В субботу 1-го февраля многие отдыхающие санатория «Учительский», направляясь в столовую на обед, могли наблюдать за 4-м спальным корпусом очень странную картину. Три хоккеиста горьковского «Торпедо» с клюшками в руках ожесточённо обстреливали шайбами старый списанный матрас, который кто-то предусмотрительно приколотил к деревянному щиту. Однако даже ватное наполнение матраса мало смягчало звуки хлопков от прилетающих в него маленьких чёрных резиновых дисков. «Бум! Бум! Бум!» — слышалось в радиусе пятидесяти метров. Поэтому не проходило и минуты, как за моей спиной и спинами Володи Ковина и Саши Скворцова появлялись новые любопытные зрители.
— Это зачем же вы портите хорошую вещь? — спросил нас очередной отдыхающий в санатории пенсионер.
— Хорошие вещи в магазине на полке лежат, товарищ, — усмехнулся я.
И тут же практически без пауз 4-е лежавшие в ряд на утоптанном снегу шайбы, одну за другой чётким кистевым броском направил в левый верхний угол предполагаемых хоккейных ворот. «Бум, бум, бум, бум», — разнеслось по территории санатория.
— Ловко, только матрас жалко, — крякнул пенсионер.
— А когда сборная СССР по хоккею побеждает всех и вся, вам не жалко? — улыбнулся я. — Вот так, товарищ, и куётся хоккейное золото.
— Круто куётся, — буркнул Скворцов, заняв моё место в десяти метрах от деревянного щита.
— Делайте что хотите, — отмахнулся пенсионер и пошагал дальше в столовую.
— Хорошо поставленный кистевой бросок — это, парни, наш хлеб с маслом, а так же с красной и даже чёрной икрой, — сказал я, подмигнув Ковину и Скворцову.
— Поговаривают, что в «Бинокоре» тебе предлагали тысячу рублей в месяц? — спросил меня Володя Ковин, когда его товарищ принялся метать шайбы по предполагаемым воротам. Правда, они полетели не в нарисованную чёрным углём «девятку», а ближе к центру щита. В то самое место, которое по идее должен перекрывать вратарь своим телом.
— Теперь-то чего уже об этом говорить? — пробурчал я.
— Но всё-таки? — спросил уже Саша Скворцов, который из десяти шайб в «девятку» послал только две.
— За четыре оставшиеся месяца чемпионата 2-ой лиги мне предлагали сумму равную автомобилю «Волга» 24-й модели и квартире в Москве, — ответил я, припомнив слова Валентина Сыча.
— Обалдеть, — пролепетали оба моих крайних нападающих.
— И ты от этого отказался? — растерянно произнёс Ковин, почесав затылок.
— В марте этого года мне исполнится уже 29 лет, — пожал я плечами. — Поэтому у меня остался последний шанс, чтобы пробиться в сборную страны и попасть в следующем 76-ом году на Олимпиаду в Инсбруке, на чемпионат Мира в Катовице и на Кубок Канады в Северную Америку.
— Какой Кубок Канады? — снова спросил Володя. — Я что-то про него ничего не слышал.
— Вова, много текста, давай на точку, — проворчал я, пихнув паренька в плечо.
— А всё же, что за Кубок Канады? — буркнул Скворцов, когда его товарищ пошёл собирать шайбы для новой серии бросков по старому ватному матрасу.
— Кубок Канады — это лучший хоккейный турнир в Мире, — ответил я. — Все самые сильнейшие хоккеисты Швеции и Чехословакии примут в нём участие. А так же сборная Канады в составе с такими мастерами, как Ги Лапуэнт, Бобби Орр, Серж Савар, Фил Эспозито, Бобби Халл и Билл Барбер. Плюс легендарный тренер сборной Канады Скотти Боумэн. И мы этим ребятам должны вставить по первое число.
— А что потом? — хитро улыбнулся Саша Скворцов.
— Потом можно будет повесить коньки на гвоздь и засесть за написание мемуаров, — хмыкнул я, мысленно добавив про переезд в Штаты и про новую карьеру в НХЛ. Какой-нибудь клуб попроще я и в 30 лет мог бы спокойно потянуть. — Поэтому, мужики, ташкентский «Бинокор» со своими деньгами меня не заинтересовал.
— Допустим, тебя-то возьмут, а кто возьмёт нас? — недовольно проворчал Ковин, расставив десять шайб в ряд.
— Если не поставите себе сильный, чёткий и меткий кистевой бросок, то конечно никуда не возьмут, — прорычал я.
После чего сам подошёл к шайбам, и первые пять всадил в правую «девятку», а вторые пять в левый верхний угол предполагаемых хоккейных ворот.
— Учитесь, студенты, — улыбнулся я. — Ладушки, я на обед. А вам ещё по три подхода, мазилы.
— Ой-ой-ой, сам-то вчера в концовке «дурака» забил, — обиженно произнёс Скворцов.
— Чтоб залетали «дураки», нужно смело бить с руки, — загоготал я и пошагал в спальный корпус.
«Повезло вчера, нечего сказать, — подумалось мне. — Однако шаман Волков, разбудив злой дух Вендиго, как раз о везении и говорил, которое закончится к маю. Поэтому тренироваться надо ещё усердней и думать, как мне этот злой дух угомонить. Сам он вряд ли развеется в воздухе».
В столовой, что размещалась на втором этаже отдельного корпуса, пахло борщом и отварными котлетами. Стоило признать, что кормили в этом санатории неплохо. Возможно местные повара, если и приворовывали некоторые продукты, то делали это в разумных пределах, и на качестве самой пищи такая «экономия» не сказывалась. Кроме того большие панорамные окна, белые скатерти и чистый паркетный пол создавали хорошее настроение и делали данное заведение чем-то похожим на уютную загородную дачу. Словно ты выбрался из грязного и суетного города и, сбросив с себя все тревоги, окунулся в спокойную и размеренную жизнь.
— Присяду? — спросил старший тренер Валерий Шилов, подойдя к моему столику с полным подносом обеденных блюд.
После вчерашней игры, которую мы еле-еле выиграли у аутсайдера чемпионата со счётом 6:5, Валерий Васильевич был сам не свой. Во-первых, слишком доверился хоккеистам, а они его подвели. Во-вторых, потерял нити игры и в самый ответственный момент матча отдал всё на откуп команде. Дескать играйте как знаете, а я гордо умываю руку. И в-третьих, он несколько раз повторял, что второй старший тренер ему не нужен, а оказалось, что без второго старшего тренера он как раз и не справляется.
Я окинул взглядом просторный зал столовой, где хватало свободных мест, но, кивнув головой, присесть нашему наставнику разрешил. Мне почему-то сегодня меньше всего хотелось общаться именно с Валерием Шиловым.
— Я тут посмотрел протокол вчерашнего матча, — смущенно произнёс он, расставляя тарелки на столе, — у тебя три заброшенные шайбы и две результативные передачи. Итого выходит, что всего за три игры на твоём счету уже 8 шайб и 3 передачи. Это что же будет дальше?
— Дальше, Валерий Васильевич, будет больше, — усмехнулся я. — У нас во вторник матч с «Крыльями» и надо бы разработать чёткий план на игру. У них сейчас результат делают две очень приличные тройки нападения: Лебедев — Анисин — Бодунов и Маслов — Расько — Капустин. Я могу вставать на вбрасывание каждый раз, когда эти парни будут на площадке.
— Не понял? — опешил товарищ тренер.
— Да всё очень просто, я выйду на точку, выиграю шайбу и тут же сменюсь, — улыбнулся я и залпом выпил полстакана жидковатой сметаны. — Во-первых, запутаем старшего тренера Кулагина. А во-вторых, заставим лучших игроков команды соперника, как следует побегать и попотеть, прежде чем они полезут на наши ворота.
— Кхе-кхе, — закашлялся Валерий Шилов, — не знаю, не знаю. В общем, я подумаю. Ты мне лучше, Иван, вот что скажи — Коноваленко сможет вернуться на прежний уровень или нет?
— В этом нет никаких сомнений, — уверенно произнёс я, хотя сам подумал, что хрен его знает, у Сергеича ещё немерено работы, чтобы обрести прежний игровой тонус. — Приятного аппетита, — сказал я, встав из-за стола.
— Подожди, — буркнул Шилов. — У меня два объявления. Завтра после дневной тренировки я хочу организовать здесь на природе шашлык для команды, а так же жён и подруг хоккеистов. Чтобы мы все пообщались в неформальной обстановке. И ещё мне звонили из местной горьковской газеты. У тебя хотят взять интервью, — тяжело вздохнул старший тренер.
— Шашлык — это хорошо, интервью — это плохо, — сказал я, присев обратно. — Что я могу рассказать? Как работал на заготовке древесины? Как косил траву, сплавлял лес, как с лесопилки однажды тащил раненного работягу и он умер от потери крови на моих руках. Могу поведать, как один сиделец перебегал по брёвнам реку, кувыркнулся в воду и больше его никто не видел. Я год ни за что ни про что прожил в параллельном мире. И в этом мире ни социализм, ни коммунизм не строят, — прошептал я. — Там утром вкалывают, вечером до тупости бухают, а ночью умирают.
— У нас ни за что не сажают, — обиделся Валерий Шилов.
— Хорошо, дам я интервью, расскажу о чемпионате и планах на будущее, — кивнул я и пошагал на выход. Ибо сегодня мне предстояло ещё одно индивидуальное хоккейное занятие с вратарём Виктором Коноваленко.
На стадион Автозавода, где теперь наша ледовая дружина не только тренировалась, но и проводила домашние матчи, Виктор Сергеевич вышел полный решимости доказать мне и прежде всего себе, что его рано списали на пенсию. Как раз закончилась тренировка ребятишек среднего школьного возраста, и поэтому с десяток любопытных глаза уставилось на легендарного советского вратаря, когда я приступил к первой серии броском от синей линии.
Расстояние от синей линии до ворот на нашей площадке ровнялось примерно 17-и с половиной метрам. Дистанция достаточная, чтобы квалифицированный голкипер отбил любой даже самый мощный щелчок. Поэтому я подкатился к выложенным в ряд шайбам без всякой задней мысли и принялся их метать с той силой, на которую был в принципе способен. И первая же шайба влетела в сетку ворот. Затем один бросок Коноваленко отбил, рухнув на колени, но после, не успев встать на коньки, пропустил сразу две шайбы.
— Поаккуратней, — пророкотал он. — Не на чемпионате Мира играешь.
— Извини, замечтался, — буркнул я и метнул следующий дискообразный хоккейный снаряд точно в левую девятку.
А Виктор Сергеевич, попытавшись отбить бросок плечом, мало того что пропустил шайбу, так вновь неловко завалился на бок. Пацаны, выглядывающие из-за бортика, смущённо зашептались. В их понимании легенда советского хоккея такой выстрел должна брать намертво. «Чёрт, я так Сергеичу всю самооценку укокошу», — выругался я про себя и следующие три шайбы бросил в половину своей реальной силы. И их Коноваленко отбил уверенно и легко. После чего на его лице заиграла довольная улыбка.
— Давай буллиты! — азартно выкрикнул он и шайбы, валявшиеся около ворот, принялся вратарской клюшкой отбрасывать в мою сторону.
— А может, лучше поработаем в зале над общей физической подготовкой? — предложил я, предчувствуя, что сейчас набросаю полную авоську.
— Успеем в зал! — хохотнул Виктор Сергеевич.
«Ну как скажешь, дорогой», — пробурчал я про себя и пошёл от синей линии на ворота бывшего голкипера сборной, перекидывая шайбу с одной стороны крюка клюшки на другой. И не доезжая пяти метров, метко бросил над правым щитком. Шайба нырнула в стеку, а пацаны около бортика закричали: «Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич!».
Ещё совсем недавно Коноваленко тренировал эту возрастную группу, вот парни и решили поддержать своего наставника. Однако второй буллит, а затем и третий я уверенно забил. И лишь пробивая четвёртый штрафной бросок, я своему друг подыграл, метнул шайбу точно в живот.
— Дааа! — радостно закричали парни.
— Есть ещё порох в пороховом погребе! — загоготал Виктор Сергеевич. — Давай ещё!
«Ещё, так ещё», — усмехнулся я про себя, но решил, что каждый серьёзный бросок, буду чередовать с простым бесхитростным выстрелом либо в щитки, либо в тело голкипера. Поэтому через десять минут Коноваленко ликовал, так как отбил ровно половину буллитов. Всё что я исполнил как во время реального хоккейного поединка, это всё благополучно попало в сетку.
— Как считаешь, смогу я во вторник сыграть против «Крыльев»? — спросил он и, сняв вратарский шлем, вытер полотенцем мокрое от пота лицо.
— Не гони лошадей, Сергеич, — проворчал я. — «Крылья» сейчас на хорошем ходу. И чует моё сердце, устроят они нам «Варфоломеевскую ночь» на льду.
— В смысле ночь? Мы же вечером играем? — удивился Коноваленко.
— В том смысле, что в составе Кулагинской дружины есть несколько мастеров высокого международного класса, которые нам попортят много крови. Рано тебе в такую мясорубку встревать.
— Это мы завтра на общекомандной тренировке посмотрим, кому рано, а кому нет, — упрямо прорычал Виктор Сергеевич. — Давай серию бросков с десяти метров. Сейчас увидишь, что такое настоящий вратарский класс.
— Учти, не я это предложил, — криво усмехнулся я.
В буфете этого автозаводского стадиона бывший голкипер сборной СССР сидел мрачнее тучи. Из двадцати шайб, пущенных мной с десяти метров, он отбил только три штуки. И те в самом конце серии, когда я решил сбавить обороты и не бросать, как бросал бы по воротам сборной Канады.
— Зря я ввязался в это гиблое дело, — пророкотал Коноваленко. — Ты же меня расстрелял как мальчишку. И тело я своё совсем не чувствую: руки — деревянные, ноги — деревянные.
— Без паники, Сергеич, — похлопал я друга по плечу. — Мы только в начале пути. Поэтому про «Крылья Советов» пока забудь. Сейчас войдёшь в тренировочный ритм, во время двухсторонок вспомнишь свою вратарскую молодость. Даже играя в половину своих былых возможностей, ты лучше, чем Шутов и Котомкин.
— Правда? — посмотрел на меня детскими наивными глазами бывший голкипер сборной.
— Даже не сомневайся, — улыбнулся я. — Кстати, завтра Шилов после тренировки устраивает для хоккеистов, а так же их жён и подруг шашлык на природе и прочие радости жизни. Супруге сообщи. И ещё, — смущённо буркнул я, — дашь на вечер свой «сиреневый кадиллак»?
— «Волгу» что ли?
— Да, хочу вечером съездить в сормовский ДК, — закивал я головой. — Там сегодня вечер танцев. Войду туда с красной повязкой на рукаве под видом народного дружинника. Хочу под шумок кое-что проверить. А вдруг тот парень просто хотел девчонок попугать? Вдруг мы не там ищем?
— Тогда я тоже иду с тобой, — рыкнул Коноваленко.
— Молодец. Узнаю брата Колю, — загоготал я.
— Какого Колю?
— Это Ильф и Петров, Сергеич, в общем, забей, — я встал из-за стола. — Вечером в дом отдыха заезжай за мной ровно в восемь. Приведу себя в порядок, побреюсь. Давненько не был на танцах. Ха-ха.
— Постой, а что мне сказать жене? — спросил Виктор Сергеевич, схватив меня за рукав.
— Как что? — улыбнулся я. — Социалистическая законность в опасности. Кто если не мы, влившись в стройные ряды добровольной народной дружины, ударим по хулиганству в общественных местах и уличной преступности?
— И то верно, — усмехнулся бывший вратарь сборной СССР.
В ДК Сормовского завода мы приехали примерно к 9-и часам вечера. Наряженные в американские джинсы, заграничные джемперы и пахнущие дорогим одеколоном, мы не очень походили на сотрудников добровольной дружины. Но красные повязки, которые я, Коноваленко и примкнувшие к нам Ковин и Скворцов позаимствовали в ДК дома отдыха «Учитель», сделали своё дело. Когда к нам на входе прицепилась бдительная бабушка вахтёрша, я показал корочки мастера спорта и с большим пафосом произнёс:
— Свои, гражданочка. Мы патруль народной дружины. В наше спортивное общество «Торпедо» в последнее время участились жалобы на то, что здесь у вас хулиганствующие элементы не дают культурно отдыхать.
— Никакого продыху от хулиганья не стало, — обрадовалась бабуля.
— Значит, будем искоренять на корню родимые пятна проклятого капитализма, — кивнул я и, нагло без билета протиснувшись в гардероб, указав на своих одноклубников, прорычал. — Это со мной.
Тем временем громкая музыка из рекреации, которая находилась на входе в актовый зал, уже вовсю разносилась по коридорам дворца. Ковин, Скворцов и Виктор Сергеевич в заграничных чёрных очках, напоминая шпиона из советского кино, чтобы его случайно никто не узнал, вошли следом внутрь этого храма культуры.
— Мне ещё потребуются ключи от хозяйственных помещений, — буркнул я как бы невзначай.
— Это ещё зачем? — вдруг насторожилась вахтёрша.
— По сигналу бдительных граждан будем искать, спрятанные здесь, американские таблетки, которые затуманивают ум, честь и совесть советской молодёжи, — соврал я, придумав эту уважительную причину на ходу.
— Свят-свят, — прошептала бабуля и побежала в коморку сторожа.
— Засыпемся, — пискнул Саша Скворцов. — На кой тебе эти ключи? Ещё сообщать руководству.
— Сидели бы в пансионате, чё попёрлись следом? — прошептал я.
— А чё там делать-то, когда молоденькие лыжницы уехали на соревнование? С бабушками плясать под аккордеон? — пробурчал Скворцов.
— Тогда сделай лицо посуровей и представь, что ты глух и нем, — усмехнулся я и тут же нахмурился.
Так как прибежала бабуля и вручила мне связку ключей сразу от нескольких кабинетов.
— Что творят ироды, американские таблетки прячут, — с жаром зашептала она. — Мы раньше такими не были.
— Это во всём телевизор виноват и американская музыка, — хмыкнул я. — Я, кстати, тоже таким не был.
И тут как по заказу зазвучала американская группа «The Animals» со своим хитом «Дом восходящего солнца». И под этот нагловатый и хрипловатый вокал Эрика Бёрдона, который исполнял грустную песню о доме в Новом Орлеане, где со стаканом в руке прожигал жизнь некий бродяга, мы пошли на благое дело. Я почему-то именно сейчас почувствовал, что где-то здесь находится либо алтарь, либо ещё какая-нибудь оккультная зараза. Ибо просто так в абы кого злой дух Вендиго не вселился.