уже неважно то, что теперь я могла бы страстно желать придать иной смысл им и тому мужчине. То, что бумага была сожжена, не могло уничтожить того, что теперь было расшифровано в реальности мира. Случившееся, как легко было бы предположить, необычайно встревожило меня. В течение последующих дней оно дамокловым мечом висело надо мной, угнетая мое сознание, преследуя меня. К счастью, спустя некоторое время, постепенно начав понимать, насколько глупыми были мои страхи, я, наконец, смогла снова уделить свое внимание к более насущным моментам моей жизни, моим обязанностям в библиотеке, чтению книг, шоппингу и тому подобным немаловажным делам наполнявшим жизнь современной женщины. Но надо признать, что время от времени, страхи и тревоги рожденные тем случаем, вдруг, ни с того ни с сего, всплывали из глубин сознания, захлестывая меня, но в целом, казалось, мне удалось забыть об этом. Я решила, что рациональнее всего было извергнуть случившееся из своей памяти. Все это было глупостью. Временами, я даже задавалась вопросом, произошло ли это на самом деле, или это было плодом моего воображения. Но иногда в моей памяти всплывали глаза того мужчины. Возможно, тем, что в этом человеке больше всего меня впечатлило, помимо его размеров, явно видимых энергии и силы, это конечно были его глаза. Они не походили на глаза мужчин, которых я знала. В них невероятный ум, соседствовал с необузданной дикостью и бескомпромиссной свирепостью. В этих глазах, в том жестком пристальном взгляде, я так и не смогла рассмотреть хоть каплю запретов, колебаний, оговорок или чувства вины. У меня создалось впечатление, что он был тем видом мужчины, причем единственным представителем своего пола, которого мне удалось встретить, кто мог бы сделать все, что ему захотелось, взять все, что ему бы понравилось. Он, как мне показалось, подобно льву нес в себе право на власть. Я не сомневался, что для меня он мог быть только господином, причем полностью. Однако, было одно безусловное последствие или осадок того происшествия. Наверное, именно оно послужило, в некотором роде, причиной принятия мною решения, сделать нечто, что, если не для других женщин, то, по крайней мере, для меня, потребовало большой храбрости. Я решила брать уроки танцев. К тому моменту, уже в течение многих месяцев, с той невероятной ночи, как я увидела свой танец в зеркале, я, так или иначе обыгрывала эту идею, воображала и фантазировала на эту тему. Я почти умирала, наводя справки по телефону об этих танцах, и не раз, внезапно покраснев, как мне думается от стыда, бросала телефонную трубку, так и не решившись представиться. Конечно же, меня не интересовали такие виды танца, как балет или чечетка. Я заинтересовалась тем танцем, который был куда фундаментальнее и гораздо женственнее. Танец, который меня так заинтриговал, и это, несомненно, было причиной моей робости, моих колебаний и страхов, обычно называют восточным танцем, или, если хотите, то можно сказать прямо — танцем живота. На мое счастье, к телефону всегда подходили женщины. Не уверена, что у меня хватило бы смелости говорить на эту тему с мужчиной. Как и большинство современных женщин, я была заинтересована в том, чтобы скрывать свои сексуальные потребности. Сама мысль о том, что кто-то об этом узнает, приводила меня в дикое смущение. Какая женщина посмела бы показать мужчине, что ей хочется двигаться, что она осмелилась бы двигаться, перед ним или любым другим представителем его пола в столь красивой и возбуждающей манере, в манере, от которой он мог бы просто обезуметь от страсти, от желания ее, в манере, которая показала бы им, что у нее, также имеются сильные сексуальные потребности, выраженные в ее танце, которым она представляет и показывает себя, стремясь понравиться им, и продемонстрировать, что она хотела бы эти потребности удовлетворить? Конечно же, ни одна порядочная женщина. Только презренная, чувственная шлюха, беспомощная пленница ее недостойных и низких страстей. В конце концов, я снова позвонила первой женщине, той, в самом начале разговора с которой, несколько дней назад, я повесила трубку.

— Вы занимались танцем живота прежде? — поинтересовалась она.

— Честно говоря, нет, — призналась я.

— То есть, Вы — новичок? — уточнила женщина на том конце провода.

— Да, — ответила я.

В действительности, я даже не думала об этом прежде, но оказалось, что у этого вида танцев существуют разные уровни. Признаться, меня это заинтриговало.

— Я рассматриваю это, как хорошие упражнения, — заявила я.

— Я понимаю, — сказала моя собеседница. — Новые группы начинают занятия с понедельника, есть сеансы днем и вечером. Вам это интересно?

— Да, — выдохнула я.

Это признание, как мне кажется, оказало мне хорошую услугу. Я публично заявила о своем интересе к подобным вещам. Так или иначе, но это раскрепостило меня, заставило смотреть на вещи намного проще. Раз уж сделав такое признание, я потеряла свой статус, то теперь он уже все равно потерян, и мне нечего волноваться по этому поводу. И кстати, женщина не казалась удивленной, оскорбленной или шокированной.

— Как Вас зовут? — спросила она.

Я назвала ей свой имя. Я сделала это! И вот, в течение уже почти трех месяцев, я брала уроки танцев, да еще и не в одном направлении. Само собой, я держала свой новый род занятий, или мое новое хобби, если хотите, в строжайшей тайне от всех с кем работала в библиотеке, да и от всех кого я знала. Не стоило им знать, что я изучаю восточные танцы. Уж лучше пусть они продолжают думать обо мне просто как о Дорин, их сотруднице, подруге, тихой библиотекарше. Также, не было им никакой необходимости знать, как иногда выглядит их тихоня Дорин, будучи одета вместо спортивного трико и футболки, в шарфы, браслеты и звенящие ожерелья, босиком и с голым животом, а иногда и с обнаженными бедрами, мелькающими в прорезях бахромы кружащейся юбки, со сверкающими над вуалью глазами, двигаясь в такт варварской музыке. Думаю, что я была лучшей в своей группе. Моя тренер, та самая с кем я разговаривала по телефону, оказавшаяся просто невероятно прекрасной женщиной, была очень довольна моими успехами. Частенько она уделяла мне дополнительное внимание. Можно сказать, что я была ее звездной ученицей. Не раз она приглашала меня на вечеринки, в клубы, и тому подобные мероприятия. Вполне естественно, что она имела связи в такой области. Само собой, я всегда отказывалась.

— Но, Ты же была бы изумительно красива, — попыталась поощрить меня преподавательница. — Поверь мне, тебе самой понравится!

— Нет, — рассмеялась я. — Нет! Нет! Я была бы ужасна!

Насколько мне известно, многие из остальных девушек, на ее предложение ответили согласием. Кое-кто из них, я думаю, были великолепны. Вообще, как мне кажется, любая женщина танцующая такой танец, просто не может не выглядеть замечательно. Однако, сама я ни за что, не смогла бы, набраться храбрости, чтобы танцевать перед публикой. Даже, сама мысль, что кто-то может увидеть меня танцующей подобным образом, приводила меня в смущение. Кстати, мои занятия танцами, независимо от того, что было моими побуждениями, имели дополнительные, очень положительные последствия. Я вдруг заметила, что моя фигура стала куда стройней и гибче чем прежде, а все мое тело наполнилось жизненной энергией. Также, было кое-что еще вызванное танцем внутри меня, некие изменения, которые я сама не смогла бы точно описать. Возможно, это помогло лучше почувствовать свою женственность. Конечно, временами на меня накатывала непонятная тоска. Мне казалось, что моей женственности чего-то не хватает. Как будто она была только частью чего-то целого, прекрасной частью чего-то, что мне было не доступно.

— Поверь, тебе здорово бы помогло, если бы Ты выступила, — заметила мне моя тренер. — Ты себе этого даже представить не сможешь, пока не выступишь.

— Я боюсь выступать перед публикой, — честно призналась я.

— Почему же? — спросила она, но я лишь опустила голову, не желая говорить, и тренер продолжила: — Ты боишься, что там будут мужчины?

— Да, — кивнула я, на мгновение, подняв на нее глаза.

— Ты действительно, думаешь, что эти танцы предназначены для женщин? — усмехнулась она. — Ты, правда, думаешь, что их назначение в этом?

— Пожалуйста, — попыталась протестовать я.

— И что ни один мужчина, я имею в виду настоящего мужчину, — продолжила женщина, — увидев тебя полуголый, прикрытую только одними монистами и прозрачными покрывалами, не захотел бы заковать тебя в цепи и владеть тобой?

Я пораженно уставилась на нее.

— Я вижу, что подобные мысли тебе не в новинку, — улыбнулась преподавательница, поймав мой пораженный взгляд. — Уверена, что так оно и есть.

Откуда она могла узнать о том, что у меня посещали такие мысли? Нежели, этот вопрос возникал и у нее, коль скоро она тоже была женщиной? Мне сразу же вспомнилось то, что произошло вчера вечером во время занятий. В зале нас было двадцать, одетых кто в спортивный костюм, кто в покрывала, и танцевавших в такт музыке доносившейся из магнитофона. Как вдруг.

— Что с вами случилось? — презрительно крикнула наша наставница. — Сегодня вы танцуете как свободные женщины. Вы должны делать это лучше. Вы должны танцевать как рабыни.

— Как рабыни, — эхом повторила я за ней.

— Да, — кивнула она. — Продолжайте танцевать, вы все!

Некоторое время она наблюдала за нами.

— Уже лучше. Теперь гораздо лучше, — похвалила женщина, пройдя между рядами танцующих, и встав передо мной, находившейся в первом ряду. — Продолжай танцевать, Дорин.

В тот момент я почему-то, испугалась ее. Я продолжала танцевать.

— А теперь, Дорин, представь себе, — сказала она мне, — что тебе надо сделать это перед мужчиной. Предположи, здесь присутствует мужчина. Сильный мужчина. Ты перед ним. Танцуй! Вот! Хорошо! Хорошо!

Я сделала вывод, что, должно быть, в тот момент действительно хорошо танцевала.

— Хорошо, — похвалила она. — Очень хорошо. Просто замечательно. Теперь Ты танцуешь как рабыня.

— Я не рабыня, — запротестовала я.

— Все мы — рабыни, — отмахнулась наставница и отошла от меня.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, я закрепила алый пояс на животе, а затем отрегулировала его на месте. Потом, просунув большие пальцы под пояс, провела ими в стороны, разглаживая складки юбки. Талия у меня узкая с соблазнительно широкими бедрами, по крайней мере, мне на это хотелось надеяться. Как и у большинства женщин, груди у меня среднего размера. Ноги — коротковатые, но отличной формы, на мой взгляд, превосходные для танцовщицы, по крайней мере, танцовщицы практикующей восточные танцы. Я надела браслеты на предплечья и плечи, закрепила колокольчики на левой лодыжке, и позолоченный ножной браслет на правой. На шею я накинула сразу пять ниток бус. Как мне казалось, именно таким изобилием блеска сильные мужчины могли бы украсить своих женщин. Я полюбовалась на свое отражение в зеркале, висевшем на стене женской комнаты библиотеки. Каким забавным и каким абсурдным показалось мне заявление моей наставницы о том, что мы были рабынями

Я была готова и, выключив свет в женской комнате, вышла в широкий проход между внутренней стеной, за которой находились туалеты и часть детского отделения, и центральным проходом между полками в западной части библиотеки. Одна из дверей в детское отделение оказалась слева от меня, а стол информации справа. Иногда я работала за ним. На мгновение я замерла перед широким проходом. В центральном зале библиотеки было довольно темно. Я двинулась вправо, вдоль по широкому проходу по направлению к открытому пространству в центре зала, где как раз и располагался стол информации, а потом повернула налево к картотеке. Сначала по правую руку от меня оказались шкафы с регистрационными карточками, затем ряд копировальных машин. На одном из столов неподалеку от картотеки стоял оставленный мною маленький магнитофон и коробка с кассетами. Это были записи музыки подходящей для восточных танцев. Я приобрела их уже давно, и часто использовала их для самостоятельных занятий. Также, время от времени, я приходила в библиотеку и танцевала здесь, само собой после закрытия, когда в помещении никого не было. Сама себе я старалась объяснить это тем, что моя квартира для таких целей была слишком мала. В библиотеку я попадала через вход для персонала, со стороны автостоянки. Надо признать, что мне нравилось танцевать здесь. И честно говоря, я не думаю, что в действительности, все было просто в размерах зала. Возможно, мне нравилось танцевать именно там, где я работала, я не могу сказать этого наверняка. А может быть, мне доставлял удовольствие известный только мне одной контраст между тихоней Дорин, простой библиотекаршей, и другой Дорин, тайной Дорин прячущейся в моем сердце, танцовщицей, если не сказать хуже. Кроме того, не менее значимо, ценно и почти символично, а возможно даже дерзко было то, что в этом месте, где я работала, месте, обычно заполненном тихим шепотом и шелестом страниц, уравновешенностью и умственным трудом, в этом месте я танцевала как женщина. Нет, мне кажется, что в действительности это был не только и не столько вопрос пространства. Представляю, как были бы поражены мои коллеги, увидь они свою скромницу Дорин, полуголую, прикрытую лишь легкими покрывалами, колокольчиками и бусами, танцующую здесь босиком, почти, как если бы она была бы рабыней! Таким образом, здесь, в этом уединенном прекрасном месте, я устраивала свои тайные шоу, представления, которые я собиралась держать в строжайшем секрете от всего остального мира, представления, которые я никогда не позволю кому-либо посмотреть, здесь, где никто никогда не только не узнал бы, но даже и не заподозрил бы о них, где я была полностью наедине сама с собой, и где я была в полной безопасности.

Я начала разминку, прогревая и подготавливая мышцы. Делала я это старательно, но осторожно. Ведь танцовщица не может просто взять и начать танцевать. Это может быть опасно. Начинать следует с разминки, точно также как это делают спортсмены. Мою разминку сопровождал тихий мелодичный звон монист закрепленных на моей юбке. Им вторили крохотные колокольчики с ремешка трижды опоясывавшего мою левую лодыжку. Я чувствовала, что мужчины, будут с большим удовольствием смотреть на женщину в украшениях, возможно даже на ту, что столь скандально увешена колокольчиками.

Я подошла к столу, на котором покоился мой магнитофон. Я был возбуждена, впрочем, как обычно, такие эмоции всегда охватывали меня, перед тем как начать танцевать. Я взяла одну из кассет, но тут же отложила ее в сторону, выбрав другую, ту под которую я должна танцевать сегодня.

Кажется, мужчины всегда, по крайней мере, с тех пор как я достигла возраста половой зрелости, тревожили, интересовали и привлекали меня гораздо больше, чем это должно было бы быть для настоящей современной женщины. Они всегда казались мне намного важнее, чем это предполагалось правилами приличия. Меня учили, что они были всего лишь людьми мужского пола. Но даже в этом случае, они были мужчинами, даже если это было всем, чем они были. Я никогда не могла заставить себя думать о них, просто как об объектах. Лично мне они всегда казались гораздо значительней и важнее, чем просто особи иного пола, даже те мужчины, с которыми я была знакома. Несмотря на всю их трусость и слабость, они все еще казались мне мужчинами, или, по крайней мере, намеком на мужчин. Помимо этого, после произошедшего со мной той далекой ночью, в моей спальне, когда я открыла свою истинную сущность, хотя с тех пор я это достаточно часто отрицала, мой интерес к ним только усилился и углубился. После моего признания самой себе сделанного стоя на коленях в полутьме перед моим туалетным столиком, мой интерес к противоположному полу внезапно стал тысячекратно более реальным и пугающим. И я думаю, мои занятия танцами еще сильнее подогрели интерес, мою чувственность и мое понимание их. Не думаю, что это был просто результат скромного снижения веса, связанного с моими упражнениями, и как следствие, значительное улучшение фигуры, помогшее мне повысить самооценку, что для женщины не менее важно, чем для мужчины, или просто занятия танцами стимулировали мое кровообращение, мой тонус и общее состояние здоровья, хотя, надо признать, что, для женщины трудно быть здоровой, действительно здоровой, и не интересоваться противоположным полом, но, на мой взгляд, действительно важным, или даже необыкновенно важным был характер самого танца. В таком танце женщина познает изумительные, глубокие, взаимодополняющие части своей сексуальности, что она, совершенно точно женщина, красивая и желанная, и что глядящие на нее сияющими от страсти глазами сильные и властные мужчины получают удовольствие, и что они отличаются от нее, и что она, согласно закону природы, самка их вида, принадлежит им. Таким образом, для нее, исполняющей этот танец, невозможно не заинтересоваться, глубоко, остро и восторженно, противоположным полом.

Неужели мы, правда, принадлежим им, спросила я себя. Нет, засмеявшись, ответила самой себе. Нет, конечно, нет! Что за глупость!

Я вставил кассету в магнитофон. Мой палец на мгновение завис над кнопкой «Play». Но, что если, это действительно так, вдруг пришло мне в голову. Я пожала плечами. До сих пор мне казалось, что мужчины не хотят нас, или точнее, те мужчины, которых я знала, не хотели нас. Если бы они хотели нас, то почему они нас не брали, и не делали нас своими? Мне всегда было интересно, существуют ли где-либо мужчины иного вида, мужчины, которые могли бы хотеть нас, и взять нас, сделав нас своими. Конечно, нет. Мужчины никогда не сделают этого, они больше не хотят владеть женщинами. Конечно, нет! Нигде! Никогда! Конечно, я знала, что мужчины в тысяче мест, в течение многих тысяч лет, рассматривали женщин, или, по крайней мере, некоторых из них, возможно, неудачниц, тех, кому очень не повезло, так, как им это нравилось, держа их не более чем собак и иное движимое имущество. Как это было ужасно, подумалось мне. Но конечно мужчины, такие как те больше не существуют, и моя непонятная тоска по ним, страстная отчаянная тоска, в которой я иногда признавалась сама себе, должно быть не больше, чем некий жалкий рудимент минувшей эры. Возможно, это была затертая, анахроническая наследственная черта, генетический пережиток, в моем случае трагический, более не соответствующий окружающей меня среде. Я часто задавалась вопросом, не родилась ли я не в свое время. Мне всегда казалось, что женщина, такая как я, возможно, куда лучше чувствовала бы себя в Фивах, Риме, или Дамаске. Но я находилась в настоящем, в сегодняшней реальности. Но разве не могло случиться так, что где-нибудь мог бы найтись некто, кто ответил бы на мою тоску, на мой голод и плач? Почему вышло так, что я вынуждена кричать в темноте, если нигде вокруг нет никого, кто мог бы услышать мой крик? Радуйся, что их нет, маленькая дурочка, бросила я сама себе. Конечно, нет, заверила я себя. Насколько ужасающей стала бы моя жизнь, исполнись мои мечты. Наконец, я решила, что хватить рефлексии, пора танцевать. Но в памяти вновь всплыла сцена с мужчиной в проходе между стеллажами, которая произошла около трех месяцев назад. Он еще тогда интересовался «Словарем классических древностей» Харпера, и рассказывал мне о мире похожем на давно ушедшее прошлое, мире, в котором, по его словам, таких женщин, как я покупают и продают в качестве рабынь. Я торопливо выбросила эту мысль из головы. Но как скрыть от себя другую причину, по которой я приехала танцевать именно в библиотеку, ту причину, в которой я даже самой себе редко решалась признаться. Ведь именно здесь, в этом самом месте, там слева от меня, я, стоя на коленях перед мужчиной, в полный голос проговорила: «Я — рабыня». Теперь я собиралась здесь танцевать. Мне показалось, что это будет приятная фантазия, что я выпускаю из себя нечто озорное, представляя, что я действительно рабыня в таком мире, и что я танцую перед своими владельцами. О, будь это так, я танцевала бы просто замечательно! Причем те владельцы, перед которыми я танцевала в своих мечтах, конечно, когда они там фигурировали, ничего общего не имели с мужчинами Земли, или, по крайней мере, теми их них кого я знала. Нет, они сильно отличались от них. Они были совершенно другими! Они должны были быть таким, что перед ними любая девушка изо всех сил, возможно даже опасаясь за свою жизнь, стремилась бы танцевать превосходно и максимально реалистично, отчаянно надеясь, чтобы ее сочли приятной или хотя бы приемлемой. Они были бы настоящими мужчинами, ее владельцами.

Наконец, я нажала на кнопку магнитофона и, под зазвучавшую в полутемном зале библиотеки восточную мелодию, чувствуя босыми ногами грубый ворс тонкого затоптанного ковра, начала свой танец, сопровождаемый мягким перезвоном колокольчиков, привязанных к моей лодыжке.

На некоторое время я потерялась в своих эмоциях. Я танцевала, или вернее, согласно моим планам пробовала танцевать, как если бы я была простой рабыней, переполненной потребностями и страхом, перед теми, кто владел ею, ее телом, ее жизнью и смертью, перед ее владельцами.

Вдруг из моей груди вырвался пораженный крик. В звоне колокольчиков и водовороте юбки я замерла как вкопанная. Потом, прижав руки ко рту, я шарахнулась назад.

— Кто здесь? — выкрикнула я, обращаясь к мрачной фигуре, появившейся из тени стеллажа, стоявшего в нескольких шагах от меня.

Я рефлекторно прикрыла руками грудь. До меня внезапно дошло, сколь неприлично я выгляжу, босая, с колокольчиками на одной лодыжке и браслетами на другой, мелькающими в разрезах юбки голыми бедрами, неприкрытым животом и обнаженными руками и плечами. Да еще эти варварские бусы на моей шее! Моя грудь, прикрытая лишь алым бюстгальтером, тяжело поднималась и опускалась. То ли из-за физических упражнений, то ли от испуга, охватившего меня, вдруг стало тяжело дышать. Наконец, я выставила руки перед собой, как если бы пытаясь отстраниться от этой крупной темной фигуры, и отступила назад еще на пару шагов.

— Кто Вы? — крикнула я снова.

— Уж не собираешься ли Ты играть со мной в игры? — поинтересовался странно знакомый насмешливый мужской голос.

— Что вам здесь нужно!

— Неужели так трудно догадаться?

— Библиотека закрыта, вам нечего здесь делать, — сказал я. — Уходите!

— Как раз таки мне здесь есть чем заняться, — усмехнулся незнакомец. — Мы здесь по делу

Я испуганно осмотрелась, и новый крик помимо моей воли вырвался из моей груди. Справа стоял другой мужчина. Из тени слева и позади меня появился еще один! Тот, что был по правую руку от меня, спокойно нажал на кнопку магнитофона, и в зале стало тихо.

Я на секунду замерла, пытаясь собрать свои разбегающиеся мысли, а потом, звеня колокольчиками, и путаясь в развевающейся юбке, внезапно бросилась между мужчинами, тем, что был передо мной и его товарищем справа от меня. Пробежав между столами и стеллажами и краем глаза отметив, что один из мужчин, кажется тот, что был справа, последовал за мной, я сбежала вниз по лестнице на нижний уровень и бросилась к черному ходу. Каждое мое движение сопровождалось предательским звоном колокольчиков.

Несмотря на мои дикие рывки, тяжелая дверь даже не шелохнулась. В пору было впадать в отчаяние. Я готова была, не задумываясь о последствиях, выскочить на ночную улицу, в том виде, в котором только что танцевала. Но дверь не сдвинулась с места. Более того, я обратила внимание, что ручка оказалась теплой. Такими же теплыми но ощупь были и области вокруг петель. У меня перехватило дыхание. Дверь была заварена! Ее не просто заперли. Замок и петли были расплавлены! Эта дверь оказалась для меня бесполезной. Тут сзади послышались тяжелые шаги. По той лестнице, по которой я попала сюда, неторопливо спускался один из мужчин. У меня остался только один путь отсюда, снова вверх по другой лестнице, на основной уровень, в главный зал библиотеки. У меня еще теплилась надежда проскочить к главному входу. Тщетно. Там уже стоял тот из них, кого я увидела первым. Он, насмешливо глядя на меня, демонстративно прятал в карман какой-то небольшой предмет. Все, у меня не осталось сомнений, что и эта дверь теперь запечатана тем же способом, что и предыдущая! Причем, что-то мне подсказывало, что сами они смогут легко открыть дверь, возможно, с помощью того же прибора. Они владели технологией, о которой я не то что не знала, но даже и представить себе не могла ее существования, и это напугало меня еще больше. Повернувшись на месте, рванулась назад, снова к тому месту зала, где я впервые столкнулась с незнакомцами. Когда стол возврата литературы оказался по левую руку от меня, а стол информации впереди и справа, а резко повернула влево и побежала вдоль широкого прохода между рядом стеллажей и туалетами. Боже, в конце этого прохода стоял мужчина. Возможно, это был тот же самый, кто сразу начал преследовать меня. Следующим порывом было запереться в дамской комнате, но дверь, криво свисавшая с одной петли, не оставила мне надежды. Я даже не слышала, как ее сломали. Похоже, снова результат использования их загадочного прибора, способного плавить металл. И эта дверь оказалась бесполезной! Там теперь не спрячешься! Я вскрикнула от досады. Впрочем, в моей голове тут же мелькнула мысль, что спрячься я там, и я сама бы залезла в ловушку и захлопнула дверку. Что им стоило открыть эту дверь? Думаю, не сложнее, чем закрыть или открыть все остальные. Тогда зачем они установили эту дверь криво подвешенной? У меня появилось нехорошее предчувствие, что возможно, так они просто сообщают мне, что для меня здесь нет ни единого шанса спастись, и никакого места, чтобы спрятаться. Похоже, их это развлекает! Был в этой сломанной двери и некий символизм. В моей культуре мужчины не могут войти в дамскую комнату. Это место и его окрестности — табу для мужчин. Это было место, куда женщины могли пойти и чувствовать себя защищенными. Но теперь, это выглядело так, что меня лишили даже этой иллюзорной безопасности, этого жалкого надуманного соглашения, якобы способного дать мне убежище. Мне негде было спрятаться! Мне не оставили места, где я могла бы быть в безопасности! Мне вдруг пришло в голову, что эти мужчины прибыли из местности, где, возможно, ни одна женщина, или ни одна женщин определенного сорта, не могла быть полностью в безопасности. В голове билась пугающая мысль, что они могли происходить из тех мест, где они имели право следовать за женщиной, или женщиной определенного сорта, куда угодно. Я рванулась прочь, по широкому проходу обратно к столу информации. Стоп. Я внезапно остановилась в конце коридора, чуть было не вылетев в главный зал. Проклятые колокольчики своим звоном выдавали каждое мое движение. Я вдруг испугалась, что мчась сломя голову, сама брошу себя в руки одного из мужчин. Я бросила дикий взгляд через плечо. Преследователь приближался. Я метнулась направо, снова к главной двери библиотеки. Во мне теплилась надежда, что первый мужчина, тот, кого я увидела первым, и которого я уже знала, больше не блокирует их! Напрасная надежда, он все еще стоял там! Вскрикнув от досады, я бросилась через открытое пространство, мимо стола информации и конторки, мимо отдела периодики, в читальный зал. Там имелась еще одна дверь, выходившая на озеро. Бесполезно, и эта дверь оказалась запечатана. В отчаянии, я попыталась поднять одно из небольших кресел, рассчитывая разбить им одно из высоких узких окон. Но даже это кресло оказалось слишком тяжелым для меня. А преследователь был уже совсем близко, практически за моей спиной. Даже если бы я подняла кресло, он достиг бы меня раньше, чем я додралась бы до окна. Бежать! Назад, снова в главный зал библиотеки. Они не никуда не спешили. Им ничего не стоило догнать меня сразу, но кажется, они сами давали мне возможность побегать, возможно, тем самым, предоставляя мне шанс научиться, научиться как женщине, что это такое — бегать от мужчин. Я быстро пересекла открытое пространство в центральной части библиотеки и, добравшись до железной лестницы, взлетела по ней на верхний уровень, где у нас был отдел биографий и беллетристики. Краем сознания отметила странные ощущения, возникшие в моих босых ступнях, пробежавших по железной поверхности. Интересно, поднимался ли здесь кто-либо когда-либо босиком? Подозреваю, что нет. Возможно, рифленая поверхность ступеней, также почувствовала себя странно, когда по нее прошлепали мои босые ноги. Остальной пол верхнего уровня был застелен коврами. Забежав в один из проходов между стеллажами, я замерла и прислушалась. Мужчина медленно поднимался следом за мной. Я вздрогнула, лодыжка дернулась, совсем немного, но достаточно, чтобы тихий звон колокольчиков выдал меня. Они узнали, где я нахожусь! Бежать! Снова. Вскрикнув от досады, я бросилась дальше, абсурдно, испуганно, дико, несчастно, заливаясь слезами, извещая преследователей о каждом своем шаге заливистым перезвоном колокольчиков. На сей раз, я затаилась в дальнем конце самого дальнего от главного прохода узкого бокового коридора между стеллажами. Я надеялась, что оказалась как можно дальше от того места, где, как мне казалось, находился мужчина. Там я присела, и начала лихорадочно возился с узлом на шнурке с колокольчиками. Ничего у меня не получилось. Слишком темно было в проходе. Да даже будь здесь светло, все равно понадобилось бы изрядно времени, чтобы избавиться от шнурка. Я слишком хорошо его завязала, подумала я с горечью. Я сама затянула этот узел. Тогда мне показалось, что я поступаю верно. Ведь я собиралась играть роль рабыни, которая знает, что ее колокольчики должны плотно сидеть на ней. Во-первых, по психологическим причинам, она знает, кем она является, и ощущает весь эротический и оскорбительный смысл этих колокольчиков, и то, что она помечена ими подобно домашнему животному. А во-вторых, да и в-третьих тоже, конечно, по чисто механическим причинам, чтобы они отзывались на каждое ее малейшее движение, даже при самых медленных и легких па ее танца, и в то же время не развязаться и не слететь даже при самых резких и быстрых движениях, когда темп внезапно возрастает.

Я всхлипнула. Я не смогла освободиться от колокольчиков. Даже сейчас, отзываясь на мои тщетные попытки, они издавали свои тихие предательские звуки. Тогда я попыталась замереть. Я обеими руками прижала их к ноге, пытаясь держать их и мою лодыжку абсолютно неподвижно. Но я тяжело дышала. Я ничего не могла поделать с собой. Слезы катились по моим щекам. Сейчас именно мое дыхание, и ничто иное, выдавало меня. На любое даже самое осторожное движение моего тела, даже дыхание, колокольчики отзывались тихим звоном. Я напряженно всматривалась вдоль прохода. Вскоре, к моему отчаянию, в начале прохода, выросла, казавшаяся в темноте необыкновенно высокой и страшной, фигура моего преследователя, смотревшего на меня сверху вниз. Это опять был тот самый из них, который так спокойно, стойко, но неотступно следовал за мной сначала на нижний уровень, потом по другой лестнице снова наверх, в широкий коридор между стеллажами и туалетами, потом через открытое пространство главного зала в район главного входа и наконец, сюда вверх по лестнице. Подскочив на ноги, больше не заботясь о колокольчиках, метнулась прочь от него, воспользовавшись узким зазором между ограждающими перилами верхнего уровня и полками. В западной части верхнего уровня была вторая лестница, ведущая вниз, на главный уровень. Там никого не было, и я сбежала вниз, прошлепав по ступенькам. От лестницы я бросилась, петляя между столами и стеллажами в западной части главного зала, где мы держали большинство наших справочных материалов. До меня донеслись мужские шаги. Преследователь, шел вниз по железной лестнице вслед за мной. Я поспешила заскочить в один из проходов между стеллажами заполненными справочной литературой. Там, в коридоре я присела на корточки и замерла, обратившись в слух. Бесполезно. Он вошел в проход. С криком отчаяния я вскочила и, звеня колокольчиками, добежав до конца прохода, повернула в промежуток между полками и стеной, выскочила в проход, и … попалась! Скорее всего, он уже ждал меня на этом самом месте. Его руки сомкнулись на моих плечах. Он держал меня, как ребенка, совершенно беспомощную. Не схвати он меня, и я, неспособная остановиться, буквально врезалась бы в него. Наверное, со стороны могла показаться, что я сама бросилась в его руки. Он слегка отодвинул меня от себя, и теперь держал перед собой. Я чувствовала себя совершенно беспомощно, с плечами, зажатыми в его подобных железу, руках. Да, это был он, тот самый незнакомец, с которым я столкнулась около трех месяцев назад в этой библиотеке, более того, именно в этом проходе, и даже на том же самом месте этого прохода, что и в прошлый, так озадачивший и напугавший меня раз. И тот же «Словарь Классических древностей» Харпера, вон он стоит на прежнем месте. Я узнала его еще несколько минут назад, почти сразу, перед тем, как в ужасе начать свое безнадежное бегство. Я узнал его даже прежде, чем он заговорил. Мое женское сердце, совершенно точно узнало его, даже, несмотря на полумрак, царивший в библиотеке. Я испугалась его до дрожи в коленях в первый раз. И вот теперь я была в его руках. Он немного приподнял меня перед собой, настолько легко, словно я была ребенком. И я беспомощно повисла в его руках, лишь кончиками пальцев ног едва-едва касаясь ковра. Мужчина сверлил меня взглядом, вглядываясь в глубину моих глаз. Его руки до боли вцепились в мои плечи. Я задрожала, и отвернула голову, не в силах выдержать его пристального взгляда. Я была напугана почти до полуобморочного состояния. Он немного опустил меня, так, чтобы я могла стоять. Но я не смогла удержаться, ноги не слушались меня, и подгибались, отказываясь держать мой вес. Я оставалась в вертикальном положении, только потому, что он удерживал меня на весу. Сзади появился второй мужчина, мой преследователь. Тогда первый отпустил мои руки, и я, слабая и испуганная, неспособная ни думать, ни держаться на ногах, просто ркхнкла перед ним на колени.

— Смотри вверх, — приказал мужчина, и я не решилась перечить ему. — Уверен, Ты узнаешь это место.

— Да, — кивнула я, непроизвольно бросив взгляд направо, где в темноте, стоило мне протянуть руку, и я смогла бы дотронуться до книги, стоявшей на нижней полке, на ее законном месте.

Вероятно, с того случая, произошедшего несколько месяцев назад никто больше не заинтересовался «Словарем Классических древностей» Харпера, и он так и простоял на полке этого стеллажа. Я снова подняла глаза на него. Итак, я опять оказалась на том же самом месте и в той же самой позе, где за месяцы до этого, словно совсем в другой реальности уже стояла перед этим мужчиной. Конечно, в тот раз я была услужливой библиотекаршей, послушно исполнявшей требования властного клиента. А еще тогда был ясный день, и я была полностью и скромно одета. На мне были простые, неброские и достойные предметы одежды, блузка с длинными рукавами, темный свитер, простая юбка, темные чулки и туфли на низком каблуке. В действительности, это в точности соответствовало дресс-коду библиотеки, недвусмысленно описанному на плакате, висевшем на стене над нашими шкафчиками в раздевалке для сотрудников. Во только теперь все очень отличалось. В этот раз наша встреча состоялась не в ясный день, а поздним темным вечером. Да и все остальное сильно отличалось. Я была перед ним одна, абсолютно, пугающе одна. Теперь я снова стояла на коленях, но не в блузке, свитере и юбке. В этот раз я стояла на коленях полуобнаженной, в бусах, монистах и шелке.

— Ты помнишь «Словарь Классических древностей» Харпера? — осведомился мужчина.

— Да, — дрожащим голосов ответила я.

— А Ты помнишь тот лист бумаги, что лежал между страниц этой книги?

— Да, — кивнула я.

— Что там было написано? — спросил он.

— Там было написано: «я — рабыня», — заикаясь ответила я.

— Скажи эти слова, — велел мужчина.

— Я — рабыня, — повторила я.

Тогда он наклонился надо мной и, взяв меня за левую руку, рывком вздернул на ноги, и потащил, сначала вдоль по проходу, держа меня у своего бока, потом через открытое пространство главного зала библиотеки, в северную его часть, к столу информации. Лишь там моя рука была освобождена из крепкого и болезненного захвата.

— На колени, — скомандовал он, и я безропотно опустилась коленями на ковер.

Автоматически, я разгладила юбку на бедрах, так, чтобы это она привлекательно облегала их. Мужчина улыбнулся, от его взгляда не укрылся мой рефлекторный жест. В смущении я опустила голову.

Третий мужчина, не участвовавший в погоне, стоял здесь же, около одного из столов. Причем на столе перед ним стояла открытая коробка, которой раньше здесь не было.

— Вы видели, как я танцевала? — не поднимая головы, отважилась я задать мучивший меня вопрос.

— Смотри на меня, — приказал он, а когда я подняла голову, он утвердительно кивнул и сказал: — Да, видели.

Я печально склонила голову. Предполагалось, что никто не увидит, как и что я танцую, тем более то, как я танцевала этой ночью!

— Но Ты остановилась, не закончив своего танца, более того, сделала это без разрешения, — напомнил мужчина. — Значит, Ты должна начать свой танец снова и дотанцевать его до конца.

Я снова, на этот раз пораженно уставилась на него.

— И это будет первым разом, когда Ты будешь осознанно танцевать перед мужчинами, — добавил мужчина.

— Откуда Вы знаете, что прежде я никогда не танцевала перед мужчинами? — озадаченно спросила я.

— Ты думаешь, что мы не наблюдали за тобой, — усмехнулся он, — и что мы о тебе ничего не знаем?

— Я не смогу танцевать перед мужчинами, — пробормотала я, на что мужчина только улыбнулся. — Я не буду!

— На ноги, — резко скомандовал он.

Я вскочила не задумываясь. Третий мужчина, стоявший у стола, нажал кнопку на магнитофоне, включив обратную перемотку.

— Ты начнешь сначала, — спокойно проговорил он, — и Ты исполнишь для нас весь танец, от начала и до конца.

— Пожалуйста, нет, — простонала я.

Меня ужасала сама мысль, предстать перед такими мужчинами как эти в прекрасных соблазнительных движениях танца. Я даже в кошмарном сне не могла допустить того, чтобы позволить таким мужчинам смотреть, как я танцую. Это было совершенно невероятно. Я не смела показывать себя в таком виде даже обыкновенным людям, банальным, безопасным, безобидным, тривиальным, покоренным мужчинам, того вида, с которым я была знакома. Кто мог сказать мне, что такие как они могли бы подумать, какие желания могли бы они испытать, на какие действия и поступки они могли быть побуждены?

Но мужчина нажал на кнопку на магнитофоне, и я начала танцевать.

Кассета играла одиннадцать минут и семнадцать секунд. Это был превосходная музыка, с мелодичными переходами, частой сменой тональности. Честно говоря, это была одна из моих любимых записей. Но никогда прежде не танцевала я под нее в таком ужасе. Никогда прежде не танцевала я под нее перед мужчинами. Когда водоворот звуков закончился, я с вращением упала перед ними на колени, низко опустив голову и уперев руки в бедра, что было обычным положением окончания для такого танца. Однако никогда прежде, я в этом уверена, не была я так внезапно и глубоко потрясена открывшимся мне значением именно такой позы по окончании танца, когда после всей его красоты и притягательности, танцовщица предлагает себя в положении полного подчинения.

— Ты была напугана, — заметил мужчина.

— Да, — не стала отрицать я.

И тут он вытащил из кармана крошечный мягкий лоскут ткани, и швырнул его в меня. Я, не задумываясь, махнула рукой, поймав летевшую в меня тряпку.

— Узнаешь это? — поинтересовался он.

— Да, — испуганно ответила я. Это было то самое крошечное платьице, что я сшила для себя, и которое осмелилась надеть лишь однажды при свете свечи втайне от всего мира, закрывшись в четырех стенах моей спальни.

— Сними свою одежду и надень это, — приказал мне мужчина и, усмехнувшись, добавил: — Только колокольчики на лодыжках оставь. Они помогают нам отслеживать твои перемещения.

Я смотрел на него в протесте.

— Само собой, Ты можешь уединиться в дамской комнате, — милостиво разрешил он, видя мое замешательство.

До комнаты меня проводили двое мужчин. Они даже поправили и прикрыли криво висевшую дверь, и остались ожидать меня снаружи, как если бы испытывая некоторое уважение ко мне и моей скромности. Я включила свет в комнате и сняла с шеи бусы и браслеты с рук и правой лодыжки. Потом расстегнула бюстгальтер и, сняв с себя, положила на столик. Бросив взгляд в зеркало на свои груди, пришла к выводу, что их форма и соблазнительность ни в малейшей степени не будет скрыта под тем тонким алым лоскутком шелка, в коем мне приказали предстать перед мужчинами. Следом за бюстгальтером, на столик легли мои трусики и юбка. Я осталась совершенно голой, не считать же одеждой тонкий ремешок с колокольчиками на моей левой лодыжке. Это было довольно странное ощущение, стоять в дамской комнате библиотеки в столь легкомысленном виде. Наконец, собрав в кулак всю свою решительность, я нырнула в маленькое шелковое платьице. Очевидно, они обыскали мою квартиру, и нашли это среди моих вещей. Похоже, эти люди знают обо мне, если не все, то многое. И, кажется, они уверены, в своем праве совать нос в мою жизнь. Интересно, остались ли у меня от них хоть какие-то секреты, раз уж они знают даже об этом шелковом лоскутке, в данный момент находящемся на моем теле, а ведь это было одной из моих наиболее интимных и тщательно хранимых тайн.

Вздохнув, я погасила свет в дамской комнате и, позванивая колокольчиками на моей лодыжке, под конвоем из двух мужчин, вернулась в центр зала.

— Встань там, — приказал мужчина, а когда я встала в указанном месте, продолжил: — Теперь, медленно повернись перед нами. Хорошо.

Я озадаченно смотрела на него.

— На колени, — последовала следующая команда.

Я послушно опустилась на колени.

— Танцуя перед нами, Ты была напугана, — напомнил он.

— Да, — кивнула я.

— Тем не менее, для меня совершенно ясно, что Ты не без таланта. А если говорить откровенно, то, по-моему, Ты очень талантлива, — сообщил мужчина. — Но также мне ясно, что Ты сдерживалась, как это свойственно типичной женщине Земли. Ты обманывала мужчин, что не дала бы им все, что должна бы дать. Отныне такой обман будет для тебя непозволительной роскошью.

— Женщине Земли? — эхом повторила я резанувшую слух фразу.

— Женщины хорошо выглядят в таких одеждах как сейчас на тебе, — заметил он. — Это полностью подходит им.

Я молчала. В библиотеке было темно. Нет, конечно, не абсолютный мрак. Зал был поделен на темные и слегка освещенные места. Свет от Луны и от уличного фонаря, находившегося приблизительно футах в ста от стены, около западного края автостоянки, проникал через высокие, узкие окна слева от меня. Сейчас стояла весна. В тот момент я еще не понимала значения этого времени года. В здании было довольно тепло.

— Скажи, Ты действительно считаешь себя «современной женщиной»? — поинтересовался мужчина.

— Да, — сказала я, ибо не знала, как еще ответить на этот вопрос, уже заданный им мне прежде, три месяца назад.

В конце концов, в некотором смысле, это было не так уж неверно.

— Это достаточно легко забрать у женщины, — усмехнулся он.

Я озадаченно посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Ты — женщина-интеллектуал? — продолжил свой допрос мужчина.

— Нет, — точно так же, как и в прошлый ответила я.

— И все же в твоей личной библиотеке, у тебя в жилище, мы нашли такие книги как «История античности» Ростовцева и «История Рима» Моммзена, — заметил он. — Ты читала их?

— Да, — кивнула я.

— Между тем, обе книги давно не издавались, и в продаже их нет.

— Я нашла их в букинистическом магазине, — объяснила я.

Про себя я отметила, что он сказал: «жилище», а не, скажем, «квартира» или «апартаменты». Эта оговорка показалась мне странной. Кроме того, в этот раз он говорил дольше и более длинными фразами, чем прежде, так что стал заметен его акцент. Однако пока у меня никак не получалось определить какой именно. Но я была абсолютно уверена, что английским для него родным языком не был. Откуда же он родом? Однако одно я знала точно, мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с таким мужчиной как он. Я даже представить себе не могла, что такие как он существуют.

— Женщины, подобные тебе, используют такие книги как косметику или украшения, — презрительно бросил он. — Они для вас не больше чем интеллектуальный фетиш. Вы относитесь к ним, как к своей помаде или пудре. Они значат для вас не больше, чем безделушки в ваших шкатулках для драгоценностей. Я презираю таких женщин, как Ты.

Я испуганно смотрела на него снизу вверх. Мне была непонятна его враждебность. Мне даже показалось, что в нем бушевала какая-то дикая ненависть ко мне, или некой женщине, которую он видел во мне. Меня пугало его нежелание понять меня. Похоже, он не верил и не признавал, что у меня мог быть подлинный интерес к этим книгам, к их истинной ценности и красоте. Безусловно, в их приобретении мною, присутствовал некий элемент тщеславия, но, все же, я была уверена, что также было в этом и нечто подлинное. Должно было быть!

— И у тебя осталось в голове хоть что-нибудь из прочитанного? — осведомился мужчина.

— Думаю да, — ответила я.

— Значит, у тебя имеется понимание тех цивилизаций, о которых там говорится? — поинтересовался он.

— Некоторое, — признала я.

— Возможно, что вскоре тебе это пригодится, — ухмыльнулся мужчина.

— Я не понимаю, — сказала я.

— Впрочем, в любом случае, такие книги, для тебя теперь в прошлом, — сказал он.

— Я не понимаю вас, — повторила я.

— Там, где Ты вскоре окажешься, они тебе просто не понадобятся, — продолжил он говорить загадками.

— Я не понимаю вас, — уже почти простонала я.

— Такими понятия более не будут частью твоей жизни, — пояснил он. — Да и твоя жизнь будет сильно отличаться от того к чему Ты привыкла.

— Я не понимаю, — испуганно прошептала я. — Объясните мне, что Вы имеете в виду?

— Несомненно, Ты относишься к тому виду женщин, у которых имеются некоторые претензии на интеллектуальность, — сказал мужчина, и, не дожидаясь моего подтверждения своих слов, спросил: — Ты считаешь себя умной женщиной?

— Да, — не задумываясь, ответила я.

— А вот и нет, — засмеялся он.

Я растерялась и промолчала, не зная, что сказать.

— Но надо признать, что в тебе, несомненно, присутствует капля некой формы разума, — заметил он. — Своеобразной, мелочной, мерзкой формы.

Я сердито уставилась на него.

— И поверь мне, тебе придется напрячься и использовать каждую частичку той капли, если, конечно, Ты хочешь остаться в живых.

От этих его слов злость в моем взгляде превратилась сначала в замешательство, я потом и в испуг.

— Ненавистная шлюха, — вдруг выплюнул мужчина.

Я дернулась всем телом от его эпитета, как от удара. Моя кожа ощутила легкое воздушное прикосновение шелковой ткани, а колокольчики на моей лодыжке жалобно звякнули.

— Да, — кивнул он, сверля меня злобным взглядом, — ты одна из тех «современных женщин», кичащихся своими претензиями на интеллектуальность. Я вижу тебя насквозь. Ты одна из них, тех, кто грезят унижением и уничтожением мужчин.

— Я не понимаю того, о чем Вы говорите, — призналась я.

— Не волнуйся, существуют способы поставить таких женщин, как Ты на их законное место, — усмехнулся мужчина, — способы сделать их не только абсолютно безопасными, но даже лучше, превратить их в изящных, полезных и восхитительных существ.

— Я не понимаю того о чем Вы говорите, в чем меня обвиняете и чем угрожаете! — попыталась протестовать я.

— Не смей мне врать, шлюха, — рявкнул он.

Не в силах выдержать и ответить на его оскорбления, я опустила голову и уставилась в пол. Движение сопровождал перезвон колокольчиков на моей лодыжке. Какой несчастной я себя чувствовала в этот момент.

— Интересная я на тебе одежда, — вдруг сменив тему, сказал он уже более спокойным голосом. — Она отлично демонстрирует твои прелести.

Я испуганно подняла на него глаза.

— Конечно, она несколько длиннее, чем необходимо, не столь аккуратна, как могла бы быть. Подол следовало скроить покороче, дабы не скрывал твои бедра, а декольте — поглубже. Ну, и как я уже определил раньше, ткань следовало выбрать более прозрачную.

Уже не ожидая от этого странного незнакомца ничего хорошо, я со страхом ожидала продолжения. И оно последовало.

— Снимай это, — приказал он.

Словно впав в какое-то оцепенение, я стянула платье через голову, и положила на ковер подле своего бедра.

— Возможно, пройдет немало времени прежде, чем тебе снова разрешат хоть какую-то одежду, — усмехнулся мужчина. — Если вообще разрешат.

Я дрожала от страха и унижения, впервые в жизни оказавшись перед мужчинами совершенно голой.

Третий мужчина подошел к столу, на котором стояла открытая коробка и, порывшись в ней, извлек некий продолговатый предмет. У меня перехватило дыхание от ужаса. Предмет перекочевал в руку мужчины стоявшего передо мной и бывшего, по всей видимости, главным в их команде. Это была плеть. Крепкая одноременная плеть, жало которой было намотано на рукоять.

— Как, по-твоему, тебя звали до сих пор? — осведомился он, как будто не знал моего имени.

— Дорин, — ответила я. — Дорин Уильямсон!

Какой странный он избрал способ, чтобы спросить мое имя. Тем более что у меня не осталось от них никаких секретов, кажется, они знали обо мне больше, чем я сама. Уж тем более, они должны были знать мое имя. И что он имел в виду, говоря: «Как, по-твоему, тебя звали до сих пор»?

— Хм, ладно, пусть будет Дорин, — буркнул он. — Ты, Дорин, еще не забыла «Словарь Классических древностей» Харпера?

— Я помню, — кивнула я.

То, как мужчина произнес мое имя, почему-то встревожило меня. Складывалось впечатление, что он назвал меня так, как если бы это было не моим именем вовсе. Как будто, он просто решил называть меня так, по крайней мере, в течение какого-то времени, исходя из соображений своего удобства.

— Подай-ка его, — велел он мне.

Я опасливо покосилась на плеть в его руке, и, позвякивая колокольчиками, поспешила к хорошо мне знакомой полке. Не прошло и минуты, а я уже снова стояла перед ним на коленях, прижимая к груди увесистый том.

— Поцелуй книгу, — приказал мне мужчина.

Я послушно выполнила его требование.

— Теперь положи рядом с собой, — последовал следующий приказ.

Положив книгу рядом со своим бедром и подняв голову, я с удивлением и страхом обнаружила, что он держит плеть прямо перед моим лицом.

— А теперь целуй плеть, — скомандовал мужчина, и я приложилась губами к тому месту, где ремень плети крепился к рукояти. — Теперь, и мои ноги.

Имея плеть перед глазами, я не решилась протестовать и, уперевшись руками в ковер, склонилась перед ним и, поцеловав его ноги, выпрямилась, снова замерев в коленопреклоненном положении.

— Руки положи на бедра, ладонями вниз, — скомандовал мужчина, а когда я приняла указанную позу, добавил: — Да, несомненно, некоторые зачатки разума у тебя имеются. А теперь широко расставь колени.

— Пожалуйста, нет, — простонала я.

— Хм, похоже, я в тебе ошибся, — покачал он головой, покачивая плетью.

Я поспешила развести колени в стороны.

— Пожалуй, у тебя есть шанс выжить, — заметил он, и кивнул своему товарищу, стоявшему по левую руку от него.

Тот подошел к столу и, к моему ужасу, вытащил из стоявшей там коробки смотанную цепь. Я с трудом различала это в полумраке, но по виду и по характерному металлическому лязганью, догадалась, что именно оказалось в его руке. Затем, мужчина, подойдя ко мне, встал у меня за спиной. Почти умирая от страха, я почувствовала, как на моей шее сомкнулось холодное металлическое кольцо. Это был очень крепкий металлический ошейник. Очевидно, с тыльной стороны на нем имелось кольцо, скоба, или иное приспособление для его соединения с длинной цепью, которую мужчина, так и оставшийся позади меня держал в руке. Дрожа от страха, я потрогала стальную полосу, столь внезапно появившуюся под моим подбородком. Ошейник довольно плотно сидел на моей шее, так, что мне с трудом удалось просунуть палец между металлом и моим горлом. Зазор был не больше половины дюйма. Я чувствовала вес пристегнутой сзади цепи, передававшийся на мою гортань. Меня взяли на поводок! Эти люди посадили меня на цепь! Меня охватила паника. Пожалуй, никто кто подобно мне не был узником подобного устройства, не сможет понять охвативших меня эмоций.

— Шлюха, — донесся до меня насмешливый голос мужчины.

— Да, — автоматически прошептала я.

— Ты еще девственница? — спросил он.

— Я понимаю, меня сейчас изнасилуют, — пробормотала я.

— Возможно, — не стал успокаивать меня главарь этих мужчин. — Но Ты не ответила.

— Вы задали мне очень личный вопрос, — попыталась я уйти от ответа.

В этот момент сзади металлически звякнула цепь, и я почувствовала, короткий жестокий рывок вверх. Сзади край ошейника врезался мне в затылок, а передняя кромка, скользнув по горлу под самую челюсть, больно вжалась в горло, выдавив из меня испуганный, приглушенный вскрик. Мне пришлось вытянуть голову максимально вперед, чтобы ослабить болезненные ощущения в затылке и челюсти, даже, несмотря на то, что при этом усилилось давление на мою гортань. Также я вынуждена была покорно опустить голову. Мне с трудом удавалось проталкивать воздух в легкие сквозь пережатое горло. Говорить я была неспособна, могла только издавать хрипы и стоны. Сказать, что я была испугана — не сказать ничего, меня охватила паника. Я больше не стояла на коленях, сидя на пятках. Меня просто вздернули в воздух. Внезапно, ошейник резко провернулся на моей шее цепью вниз. Давление на гортань пропало, теперь сталь давила на заднюю часть шеи, вынуждая наклониться еще ниже, согнув спину. Мужчина, до этого стоявший сзади, быстро, не давая мне опомниться и выпрямиться, пробросил длинную цепь между моих ног назад, скрестил мне щиколотки и намотал на них цепь. Теперь я удерживалась на колени с согнутой в дугу спиной и низко склоненной головой. Мне пришлось сильно напрячься, чтобы исподлобья посмотреть, что делают мои похитители. К своему ужасу я видела, что мужчина, главный среди них, размотал ремень плети.

— Я — девственница, — прошептала я. — Я — девственница!

По знаку главаря, цепь была снята с моих ног, и ошейник вернулся в прежнее положение, цепью назад. Вдруг, меня резко дернули назад и вниз. Ошейник вновь вдавился мне в горло, наполовину задушив меня, и я была опрокинута на спину, на грубый истоптанный туфлями тысяч посетителей библиотеки ковер. У меня не было ни малейшего сомнения, что грубость, с которой со мной обращались, была совершенно намеренной.

— Разведи ноги в стороны, — велел мне мужчина.

На этот раз у меня не возникло даже намека на мысль противоречить ему. Я покорно выполнила его приказ. Несмотря на мое состояние близкое к панике, повинуясь ему, выполняя его команду, я вдруг почувствовала себя невероятно оживленной и возбужденной. Мужчина присел около меня и положил плеть на ковер около моего бедра.

— Ты — девственница? — повторил он свой вопрос.

— Да! — без задержки ответила я.

— Ты не врешь мне? — уточнил мужчина.

— Нет! — мгновенно отозвалась я.

— Если Ты солгала мне, тебя ждет знакомство с плетью, — предупредил он.

Не отрывая глаз, лежа на спине, я смотрела на этого сильного мужчину, и не могла даже начать понимать его. Какими абсурдными казались мне его слова! Неужели этот мужлан не знал, что женщины имели право делать что угодно совершенно безнаказанно, и что независимо от того, что мы делали, даже если результатом этого мог быть вред, нанесенный мужчине, его мужественности, или даже крушение его жизни? Нам за это никогда ничего не было! А вот теперь этот мужчина совершенно недвусмысленно заявил о готовности наказать меня за такую малость, как невинная ложь, а может быть, даже за что-то еще более незначительное, за вызванное мной его неудовольствие! Что же это был за человек? В каком месте Земли мог появиться на свет такой мужчина! Как ему удалось избежать слабости постигшей остальных наших мужчин? Как получилось, что его не сломала система образования? Как отличался он от известных мне мужчин Земли! Не был ли он одним из тех редких землян, спрашивала я себя, кто рассмотрел иссушающие тело и оскорбляющие дух обманы нашего общества и отбросил от себя, подобно тому, как тело отторгает яды, неестественные и патологические программы воспитания и обучения, которым его попытались подвергнуть?

— Ты поняла меня? — уточнил он.

— Да, — ответила я.

— Интересно, действительно ли это так? — усомнился мужчина, посмотрев на меня так, что у меня задрожали губы. — Возможно, сейчас Ты думаешь, что имеешь право лгать мужчине, но, уверяю тебя, моя дорогая, скоро настанет время, когда тебя будет приводить в ужас даже мысль о лжи мужчине. А теперь лежи спокойно!

Я напряглась всем телом.

— Это займет всего лишь минуту. И я буду предельно осторожен, — попытался успокоить меня он.

Я дернулась, автоматически попытавшись отползти, но он действительно сделал все мягко, почти нежно.

— Ну что, правда — девственница? — спросил один из мужчин, стоявших поблизости, тот, который стоял около стола, на котором возвышалась открытая коробка.

— Да, — кивнул мужчина, проверявший меня, и я густо покраснела.

Тогда его товарищ, что был около стола, снова начал рыться в коробке, перекладывая лежавшие там предметы. Вскоре, по-видимому, найдя то, что ему было нужно, вытащил и, с металлическим стуком, положил на стол. В полумраке библиотеки трудно было определить, что именно это был за предмет. Впрочем, лежа на спине, на полу, я, скорее всего не рассмотрела бы его, будь в тот момент в зале светло, как в тот день, три месяца назад, когда я впервые оказалась лицом к лицу с моим теперешним похитителем. Судя по звуку, предмет был небольшим.

— Теперь Вы будет насиловать меня? — срывающимся шепотом спросила я.

— Нет, — ответил их главарь.

— Нет? — ошеломленно переспросила я.

— Нет, — повторил он.

— Почему нет? — удивилась я.

— Потому, что Ты — девственница, — хмыкнул мужчина.

— Я не понимаю, — растерянно сказала я.

Мужчина улыбнулся, видя мою растерянность.

— Но если Вы не собираетесь меня насиловать, то для чего все это? — спросила я.

— Вставай на колени, — бросил он, поднимаясь на ноги.

В сопровождении звона колокольчиков и лязганья цепи я снова встала на колени.

Мне показалось, что он немного рассердился. Оба его помощника, тот, что стоял около открытой коробки, и тот, который держал меня на цепи, намотав ее на кулак так, что между моей шеей и его рукой оставалось всего несколько дюймов, тоже смотрелись недовольными. Все выглядело так, что они не особенно обрадовались известию, что перед ними была девственница. Я сделала вывод, что не будь это так, и они бы уже использовали меня, получая от этого процесса немалое удовольствие.

— Если вы меня не собираетесь насиловать, тогда я не понимаю того, что здесь происходит, — призналась я. — Зачем все это?

— Не волнуйся, — усмехнулся мужчина, — в конце концов, в твоей новой жизни, тебя будут часто и с большим удовольствием насиловать. Практически, вся твоя жизнь будет одним сплошным насилием.

— В моей новой жизни? — растерянно переспросила я. — Я не понимаю того, что здесь происходит.

— Глупа, как пробка, — презрительно бросил мужчина, стоявший позади и державший меня как собаку на коротком поводке.

— Э нет, — протянул их главарь, стоявший передо мной. — У нее есть крошечная искорка интеллекта, пусть своеобразная, мерзкая, мелочная, но возможно, именно она, по крайней мере, я на это надеюсь, сможет помочь ей выжить. Просто в данный момент эти понятия, лежат вне ее кругозора.

— Я не понимаю, — растерянно повторила я.

— А разве Ты еще не догадалась, моя сладенькая красотка? — поинтересовался он.

— Нет, — отрицательно покачала я головой.

— Помнишь, как в прошлый раз, когда мы с тобой встретились впервые, я рассказывал тебе о прекрасном древнем мире? — напомнил мне мужчина.

— Да, — кивнула я.

— О мире, в котором таких женщин, как Ты, покупали и продавали в качестве рабынь?

— Да, — ответила я, с тревогой смотря на своего похитителя.

— Возможно, Ты также не забыла, как сказала мне, что того мира больше не существует, — продолжил он.

— Да, — признала я.

— Надеюсь, что тебе не надо напоминать, как я тогда сказал, что существует другой мир, мало чем отличающийся от того, — сказал мужчина.

— Да, — снова согласилась я.

— А Ты еще тогда заявила, что это абсурдно, насколько я помню, — усмехнулся он.

— Да, — кивнула я. — Но ведь это, действительно абсурдно!

Внезапно я почувствовала, что рука мужчины державшего цепь слегка напряглась, отчего ошейник на моей шее сразу потяжелел.

— А теперь, я надеюсь, Ты припомнишь, что я тогда ответил тебе на это, — предложил мне их главарь.

— Да, — кивнула я, задрожав от испуга.

— Что именно? — уточнил он.

— Вы сказали, что видели его, — пробормотала я.

— И это подлинная правда, — заявил мужчина.

— Вы безумны! — сказала я.

— Посмотрим, что Ты скажешь, когда тоже увидишь его, моя дорогая шлюшка, — ухмыльнулся он.

— Это абсурд! — выкрикнула я. — Этого не может быть! Вы безумец!

Мужчина быстро наклонился и подхватил плеть.

— Тебя стоит научить уважению к мужчинам, — заметил он, — абсолютному уважению к мужчинам.

Я отпрянула и напряглась, ожидая худшего, но он спокойно намотал ремень плети на рукоять и, закрепив его зажимом на торце, повесил себе на пояс. Я чуть не упала в обморок, смотря, как он это делал.

— Нет такого места! — сказала я.

— И, тем не менее, я родился именно там, — сказал мужчина, — как и мои товарищи.

— На Земле нет такого места! — выкрикнула я.

— А вот тут Ты абсолютно права, — кивнул он.

— Что Вы такое говорите? — задохнулась я. — Кто Вы?

— Я — Тэйбар, — сказал главарь. — А это мои коллеги — Херкон, справа от тебя, и Таурог, он сзади, держит цепь.

— Я впервые слышу такие имена, — призналась я.

Действительно, их имена совершенно не походили на земные мужские имена!

— Я и предполагал, что они тебе незнакомы, — кивнул главарь похитителей, назвавшийся Тэйбаром. — Они не используются здесь, или, по крайней мере, если используются, то чрезвычайно редко.

— Здесь? — растерянно переспросила я.

— Да, здесь, — сказал он, — на Земле.

— Я не понимаю, — прошептала я.

— Я говорил тебе о мире, который не является Землей, — пояснил Тэйбар.

— Другой мир? — пораженно спросила я.

— Да, — подтвердил он.

— Другая планета?

— Совершенно верно.

— Но Вы — человек. Я же вижу, это очевидно, — сказала я. — Конечно, весьма своеобразный, сильно отличающийся от тех мужчин, к которым я привыкла, но человек.

— Ты испугалась, что я — инопланетянин? — поинтересовался он.

— Да, — прошептала я.

— С одной стороны, это, конечно, верно, и с твоей точки зрения, я являюсь инопланетянином, — пояснил он, — в том смысле, что я появился на свет на другой планете. Однако, с другой стороны, меня нельзя считать инопланетянином, поскольку генетически я отношусь к тому же виду, что и Ты.

Я непонимающе смотрела на него.

— Мои предки родом с Земли, — пожал он плечами, — точно так же, как и твои прибыли сюда из Европы. Не бойся. Я — каждой клеткой такой же человек, как и Ты.

— Понимаю, — пробормотала я, немного расслабляясь.

— И именно поэтому я столь опасен для тебя, — не дал мне полностью успокоиться Тэйбар. — Именно потому, что я — представитель твоего собственного вида, я понимаю тебя, я знаю, как Ты думаешь, для меня не секрет твои мерзкие и противные чувства и эмоции, твое лукавство, твоя мелочность, твой эгоизм, твои глупые смешные уловки. Я знаю о тебе все, кто Ты, и что Ты.

— И этот мир, о котором Вы говорите, — вздрогнув, прошептала я, — если предположить, что он действительно существует, в чем-то похож, на другой мир, ушедший мир, о котором мы с вами говорили в прошлый раз?

— Да, — кивнул мужчина.

— В особенности в одном признаке? — уточнила я.

— Он похож на те цивилизации во многом, — ответил Тэйбар, похоже, несколько удивившись моему вопросу. — Тебя интересует какой-либо особый признак?

— Этот мир…, начала я, но запнулась и замолчала.

— Что? — поторопил он меня.

— Действительно ли это — мир, в котором женщины, такие как я, могут быть куплены и проданы в качестве рабынь? — наконец, собравшись с духом, проговорила я мучивший меня вопрос.

— Да, — ответил мужчина.

— Что Вы собираетесь сделать со мной? — спросила я.

— А разве Ты еще не догадалась? — ухмыльнувшись, поинтересовался он.

Я попыталась вскочить на ноги. Последовал мгновенный, безжалостный, рывок цепи. Мужчина, стоявший у меня за спиной, с поразившей меня ловкостью, крутанул привязь, и я, перевернувшись в воздухе, задыхаясь и хрипя, полетела на пол, на этот раз на живот. Меня поразила та легкость, жестокость и профессионализм, с которым это было со мной проделано. Как превосходно, как легко, как гладко, совершенно не задумываясь, это было сделано! Перед Таурогом я была совершенно беспомощна. Я почувствовала его ботинок на своей спине, безжалостно прижавший меня к ковру. Шея под ошейником немного саднила. Несколько звеньев цепи легли на пол около моего горла. Насколько смогла я подняла голову, попытавшись осмотреться.

Тэйбар, все также стоявший передо мной, кивнул, и Таурог убрал ногу с моей спины. Однако я все еще прекрасно чувствовала то место, где остался отпечаток его ботинка. Я была в ужасе. Я чувствовала грубый, притоптанный ворс ковра под собой. Я не могла не заметить разницы между тем, как это ощущалось кожей спины, когда меня уложили на ковер в первый раз, и как это было сейчас, лежа на животе. Для спины ковер казался просто твердым и шершавым, с их точки зрения, вполне подходящей поверхностью, на котором можно было проверить девственность девушки. Но, когда меня уложили на живот, для нежной кожи моих грудей, живота и бедер, тот же самый ковер стал ощущаться совершенно по-другому. Теперь все мои чувства стали многократно острее, казалось, что я ощущала каждый дефект его поверхности, каждую крошечную грубую ворсинку, возможно, приподнятую подошвой посетителя. Я ходила по этому ковру тысячи раз, но никогда прежде мне не приходилось лежать, прижимаясь к нему голым животом.

— На колени, — скомандовал мой похититель.

Я поднялась на колени, а мое тело все еще помнило те чувства, что вызвал в нем столь близкий контакт с ковром. Таурог не проявил ко мне ни капли снисхождения. То место на спине, куда он вдавил свой каблук, до сих пор саднило. Можно было сделать вывод, что я не относилась к тем категориям вещей, к которым стоило проявлять мягкость.

Я смотрела на своего похитителя.

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что Ты уже в течение довольно долгого времени была в нашем списке, — сообщил мне Тэйбар.

— В списке? — не поняла я.

— Да, — кивнул он, — точнее, в списках. Сначала, тебя внесли в наш список сбора информации, через год перевели в список рассмотрения, а еще через полгода уже в активный список, где твое имя находилось последние три месяца.

— Я не рабыня! — отчаянно выкрикнула я.

Тэйбар медленно приблизился ко мне, и я испуганно отпрянула. Он наклонился надо мной и, схватив меня за плечи, легко поднял меня с колен. Я беспомощно повисла перед ним, едва касаясь пола кончиками пальцев ног.

— Напротив, — усмехнулся мужчина, — моя ненавистная маленькая чаровница, Ты именно она и есть. Уверяю тебя в этом. И у меня нет в этом вопросе ни малейшего сомнения. Мы знаем свою работу. Для опытного глаза, проницательного глаза, того, кто обучен искать и узнавать такие детали, совершенно очевидно, что Ты — рабыня. Это подходящее состояние для такой женщины как Ты, и это совершенно ясно для любого из нас. Ты можешь отрицать это, увиливать, но это так.

— Нет, нет, — заплакала я, отворачивая от него голову.

— Ты думаешь, что я могу не признать рабыню? — поинтересовался он. — Это — мой бизнес.

Я застонала. Он встряхнул меня так, что мою голову отбросило назад, и я вскрикнула от боли.

— Смотри на меня, — приказал мужчина, и испуганно повернула лицо к нему. — Я, как и многие другие, могу опознать рабыню, и, можешь не сомневаться, я разглядел в тебе одну из них.

— Нет, — всхлипнула я и, не в силах смотреть на него, опустила глаза.

— Смотри на меня, — повторил он, и мне пришлось снова встретиться с ним взглядом. — Это в твоих глазах.

— Нет, — простонала я, глотая слезы.

— В тот раз, несколько месяцев назад, заглянув в глаза сидевшей за тем глупым столом девки, я увидел лишь голую рабыню, скрытую под дурацкими тряпками из хлопка и шерсти.

— Нет, — заплакала я.

— И вот сейчас, я снова вижу перед собой глаза рабыни, и только убеждаюсь, что не ошибался тогда, и тебе ни за что не переубедить меня, что я не прав.

— Нет, нет! Не-е-ет! — уже в голос рыдала я, отворачивая лицо от него.

Было невыносимо встречаться взглядом с этими жестокими глазами, так пугавшими меня, казалось, смотревшими сквозь меня, как огонь прожигавшими меня насквозь и словно двумя незваными пугающими факелами развеивавшими мрак моих секретов, освещавших мои самые глубоко спрятанные и бережно хранимые тайны, вытаскивая на свет то, что я скрывала от всех в самых дальних закутках моего сердца и глубинах моего живота.

— Мне приказать тебе станцевать перед мужчинами еще раз? — поинтересовался Тэйбар.

— Нет, — затрясла я головой. — Не надо!

— Не бойся этого так, — усмехнулся мой похититель, — тебе придется танцевать перед ними снова и снова, и танцевать так, как Ты никогда представить себе не могла, что женщина сможет танцевать перед мужчинами!

— Нет! — зарыдала я. — Нет, не-е-ет!

Он отпустил мои руки, и я, не в силах удержаться на подкашивающихся ногах, как тряпичная кукла, снова свалилась перед ним на колени. Наверное, со стороны могло показаться, что единственное, что я могла делать перед таким мужчиной, это стоять на коленях. Вдруг, он с сердитым видом, затолкнул мне в рот, скомканный лоскут шелка, то самое мое платье, еще недавно снятое мной по его требованию. Я была принуждена к молчанию.

— На четвереньки, — скомандовал мой похититель.

И я оказалась перед ним в еще более унизительной позе, стоя на полу на руках и коленях. Цепь приблизительно на фут свисала с ошейника на моей склоненной шеи, уходила вправо, а затем поднималась к кулаку державшего меня на поводке мужчины, кажется, его звали Таурог. Я могла почувствовать ее тяжесть, повернувшую ошейник креплением вниз и немного вправо.

Мужчины перебросились несколькими фразами, но я не поняла, ни слова из их разговора. Я даже не смогла понять, на каком именно языке они говорили. Он показался мне очень выразительным и чрезвычайно экспрессивным.

Наконец, их главарь повернулся ко мне. Мои глаза расширились от испуга, он снял плеть со своего пояса. Поняв, что сейчас может произойти, и не в силах смотреть на это, я опустила голову, и изо всех сила вцепилась зубами в шелковый кляп, затыкавший мой рот. Мне уже даже не надо было говорить, что я не имела права вытащить этот мягкий комок без их разрешения. Мужчина стоял прямо передо мной. Я вздрогнула, когда кожаное жало плети, освобожденное от зажима, размоталось с рукояти и свободно повисло, покачиваясь перед моими глазами. Меня била неконтролируемая дрожь. Я хныкала, кусая шелк в моем рту. Я плакала, представляя, что я могла бы почувствовать, не желая этого чувствовать.

— Ты понимаешь, что такое плеть, не так ли шлюха? — спросил Тэйбар.

Я могла только печально и умоляюще хныкать.

— Это — одна из немногих вещей, которые понимают такие маленькие животные как Ты, — заметил он, в ответ на мои стоны и всхлипы, а потом продолжил, обращаясь к своему помощнику, Таурогу, державшему меня на цепи. — Ты только посмотри на нее, она еще никогда в жизни не чувствовала плеть на своей коже, но она уже предчувствует, на что это может быть похоже, и что плеть может сделать с ней.

— Это точно, — согласился со своим лидером Таурог.

— Впрочем, — усмехнулся Тэйбар, — я всегда считал, что все женщины инстинктивно понимают, что такое плеть, а если они глупы, и не понимают, то их можно привести к надлежащему пониманию достаточно быстро.

— С тобой трудно спорить, — признал его правоту Таурог.

И тут, я почувствовала, как ремень плети легонько пощекотал мою спину. Я вздрогнула всем телом. Испуганный крик рвался из моей груди, но все на что я была способна в тот момент, это только печально стонать и мычать. Мне вдруг показалось, что мы с плетью, как ни странно это звучит, не были незнакомцами. У меня возникло непередаваемое словами чувство, что я уже познала ее прежде. Неужели, спрашивала я себя, мне уже приходилось чувствовать это касание в моих прошлых жизнях. Казалось, ужасающие меня воспоминания, помимо моей воли, всплывали из глубин моего «я». Интересно, не были ли эти воспоминания связаны с освещенной жарким солнцем полкой в Мемфисе, с внутренним двориком в Афинах, с позорным столбом в древнем Риме, или кольцом, к которому грубой веревкой были притянуты мои запястья на женской половине жилища где-то в Бухаре, Басре, Самарканде или Багдаде? Мне казалось, что я уже чувствовала это прежде, и даже во многих местах и одновременно никогда и нигде, просто пройдя через последовательность перерождений, я на какое-то время забыла об этом, а сейчас легкое касание плети оживило, казалось бы, навсегда ушедшее прошлое? Нет, сказала я себе, пожалуй, это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Но, с другой стороны, у меня было мало сомнений, что в прошлом Земли, в таких местах, как впрочем, и в тысячах других им подобным по назначению, многим женщинам пришлось пересмотреть свое поведение под действием именно таких и им подобных инструментов, вроде ремня, розги или палки. В общем, было что-то во мне, что, как выяснилось, было знакомо с плетью, и до дрожи в коленях боялось ее. Если не отрываться от реальности, то можно было предположить, что возможно, это был всего лишь результат моего разыгравшегося воображения, сообщившего мне, причем, весьма натурально, о том, что мне пришлось бы почувствовать, нанеси он мне удар своей плетью. Однако, меня не оставляли подозрения, что в действительности, в мои ощущения было вовлечено и что-то большее, чем просто мое воображение. Я подозревала, что было все же некое родство между мной самой и плетью. Что, возможно, мы были в некотором смысле, созданы друг для друга, и даже ни разу не почувствовав ее на своей коже, я подсознательно признавала наличие у нее чего-то интимного и важного, некой власти надо мной, власти дававшей ей право на определенные действия в отношении меня, или той, кем я в тайне от всех была в своем сердце.

Я почувствовала, как плеть еще дважды пробежалась по моей спине. Казалось, Тэйбар сделал это как-то глубокомысленно, задумчиво. Я стонала и вздрагивала каждый раз, кусая намокший шелковый кляп. Слезы из глаз стекали на кончик носа, срывались и падали на ковер. Я тихонько мычала, умоляя мужчину о милосердии, но, похоже, для моего похитителя мои мольбы значили меньше, чем ничего. Еще недавно, меня переполняла уверенность, что я — современная женщина двадцатого века. Но, похоже, для этого мужчины, судя по его действиям, я была тем же, чем была соблазнительная смазливая служанка-варварка в Эпидарусе, или, персидская танцовщица в замке крестоносцев, или в шатрах монголов. Он совершенно серьезно рассматривал возможность моего избиения. В конце концов, все мы были женщинами. Также у меня не было ни малейших сомнений, что, стоит ему захотеть наказать меня, и я буду избита немедленно и жестоко. И вообще он был способен, и я чувствовала это, сделать со мной все, чего бы ему ни захотелось.

— Э нет, моя маленькая шлюшка, — усмехнулся он и, смотав плеть, повесил ее на пояс, — лучше мы сделаем это попозже.

Я задрожала и заплакала, на этот раз от облегчения. Меня не будут избивать! Я спасена! Но внезапно я вздрогнула уже по другому поводу. Интересно, что он имел в виду, говоря: «лучше мы сделаем это попозже». Я снова подняла на него глаза.

— Ты соблазнительная, бесполезная, хитрая, прилипчивая и ненавистная мне тварь, — зло прорычал мужчина.

Я никак не могла понять его враждебности, его откровенной ненависти ко мне.

— Убери эту дрянь с моих глаз, — велел он Таурогу, — а то, чего доброго, у меня может возникнуть желание прибить ее.

— Пошла, маленькая шлюшка, — скомандовал мне Таурог.

Мужчина обошел меня и занял место передо мной, затем я почувствовала, что цепь натянулась, кромка ошейника начала врезаться в мою шею слева. Потом последовал резкий рывок цепи, в ответ на который ошейник провернулся, и начал вжиматься в горло и челюсть. Мне ничего не оставалось кроме как последовать за Таурогом, как была на четвереньках. Мужчина завел меня за ряд ксероксов, где моя персона больше не оскорбляла своим видом взор Тэйбара. Затем мужчина легкими пинками изнутри наружу, сначала по моим рукам и ладоням, а затем по коленям и бедрам, дал мне понять свое желание относительно того, какое положение мне следует принять. В результате я снова оказалась на животе, с широко раскинутыми руками и ногами. Возможно, что Таурог не слишком хорошо говорил по-английски, или считал, что я не заслуживаю того, чтобы со мной разговаривать, однако, свое намерение он передал мне достаточно ясно. По крайней мере, я поняла его, и то что женщине, для того чтобы понять мужчину и повиноваться ему, совершенно нет необходимости слышать его приказы, впрочем как не нужны они и мужчине, чтобы командовать нами.

До меня донесся разговор Тэйбара с Херконом, после чего послышались шаги второго. Он куда-то ушел, как я узнала позже, в дамскую комнату, чтобы забрать мои вещи. Сам Тэйбар, который, как я уже давно поняла, бывший старшим среди моих похитителей, остался около стола. Судя по доносившимся оттуда звукам, я сделала вывод, что он занялся перекладыванием или сортировкой вещей лежавших в коробке.

В скором времени к столу вернулся и Херкон, и мгновением спустя Тэйбар что-то крикнул, очевидно, обращаясь к Таурогу, который тут же дважды несильно дернул цепь. Практически это было немногим больше, чем звук звякнувших звеньев цепи, минимальное давление, дважды передавшееся на ошейник. Не трудно было догадаться, что это был сигнал мне.

Не рискнув испытывать терпение мужчины, я немедленно поднялась на все четыре конечности. Этим я заслужила одобрительное ворчание Таурога, который сразу же повел меня назад к столу, на котором все так же возвышалась открытая коробка, и, конечно, стоял и ждал меня Тэйбар, главарь похитителей, которого я уже боялась до жути.

У стола появилось и кое-что новое — куча моих вещей на ковре, мой танцевальный костюм, сумочка, моя одежда, та в которой я пришла в библиотеку. Насколько я поняла, это был результат недолгого отсутствия Херкона, который теперь он стоял здесь же около стола. Таурог что-то сказал, обращаясь к Тэйбару.

— Таурог говорит, что он доволен тобой, — сообщил мне Тэйбар, глядя на меня сверху вниз. — Он думает, что, возможно, у тебя есть инстинктивное понимание сигналов цепи.

Я ничего не смогла ему ответить, мой рот по-прежнему был заткнут шелковым кляпом, уже изрядно пропитавшимся моей слюной. Я могла только смотреть на него умоляющими глазами.

— Это вполне возможно, — сказал Тэйбар. — В конце концов, Ты же — женщина.

Я бросила на него сердитый взгляд.

В этот момент он вытащил из кармана маленький предмет. Думаю, именно его я видела в руке мужчина около парадной двери библиотеки, когда подбежала туда в надежде выскочить из библиотеки, вдруг ставшей для меня ловушкой. Он навел этот предмет на кучу моей одежды, и прочих вещей.

Внезапно, заставив меня отпрянуть, наполовину ослепив, из странного предмета вырвался яркий луч. Если бы не кляп, я бы завизжала от ужаса. Когда мое зрение вернулось ко мне снова, я увидела, что в том месте на ковре где только что возвышалась куча моих вещей, и где закончился луч света, осталась лишь горстка серого пепла.

— Здесь есть кое-что еще, — сказал Херкон, поднимая мой магнитофон и кивая на коробку с кассетами.

— Оставь на месте, — бросил ему Тэйбар. — Пусть тот, кто обнаружит все это, почешет затылок, пытаясь понять, что бы это значило.

Херкон поставил магнитофон на прежнее место.

Меня колотила крупная дрожь. Я видела то, что произошло с моей одеждой, и остальными вещами, только что лежавшими на полу. Я не могла объяснить случившегося, мне ничего не было известно о таких технологиях, которые имелись в распоряжении этих мужчин. Этот прибор, а скорее оружие было невероятно мощным и сложным. И оно совершенно не сочеталось с тем, что Тэйбар рассказывал мне о своем мире. Откуда в таком мире могли появиться подобные устройства?

Но тут все мои соображения и размышления вылетели у меня из головы. Маленький черный предмет смотрел на меня.

Я дико замотала головой, захныкала, замычала, до боли сжала в зубах мокрую шелковую тряпку. Я почти ничего не видела из-за заливавших мои глаза слез. У меня не было ни малейшего сомнения, что если сейчас из этого прибора вылетит сверкающий луч или огненное лезвие, и я немедленно превращусь в еще одну кучку пепла на затоптанном ковре библиотеки.

— Ты понимаешь, что мы можем сделать с тобой, стоит только нам пожелать, не так ли? — спросил Тэйбар.

Я энергично утвердительно закивала, не переставая заливаться слезами. Мужчина удовлетворенно кивнул и вернул прибор обратно в карман. Кажется, в этот момент я потеряла сознание, поскольку следующее мое чувство было то, что я снова лежу на ковре, неспособная даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно подняться на ноги, или хотя бы на колени. Мой собственный вес превратился для меня в неподъемную тяжесть.

— Переложите ее на стол, — как сквозь вату донесся до меня голос Тэйбара.

Таурог подошел ко мне, наклонился и, легко подхватив меня на руки, уложил спиной на стол, подле открытой коробки. Мужчины сдвинули стулья в сторону, так, чтобы они не мешали им стоять вокруг стола.

Я испуганно смотрела на Тэйбара, который, не говоря ни слова, вытянул шелковый кляп из моего рта.

— Пожалуйста, — жалобно прохрипела я.

— Тебе дали разрешение говорить? — осведомился он.

— Нет, — испуганно прошептала я.

— А что если, я знаю все, что Ты могла бы мне сказать, и не хочу этого слышать? — поинтересовался он, и, развернув, а затем, разгладив мое шелковое платьице, превращенное им в кляп, сложил его в плотный квадратный, мокрый от моей слюны, сверток со стороной дюймов шесть-семь и положил около моего левого бедра.

— Мне можно говорить? — спросила я.

Мне вдруг стало совершенно ясно, что этим людям не нужен никакой кляп, чтобы заставить меня замолчать. Такие мужчины, как эти, могли сделать это со мной просто и эффективно, просто по своему желанию или даже капризу. Им достаточно простого слова, жеста, или даже взгляда, чтобы я побоялась лишний раз открыть рот.

— Сними с нее колокольчики, — сказал Тэйбар, обращаясь к Херкону. — И надень на нее браслет. Ножной браслет девственницы, само собой.

— Пожалуйста, — простонала я.

— Хорошо, можешь говорить, — разрешил он.

— Что все это значит? — спросила я. — Что, на самом деле, Вы собираетесь со мной сделать?

Я почувствовала, как сильные пальцы Херкон, принялись ослаблять узел на шнурке, повязанном на моей левой щиколотке. Его действия сопровождались негромким звоном колокольчиков.

— Кто Вы? — снова попыталась я выяснить хоть что-нибудь о своих похитителях.

— Тэйбар, — усмехнулся мужчина.

Я, в расстроенных чувствах, резко отвернула голову в сторону. Мое движение в очередной раз напомнило мне о том, что моя шея заключена в тяжелый кованый ошейник. Металлически лязгнули звенья цепи присоединенной к ошейнику, и свисавшей с краю стола.

— Я имела в виду, не имя, — уточнила я.

— Человек, — ответил он, — Такой же, как и Ты, если не считать твоей мелочности и мерзости.

— За что Вы так ненавидите меня? — поинтересовалась я.

— За то, что Ты, и такие как Ты, хотите и готовы сделать с мужчинами, — пожал он плечами.

— Что? — не поняла я.

— Уничтожить их, — объяснил Тэйбар.

— Но я не собираюсь уничтожать никаких мужчин, — возмутилась я, — да и каким образом я могу их уничтожить.

— Я знаю, — усмехнулся мой похититель, — теперь, никаким.

— Я не понимаю! — выкрикнула я в отчаянии.

Тут я почувствовала, что Херкон наконец-то справившись с узлом, снял колокольчики с моей ноги. Мужчина передал шнурок Тэйбару, и тот уложил его на мягкий, влажный шелковый сверток, лежавший подле моего бедра.

— Почему Вы делаете это со мной? — спросила я. — Кто Вы на самом деле!

— Я — бизнесмен, — сообщил Тэйбар.

— И какого же рода ваш бизнес? — с горечью осведомилась я.

— Я занимаюсь экспортом, — пожал он плечами.

В этот момент на моей щиколотке на том самом месте, откуда, только что, сняли колокольчики, сомкнулся крепкий металлический браслет. Судя по всему, браслет был заперт на замок. Я даже не сомневалась, что так и было. Я уже поняла, что у них есть разные виды таких браслетов. Тот, что был надет на меня, назывался «ножной браслет девственницы».

— А что Вы экспортируете? — уточнила я.

— Женщин, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Тэйбар.

Я дернулась как от удара, попыталась вскочить со стола, но была схвачена за волосы, задержана и уложена обратно на спину. Цепи с ошейника проскрежетала по углу стола.

— Лежи спокойно, — прикрикнул «бизнесмен».

Херкон достал из коробки какой-то продолговатый сверток и, встряхнув, развернул его. Это оказался большой кожаный мешок. На вид тяжелый, темно-коричневый, длинный, узкий, снабженный несколькими ремнями на разных уровнях. Со стороны горловины у него имелся замок.

— Подготовь маску и раствор, — скомандовал Херкону Тэйбар.

Я напряженно следила за Херконом. Тот сложил мешок втрое и уложил его на стол.

— Ты будешь помещена в него, головой вперед, с заткнутым ртом, и связанными руками и ногами, — просветил меня Тэйбар, — однако, даже если мы тебя не свяжем, легче тебе не станет. Благодаря плотности и узости мешка, все что Ты сможешь делать в нем, это только немного шевелиться и извиваться.

Я снова попыталась подняться, но тут на мое лицо легла коническая, жесткая, прорезиненная маска, закрыв мне нос и рот, заодно бросив меня обратно и прижав к столу спиной. Таурог держал мои запястья у меня над головой, плотно прижимая их к поверхности стола. Ноги контролировал Херкон, сжимая мои щиколотки. Я боролась, дергалась, выламывалась изо всех сил. Мои глаза, должно быть, были совершенно безумными. Тэйбар плеснул из маленького флакончика немного какой-то жидкости в отверстие в вершине маски, которую продолжал плотно прижимать к моему лицу, закрывая мне нос и рот.

— Спокойно, спокойно, маленькая шлюшка, — успокаивал меня Тэйбар. — Бороться бесполезно. Твоя борьба ничем тебе не поможет.

Я попыталась вывернуться из-под маски, но не смогла. Меня надежно удерживали на месте. Я была совершенно беспомощна. Моя сила, слабая женская сила, была ничем по сравнению с их мужской мощью. Я и раньше задавала себе вопрос, не было ли это действительно значимо в мире природы.

— Дыши глубоко, — посоветовал мне Тэйбар.

Я снова попыталась крутить головой, но маска была прижата настолько плотно, что у меня не было ни единого шанса. Тогда я попыталась задержать дыхание. Мне на лицо упала капля жидкости, потом еще, затем пролилась целая струйка. Она сначала стекала мне на нос и затем тонким ручейком скатывалась вниз по правой щеке, собираясь в лужицу в углу маски.

— Дыши, — успокаивающим тоном повторил Тэйбар.

Я из последних сил сдерживала себя, пытаясь удержаться от вдоха.

Херкон что-то сказал на незнакомом мне языке.

— Ну же, — бросил мне Тэйбар, — Ты расстраиваешь Херкона.

Я бросила на него полный отчаяния и мольбы взгляд.

— Дыши, — снова посоветовал он мне. — Ты же не хочешь разочаровать Херкона. Между прочим, Таурог, очень гордился тобой. Неужели Ты захотела разочаровать и его? Это неправильно, особенно после того, как Ты так удачно показала себя в том, что касается цепи. Поверь мне, уже очень скоро настанет время, когда Ты будете чрезвычайно обеспокоена тем, чтобы мужчины ни в малейшей степени не были разочарованы тобой.

Внезапно я закашлялась. Я уже наполовину задохнулась. И я не выдержала, сдалась и жадно, нетерпеливо, отчаянно втянула в себя тот воздух, что был внутри горячих тесных стенок маски.

— Ну, вот и хорошо, — похвалил меня Тэйбар. — Теперь, дыши медленно, правильно и глубоко.

Я с мольбой смотрела на него поверх резинового края маски.

— Конечно же, Ты понимаешь, что твое сопротивление бесполезно, — заметил мужчина.

Я зарыдала. Мои глаза заполнились слезами, и я сделала еще один глубокий вдох.

— Хорошо, — кивнул Тэйбар. — Молодец, хорошая девочка.

Мне показалось, что под маской начала разливаться своего рода тяжесть. И это не был ощущение вызванное давлением маски на лицо. Оно возникло с моим первым глотком воздуха, мое сознание начало туманиться практически мгновенно, но это не было похоже на удар. Все было совсем по-другому. Процесс шел медленно, мягко, но неумолимо. Не в силах противиться накатывающей апатии, но осознавая весь ужас происходящего, я начала дышать глубоко, медленно, постоянно. Тяжесть, наваливающаяся на меня с каждым вдохом, была безжалостной и непреклонной.

— Хорошо, — кивнул Тэйбар.

Херкон, наконец, убрал руки с моих лодыжек. Я вяло, нетвердо пошевелила ногами. Моя правая нога зацепилась за ножной браслет, надетый на левой щиколотке. Слабым движением я попыталась сдвинуть металлическое кольцо, но, конечно, это было совершенно бесполезно. Этим я только немного поцарапала боковую поверхность моей правой стопы, и внутреннюю косточку левой щиколотки. Браслет так и остался на мне. Избавиться от него было не в моей власти. Похоже, он так и останется на своем месте, пока кто-то, но только не я, не решит снять его с моей ноги. Я была обраслечена, независимо от того для чего это было сделано.

— Дыши глубоко, — донесся до меня далекий голос Тэйбара. — Хорошая девочка. Молодец.

Теперь и Таурог отпустил мои запястья. Он же уложил мои руки вдоль моего тела. Я не смогла поднять их, как ни пыталась.

— Глубже, глубже, — шептал успокаивающий голос Тэйбара.

Краем ускользающего сознания я почувствовала, что в замок ошейника вставили ключ. Раздался негромкий щелчок, и меня наконец-то избавили от стального кольца, весь вечер обнимавшего мою шею. Я смутно, как в тумане различила Таурога, сматывающего цепь. Наверное, он потом убрал ее во все ту же коробку.

— А вот теперь можешь сопротивляться, если хочешь, — засмеялся Тэйбар, и презрительно добавил: — шлюха.

Но я уже едва могла шевелиться. Поднять руки оказалось для меня непосильной задачей, не говоря уже о том, чтобы донести руки до маски, и попытаться сдвинуть ее. На периферии зрения стало совсем темно. Воздух под маской обжигал. Я почувствовала, как еще одна капля жидкости упала на мое лицо.

— Вот теперь Ты полностью в нашей власти, «современная женщина», — заявил Тэйбар.

Но я даже не была уверена, что это сказал он, да и сказал ли вообще. Я едва слышала и понимала происходящее вокруг меня. Конечно, в некотором смысле этого слова, я была «современной женщиной». В памяти всплыли слова Тэйбара сказанные им ранее, что это может быть легко забрано у меня. Теперь у меня уже не осталось ни малейшего сомнения относительно этого. Это была моя последняя связанная мысль. Вокруг стало совсем темно. Мое сознание погасло.