Тафгай. Том 10

Глава 17

Конспиративную хату председателя КГБ Юрия Андропова я узнал сразу, как только переступил порог этой необычной квартиры в самом центре Москвы. В чём была необычность данной жилплощади? Здесь не варили борщи, здесь не звучал детский смех, сюда тайком не приводили любовниц, в этих трёхкомнатных апартаментах всё было заточено для ответственной оперативной работы. Ну и главное сюда привозили товарищей навроде меня, которых куда-то на дачу везти слишком далеко, а вызывать в свой рабочий кабинет и опасно, и неприлично.

Это только со стороны могло показаться, что кремлёвская элита представляла собой монолит, голосующий везде и всегда единогласно. В реальности вокруг стареющего Брежнева постоянно шла ожесточённая борьба за власть и влияние. С одной стороны к власти рвался, потерявший разум на цитатах Маркса, Энгельса и Ленина, товарищ Михаил Суслов. С другой министр МВД и друг генерального секретаря Николай Щёлоков. И именно Николая Анисимовича товарищ Андропов, который тоже метил в генсеки, считал своим личным врагом.

Кстати, фигура Щёлокова в деле развала Советского союза крайне недооценена. Недалёкий умом обыватель, который не способен выстраивать элементарные логические цепочки, привык считать врагом и предателем государства любого, кто громогласно через книги и статьи критикует власть. Однако настоящий враг, если он не идиот, никогда не встанет в оппозицию. Наоборот: настоящий враг — это первейший патриот существующего порядка. Потому что под личиной самого главного патриота проще всего воровать и грабить народное добро. Точно так развалилась Российская империя, когда её на военных поставках обобрали родственники Николая Второго, доведя бойцов на фронте до белого каления. Это уже потом большевики умело воспользовались народным гневом.

Вот и Николай Щёлоков умел выстраивать коррупционные схемы не хуже любого из светлейших князей. Именно при нём буйным цветом расцвели цеховики и спекулянты разного калибра и мастей. А такие мудрёные комбинации наподобие всесоюзной спекуляции икрой или хлопком без Щёлокова просто бы не появились на свет. Николай Анисимович ещё в Великую Отечественную войну, будучи зам начальника по тылу, знал, как правильно выстраиваются подобные снабженческие связи.

Но больнее всего для страны обошлось массовое и организованное создание молодёжных банд. Причём официально это делалось с благой целью, чтобы оторвать ребят от тлетворного влияния улицы, привить им любовь к спорту и подготовить к службе в армии, как в рекламно-художественном фильме «Признать виновным». Сначала в ЖЭК приходил участковый или инспектор уголовного розыска и говорил, что в таком-то подвале будет организован спортивный зал, и что данный вопрос согласован в Горисполкоме. Затем силами ребят разгребался мусор, а так же делалась покраска и побелка. А потом на профсоюзные деньги для зала приобретался боксёрский мешок, боксёрские перчатки, спортивные маты, гири, гантели и штанги.

Таким образом Щёлоков по щелчку пальцев получил молодёжные боевые бригады по всей стране. И эти бригады были на многое способны. Во-первых, они держали в узде теневых цеховиков и спекулянтов, а во-вторых, по приказу сверху легко могли устроить беспорядки и заставить местные власти раскошелиться на дополнительные премии и надбавки сотрудникам милиции. Естественно рядовые бойцы молодёжных банд о том, что работают на товарища Щёлокова, никакого понятия не имели.

Сам ли Щёлоков придумал организовать уличные банды или эту идею ему кто-то подсказал. Но факт остаётся фактом — юные бандиты из 70-х годов к концу 80-х заматереют, срастутся с реальным криминалом и ввергнут страну в хаос, в анархию и в массовые беспорядки, которые сделают развал СССР неизбежным. Нечто подобное в марте 1917 года провернула английская разведка, которая убедила Керенского выпустить на волю 90 тысяч заключённых. И уже с апреля по август в Петербурге количество краж, убийств и разбойных нападений увеличилось в 7 раз, и закончилось такая бандитская вольница крахом империи.

Конечно же, Юрий Андропов про тёмные делишки своего соратника по партии Николая Щелокова отлично знал. Знал он и про узбекский хлопок, и про дальневосточную икру и про якутские алмазы. Андропов только одного не понимал — как обуздать слишком деятельного министра МВД? Тем более товарищ Щёлоков, сведя с Галиной Брежневой своего подчинённого Юрия Чурбанова, имел прекрасный щит от всех подковёрных нападок и интриг. И теперь зять генерального секретаря, товарищ Чурбанов, своим «честным словом» перебивал любые доказательства в коррупции, поступавшие от председателя КГБ.

— Здравствуй, Иван, — по-деловому кивнул Юрий Владимирович, когда я вошёл в гостиную, в которой чуть больше года назад один раз уже побывал. За это время здесь мало что изменилось. Разве только добавилось разных папок и бумаг на столе председателя КГБ. — Извини, что вытащили тебя сразу после матча, но дело не терпит отлагательств, — сказал он, внимательно посмотрев на меня. — Ответь, пожалуйста, честно — кто помог тебе вернуться в большой спорт? Почему вдруг товарища Брежнева озаботила твоя персона?

— Может быть, ему позвонил председатель леспромхоза посёлка Вая? — буркнул я, сделав туповатое лицо. — А что? Я честно работал на лесоповале и лесопилке, перевыполнял план, слушал политинформации о загнивающем западе и о семимильных шагах, которыми мы куда-то движемся.

— Отвечай без этих твоих вечных выкрутасов, — пророкотал председатель КГБ. — У меня и без тебя дел по горло.

— Если без выкрутасов и без прочих шаманских мистических обрядов, то не знаю, — проворчал я, почувствовав, как от голода заурчало в животе. После матча я перекусил всего парочкой бутербродов, которые мой ненасытный желудок давным-давно переварил.

— А может быть, ты что-то пообещал людям товарища Щёлокова? — вперился в меня Андропов. — Ты пойми, сейчас в стране творятся нешуточные дела.

— В стране, где по периметру стоят красные флажки, по-иному и не бывает, — тихо буркнул я.

— Что ты сказал?

— Я говорю, кхе, и вечный бой, покой нам только снится, — выдавил я из себя скромную улыбку. — Товарищу Щёлокову и его людям я ничего не обещал.

— Тогда подписывай заявление от своего имени, что этим летом ты согласен перейти в московский ЦСКА.

Председатель КГБ протянул мне бумагу, на которой чёрными печатными буквами значилось, что я такой-то и такой-то даю своё добровольное согласие на перевод по окончании сезона 1974–1975 года из команды «Торпедо» Горький в ЦСКА Москва.

«Странно, что не в „Динамо“? — пробурчал я про себя, взяв в руки перьевую ручку. — Хотя как раз ничего странного и нет. По воспоминаниям Виктора Тихонова — летом 1977 года он возглавил ЦСКА как раз после приватного разговора с товарищем Юрием Андроповым. Ибо в апреле 1976 года „уснёт вечным сном“ маршал Гречко и Министерство обороны возглавит человек Андропова маршал Устинов. А хоккейный клуб „Динамо“ полностью перекочует под патронаж МВД и лично товарища Чурбанова, большого любителя хоккея и футбола. Возможно, и сейчас уже КГБ частично отдалилось от прославленного динамовского коллектива. Тот-то бело-голубые сами не свои. Неплохо вы, товарищ Андропов, просчитываете ситуацию — на несколько лет вперёд. И самое главное вы в курсе, что маршалу Гречко осталось жить чуть больше года. Веселуха и движуха в одном флаконе».

— Тебе что-то не понятно? — недовольно хмыкнул председатель КГБ.

— Документы, что мне обычно предлагают подписать, я привык изучать от и до, — невозмутимо пробурчал я и поставил под заявлением свою закорючку. — Вопрос можно?

— Если только один, — рыкнул Андропов и, взяв моё заявление, потряс им в воздухе, чтобы подпись засохла и после не размазалась.

— Вы меня сосватали в ЦСКА, чтобы отомстить товарищу Щёлокову, который слил писателю Солженицыну документы про ГУЛАГ, дабы опорочить ваше ведомство? — протараторил я.

— Знаешь, что мне всегда казалось странным? — загадочно улыбнулся Юрий Андропов. — Почему такой неглупый и сообразительный молодой человек, как ты, всего-навсего играет в хоккей?

— Намекаете на карьеру в партии? — удивился я. — Хорошо, после окончания хоккейной карьеры я обязательно обдумаю ваше предложение. А хотите совет, как на самом деле досадить министру МВД?

— Если только один, — криво усмехнулся Андропов.

— Напишите докладную товарищу Брежневу, что Николай Щёлоков и Юрий Чурбанов готовят государственный переворот. И ради этого они по всей стране переоборудовали подвальные помещения под спортивные залы, где под вывеской военно-патриотического воспитания молодёжи, готовятся боевые дружины для свержения советского строя, — прошептал я. — Вы представляете, что будет, если несколько сотен тысяч спортивных молодых ребят разом выйдет на улицы Москвы?

— Ты сейчас пошутил? — по лицу шефа КГБ на какую-то секунду пробежала тень растерянности и крайнего удивления.

— В каждой шутке непременно имеется и доля истины, — беззаботно улыбнулся я, словно речь шла о рыбалке или путешествии на шашлык. — А если серьёзно, то парни из подвалов лет через пять станут пострашнее сегодняшней шпаны и уголовников. Могу ехать на ужин? Аудиенция окончена?

— Да-да, тебя отвезут, — закивал с отрешённым видом Юрий Андропов.

Тем же вечером в ресторане «Россия» праздничная жизнь била ключом. И к тому моменту, когда я приехал от «Галины Борисовны» здесь уже мало ели, зато много выпивали и танцевали под музыку живого вокально-инструментального ансамбля. В том числе веселились и мои товарищи по горьковской команде. И некоторые ребята азартно и, со знанием основ танцевальной хореографии, отплясывали под знаменитую «Шизгару»:

She’s got it

Yeah, baby, she’s got it

I’m your Venus, I’m your fire

At your desire! — горланили наши советские музыканты, безбожно перевирая английские слова.

— Рассказывай всё по порядку: куда, чего, что? — протараторил старший тренер Валерий Шилов, усевшись за столик напротив меня. И судя по всему, наш наставник был крайне рад, что меня не отправили обратно в тайгу махать топором и работать пилой.

— Да, особенно и нечего рассказывать, — пожал я плечами, придвинув к себе тарелочку солянки. — Привезли в одно место, которое я не имею право разглашать, провели беседу по поводу моего дальнейшего спортивного будущего.

— Ну? — от нетерпения прошипел Шилов.

— Пришлось подписать бумагу, что в следующем сезоне вольюсь в состав московских армейцев, — усмехнулся я. — Между прочим, сразу же в звании младшего лейтенанта. Ха-ха. Был я рядовым запаса и почётным фрезеровщиком с ГАЗа, а теперь стану летёхой. Ей Богу, Валерий Васильевич, это самый настоящий правовой дурдом. Пляски с бубном и цирк с конями. Кому об этом рассказать в НХЛ на смех поднимут.

— Ладно-ладно, могло быть и хуже, — кивнул головой старший тренер. — Завтра тренировка по желанию, сегодня можешь отдыхать. И вот ещё, что… спасибо тебе, Иван, за матч. Обыграли «Динамо» образцово-показательно. Почти все домашние заготовки сработали. Ещё бы с ЦСКА отыграть достойно, и вообще было бы хорошо, — тяжело вздохнул Валерий Шилов и, пожелав мне приятного аппетита, направился в свой гостиничный номер.

И тут же вместо товарища тренера за столик присели Володя Ковин, Саша Скворцов и Виктор Сергеевич Коноваленко.

— Ну? — уставился на меня Сергеич, не давая нормально поесть соляночки.

— Астрономы нашли в космосе планету пригодную для жизни, — прошептал я с загадочным видом. — В следующем тысячелетии будут переселять.

— Кого? — опешил Ковин.

— Главным образом всяких любопытных идиотов, — захохотал я. — Всё нормально, мужики, подписал заявление, что в следующем сезоне желаю играть за ЦСКА. Зато в этом нам с вами никто не помешает биться за медали чемпионата.

— Тогда нужно бороться за самое высокое место, — решительно пророкотал Коноваленко. — Потому что в спорте главное — это золото, а остальное — это так, в пользу бедных.

— Правильно, Сергеич, — кивнул Скворцов. — Даёшь золотые медали! — с жаром прошептал он.

— Тогда сейчас вы мне даёте спокойно поесть, — усмехнулся я. — А завтра мы все вместе идём на тренировку и наигрываем новый вход в зону. Если в понедельник огорчим ЦСКА, то можно будет подумать и о золоте. Всё, товарищи, комсомольское собрание окончено, –­ пробурчал я и набросился на еду.

А тем временем закончилась заводная «Шизгара» и в зале ресторана заиграла медленная композиция «Там, где клён шумит». Молодёжь направилась приглашать на танец кого-нибудь из отдыхающих здесь дам. Виктор Коноваленко пересел за стол к капитану команды Алексею Мишину и ветерану Александру Федотову, где в меню сегодня были варёные раки и свежее пиво. А я вернулся к своему очень позднему ужину.

«Не знаю, радоваться или огорчаться? — думал я, расправляясь с солянкой и переходя к жаркому. — Стать частью ЦСКА — это значит получить гарантированное место в сборной СССР и, следовательно, попасть на все главные хоккейные турниры следующего сезона. И это то, что надо для завершения спортивной карьеры здесь в Советском союзе. Пусть дальше творит спортивную историю дерзкая и талантливая молодёжь. А моим приоритетом станут: семья, деньги и здоровье. Вот она — мечта идиота».

— Молодой человек, пригласите даму танцевать, — прозвучал надо мной женский мелодичный голос.

Я отложил в сторону недоеденный кусок мяса и медленно поднял голову вверх. На меня смотрела крашеная блондинка примерно тридцати лет от роду в красном платье с глубоким декольте. Платиновые волосы витыми кольцами ниспадали на миловидное лицо, а хитрые глаза незнакомки вопрошали: «Чего уставился, дурачок? Хватай меня в охапку и тащи в спальню, второго приглашения не последует». И моё богатое воображение быстро дорисовало, как эта соблазнительная барышня, стоя на расправленной кровати в коленно-локтевой позе под моим напором громко и протяжно стонет.

— Красивое платье, как раз по фигуре, — пробормотал я и, вытерев губы салфеткой, встал из-за стола.

— Мерси, — хихикнула незнакомка и, азартно схватив меня за руку, потянула на танцевальный паркет, на котором было тесно от кружащихся под музыку парочек.

Опустел тот клён,

В поле бродит мгла,

А любовь, как сон

Стороной прошла, — пели ресторанные лабухи.

«А вдруг она из местных девушек лёгкого поведения? — промелькнуло у меня в голове, когда барышня прижалась к моей мощной спортивной фигуре всем своим телом. — Хотя все местные путаны давным-давно уже примелькались. А если это залётная „бабочка“? Тогда вопрос — зачем она залетела? А вдруг мадам просто истосковалась по грубой плотской любви? У меня ведь тоже в голове по этому поводу мысли путаются, и неумолимо тянет на подвиги. Тогда это совсем другой расклад».

— Чем вы занимаетесь? — захихикала незнакомка. — Хотя дайте угадаю: вы спортсмен? — она вновь всем телом вжалась в мою стальную грудь. — О какие мышцы, хи-хи.

— А вы занимаетесь гаданием по руке, на кофейной гуще и работаете в бюро, занимающееся прогнозом погоды? — протараторил я и своими большими ладонями грубо облапал сексапильную фигуру этой залётной «бабочки».

— Совсем нет, — хмыкнула она. — Я — стюардесса. И мы с подружками сегодня здесь решили скоротать вечерок.

Барышня кивнула за один из столиков, и я действительно там разглядел ещё двух миловидных подружек. По крайней мере, издалека они мне показались очень хорошенькими. Хотя из-за длительного воздержания для меня многие представительницы слабой половины человечества стали казаться милыми и привлекательными.

— А как вас зовут? Даме первой представляться неприлично, — наигранно надула губки стюардесса.

— Имя — Иван, отчество — Иванович, — усмехнулся я. — Был бы испанцем, звали бы Хуан, французом — Жан, а немцем — Йохан.

— А как будет по-итальянски?

— Джованни, — хохотнул я. — А как зовут повелительницу отечественного воздухоплавания?

— У меня очень простое имя — Ира, — пожала плечами девушка и в этот самый момент музыканты доиграли последний аккорд своей медленной композиции.

— Ой, — вдруг ойкнула стюардесса, вцепившись в моё плечо. — Палец свело в новых туфлях. Можете проводить меня в номер? И я надену на ноги что-нибудь попроще.

— Что только не сделаешь, чтобы люди спокойно могли летать самолётами «Аэрофлота»? — пробормотал я и взял незнакомку на руки. — Куда нести?

— На четвёртый этаж, — смущённо пролепетала Ира. — Кхе, к лифту.

Рассказывать о том, как я пересёк переполненный народом зал ресторана и как мы целовались несколько секунд в лифте, смысла не имеет. Зато в коридоре у меня вдруг прояснилось в голове. Я всё так же нёс на руках женщину с красивым и сексапильным телом, которая что-то шептала о моей мужской силе, но в мой мозг, словно заноза, вонзилась странная мысль, что это всё спектакль. Мне вдруг подумалось, что сейчас я эту стюардессу внесу в номер, брошу на кровать, а она возьмёт, разорвёт на себе платье, ударит себя кулаком по ноге и закричит: «спасите, насилуют». И тут же, как по заказу выскочат два бравых сотрудника полиции, то есть пока ещё милиции. Затем они составят протокол, зафиксируют ушибы и порванное платье, а потом я с этим протоколом от товарищей из МВД никуда не денусь.

«И тогда прощай ЦСКА, здравствуй московское „Динамо“, — буркнул я про себя и поставил девушку на ноги перед дверью в её комнату. — Может чушь всякая мерещится от усталости? Совсем я одичал. Но иногда лучше перебдеть, чем не добдеть».

Тем временем стюардесса Ира поверну ключ в замке, приоткрыла дверь и потянула меня внутрь гостиничного номера, прошептав: «пошли быстрей, я вся горю».

— Пожди, я таблетки на столе забыл, — проворчал я, похлопав себя по карманам. — Мне врач прописал от ушибов. Не дай Бог их кто-нибудь сопрёт. Подсудное дело.

— А как же я? — незнакомка вцепилась в мою руку.

— А ты пока прими душ, надеть соблазнительный халатик. Я мигом, — я чмокнул свою случайную подруг в губы и быстрым шагом поспешил к лифту.

И как только я появился в лифтовом холле, то чуть ли не нос к носу столкнулся с двумя товарищами из милиции. Я сначала бросил короткий взгляд в коридор, где всё ещё стояла и хлопала большими ресницами моя актриса-стюардесса, а потом покосился на этих двух оболтусов, которые должны были не отсвечивать и прийти по сигналу в самый интересный момент. Кстати, они в свою очередь пялились на меня как на инопланетянина и мысленно восклицали: «как ты ушёл от такой бабы? Совсем шайбой голову отбило?».

— Не ходите налево, товарищи из милиции, чревато сюрпризами, — погрозил я блюстителям закона и порядка пальцем и, громко загоготав, вошёл в только что приехавший лифт.

Ночью мой гостиничный номер оглушался рёвоподобным храпом Виктора Сергеевича Коноваленко. Выпив с товарищами по команде по паре литров пива на брата, Сергеич чувствовал себя превосходно и спал без задних ног, при этом не давая смокнуть глаз мне. Я же ещё раз проигрывал в голове происшествие с блондинкой и мысленно благодарил всех известных Богов, что вовремя выпрыгнул из расставленной на меня «мышеловки». Между прочим, подруги этой самой «стюардессы» тут же слиняли, как только завидели мою фигуру в зале ресторана, где я просидел ещё полчаса с чашечкой кофе и молочным коктейлем.

Впрочем, блондинка и в самом деле могла работать стюардессой. Барышне вполне могли пообещать деньги или ещё какие-либо услуги. Допустим, органы правопорядка могли закрыть какое-нибудь её персональное дело по спекуляции иностранными товарами. Джинсы, кофточки, платья, сапоги и прочие заграничные вещи ввозили в страну не только спортсмены, артисты и дипломатические работники, но и стюардессы международных авиалиний. И бдительные работники таможни нет-нет да кого-нибудь на этой контрабанде ловили.

— Что ж ты так храпишь-то, Сергеич? — прорычал я на Коноваленко и бросил в него подушкой.

Однако наш прославленный голкипер только крякнул и, не открывая глаз, повернувшись на другой бок, захрапел другим более высоким звуком.

— А ведь это не шутка, если МВД открыл на меня сезон охоты? — прошептал я, глядя в потолок. — Благо, что в Горьком меня каждый порядочный мент прикроет. Ну, а в Москве буду вести себя как можно тише и скромнее, — пробормотал я и не заметил, как провалился в сон.

И первое что я увидел — был жёлтый и тусклый свет уличного фонаря. С неба из ночной черноты мелкими хлопьями падал белый снег. Пустынная улица, что простиралась вдаль, периодически зияла чёрными пятнами и навевала чувство какой-то потаённой тревоги. Словно, где-то среди темноты притаилось опасное чудовище и оно только и ждёт проходящего мимо путника.

Я помотал головой в поисках какой-нибудь дубинки для самообороны, поворчал на нерадивого дворника, который мог бы и оставить черенок от лопаты. Как вдруг мимо меня прошла социолог из Ленинграда, девушка Карина. Шубка нараспашку, темные волосы с подкрученными концами поверх воротника, на ногах меховые сапожки чем-то напоминающие унты.

— Стой! — заорал я. — Туда нельзя!

Однако голоса своего я так и не услышал. А Карина между тем всё дальше и дальше удалялась по пустынной прямой улице, куда-то в пугающую черноту.

— Стой! — рявкнул я и побежал следом.

И, конечно же, безалаберную девушку, которая гуляет по ночам одна, я тут же нагнал. Но Карина меня не только не слышала, но и не видела. И тут одно из деревьев припорошенное снегом пошевелилось. Снежные хлопья полетели вниз и я, резко развернувшись, чётко разглядел два красных и полных злоба глаза, смотрящих на мою знакомую из-под длинных ветвистых рогов, которые мне сперва показались обычными ветками. После чего огромная ладонь с тонкими и худыми пальцами потянулось к девушке. Оказывается, для чудовища я тоже являлся невидимкой.

— Твою ж так, — прошептал я и закричал, — бегиии!

И вдруг меня кто-то дёрнул за плечо. Я вздрогнул, зимняя улица мигом сменилась гостиничным номером, а на меня вместо чудовища уставился Виктора Сергеевича, который стоял посреди комнаты в одних «семейниках» и держал мою подушку в руках.

— Чё подушками раскидался? — пророкотал он.

— Это она сама взлетела от вибрации, — проворчал я, смахнув пот со лба.

— От какой ещё вибрации?

— От той, которую ты устроил своим громоподобным храпом, — рыкнул я, забрав подушку.

— Бывает чё, ха-ха, я не робот, — по-простецки пробасил Коноваленко и потопал в туалет.

— Я тоже не робот, — буркнул я и, прежде чем попытаться снова уснуть, вставил в уши два ватных шарика.

В понедельник 17-го февраля на короткой утреней тренировке в ледовом дворце «Кристалл» я чувствовал себя преотвратно. Сон о чудовище, который подкарауливал девушку Карину, мне приснился трижды. В ночь с пятницы на субботу, затем с субботы на воскресенье и, наконец, сегодня это чудовище чуть-чуть не задушило мою знакомую барышню своими тонкими, как прутья, пальцами. А может и задушило, я до конца досматривать этот фильм ужасов не стал.

Однако кое-что меня на самом деле волновало: я пообещал Карине, что в эту среду посещу их народный театр, а на самом деле я этого сделать физически не мог. В этот четверг матч против ленинградского СКА мы играли на выезде, а не дома, как я полагал изначально. Следовательно, Карина будет меня ждать, задержится в театре дольше всех и пойдёт к себе домой поздно вечером совершенно одна. Вот к чему крутился в моём подсознании этот проклятый сон.

И тут, щёлкая по пустым воротам от синей линии, я увидел администратора команды Иосифа Шапиро, который бегал по дворцу с целым ворохом бумаг. И за одно мгновенье в моей голове возникла эффектная и красивая комбинация.

— Иосиф Львович, как дела продвигаются с моей однокомнатной квартирой в наём⁈ — окрикнул я нашего администратора.

— Пока сам видишь, не до квартиры, — пожаловался он, показав стопку бумаг.

— Значит, взятое на себя повышенное соц обязательство вы не выполняли? Нехорошо, — пророкотал я, подкатившись к самому борту. — Тогда вы просто обязаны оказать мне небольшую услугу.

— Какую такую услугу? — опешил администратор.

— Сейчас подойдёте к товарищу Шилову, и скажет, что мне после матча с ЦСКА нужно срочно вернуться в Горький, — прошептал я, кивнув в сторону старшего тренера, который что-то обсуждал с игроками обороны. — Скажете, что требуется моя подпись, чтобы я получил внеочередную профсоюзную премию в размере 73-х рублей и 40-а копеек. Потом может быть поздно.

— Почему 40-а копеек? — Шапиро растерянно почесал затылок.

— А 73 рубля, которые я взял с потолка, вас не волнуют? — криво усмехнулся я. — Не важно, главное, чтобы в эту среду я был в Горьком.

— Но у нас в четверг матч в Ленинграде?

— К матчу буду, самолёты летают каждый день, — рыкнул я и подоткнул администратора в сторону нашего строгого наставника. — Давайте-давайте, Иосиф Львович, не тяните резину. У Валерия Васильевича как раз сейчас хорошее настроение.

Администратор тяжело вздохнул, немного потоптался на месте, прокачал головой и пошёл к товарищу старшему тренеру. Само собой, Валерий Шилов на бедного работника клуба чуть не наорал, и тут же бросился разбираться со мной.

— Я не понял, это что за новости? — строго прошипел он.

— Что такое? — удивился я, выпучив глаза.

— Вот мне только что Иосиф Львович сказал, что после игры ты должен вернуться в Горький и решить там какие-то свои профсоюзные дела, — протараторил Валерий Васильевич.

— 73 рубля 40 копеек, — поддакнул администратор.

— Я? В Горький? Да вы с ума сошли, Иосиф Львович! — возмущённо всплеснул я руками. — Какой может быть профсоюз, когда у нас на носу и в печёнках сидят армейцы из Москвы потом ещё и из Ленинграда? Вечно вы что-то такое сочините, а мне потом разгребать. Никуда не еду, никуда не лечу. И точка!

— А как же 73 рубля и 40 копеек? — жалобно пискнул Иосиф Шапиро.

— Хотя, такие деньги на дороге не валяются, — буркнул я. — А может вы, товарищ Шапиро, сами слетает в Горький, и там уладите все мои проблемы с профсоюзом?

— Отставить полёты в Горький! — пророкотал Валерий Шилов. — Мне товарищ Шапиро здесь нужнее, чем ты. Кто будет решать вопросы с гостиницей, со льдом для тренировок? Давай, Иван, сам разгребай свои профсоюзные дела. Но чтоб к игре с Ленинградом был как штык.

— Пфуууу, — выдохнул я, скорчив недовольную мину на лице. — Раз такое дело, так и быть, смотаюсь в Горький. Вечно вы, Иосиф Львович, всё перепутает, а мне потом распутывать. Делаю это в последний раз, — обиженно произнёс я и покатил дальше обстреливать пустые ворота предполагаемого противника.

«Ну вот, одной проблемой меньше, — улыбнулся я про себя и щёлкнул точно под перекладину. — Сыграем сегодня достойно с ЦСКА, и совсем всё будет замечательно».