Танцовщица Гора

Глава 20 Ключ в Поясе

— Пожалуйста, Господин, — торопливо вставая на колени около входа в переулок, сказала я, — мой господин очень занят своими делами и пренебрегает мной.

Высокий, сильный мужчина остановился, заинтересованно рассматривая меня. Все же я относилась к тому типу женщин, очевидно небезынтересному для гореанских мужчин.

— Добрый Господин, — простонала я, — пожалейте рабыню, отчаявшуюся в ее потребностях.

— А чего это Ты голая на улице? — поинтересовался прохожий.

— Мой господин наказал меня, — всхлипнула я, — он говорит, что его утомило мое постоянное ползанье перед ним на животе и выпрашивание любви.

— Уж я бы не послал такую рабыню, как Ты на улицу голой, — усмехнулся мужчина.

— Господин? — удивилась я.

— С ней бы стал заигрывать каждый встречный прохожий, — пояснил он.

— Да, Господин, — закивала я.

Мужчина рассмеялся, а я опустила голову и уставилась в землю, как будто смущенная и пристыженная.

— И как же давно тебя не трогали? — полюбопытствовал он.

— Две недели, — всхлипнула я.

— Невероятно, — воскликнул он.

— Спасибо, Господин, — прошептала я.

— Похоже, у него слишком много женщин, — предположил этот товарищ.

— Нет, — замотала я головой, — только я.

— Тогда, — задумчиво протянул он, — это действительно невероятно.

— Спасибо, Господин, — застенчиво поблагодарила я.

— Чтобы позволить себе такую рабыню, как Ты, — заметил мужчина, — он должен быть очень богатым.

— Он богатый, — заверила его я.

— В таком случае, почему он не владеет множеством женщин? — спросил мой собеседник.

— Его больше интересует его бизнес, чем женщины, — обиженно проговорила я.

— Ты довольно красива, — заметил он, восхищенно любуясь мной с открытостью и искренностью истинного гореанского мужчины.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я, зардевшись именно так, как и должна была рабыня, краснеющая под таким пристальным взглядом.

— Значит, Ты действительно оказалась в состоянии отчаянной потребности? — уточнил он.

— Да, Господин, — ответила я, обиженно шмыгнув носом.

Кстати, в этом я ничуть не солгала. Мой хозяин, в плане секса постоянно держал меня на голодном пайке. Похоже, он был уверен, что мои потребности, если будут достаточно мучительными для меня, будут весьма полезны в этом виде деятельности. Что ж, возможно, он был прав. Конечно, если мне попадется достаточно опытный гореанский рабовладелец, а таких здесь большинство, и они весьма квалифицированы в чтении женского тела, то можно было бы не сомневаться, что, по крайней мере, в этой части он бы уже заподозрил обман. Я, со стоном, дернулась перед ним.

— Ну, извини, — бросил мужчина, отворачиваясь.

Я разочарованно опустила голову. Честно говоря, мне самой было жаль, что он не сильно заинтересовался мною. Гореанские рабовладельцы, кстати, почти никогда не отказывают женщине в сексе, хотя это, конечно, может быть сделано с ней, в целях наказания, разжигания ее потребностей для использования позднее или, для приведения ее в состояние полной готовности, скажем, для ее продажи с рабского прилавка. Преднамеренное удержание женщины в состоянии сексуального голода почти неслыханно на Горе. Такое, как мне кажется, более вероятно встретить на Земле, чем на Горе. Вот только, и что достаточно интересно на Земле это чаще применяется не к рабыням, а к свободным женщинам. В действительности это является одним из существенных различий между рабыней и ее свободной сестрой. Нельзя сказать, что рабыня не может иногда быть заставлена выпрашивать секса, или, что она не может по случаю, сама попросить о нем. В конце концов, это помогает женщине понять, что сексуальные потребности у нее есть, и что состоят эти потребности в том, чтобы быть удовлетворенными по решению ее господина. Формула, иногда используемая при этом, звучит так: «Я недвусмысленно и безоговорочно признаю, что у меня есть сексуальные потребности. Так же я сообщаю Вам, что хочу их удовлетворения. Я прошу Вас, моего Господина, удовлетворить их». Из этой фразы видно, что рабыня может попросить сексуального удовлетворения. Она свободна сделать это, и это для нее приемлемо. Такая свобода, конечно, была бы невероятна в случае свободной женщины. Само собой, рабовладелец обычно снисходительно относится к просьбам своей рабыни. В конце концов, он и сам зачастую жаждет секса. И конечно, он просто берет его или налагает его на рабыню. Ее желание — ничто. Но она должна стремиться полностью удовлетворять своего господина. Он — рабовладелец, а она — рабыня.

— Я одинока, мною пренебрегают, я страдаю от своих потребностей, — простонала я, пытаясь остановить, готового вот-вот сорваться мужчину. — Мой господин больше возбуждается своим бизнесом, чем своей рабыней.

— Мне жаль, — отмахнулся он.

— Вы сильный и мужественный, — попыталась подольститься я, призывно глядя на него, — а я такая маленькая, слабая, нуждающаяся женщина.

Он ничего не сказал, но посмотрел на меня уже с большим интересом.

— Я завяжу для Вас невольничий узел в моих волосах, — пообещала я.

— Вы умоляешь о прикосновении мужчины, не являющегося твоим владельцем? — уточнил мужчина.

— О нет, Господин! — поспешно воскликнула я.

На его лице появилась насмешливая улыбка.

— Вы презираете меня за мою беспомощность? — обиженно спросила я.

— Да пожалуй, что нет, — пожал он плечами.

— Вы добры к рабыне, — прошептала я.

— В любом случае на тебе железный пояс, — усмехнулся мой собеседник.

— Господин, — торопливо, но спокойно заговорила я. — Именно по этой причине, я встала на колени перед Вами. Мой хозяин, был настолько зол на меня и озабочен проблемами своего бизнеса, что когда он надел на меня пояс, забыл вытащить ключ из замка. Он все еще там. Я чувствую его за спиной.

— Эх ты? — сразу заинтересовался мужчина.

— Ага! — отчаянно закивала я головой.

— Похоже, что он, действительно, озабочен, — заметил он.

— Он был очень рассержен, — поведала я. — Он сорвал с меня тунику, надел пояс и послал с поручением из дому. Но, кажется, что его мысли были где-то в другом месте, и он все делал непроизвольно.

Лично мне этот момент казался самой слабой частью придуманной истории. Чтобы гореанский рабовладелец мог забыть вытащить ключ из замка? Такие вещи обычно делаются на полном автомате. У меня действительно был тубус с поручением, закрытый узкий кожаный цилиндр, который может использоваться для транспортировки свитков, сообщений и тому подобных бумаг. Тубус свисал с моего ошейника, привязанный к нему шнурком.

— Ага, то есть пояс можно легко с тебя снять, — кивнул мужчина, — а потом, столь же легко вернуть на место.

— Именно так, Господин, — поддакнула я.

Нетрудно было заметить, что он весьма заинтересовался мною. Совершенно очевидно, что я для него казалась чрезвычайно желанной. И кстати, ключ, действительно, можно забыть в замке. Такое, пусть и редко, но случается. Почему человек должен подвергать сомнению такую удачу?

— Но все же Та мне не принадлежишь, — снова засомневался он.

— Сделайте так, прошу вас, — заканючила я. — У вас это займет ан, не больше.

— А где? Не здесь же, — задумался мужчина.

— Отведите меня в переулок, — подсказала я, кивая в сторону уже хорошо знакомого мне тупика. — Вы можете взять меня на куче мусора, которого я, как не имеющее никакой ценности животное не стою, или прямо на камнях. Я рабыня, и господина не должно волновать на какой постели я лежу, когда он будет меня использовать.

— Ну, думаю, что мой, сложенный вдвое плащ, подойдет для этих целей гораздо лучше, — улыбнулся он.

— Ну, так уложите и возьмите меня на нем, — сказала я, — окружите меня своими руками, чтобы я, почувствовав себя в ваших объятиях, как внутри рабской клетки, отдала вашему мужеству все свою женственность.

Я медленно и грациозно опустилась перед ним на колени, а потом, не сводя с него взгляда, завязала свои волосы в невольничий узел, повисший у моей правой щеки.

— Иди в переулок передо мной, — прохрипел мужчина.

Изящно поднявшись на ноги, я развернулась и походкой рабыни направилась в узкий проход между стенами зданий. Конечно, я бы, предпочла, чтобы он был так заинтересован мною, где-нибудь в другом месте, но я помнила, то ощущение, которое вызвало во мне острие ножа подручного моего хозяина, натянувшее до предела кожу на моем животе так, что я знала, что еще немного и оно вскроет меня как ларму.

Мужчина расстелил свой, сложенный вдвое плащ, на вымощенную камнем поверхность, и я, встав на это импровизированное покрывало на колени, сложила руки на затылок. Если честно, то больше всего в это мгновение мне хотелось надеяться, что подельники моего хозяина пошли в какое-нибудь другое место. Он присел передо мной, обхватил меня своими сильными руками, и я, прижавшись к нему, с волнением почувствовала, как он повернул ключ в замке. Через мгновение пояс брякнув своими железными частями, упал на камни.

— Ты открыта, — объявил мужчина.

— Да, Господин, — промурлыкала я.

— И Ты очень красива, — признал он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет, Господин, — заверила его я.

— Сколько у нас времени? — уточнил он.

— Я не знаю, Господин, — пожала я плечами.

— Как долго должно продлиться твое поручение?

— Не знаю, Господин.

— Какого рода оно? — поинтересовался мужчина.

— Не знаю, — повторила я.

— Думаю, что об этом можно узнать из бумаги лежащей тубусе, — предположил он.

— Возможно, Господин.

— Кому Ты должна была доложить о порученном тебе деле? — спросил он. — Кто должен был прочитать сообщение?

— Тот на кого укажут мне мужчины моего владельца, — честно ответила я.

— Ты знаешь его имя? — осведомился мужчина.

— Нет, — покачала я головой.

— Но Ты же должна знать, кому следует вручить послание? — удивился он.

— Да, Господин, — кивнула я.

— И когда тебе следует передать это?

— Я уже сделала это, — призналась я.

— То есть Ты уже возвращаешься со своего поручения? — решил мужчина.

— Я еще выполняю его, Господин, — сообщила я.

— Что-то Ты меня запутала, — проворчал он.

— Сообщение для Вас, — объяснила я.

Мужчина озадаченно уставился на меня, но быстро придя в себя, он сдернул крышку с тубуса и вынул скрученный в трубку листок бумаги. Развернув и прочитав написанное, он вскочил на ноги, обернулся…, но было уже поздно.

Избили его жестоко.

— Простите меня, Господин, — всхлипнула я, когда он упал подле меня, не в силах больше пошевелиться.

— Пояс надень, бесстыдница, — бросил мне один из мужчин и заржал.

— Да, Господин, — пробормотала я.

Ключ снова оставили в замке. Бумагу, которая валялась неподалеку, отряхнули от пыли и, снова свернув, вернули на место в тубус. Мне сообщили, что было написано в сообщении. «Ты попался» — гласило оно.

— Еще один для черной цепи Ионика, — усмехнулся один из них.

Ионик был владельцем рабочих цепей. Их у него было несколько: «красная цепь», «зеленая», «желтая» и так далее, в каждой из которых имелось несколько сот мужчин. Предположительно, они были свободными рабочими цепями. «Свободными» в том смысле, что в них не использовали рабов. Гореане вообще-то не допускают рабов для таких работ, как строительство дорог, осадные и фортификационные работы, возведение стен и тому подобным. Ни в коем случае рабский труд не используется для строительства храмов и общественных зданий. В целом, большинство таких работ выполняется свободными работниками данного сообщества. Хотя при случае эти «свободные работники», особенно в условии чрезвычайных ситуаций, могут оказаться «призванными». Такие, если можно так выразиться «мобилизованные» или «рекрутированные» работники, отбывают своего рода трудовую повинность, которая скорее ближе к военной службе. Конечно, обычно труд таких свободных работников оплачивается из общественных или частных фондов. Кроме того люди обеспечиваются пищей и кровом. В любом городе, в котором свободные работники систематически теряют работу в силу использования рабского труда, конкурировать с которым они не могут из-за его дешевизны, рано или поздно следует ожидать недовольства горожан и, в конечном итоге, революции. Кроме того, свободные работники делят Домашний Камень с аристократами этих городов, с высшими кастами, с более богатыми семьями и кланами, и так далее. Соответственно, благодаря общности Домашнего Камня, любви к своему городу, гордости за свое гражданство, в целом, складывается гармоничный набор экономических компромиссов, устраивающий и рабочих, и отчасти работодателей. К счастью, большинство этих компромиссов — лежат в не подвергаемой сомнениям области культурных традиций. Обычно, они считаются чем-то само собой разумеющимся всеми гражданами, но их затерянное в минувших веках происхождение, несомненно, результат междоусобной борьбы, классовых войн, кровавых уличных столкновений и беспорядков. Впрочем, такие вехи прошлого редко исследуются и сохраняются в памяти народа, возможно, лишь за исключением историков, писцов, исследователей прошлого, для одних из которых, это не более чем желание узнать правду ради самой правды, для других, ищущих в богатых лабиринтах истории, в предыдущем человеческом опыте, уроки того, чего следовало бы избежать, я чему подражать. Некоторые думают, что результатом таких кризисов стало изобретение Домашнего Камня.

Конечно, существует несколько мифологизированных версий происхождения Домашнего Камня. В одной из самых популярных рассказывается о том, как древний герой Хесиус, когда-то выполнил большую работу для Царствующих Жрецов под обещание награды, большей, чем золото или серебро. Однако, он получил всего лишь плоский обломок камня с единственным написанным на нем символом, первой буквой имени его родной деревни. Не поняв сути, Хесиус начал упрекать Царствующих Жрецов за их скупость, и заявил, что посчитал их действия как нарушение данного слова. Однако ему было сказано, что то, что ему дали, в действительности стоит намного больше, чем золото и серебро, что это был «Домашний Камень». Мужчина возвратился в свою родную деревню, которая была разрушена войной и раздорами, и, рассказав там свою историю, положил камень на рынке. «„Царствующие Жрецы“ сказали, что это стоит больше чем золото и серебро», — сказал мудрец, — «это должно быть верно». «Да», — поддержали люди, оружие было отложено в сторону, и настал мир. Деревня эта называлась «Ар». По традиции, в гореанской истории считается общепринятым, что Домашний Камень Ара — самый древний Домашний Камень на Горе.

— Точно, — кивнул другой из мужчин.

Моим владельцем был Тиррений из Аргентума. Именно ему принадлежала таверна. Безусловно, в зале мне танцевать не разрешали. Хозяин не хотел, чтобы я была известна, как одна из его рабынь. У него имелись тайные деловые связи с различными владельцами рабочих цепей, одного из которых звали Ионик. Как-то раз мой владелец, пока я облизывала его ноги, поздравил меня с тем, что я превратилась в превосходную девушку-приманку.

— Спасибо, Господин, — отозвалась я, не отрываясь от его ноги.

Я была рабыней. Такие как я должны повиноваться своим владельцам.

— Кати сюда тачку, — приказал мне старший среди этих мужчин.

— Да, Господин, — кивнула я и выбежала на улицу, где они оставили небольшую ручную тачку.

Принимая во внимание, что в городах, где права обеспечиваемые гражданством являются неоспоримыми, где влияние обычаев и традиций охраняться крайне ревниво, где влияние Домашних Камней чувствуется наиболее остро, свободные работники здесь сила, с которой приходится считаться. Но этого нельзя сказать относительно всех сельских районов Гора, особенно тех районов, которые выпадают из-под явной юрисдикции или сферы влияния соседних городов. Наверное, трудно считаться гражданином города, если его нельзя достичь в течение дневного перехода. Гражданство, или его сохранение, кроме номинального основания рождения на территории подконтрольной городу, в некоторых городах, зависит от таких вещей как обязательное посещение общественных церемоний, официальное полугодовое принятие покровительства и участие в многочисленных общественных собраниях, на некоторые из которых следует прибыть незамедлительно. Соответственно, по самым разным причинам, таким как отсутствие гражданства, или неспособность должным образом воспользоваться им, фактически приводящее к отсутствию гражданских прав, или, чаще всего, жесткой независимости, аннулирующей преданность кому-либо, ставит деревню, фермеров и крестьянство в целом, в условия жесткой конкуренции с дешевым рабским трудом, чего удается избежать их городским братьям. В течение нескольких прошлых лет, институт «больших ферм», с его предварительно заключенными контрактами, организацией и планированием, агрономией и использованием рабского труда стал быстро распространяться по Гору.

Тут надо отметить, что часть гореанских фермеров владеет своей собственной землей, а часть акциями на землю, принадлежащую деревенской общине. И уже не является чем-то из ряда вон выходящим, для обоих видов землевладельцев, получение предложений от агентов «больших Ферм», иногда принадлежащих частникам, а иногда компаниям, начальный капитал которых был основан на инвестициях людей, которые теперь являются, своего рода акционерами. Многие из этих предложений, обычно весьма щедрых, принимаются, так что в итоге количество районов с преимуществом «больших ферм» имеет тенденцию к увеличению. Правда, поговаривают, что на принятие предложений агентов фермерами и общинами деревень влияет жестокое и несправедливое давление, такое как угрозы, поджоги полей и тому подобные мероприятия, но, на мой взгляд, это скорее исключение, чем правило. Если крупные хозяйства могут достигать своих целей законными коммерческими мерами, то им нет большого смысла в применении столь противозаконных и рискованных методов. А, кроме того, гореанский крестьянин отнюдь не беззащитен, как может показаться. Большой лук, потому и называется «крестьянским луком», что имеется практически в каждом деревенском доме. А это оружие необычайной точности, скорострельности и пробивной силы, и пользоваться им крестьяне умеют мастерски. Просто, в соответствии с их кастовой политикой, фермеры и сельские жители вообще, имеют тенденцию к переселению на новые земли, обычно забираясь все дальше в необжитые регионы, чтобы начать сначала. Они редко пытаются перебраться в города, где они могли бы в конечном итоге способствовать формированию недовольного городского пролетариата. Этому препятствуют, прежде всего, их кастовые кодексы. Не малую роль играет и то, что, попав в город, они не станут автоматически гражданами города. И, конечно, в городе у них будет мало шансов заниматься своими кастовыми ремеслами. Да и сами города, врятли заинтересованы, по самым разным причинам, в увеличении своего населения за счет притока зачастую нищих попрошаек. Подобная миграция если и может чему-то поспособствовать, так только экономическим трудностям, росту преступности, появлению пятой колонны и, в конечном итоге, даже к падению города, что уже не раз происходило на Горе. Я думаю, что в городах, в целом, к появлению и развитию больших ферм, отношение очень неоднозначное. Конечно, в настоящее время горожане приветствуют снижение цен на продукты и рост их разнообразия и количества. Но, одновременно, они склоняются к тому, чтобы сожалеть о снижении числа или вовсе исчезновении местного крестьянства. Ведь окрестные деревни обеспечивало их не только множеством независимых поставщиков, а, следовательно, и конкурентным рынком, но еще и были полезны с точки зрения разведки и мобилизационного резерва на случай обороны города. Небольшое количество больших ферм, конечно, способствовало вероятности сговора между производителями, что могло привести к исчезновению конкуренции, и, в конечном итоге к установлению на рынке таких цен, которые устраивали бы производителей, а не потребителей, особенно это касалось основных продуктов, таких как Са-тарна и сулы. Соответственно некоторые города готовы стимулировать фермеров, чтобы те оставались в их окрестностях, например, предлагая либерализацию требований гражданства, компенсацию убытков, организацию игр в сельских районах, субсидирование выезда театральных и музыкальных трупп в деревни, специальные праздники в честь крестьянской касты, которые могут отмечаться в городе и так далее. Зачастую подобные стимулы, оказываются весьма эффективными. Фермеру не может не понравиться то, что его ценят, признают важность и ценность его труда. Крестьянин рассматривает свою касту как «вола, на спине которого лежит Домашний Камень». И, конечно, крестьянство весьма консервативный народ, вообще предпочитающий оставаться там, где привычно. Крестьянин любит землю, которую он знает.

Встав между ручками тачки, я затолкала ее внутрь тупика. Пленник все еще пребывавший без сознания, уже лежал связанным и с кляпом во рту. Мужчину спеленали так же беспомощно, как если бы он был женщиной, и женщиной, которая была всего лишь рабыней.

— Встань на стреме, — бросил мне их старший, и я моментально развернувшись, добежала до входа в проулок, откуда могла видеть улицу в обе стороны

Существует две формы рабочих групп, не привязанных к какому-либо определенному городу. Имеются в виду «свободная бригада» и «свободная цепь». Они ничего общего не имеют, как со свободными работниками, жителями данного города, так и с рабочими группами рабов, такими которые обычно используются на больших фермах.

«Свободная бригада» состоит из свободных мужчин, которые находятся в найме подрядчика, арендующего их услуги. Они — в действительности, что-то вроде путешествующей строительной команды. Многие из них люди весьма квалифицированные, или как минимум со средним уровнем умений. Они могут идти куда захотят, или туда где могут понадобиться их навыки. Обычно такие бригады перемещаются на фургонах. Многие из этих людей хотя и грубые, но добродушные мужчины. Они любят выпить, подраться и развлечься с рабынями. Как-то раз в Брундизиуме мне пришлось побывать в руках таких мужчин. Они заставили меня хорошо послужить им.

С другой стороны «свободная цепь» обычно состоит из осужденных преступников. Вместо того чтобы беспокоиться о жилье этих товарищей, многие из которых, предположительно опасны, содержать их за общественный счет, во многих городах принято за символическую плату, передавать их заинтересованным в их работе лицам, которые берут на себя ответственность за них, теоретически на весь срок их приговора. Например, если человек был приговорен претором, скажем, к двум годам каторжных работ, он может быть передан, за небольшую плату, владельцу рабочей цепи, который и должен проследить, чтобы тот провел эти два года, работая на цепи. Владелец такой «цепи», конечно, получает прибыль от услуг его бригады, которую он сдает в аренду различным людям или организациям, точно так же, как командир или капитан «свободной бригады» может сдать в аренду их собственные команды. Конечно, наем «свободной цепи» гораздо дешевле, но с другой стороны такие работники обычно имеет весьма ограниченный диапазон навыков, по сравнению с членами «свободных бригад». Соответственно, их чаще используют на более грубых и менее требовательных работах, или даже на тех работах, которые, из-за их тяжелого, обременительного или неприятного характера, были отвергнуты «свободными бригадами». Предположительно, когда срок наказания преступника закончен, он должен быть освобожден владельцем рабочей цепи, обычно вдали от города, где он совершил свое преступление или был арестован. Однако многие подозревают, что такие владельцы имеют склонность отказываться освобождать преступников, оказавшихся в их цепях. Ведь в этом случае, им придется вносить новую плату за нового каторжника, чтобы заменить отпущенного на свободу. Трудно спорить с утверждением, что многие из таких каторжников провели на цепи намного больший срок, чем тот, что им назначил претор. Например, кажется бесспорным, что мелкие нарушения инструкций или дисциплины, выдуманные или обнаруженные, используются владельцами цепи, по крайней мере, время от времени, чтобы продлить заключение, а фактически рабство, рассматриваемого рабочего. Надежда на скорое освобождение, конечно, вынуждает работников такой цепи быть «ручными». Иногда, того или иного заключенного могут демонстративно освободить. Предполагается, что поощряет послушание других. Эти товарищи, кстати, в действительности находятся под «рабской дисциплиной», что на Горе означает, что они находятся в полной власти владельца цепи, как если бы они были его рабами. Например, он может убить любого из них, если пожелает. У моего владельца, Тиррения из Аргентума имелись деловые отношения с разными владельцами рабочих цепей, самым видными из которых был Ионик. Ионик с Коса. Тот мужчина, которого подручные моего хозяина связали, и укладывали в тачку, был предназначен для «черной цепи» Ионика. Конкретно эта цепь, насколько мне удалось подслушать, использовалась на севере, в настоящее время строя осадные укрепления для косианцев, осадивших Торкадино. Мужчина, которого они связали, как и все остальные, в захват которых я была вовлечена, насколько я знала, не были преступниками. Мой владелец, Тиррений, говорил о своей работе как о «вербовке». По его словам он «вербовал на работу» для владельцев рабочих цепей. Само собой, занимался он эти бизнесом тайно. Было бы довольно неудачно для него, если бы кто-то обнаружил, что он занимался подобным бизнесом. Судьи, городские чиновники и преторы, вероятно, не стали бы смотреть сквозь пальцы на такой способ заработка. Безусловно, его риск был не столь уж велик, как это могло бы показаться. Например, он сам, лично, не был вовлечен в эти дела. Захваченные мужчины, не могли знать, ни где их держали, ни куда перевезли позже, поскольку транспортировали их закованными в цепи и с мешками на головах. Кроме того, я предполагала, что впоследствии, после того, как нужда во мне отпадет, он просто продаст меня на каком-нибудь отдаленном рынке. Найти для себя новую девушку-приманку труда для него не составит. Да ему особо и искать-то не надо, он вполне мог использовать других своих девушек для этой жестокой работы. Своей очередной продажи я теперь не боялась. Меня уже продавали неоднократно. Это только первая продажа для девушки, по крайней мере, ее первая публичная продажа, какой она была для меня в Рынке Семриса, когда она выставлена на рабском прилавке, голой перед покупателями, является, вероятно, самой трудной. После этого у нее уже есть некоторое понятие того, что она теперь товар, который должен быть продан. Честно говоря, мысль о том, чтобы быть проданной снова, меня даже возбуждала. Я хотела быть красивой, понравиться мужчинам и стоить самую высокую цену на рынке. Возможность моего столкновения с любым из мужчин, в захват которых я была вовлечена, кстати, была не высока. Их всех, насколько мне было известно, отправляли на север, под Торкадино. Я подумала о Тиррении. При внимательном рассмотрении, его риск в данном бизнесе был действительно не велик. Кто смог бы доказать, что был вовлечен в это? Мое собственное свидетельство, даже если бы оно выбито из меня на дыбе, было бы только словами рабыни. Его подельники, скорее всего, не стали бы выдавать его. К тому же, он всегда мог заявить, что его таверна и подвал использовалась без его ведома. Он ведь даже не проживал внутри. Он мог симулировать возмущение. Его уважали в Аргентуме.

— Кто-то приближается сюда! — сообщила я людям моего владельца, которые в этот момент как раз укладывали связанного беспомощного пленника в тачку.

Им еще оставалось привязать его, и накрыть брезентом.

— Близко? — спросил старший из них.

Я кивнула.

— Задержи его, — грозным шепотом приказал мне он.

Приближавшийся мужчина был на расстоянии приблизительно десяти — пятнадцати ярдов по левую руку от меня. На нем был короткий плащ, закрепленный большой бронзовой булавкой в правом плече, высокие сандалии и широкополая шляпа. На его плече лежала палка, с которой свисала котомка, болтавшаяся за спиной. А еще у него под плащом был меч, висевший на портупее, переброшенной через его левое плечо. Я предположила, что пользоваться им мужчина умел. Поля шляпы, отбрасывали тенью, почти полностью скрывая лицо. Судя по его одежде, я приняла этого человека за путешественника, хотя помимо путешествий такой костюм на Горе часто носят на охоте. Я поспешно встала перед ним на колени, преграждая мужчине путь, и положила ладонь на землю к его ногам. Это — подходящий для рабыни способ выказать уважение свободному мужчине. Мое тело было напряжено в ожидании удара или пинка, что не было редкостью для рабыни подобным образом заступившей дорогу. Но от меня требовалось сделать попытку ухватить его лодыжку или колено, демонстрируя свои отчаянные потребности. Знала ли я, что рисковала получить удар его палкой? Конечно же знала, но мне приказали задержать мужчину, и сделать это я должна была не смотря ни на что.

— Сжигаемая потребностями рабыня просит господина сжалиться над ней, — дрожа всем телом, заговорила я.

Но презрительного пинка, отбросившего меня на бок к центральной сточной канаве, не последовало. Не почувствовала я и его руки в моих волосах, что могла бы отдернув мою голову, отвесить мне несколько оплеух, бросая мое лицо из стороны в сторону, что несомненно было бы вполне заслуженно. Он не плюнул на меня, ни выругался в гневе, и даже не засмеялся надо мной приказав мне убраться с его дороги. Торопливо начав целовать и облизывать его ноги, я выполнила должный ритуал почтения перед мужчиной. Признаться, вначале я была озадачена, но потом меня охватил страх. Гореанские рабовладельцы зачастую добры к своим переполненным рабскими потребностями животным, идя на встречу их мольбам о сексе. Тиррений из Аргентума, мой владелец, в рамках проводимой им политики, постоянно держал меня в состоянии мучительного сексуального голода, но в тот момент я не хотела прикосновений этого мужчины. Я не хотела, чтобы этот незнакомец, внезапно появившийся на улице, решил бы использовать меня. Подручные моего хозяина находились по соседству.

— Ты целуешь и облизываешь так же, как когда-то, если не лучше, Дорин, — послышался сверху до боли знакомый голос. — Или Ты уже не Дорин?

Я подняла голову и пораженно уставилась на мужчину.

— Теперь я — Тука, Господин, — сообщила я.

— Превосходное имя для такой шлюхи, как Ты, — заметил он.

— Спасибо, Господин, — прошептала я.

— Ты ведь узнала меня, не так ли? — спросил он, улыбаясь.

— Да, Господин, — дрожащим от испуга голосом ответила я.

— Именно из-за тебя, — усмехнулся мужчина, — моя соблазнительная маленькая самка урта, я потерял свою работу в Брундизиуме.

— Простите меня, Господин, — пробормотала я, по-настоящему испугавшись, что он может захотеть сорвать на мне злость.

— Я не виню Хендоу за то, что он оказался столь ревнивым, — пояснил Мирус, а это был именно он. — Любой мужчина мог бы быть сведен с ума таким лицом и формами, как у тебя.

— Спасибо, Господин, — прошептала я.

— Но ведь это я преподал тебе кое-что из того, чем должна быть рабыня, не правда ли? — поинтересовался он.

— Да, Господин, — признала я то, что было истинной правдой.

— Тебя, кажется, украли, не так ли? — спросил Мирус.

— Да, Господин.

— Именно так я и подумал, когда еще в Брундизиуме узнал, что тебя больше нет в таверне, — кивнул он. — Признаться, я сомневался в том, что Хендоу позволил бы тебя уйти по доброй воле.

— Скорее всего, да, Господин, — признала я.

Честно говоря, на самом деле я не знала. Мне казалось неправдоподобным то, что Хендоу, возможно, питал ко мне какие-то нежные чувства. Он и использовал-то меня только один раз, причем безжалостно. Он был не из земных слабаков, которые желая избавиться от женщины, находят убежище в утешительной фразе, что они «любят настолько, что позволяют ей уйти». Такая позиция, независимо от того, что могло бы быть ее моральными или психологическими достоинствами, не относится к типичным гореанским ответам, по крайней мере, в отношении рабыни. Большинство гореан расценило бы ее как абсурд, им было бы просто непонятно как можно взять и позволить уйти женщине, которая тебе нравится. Если она тебе нравится, если Ты ее любишь, так оставь ее себе. А, в случае необходимости, борись за нее. Интересно, а что, женщина не видит всего лицемерия такой позиции? Большинство женщин, как мне кажется, предпочтет мужчину, который будет любить ее достаточно, чтобы удержать ее, того, кто будет готов, даже, драться за нее, а вовсе не того, кто окажется готов «позволить ей уйти».

— Очевидно, и Тупита была украдена в то же самое время, — предположил Мирус.

— Да, Господин, — кивнула я, решив, что нет особого смысла рассказывать ему, что Тупита попыталась сбежать, используя меня как билет на полет из Брундизиума. — Вы ведь не из-за моих поисков приехали в Аргентум, не так ли?

— Едва ли, — засмеялся мужчина.

— Ох, — разочарованно вздохнула я.

Честно говоря, у меня теплилась надежда, что, возможно, он именно поэтому оказался здесь. Мое явное разочарование, вызвало у мужчины только смех.

— Господин очень далеко от Брундизиума, — заметила я.

— Я приехал в Аргентум, в поисках удачи, — снизошел Мирус до объяснений. — Собираюсь попытать счастья, поступив на службу к какому-нибудь капитану наемников.

Признаться, мне показалось, что можно было бы найти такую работу и где-нибудь поближе к Брундизиуму.

— А что случилось с Тупитой? — полюбопытствовал он. — Ты, случайно, не знаешь того, что случилось с ней?

— Нас обеих продали в Самниуме, — сообщила я. — Но я не знаю, кто именно купил ее. Мне неизвестно, где теперь ее искать.

— Она была симпатична, — задумчиво проговорил Мирус.

— Да, Господин, — согласилась я.

— Период возврата давно прошел, — пожал он плечами. — Вы — обе теперь полностью законная собственность ваших новых владельцев.

— Да, Господин, — кивнула я.

Сзади послышался скрип колеса тачки, катимой по переулку. Пленник, у которого прежде были связаны только руки и ноги, теперь, несомненно, был привязан к тачке, за руки, ноги, живот и за шею, и покрыт брезентом.

— Что случилось? — прищурившись, спросил Мирус, по-видимому, заметив мою реакцию.

— Ничего, Господин, — поспешила успокоить его я.

— Твои, бедра двигаются все также хорошо, как и раньше? — поинтересовался Мирус. — Ты по-прежнему красиво извиваешься?

Оглянувшись назад, на выход из прохода, я бросила туда испуганный взгляд.

— Мой теперешний хозяин не использует меня в качестве танцовщицы, — ответила я.

Как раз в этот момент из переулка появились мужчины моего владельца, один из которых тянул тачку, а второй подталкивал.

— Приветствую, Гражданин, — поздоровался первый из них, стоявший между ручек тачки.

— Приветствую, — отозвался мужчина, перед которым я стояла на коленях, хотя он, конечно, гражданином Аргентума не был.

— Не упустите ее, — усмехнулся подручный моего владельца. — Эта шлюха болтается здесь время от времени, умоляя чтобы ее потрогали.

— Спасибо за предупреждение, — засмеялся Мирус.

Я стыдливо опустила голову, смущенная их словами. Впрочем, я в тот момент действительно была переполнена своими сексуальными потребностями, которые, как мне кажется, на Горе увеличились тысячекратно. Я была не в состоянии ничего с этим поделать.

— И как, Вы удовлетворили ее просьбы? — полюбопытствовал Мирус.

— Я нет, — заржал его собеседник. — Она же в ошейнике. Она — никто. Пусть она унижается и кричит от своих потребностей. Это только развлекает нас.

— Понятно, — кивнул тот, перед которым я стояла на коленях, и мне на секунду показалось, что он был не слишком доволен тем, что он услышал.

— Кроме того, — усмехнулся мужчина, стоявший впереди тачки, — Вы же видите, что ее соблазнительное маленькое тело плотно упаковано в железном поясе.

— Да уж заметил, — признал Мирус.

Наконец, похитители, к моему облегчению, по-видимому, не заинтересовавшись Мирусом, а может решив не связываться с тем, у кого на поясе висит меч, отправились своей дорогой, один таща тачку, другой ее толкая. Шли она медленно, похоже, их груз была тяжел.

— Я должна идти, Господин, — опомнилась я, и уже хотела подскочить и догонять мужчин.

— А разве я дал тебе разрешение встать? — поинтересовался Мирус.

— Нет, Господин. Простите меня, Господин.

Я увидела, что двое мужчин моего владельца остановились, очевидно, решив поправить брезент на тачке.

— А ключ-то остался в поясе, — заметил Мирус. — Ты знаешь об этом?

Ему было совсем не трудно определить этот факт, ведь я только что стояла перед ним на коленях, в позе земного поклона, когда целовала его ноги.

— Да, Господин, — не стала отрицать я.

— Хм, это кажется очень большой небрежностью со стороны твоего владельца, — хмыкнул он.

— Да, Господин, — согласилась я.

— Возможно, он не уделяет тебе того внимания, какое мог бы, — предположил мужчина.

— Возможно, Господин, — прошептала я.

Я укаткой бросала взгляды за его спину. Тачка теперь стояла в нескольких ярдами от нас. Первый из мужчин не сводил глаз с меня. Второй делал вид, что осматривает колесо повозки.

— Наверное, у Господина есть неотложные дела, — намекнула я. — Несомненно, ему уже пора быть в пути.

— Нет, — отрезал Мирус. — А вот что происходит с тобой?

— Ничего, Господин, — поспешно ответила я.

— А вот я вижу, что Ты в крайней нужде, — покачал он головой.

Я снова посмотрела мимо своего собеседника. Первый из подельников моего хозяина подал мне сигнал, по-видимому, выражая свое недовольство.

— Что-то неправильно с тобой, — заметил мужчина, перед которым я стояла на коленях. — Это я могу сказать точно.

— Нет, Господин, — прошептала я.

Первый из ожидавших меня мужчин раздраженно сделал другой жест, строгий и нетерпеливый. Он резко провел рукой поперек своего живота. Его намек бфл более чем прозрачен! Я спрятала лицо в ладонях и зарыдала.

— Ты горишь от своих потребностей, — сказал Мирус.

Немного успокоившись, я подняла голову и, убрав руки до лица, сказала:

— Мой владелец, столь озабочен своим бизнесом, что пренебрегает мной.

Наверное, в этот момент, я сказала чистую правду.