Тактик.4

Глава 25 Ничто не остается без ответа

Солнце ещё не успело толком подняться над горизонтом, а вражеский лагерь уже гудел, как растревоженный улей. Несмотря на ночной хаос, поджог лодок и массовый побег пленников, Альшерио Джериго Гроцци не собирался давать нам передышки.

Горны ревели, выстраивая потрёпанные, не выспавшиеся, но злые отряды. Злость — отличная мотивация, и я это прекрасно понимал.

Я и сам не спал. Какой уж тут сон, когда в ушах до сих пор стоит свист стрел, а в носу — едкий запах дыма от грандиозного пожара в предместьях.

Я стоял на стене рядом с центральными воротами, опираясь на холодный камень, и с мрачностью усталого, но уверенного в себе человека наблюдал за приготовлениями врага посредством Птичьего пастуха и залётного дятла, который кружил над позициями врага.

Рядом, прислонившись к зубцу, дремал Фаэн, обнимая свой лук. Даже во сне он умудрялся выглядеть так, будто готов в любую секунду вскочить и начать хамить людям и обманывать их при игре в карты.

Чуть поодаль, временами сверкая глазами из-под кустистых бровей, дремали Мурранг и Хрегонн. Состояние у них такое, когда дремлешь, но просыпаешься через каждые пару минут с выражением лица «Кто спит? Я не сплю!».

Их шевеления было единственным умиротворяющим звуком в этой напряжённой утренней тишине.

Я закрыл глаза и активировал Рой. Мое сознание разлетелось на сотни невидимых искр, касаясь разумов моих командиров.

— Гаскер, доклад.

Ответ пришёл мгновенно, чёткий и по-военному лаконичный.

— Доброе утро. Ополчение на позициях. Первая и вторая роты на стенах, третья и четвертая в резерве на Привратной площади. Остальные на Центральной, но лучники тренируются на Молочном рынке. Все ждут Вашего приказа. Боевой дух… настороженный, но готовы драться.

— А ты сам где?

— Тоже на Привратной.

— Отзывай помаленьку всех стрелков, враг начинает выстраиваться в боевые порядки, пусть лучники возвращаются в свои роты, кроме орков.

— Выполняю.

— Волагер, как стража?

Эмоции начальника городской стражи были полны тревоги, но он держался.

— Мы на восточном участке. Прикажете перемещаться?

— Нет, это твой участок.

— Гришейк, ты тренируешься?

— Да.

— Дай уйти стрелкам ополчения, потом собирай стрелы, проверяй снаряжение, и на позицию.

— Как обычно, ворота?

— Да, конечно.

— Мессир Торим! — обратился я к старейшине гномов, он был на обороне Западной башни.

— Доброе утро. Лорд-защитник. Все в порядке, человек. Стены крепки, воины подгорного народа готовы. Хочу сообщить Вам очень важный момент, сэр Рос.

— Да-да, — голова болела, утренняя прохлада не приносила облегчения.

— Не застал Вас вчера вечером, сэр Рос. Никто не знал, где Вы. В общем, нанятые землекопы закончили с укреплением нашей Западной башни, то есть, производственные мощности высвободились, и я взял на себя смелость направить людей к воротам.

— Воротам? — я пока что не понимал, о чём идёт речь.

— Да. Пока в лагере у противника был шум и паника, они копали яму у центральных ворот, то есть фортификационное углубление, направленное на создание проблем для тарана.

— Эээээ. Ну, что сказать, я рад, спасибо, Торим, Вы мой старший товарищ и Вы здорово меня прикрыли, а то я разрываюсь на части, вопросов много… Спасибо большое, друг Торим!

— Мы с Вами им должны за работу по тройному тарифу, — напомнил мне гном.

— Все оплатим, прямо после боя, скажете мне цифры и кому я должен выдать, а ещё лучше, если я дам денег Вам.

Между тем враг выстраивался в атакующие колонны. И если в первый день мы получили атаку всего с несколькими лестницами, потом мне удалось запас лестниц сжечь, то теперь я бы не взялся посчитать, сколько лестниц изготовил враг. Это были десятки и десятки, причем не случайных бытовых, а широких и мощных лестниц, построенных именно под нашу высоту стены.

Первые лестницы с грохотом ударились о камень стен. Десятки, сотни вражеских солдат полезли наверх, прикрываясь щитами.

— Лучники! Пли! — орал Гаскер на западном участке.

— Кипяток! Кипяток лей! — вторил ему Волагер на восточном.

Одновременно на всём протяжении стены случились сотни стычек. Мои бойцы держались с переменным успехом.

Солдаты армии Альшерио были закалёнными в боях ветеранами, тут ничего не изменилось. Зато моё воинство обросло доспехами, как поднятыми из хранилищ и подогнанными, так и вновь создаваемыми. Причём не только гномы работали на этом поприще, тут старались все мастера города.

У моих воинов теперь были щиты, было больше оружия, но главное, они хотя бы как-то умели это оружие применять.

Воздух наполнился свистом стрел, криками атакующих и воплями тех, на кого попала кипящая вода.

Ополченцы дрались отчаянно и, что меня порадовало, технично. Они были слабее профессиональных солдат Альшерио Гроцци, хуже вооружены, но обучение дало какой-то эффект. Они если бились, то втроём, прикрывались щитами и не тешили себя иллюзиями, что могут победить в честной схватке.

Но стену не продавили, защитники стены всё ещё стояли.

Альшерио предпринял атаку сразу в десятке мест, он был как игрок в рулетку, который делает множество ставок, терпеливо ожидая, что сыграет хотя бы одна.

То есть, если на каком-то участке прорыв получится организовать, там бойцы закрепятся, и он перенаправит войска туда.

— Гришейк, ты нужен на восточном участке, там что-то жарковато.

— Есть! Выходим.

Отряд орков, словно единый организм, сорвался с участка у ворот и помчался по широкой стене. Через некоторое время на головы атакующих посыпался смертоносный град тяжёлых гномьих стрел. Орки стреляли не спеша, методично, выцеливая каждого врага.

Их стрельба внесла сумятицу в ряды нападавших и дала роте шесть драгоценную передышку.

Вообще, у меня все стояли статично, только орков я время от времени перемещал.

Но когда начались прорывы, гнал на нужный участок подкрепление.

Благодаря расчищенным по моему приказу улицам, отряды резерва не толпились в узких проходах, а быстро, слаженными колоннами, двинулись к угрожаемым участкам. Это была та самая мелочь, которая решает исход битвы.

— Пеконимо, неподалёку от вас кризис, латники прорвались, прошу ограниченной помощи.

Пожилой Пеконимо и молодой Анааракс, городские маги, начали плести заклинания, и с их рук сорвались огненные шары, которые ещё и умели летать по дуге, врезавшись в толпу врагов на лестницах.

За магами двинулись и сторонники Маданы. Они не метали молнии. Они начали тихо и жутко петь, на ходу формируя ведьминский круг и подпитывая колдунов.

За эти дни Мадана забрала под своё начало всех, у кого был магический талант, в том числе и не из своей секты, увеличив количество «доноров» до шестидесяти шести.

Тем временем на многих участках враг откатился, не прорвавшись на стену, однако начал выкатываться и главный аргумент — огромный, окованный железом таран. Таран пережил существенную модернизацию и в этот раз им управляли по меньшей мере четыре десятка человек.

— Ну, давайте, ублюдки, — пробормотал я. — Попробуйте.

Орки были на позициях у ворот, однако теперь они не спешили бессмысленно тратить стрелы, в том числе и зажигательные, пока враг не откроется.

Таран тем временем добрался до ворот, однако перед воротами действительно была вырыта большая безобразная яма и таран ушёл в неё.

Пехота, управляющая тараном, хотя тут бы больше подошло выражение «тащить как упирающегося бычка», смогла дотолкать таран до самих ворот.

Однако таран оказался наклонённым к своей филейной части, к корме и бревно под действием силы тяжести тяготело назад.

Пехота начала долбить ворота и получалось очень впечатляюще.

Пару пехотинцев в азарте вышли за пределы защитной крыши тарана и их тут же расстреляли со стены орки, которые очень внимательно и в этот раз хладнокровно наблюдали за манипуляциями тарана.

Однако сам факт того, что таран добрался до ворот, послужил поводом для переброски к нему сразу двух рот противника. Они проследовали, прикрывшись щитами от орочьих стрел, чтобы помочь пробивать ворота, и чтобы ворваться в город, если ворота падут.

Если.

Александр Македонский написал длинное и угрожающее письмо Спарте, требуя, чтобы они сдались, потому что если он победит и захватит город…

Спартанцы были родоначальниками лаконичности, они ответили письмом, в котором было только одно слово — «если».

…

Если прорвутся тут, то мне придётся туго. Я, конечно, подвёл к воротам две роты ополчения, но не был уверен, что они удержат атаку.

Я перевёл внимание на башню у ворот. Там у меня оставался Фаэн. Эльф работал без устали. Его стрелы проникали сквозь небольшие щели между щитами подоспевшей пехоты, и он без устали пускал стрелу за стрелой. Его стрелы находили себе цель и разили её, судя по тому, что время от времени какие-то щиты резко проседали вниз, а значит, Фаэн смог достать их владельца.

При этом сам эльф двигался с кошачьей грацией плавными движениями, прыгая по зубцам и бойницам, как белочка.

Однако в какой-то момент, увлёкшись, он слишком сильно перегнулся через зубец, чтобы сделать выстрел, и потерял равновесие.

Я увидел, как его фигура качнулась и начала падать со стены. Но несколько мощных орочьих рук в грубых кожаных наручах схватили его за шиворот и рывком втащили обратно. Это были орки из отряда Гришейка, оказавшиеся рядом.

— Ты куда, ушастый⁈ — прорычал один из них, встряхивая эльфа, как мешок с картошкой. — Я знал, что эльфы ошалевшие, но ты просто король идиотов! Сдохнуть захотел⁈

Фаэн, ничуть не смутившись, отряхнулся, нагло ухмыльнулся и ответил:

— Благодарю за помощь, любезные. А теперь, если не возражаете, я продолжу.

Он снова припал к бойнице, а орки, что-то ворча себе под нос про психически больных эльфов, вернулись к своей стрельбе.

Бой кипел, и раненые не заставляли себя ждать.

Их спускали со стен и несли к Привратной площади, где под навесом одного из складов был развернут полевой госпиталь. Картина там являлась не менее напряжённой, чем на стенах. Городские врачи и их помощники сновали между стонущими ополченцами, промывая раны и накладывая повязки. А рядом с ними, уже не вызывая суеверный ужас, работали сектанты Маданы.

Я видел, как к молодому ополченцу с глубокой раной в плече, которому врач тщетно пытался остановить кровь, подошла одна из последовательниц Гульбега. Она положила свои ладони на рану и зашептала что-то на своем гортанном языке. От её рук пошло слабое, болезненное зеленоватое свечение. Парень вскрикнул, но не от боли, а от страха. Но уже через мгновение кровь перестала течь, а края раны начали медленно стягиваться прямо на глазах.

— Гульбег забирает твою боль, — тихо прокомментировала она.

Рядом лежали другие раненые, и их отношение к жутким целителям менялось. Страх уступал место надежде, а затем и благодарности. Пугающая, чуждая магия спасала жизни, и это было важнее любых предрассудков.

Тем временем враг решил захватить Западную башню.

Её и прилегающий участок стены защищали гномы. Суровые, немногословные бородачи под командованием своего старейшины, которого я поставил во главе, были воплощением надёжности. Враг, видимо, решил, что низкорослые защитники — лёгкая цель. Несколько сотен пехотинцев с лестницами наперевес, прикрываясь большими щитами от стрел, ринулись к стене.

Я наблюдал за ними через Рой, чувствуя спокойную уверенность гномов. Они не суетились. Их арбалетчики методично, словно на учениях, выбирали цели и посылали тяжёлые болты в ряды наступающих. Щиты трещали, враги падали, но напор не ослабевал. Они были уже в паре десятков метров от стены, когда гномий командир прорычал одно-единственное слово:

— Жги!

По его команде гномы, стоявшие наготове у бойниц, поднесли факелы к заранее подготовленным шарам из просмоленных тряпок и сбросили их вниз. Десятки огненных комет упали со стены в сухой камыш, кусты и траву за пределами стены.

Эту территорию никто не возделывал, тут было слишком болотистый грунт для сельского хозяйства, тут не строили домов и не пасли скот, так что местность поросла колючим кустарником и травами.

С одной стороны, это позволило влагам прорваться почти в упор, а с другой — сейчас всё это счастье начало гореть.

Вражеские солдаты, обнаружив, что пройти мимо башни нельзя, что гномы не дают им взобраться на стену у башни, сохраняя дисциплину и порядки, стали отступать.

Гномьи арбалеты щедро собирали смертельную жатву и всё же это нападение никак нельзя было назвать разгромом.

— Отличная работа, — пробормотал я себе под нос. Гномы были предсказуемы в своей эффективности.

Тем временем все усилия тарана пробить ворота не увенчались успехом, наклон тарана был слишком силён.

Удары были, однако «Плащ тролля» держал удар, а пехота, управляющая тараном с громадным весом, очень быстро уставала.

Не успел дым над Западной башней рассеяться, как враг предпринял новую попытку на противоположном конце, у Восточной башни. Там оборону держали орки под предводительством Раа, родственника старейшины Урзула. И если гномы были скалой, то орки — диким, непредсказуемым пламенем.

Альшерио, видимо, решил, что дикари не смогут организовать грамотную оборону. На этот раз атака была более массированной. Враги несли не только лестницы, но и тяжёлое бревно, то, что сняли с тарана накануне, которым не смогли пробит ворота во второе нападение.

Орки-лучники на стене стреляли редко и как будто нехотя, позволяя противнику подойти вплотную. Я видел, как вражеский офицер воодушевлённо машет мечом, уверенный в лёгкой победе.

Лестницы с грохотом прислонились к стене. Десятки вражеских солдат полезли наверх, предвкушая резню. Орки на стене словно испарились, попрятавшись за зубцами. Первые нападавшие уже переваливались через край стены, когда мрачный, молчаливый, как палач орк Раа издал гортанный, леденящий кровь рёв.

И тут начался ад.

Из укрытий, из-за каждого выступа, из самой башни выскочили орки. Они не стали держать строй. Они ринулись на врага с яростью берсерков. В узком пространстве на стене и в самой башне закипела жестокая, кровавая свалка. Тяжёлые орочьи тесаки и топоры с хрустом проламывали шлемы и доспехи. Это была не битва, а бойня. Враги, не ожидавшие такого свирепого отпора в замкнутом пространстве, дрогнули. Тех, кто был на стене, орки просто сбрасывали вниз. Тех, кто пытался прорваться в башню, встречали секирами в узких дверных проёмах. Через пару минут паническое бегство стало повальным. Враги скатывались с лестниц, бросали бревно тарана и в ужасе неслись прочь, преследуемые насмешливым улюлюканьем орков.

Первая атака захлебнулась.

День тянулся, как расплавленная смола. Альшерио понял, что блицкрига не вышло, и перешёл к тактике измора. Мелкие отряды постоянно атаковали разные участки стены, не давая защитникам передышки. Град стрел то и дело осыпал наши позиции. Но расчёт врага не оправдался. Благодаря Рою я видел, какой отряд устал, кому требуется подкрепление. Городская логистика, которую мы наладили, работала как часы.

Работал госпиталь, работали полевые кухни, развёрнутые в безопасных местах, которые поставляли на передовую горячую похлёбку и воду. Уставшие роты ополчения отводились в тыл на отдых, а на их место заступали свежие силы из резерва. Я дирижировал этой симфонией войны, и пока что мы играли её без единой фальшивой ноты.

Солнце шло к зениту, превратив каменные стены Каптье в раскалённую сковороду. Уже несколько часов подряд волны атакующих, одетых в алые и чёрные цвета лорда Гроцци, бились о наши укрепления, словно разъяренный прибой. Воздух был густым и тяжёлым, пропитанным запахом пота, крови, страха и горелого камня. Грохот осадного тарана, рёв сотен глоток, свист стрел и вопли раненых слились в единую, оглушающую какофонию войны.

Я стоял на стене. Мой дар, Рой, был активен на пределе возможностей. Я не просто видел поле боя, я чувствовал его. Я был каждым ополченцем на стене, ощущая, как дрожат его руки от напряжения. Я был каждым орком-лучником, выцеливающим очередного врага. Я был каждым гномом, что чинит сейчас повреждённые доспехи, чтобы прямо во время боя вернуть защиту ополченцу, починить щит, заменить сломанное копьё.

Это море колышущихся тел, это переплетение сотен воль и судеб было моим единым организмом, и я, его мозг, отчаянно пытался удержать его в целости.

Враг был силён и решителен. Альшерио Гроцци бросил в бой всё, что у него было. Его латники, словно железные жуки, снова и снова подкатывали к стенам штурмовые лестницы. Его лёгкая пехота, наёмники, дикая и разношёрстная толпа, лезли напролом, неся потери, но не считаясь с ними.

Но что-то изменилось. Я почувствовал это сначала на интуитивном уровне, а потом увидел подтверждение глазами Роя. Атаки стали терять свой первоначальный напор. Они всё ещё были яростными, но в них уже не было той слаженности и неумолимости. Солдаты Гроцци устали. Они выдохлись. Часы бесплодного штурма под палящим солнцем истощили их силы и, что важнее, их боевой дух. Лестницы теперь ставили реже, а те, что ставили, наши защитники сбрасывали с возросшей уверенностью.

Мой взгляд, усиленный магией, скользнул вдоль стены. Я снова и снова возвращался к одной точке, которая не давала мне покоя с самого начала штурма. Высокий одинокий пустующий дом, который Осмер, один из моих разведчиков, обнаружил накануне.

Идеальный плацдарм для прорыва. Я ждал, что враг воспользуется им, стянул туда резервный отряд, но… ничего. Дом стоял пустым. Альшерио либо не заметил этой возможности, либо, что более вероятно, приберёг. Эта неиспользованная угроза беспокоила меня больше, чем сам штурм.

И вот настал переломный момент. Таран, который с упорством дятла долбил наши ворота и сделал на ней три десятка глубоких вмятин, наконец-то вдруг замер. Очередная волна атакующих, докатившись до стен, отхлынула назад, не дождавшись подкрепления.

Над полем боя пронёсся протяжный, тоскливый звук рога. Сигнал к отходу.

Враг, понеся серьёзные потери и не добившись успеха ни на одном из участков, отступил, унося раненых и оставляя у подножия стен десятки трупов.

Единственное, что они сделали — это утащили таран. Скрежет колёс символизировал окончание сражения.

Защитники Каптье, измотанные, но воодушевлённые, провожали их усталыми, но победными криками.

Мы выстояли.

Я переместился к башням на воротах и поблагодарил орков, надеясь так же пожать руку Фаэну, но эльф куда-то пропал.

Он не был прикреплён ни к одной роте, потому что дисциплина не была его сильной стороной.

Стоял в центре стены над главными воротами, и ощущал, как по моим венам вместо крови течёт холодное спокойствие. Способность Рой была активной, превращая меня в нервный центр всей обороны.

Я не просто видел, я чувствовал каждого ополченца на стене. Я ощущал учащённый пульс молодого парня из гильдии кожевников, стискивающего арбалет влажными от пота руками. Я чувствовал глухую боль в старом колене ветерана-стражника, стоявшего на своём посту уже не первый десяток лет. Я ощущал мрачную решимость гномов и дикий, предвкушающий бой азарт орков. Весь город, вся его оборона были единым организмом, а я был его мозгом.