Тафгай. Том 10

Глава 20

В Ленинград, в Петроград, в Санкт-Петербург и в сказочный мифический город Винета я прилетел ровно за два часа до игры. Поэтому старший тренер Валерий Шилов не сказал мне ни единого слова упрёка. Он лишь спросил:

— Как там профсоюзы?

— Профсоюзы гордятся нашим советским хоккеем, — уклончиво ответил я, переодеваясь в хоккейную форму.

— Правильно, — кивнул он.

А вот мой бедный бок под левой рукой после вчерашних приключений буквально пылал от боли. Хотя прохиндей Ростислав, да-да именно прохиндей, а никакой не охотник, наложив на большущий синяк коричневую вонючую жижу, пообещал, что скоро всё пройдет. Однако боль не только не прошла, этот проклятый ушиб перед самой игрой заныл ещё сильнее. И во время предматчевой раскатки я только и думал о том, как вернусь в Горький и голову оторву этому «внуку барона Мюнхгаузена».

Чего он мне только вчера ночью не наплёл: и что учился у Далай-Ламы 14-го, и что прошёл курс ворожбы и колдовства в магрибском городе Марракеше. А основы боевой магии против злых духов освоил в Мексике, посетив с дружественным визитом городок Катемако, что находится на берегу одноимённого озера. На мой вопрос: «Как ты, внук барона Мюнхгаузена, пересек государственную границу Советского союза, когда из пушечных ядер давно никто не стреляет?», он не моргнув и глазом ответил: «Легко. Прошёл пешком тайными тропами через Афганистан и Пакистан». И за поимку злого духа Вендиго проходимец Ростислав выкатил мне счёт в две с половиной тысячи рублей.

— Тогда последний вопрос, как ты меня нашёл? Как узнал, что мне нужна магическая помощь? — прошипел я, стараясь из последних сил сдержать своё раздражение этим бродягой.

— Проще простого, — захихикал он. — Гулял по Москве, искал очередную подработку. В Москве вообще полно магической работы. Привидения всякие в старых особняках. В Кремле, например, бродит дух товарища Сталина, и я его видел. Как вдруг мне внутренний голос шепчет, что надо купить открытку с космонавтом и топать в Лужники. А там ты такой говоришь про Кубок Гагарина.

— Ну и что?

— Так нет такого кубка. Хи-хи-хи. Кубок Шпенглера есть, Кубок Стэнли тоже, есть ещё футбольный Кубок Кубков. А вот Кубка Гагарина не существует, а значит у тебя большие проблемы, парень, — ответил он и на дежурной раскладушке, что я принёс в свою комнату в доме отдыха «Учительский», уснул крепким сном праведника.

«Либо потомственный бездельник и лгун, либо косит под простачка, а сам этот Ростислав не так уж и прост, — подумал я, когда перед стартовым вбрасыванием осознал, что на точке сегодня сыграть не смогу. — И кстати, допустим, в Москве он меня нашёл благодаря интуиции. А как он узнал, где будет моя схватка с Вендиго? Город Горький — это не деревня с тремя улицами. Вляпался с этим магом самоучкой я по самое не балуй».

— Две с половиной тысяче ему вынь да положь, прохиндей, — прошипел я, покосившись на переполненные трибуны «Юбилейного», которые вмещали ни много ни мало шесть с лишним тысяч человек. — Вова, встань на точку, — обратился я к Володе Ковину, когда главный судья матча призвал всех лишних хоккеистов покинуть ледяное поле.

— Это что, шутка? — опешил он.

— Шутки, Вова, закончились, — рыкнул я. — Сейчас начнётся движуха от пятки до самого уха. Давай, родной,на точку. Будем сегодня тренировать вариант «Б», когда у меня вдруг повредилась рука.

Ковин в ответ пожал плечами и въехал в центральный круг вбрасывания. Стадион разом загудел, настраивая своих любимцев на решительный хоккейный бой, и от СКА напротив нашего нападающего выехал Слава Солодухин. Отличный хоккеист и лидер атак ленинградской ледовой дружины. Однако судьба Вячеславу отмерит всего 29 лет. Он погибнет в собственном гараже, задохнувшись угарными газами.

«Надо бы ему в декабре 1979 года звякнуть, поздравить с наступающим Новым годом и пожелать, чтобы он своих симпатичных поклонниц по гаражам больше не водил», — подумал я.

Тут шайба из руки рефери полетела вниз, и мой партнёр по тройке нападения Владимир Ковин, с громким треском скрестив клюшки с Вячеславом Солодухины, проиграл вбрасывание. «На первый раз пойдёт», — хмыкнул я про себя, бросаясь в прессинг. А парни в синих свитерах, с большой звездой на животе и такими же большими буквами «СКА» чуть выше звезды, откатились на свою синюю линию. Шайбой завладел старший брат Вячеслава Сергей Солодухин. Сергей попытался индивидуально через правый край пробиться на нашу половину поля, но попав под плотную опеку Александра Скворцова, откинул шайбу своему защитнику Борису Чистякову.

Я же подкараулив эту передачу, рванул на перехват, и в пылу борьбы столкнулся с Чистяковым, который был ниже меня почти на десять сантиметров и гораздо легче. Но от соприкосновения наших тел мой левый бок обожгла новая нестерпимая боль. «Твою ж так!» — мысленно взвыл я и чуть-чуть не присел на пятую точку. А защитник СКА криво усмехнулся и легко перевёл шайбу на левый край. И обратно в защиту я бежал скорее на автомате, думая только об одном, что когда вернусь в Горький этого прохиндея и вымогателя Ростислава удавлю.

— Что случилось, Ваня? — удивился старший тренер Валерий Шилов, когда я со своей тройкой нападения, в холостую отбегав всю первую смену, присел на скамейку запасных.

— Сегодня при посадке тряхнуло самолёт, — соврал я. — Ударился о налокотник левым боком. Теперь болит.

— Значит болит? — задумчиво проворчал тренер. — А нечего заниматься профсоюзными делами, когда у команды идёт выездная серия. Это тебе наука, которая вышла боком. Олег Саныч, сделай товарищу Тафгаеву новокаиновую блокаду, — обратился он к нашему врачу.

— Я уколов с детства боюсь, — пискнул я.

— Разговорчики, — отмахнулся старший тренер и, позабыв обо мне, вернулся к своему излюбленному месту около калитки в хоккейном борту.

А ко мне тут же подбежал Олег Саныч Фадеев со своим страшным чемоданчиком, где кроме шприцов, ампул, бинтов и пластырей, находились иглы и нитки для зашивания различных рассечений. Хоккей, если на него смотреть сверху из дикторской кабины, вполне можно сравнить с шахматами. Но если присмотреться к хоккею изнутри, где воедино смешаны пот, кровь и боль, то эта игра будет чем-то с родни средневековой битвы, что ведётся холодным оружием. И поэтому трус не играет в хоккей.

Я развернулся левым плечом в сторону трибун. Врач прикрыл меня от зрителей своей широкой спиной и, задрав свитер с нательным бельём, быстро и профессионально вколол шприц в повреждённую область моего тела. И на следующую смену я вышел в более-менее сносном состоянии. Только левая рука почему-то потеряла былую силу и резкость.

Из-за чего на вбрасывание в средней зоне снова выехал Володя Ковин и вновь свой поединок за вброшенную шайбу проиграл. А через десять секунд ленинградцы зажали нас в нашей зоне защиты и принялись обстреливать ворота Виктора Коноваленко с дальней дистанции. С первым броском защитника СКА Сергеич справился играючи, отбив шайбу в левое закругление. Второй щелчок от того же левого борта уже наносил нападающий хозяев Пётр Андреев. И Коноваленко приложил все усилия, чтобы сохранить ворота в неприкосновенности — шайбу, которая летела в дальний верхний угол, он отбил плечом.

Я же всё это время безрезультатно метался от одного защитника СКА к другому. И каждый раз мне не хватало какой-то доли секунды, чтобы отобрать шайбу. Кстати, мои партнёры на льду тоже не блистали какой-то особой резвостью. На физическом состоянии парней сказывалась тяжелейшая выездная серия, когда ноги не бегут, руки ватные и медленные, да и голова плохо соображает. «Непростая сегодня будет игра», — буркнул я про себя, после того, как Виктор Коноваленко поймал в ловушку третий подряд бросок по нашим воротам.

— Что с вами всеми сегодня происходит? — рассвирепел в раздевалке наш старший тренер Валерий Шилов после ещё более блеклого второго периода. — От Тафгаев пользы сегодня ноль! От Скворцова — ноль! От Ковина тоже ноль! Ползаете по льду, как сонные мухи. Если бы не Виктор Сергеевич, — Шилов указал пальцем на Коноваленко, — то счёт был не 3:1, а 6:1 в пользу Ленинграда. Вы хоть осознаете, кому мы проигрываем? СКА плетётся на третьем месте с конца.

— Валерий Васильевич, команда угодила в функциональную яму, — пробурчал капитан команды Алексей Мишин, который с передачи Владимира Астафьева забросил единственную ответную шайбу. — Я сейчас с ребятами поговорю, и мы постараемся в заключительном периоде дать бой.

— Поговори, — кивнул Шилов и направился к выходу из раздевалки.

— Подождите, Валерий Васильевич, — сказал я в повисшей тишине. — Здесь разговорами делу не поможешь. Из функциональной ямы есть только два реальных выхода. Либо дать парням пару дней отдыха, либо… — я сделал небольшую паузу.

— Не тяни время, Иван, — прорычал старший тренер.

— Либо за сегодняшнюю победу нужно выплатить всей команде без исключения 100 рублей премии каждому, — закончил я свою мысль, и раздевалка моментально наполнилась довольными голосами хоккеистов.

— Не много ли вы просите, товарищ Тафгаев? — усмехнулся Валерий Шилов. — Почему не миллион?

— 100 рублей — это минимум, который заставит сегодня всех сыграть через не могу, — ответил я.

— Будет вам премия, но только за победу, — кивнул наш наставник и с хмурым видом покинул раздевалку.

Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, Григорий Романов, на хоккей выбрался впервые в этом 1975-ом году. Его помощники нашептали, что на эту игру непременно стоит посмотреть. Так как горьковского «Торпедо» недавно обыграло ЦСКА и идёт на почётном втором месте, а тренирует ту команду бывший ленинградского армеец Валерий Шилов. В общем, намёк своих ближайших сотрудников Григорий Васильевич понял с полуслова, и намекали эти его деятели на то, что старшего тренера Николая Пучкова пора снимать. Ибо после 1971 года результаты команды стали всё хуже и хуже. А тут под боком свой родной хоккейный специалист, знающий всю внутреннюю кухню СКА, и к тому же невероятно талантливый — за один месяц сделал из средненькой заводской команды претендента на самые высшие медали чемпионата СССР.

Правда, за первые два периода матча Григорий Романов не увидел в исполнении гостей из Горького ничего хорошего. Разве только великолепно защищал ворота горьковчан ветеран Виктор Коноваленко, которому скоро исполнится сто лет в обед. Но и Коноваленко не спас свою команду от трёх заброшенных шайб. Счёт открыл с передачи Петра Андреева Владимир Трунов, вторую шайбу организовал Михаил Кропотов, а третью забил бывший игрок «Торпедо» Евгений Щигонцев, который в СКА проходил военную службу. И когда команды при счёте 3:1 появились на льду в третьем периоде, то Григорий Романов криво усмехнулся и двум своим помощникам сказал, что смысла менять заслуженного тренера Пучкова, олимпийского чемпиона, чемпиона мира и чемпиона СССР, на малоопытного Шилова не видит никакого.

Однако как только возобновился матч, команда гостей предстала совсем в другом свете. Сначала в центре поля с шайбой завозился Вячеслав Солодухин, а здоровяк горьковских автозаводцев Иван Тафгаев снёс его словно проезжающая мимо электричка. Солодухин отлетел метров на пять или шесть и стадион разом гневно засвистел, призывая матерными словами вмазать этому Тафгаеву как следует. Но торпедовский гренадёр, которому свист и крики с трибун были до одного места, тут же размазал об борт ещё одного хоккеиста СКА. Причём удар вышел такой силы, что затрещал и затрясся хоккейный борт. Из-за чего первый секретарь Ленинградского обкома неуютно поёжился на своём зрительском месте.

Тем временем невысокий и коренастый торпедовец Александр Скворцов подхватил ничейную шайбу в средней зоне, ловко ушёл от силового приёма, которым его хотел удивить Сергей Солодухин и резво ворвался в зону защиты СКА. Трибуны притихли, ожидая самого худшего. И это худшее не заставило себя ждать. Скворцов сделал длинный размашистый пас на противоположный левый борт, откуда его партнёр по тройке нападения, Владимир Ковин, выскочил один на один с голкипером армейцев, Владимиров Шеповаловым.

Шеповалов немного выкатился из ворот, сокращая угол обстрела. Но Ковин бросать не стал, вместо этого он переправил шайбу чуть-чуть назад на накатывающего следом центрфорварда Иван Тафгаева. И горьковский гренадёр мощным щелчком с ходу буквально вколотил эту бедную шайбу в сетку.

— Твою ж так! — заблажили зрители на трибунах в некоторых случаях выражаясь и более забористо.

— Шайбу с передачи Скворцова и Ковина забросил игрок «Торпедо» Иван Тафгаев, номер 30-ый, — объявил диктор по стадиону. — Счёт в матче 3:2, впереди команда СКА.

— Чувствую, что это только начало, — проворчал временный «хозяин Ленинграда», Григорий Романов.

— Я сразу говорил, что Пучкова пора менять, — снова зашептал один из его помощников. — Нам с Пучковым не по пути, с ним мы далеко не уедем.

В подтверждении этих слов гости из Горького в следующие две минуты обрушили самый настоящий шквал атак. Но защита армейцев хоть и трещала по швам, но всё же терпела и держалась. А в одном из эпизодов феноменальную реакцию проявил голкипер Владимир Шеповалов. Он сначала отбил бросок Астафьева, затем Мишина, потом снова по воротам щёлкнул Астафьев, заставив Шеповалова по-футбольному прыгнуть на лёд. Наконец, шайба отлетела к центральному нападающему гостей Александру Федотову, на которого защитники СКА смотрели, словно под гипнозом. И Федотов из убойной позиции бросил, можно сказать, что наверняка, но голкипер СКА и тут самоотверженно отбил шайбу щитками.

Однако когда на ледяном поле опять появилась тройка Тафгаева, то даже до самых упёртых любителей ленинградского хоккея дошло, что сейчас полыхнёт по-настоящему. Стадион вновь притих. И здоровяк из края «вольных бурлаков» в первый раз за матч встал на точку вбрасывания. А после секундной паузы он это вбрасывание в зоне ленинградской команды с блеском выиграл. Шайба отлетела к защитнику гостей Куликову. Куликов перевёл её не противоположный край Фёдорову, а ленинградские хоккеисты, словно играя в меньшинстве, сгрудились всей кучей перед своими воротами.

— Выбить шайбу надо! Выбить! — не удержался Григорий Романов, подключившись к всеобщему процессу спортивного боления.

— Не жмись к воротам! Выноси! — заголосили болельщики, требуя от своих любимцев хоть какой-то контригры.

И в это самый момент защитник «Торпедо» Фёдоров легонько набросил шайбу на ворота. Что произошло дальше, Григорий Васильевич из-за толчеи на пяточке разглядел плохо. Кто-то там схватился по-борцовски с гренадёром Тафгаевым, кто-то упал, кто-то махнул клюшкой и красный фонарь тут же вспыхнул за воротами Шеповалова. Гости задорно проорали слово: «гол» и диктор по стадиону объявил, что шайбу забросил Иван Тафгаев, а счёт в матче стал равным — 3:3.

— Такой хоккей никуда не годится! — прошипел первый секретарь обкома.

— Я же говорю, что Пучкова надо того… — затараторил его первый помощник.

— Да подожди ты с Пучковым, — отмахнулся Романов. — Вон кто нам нужен — ихний гренадёр, этот Тафгаев, который прёт как трактор «Кировец».

— Завтра же позвоню в Спорткомитет и узнаю, что там по поводу его да как, — моментально отчитался его второй помощник.

— А с горьковским тренером Шиловым я после матча встречусь, — кивнул первый секретарь Ленинградского обкома партии.

Немного устаревшее, но всё ещё действующее хоккейное правило, по которому после 10-ой минуты в третьем периоде команды должны меняться воротами, откровенно спасло ленинградский СКА от 4-го гола. Наша третья тройка нападения, Кокурин, Орлов и Краев, такой занятный хоровод устроила в зоне армейцев, что шайба сама должна была заползать в сетку ворот. Кстати, она и заползла, хозяева её сами ногами запихали, жаль, что после сирены. Хотя кое-кто из наших парней попытался поспорить с судьями, что шайба пересекла линию ворот раньше сирены. Однако судейская бригада была непреклонна.

— Успокоились! — рявкнул я на «правдорубов». — Играть ещё 10 минут, и мы своё всё равно забьём. Ещё поплачьте, что чистую шайбу отменили! Живо у меня останетесь без премии.

— Правильно, нечего с судьями спорить, нечего их злить, — поддержал меня старший тренер и тут же скомандовал, чтобы первая пятёрка вышла на последнее стартовое вбрасывание.

Я легко перескочил через борт и поразился тому факту, что левый бок после двух первых мучительных периодов совершенно перестал болеть. И дело было совсем не в новокаиновой блокаде, которую мне вкололи три раза. Просто сами собой на боку исчезли и покраснения, и посинения, и левая рука теперь слушалась меня идеально.

«Всё-таки не такой и прохиндей мой знакомый охотник на злых духов, — подумал я, въезжая в центральный круг вбрасывания. — Хрен с ними, с двумя с половинами тысяч рублей. Пусть берёт. Эти деньги я ещё заработаю. Лишь бы он помог разделаться с Вендиго, пока тот никого из девушек не убил».

Однако пока мои мысли парили где-то в облаках, судья матча вбросил шайбу и я её, к сожалению, проиграл. Зато резвее прежнего включился в отбор. И сначала я не дал спокойно разыграть шайбу одному защитнику ленинградской команды, затем навязал борьбу второму игроку обороны. А потом, когда шайба пришла к играющему в центре Вячеславу Солодухину, я незаметно подкатился сзади и, подпив своей клюшкой его клюшку вверх, загрёб шайбу себе. Трибуны оглушительно засвистели. Мои партнёры на флангах Ковин и Скворцов мгновенно пришли в движение, и образовался стандартный выход три в два.

Хоккеисты обороны СКА спиной стали откатываться к своим воротам, а я быстро отдал шайбу на правый борт Александру Скворцову, который обладал лучшей техникой, чем его друг Ковин, и имел в данный момент более высокую скорость. Поэтому Александр влетел в зону атаки без какого либо сопротивления.

— Решай, Скворец! — заорали хоккеисты с нашей скамейки запасных, мимо которой нападающий пронёсся.

Из-за чего Скворцов не дожидаясь ни меня, ни Володю Ковина, доработал ногами и шмальнул с кистей в дальний верхний угол. К сожалению, игравший сегодня выше всяких похвал ленинградский голкипер Шеповалов эту шайбу отбил «блином». Но далеко она не улетела. Около левого борта её перехватил Ковин, и через секунду отдал пас в моём направлении. Я же остановил шайбу коньком и, сделав высоченный замах, заставил сразу двух защитников СКА броситься под этот как бы ураганный выстрел. А потом, насладившись произведённым эффектом, резко отпасовал на Скворцова, который после неудачной атаки выскочил около левой штанги. И Саша Скворцов хладнокровно переправил шайбу в пустой угол армейских ворот.

— Гоооол! — заорал я, мои партнёры на льду и вся наша скамейка запасных.

А вот на игроков СКА жалко было смотреть. Два периода они переигрывали нас вчистую, но, разбазарив своё преимущество за каких-то 11 минут, в ленинградских хоккеистах что-то надломилось. У них пропала вера в вои силы. И теперь от скамейки запасных СКА сквозило самой настоящей безнадёгой.

— Доволен? — спросил меня Валерий Шилов, когда я уселся в запас, а на табло высветился новый счёт матча — 3:4 в нашу пользу.

— Само собой, — кивнул я. — Две шайбы забросил, одну результативную передачу отдал. Мы ведём, а соперник, скорее всего, спёкся. Квёлые они какие-то. А что?

— Я не это имел в виду. Рад, что выпросил 100-рублёвую премию для каждого?

— Думаете, что деньги — зло? — усмехнулся я, покосившись на старшего тренера. — Вся долгая история человечества вопиёт, что на одном энтузиазме большие дела не делаются. Деньги — это ни зло и ни добро, это эквивалент человеческого труда. А кроме того деньги есть движущая сила прогресса, и если хотите энергия и даже допинг. Мы только-только договорились о премии, и у парней тут же открылось второе дыхание.

— Рвачество у них открылось, — прошипел мне на ухо Шилов.

— Хорошо, — прорычал я. — Давайте сейчас скажем, что премия отменяется. И вот увидите, что этот матч мы проиграем. Затем в коллективе начнутся разброд и шатания, мы сольём ещё несколько игр, и вы можете смело позабыть о призовом месте. Пусть медали уплывают, зато рвачеству конец. Так?

— Ты рассуждаешь о таких вещах, в которых ничего не понимаешь, — отмахнулся старший тренер, закончив наш диспут. Тем более что до финальной сирены оставалось ещё 8 минут чистого игрового времени, и все эти минуты командой нужно было руководить.

«Интересно, дорогой товарищ Шилов, что вы будете говорить лет через тридцать, когда вдруг окажется, что это сезон с „Торпедо“ был лучшим в вашей карьере? — усмехнулся я про себя. — Что вы скажете, когда узнаете, какими на самом деле могут быть премии за победу и увидите платёжную ведомость хоккеистов нулевых годов? Вот тогда вы действительно поймёте, что такое настоящее рвачество».

После матча, который так и закончился со счётом 3:4 в пользу нас, гостей из города Горького, в раздевалку неожиданно заглянул первый секретарь Ленинградского обкома партии Григорий Романов. «Хозяин северной столицы» пожал руки нескольким нашим ребятам и, остановившись напротив меня, двум своим каким-то подхалимам назидательным тоном изрёк:

— Вот какие должны быть современные хоккеисты. Крепкие, здоровые, как наш трактор гигант «Кировец».

— А Валерий Харламов, по-вашему, уже не современный хоккеист? — улыбнулся я. — Кстати, лучший бомбардир чемпионата Борис Михайлов тоже скромных габаритов.

— Да действительно, нам хоккеисты разные нужны, нам хоккеисты разные важны, — наигранно засмеялся первый секретарь местного обкома. — Вы знаете, Иван… Иванович, — добавил он после подсказки одного из подхалимов, — в нашем замечательном городе Ленинграде развернулось небывалое жилищное строительство. Вы даже не представляете, какие у нас замечательные новенькие трёхкомнатные квартиры.

— Почему не представляю? — я снова улыбнулся. — Я, когда играл в НХЛ, в моём распоряжении был целый двухэтажный дом. Однако иметь свои 4-комнатные апартаменты с видом на Неву тоже заманчиво. И это, кстати, неплохая идея — лет через десять вложиться в ленинградскую недвижимость.

— Да-да, как это по-американски? Бизнес, ха-ха, — похлопал меня по плечу Романов. — Будет желание посмотреть на наши новостройки, обращайтесь.

После этих тонких намёков первый секретарь подошёл к старшему тренеру Валерий Шилову и тихим голосом стал ему тоже о чём-то увлеченно рассказывать. Кстати, мне доводилось слышать такую точку зрения, что Григорий Романов мог вполне стать генеральным секретарём ЦК КПСС вместо Михаила Горбачёва, и уж он-то наверняка не развалил бы СССР. Дескать, Романов являлся эффективным менеджером, строил квартиры, метро, серьёзно занимался агропромышленной деятельностью.

Только вот в чём загвоздка, Борис Ельцин также был эффективным менеджером, и тоже в Свердловской области строил квартиры, метро и птицефабрики. А ещё при нём были воздвигнуты два театра, цирк, дом кино и несколько дворцов культуры. Однако в 90-е годы Ельцин в качестве президента России профукал всё что было можно и что нельзя. Ибо винтик государственной машины, которому сверху дают бюджет и спускают чёткие планы развития, и независимый управленец, которому ежеминутно требуется принимать самостоятельные решения и думать, где раздобыть деньги на развитие страны — это две совершенно разные специальности.

Тем временем Виктор Коноваленко подсел рядом и как заправский заговорщик зашептал:

— Ты понял, он ведь тебе трёшку предлагал?

— Понял, не дурак, — буркнул я, складывая форму в баул. — Только это пустые хлопоты. В Москве по моему поводу давно уже всё решено.

— Смотри, Львович нам ещё кого-то «фрукта» тащит, — кивнул Коноваленко на администратора команды, который привёл в раздевалку 30-летнего полноватого мужчину с приятным и немного квадратным лицом.

— Виктор Сергеевич, Иван Иванович, поговорите с прессой, — попросил администратор Шапиро. — Я тут кое-что сотрудникам стадиона пообещал, и они нам кое-что пообещали.

— Ясно, бартер, — усмехнулся я. — Не проблема, поговорим.

— Ты из какой газеты будешь, парень? — спросил Коноваленко мужчину, которого я кажется где-то уже видел.

— Вообще-то я пишу для разных изданий, — улыбнулся он и, взяв свободную табуретку, присел напротив нас и включил диктофон. — Пишу для газеты «Смена», для «Ленинградской правды». И думаю послать отчёт о матче в «Советский спорт». Моя фамилия — Орлов, Геннадий Сергеевич Орлов.

«Точно, Орлов! — захохотал я про себя. — Будущий телеведущий петербургского телевидения и страстный болельщик „Зенита“. То-то я смотрю лицо знакомое, только без очков».

— Меня вот какой интересует вопрос — как вам удалось перехватить инициативу в третьем периоде? — спросил журналист. — Что вам такое сказал тренер в перерыве, что вы вышли и забросили сразу три шайбы?

— Ну, как что? — крякнул Виктор Коноваленко, покосившись на парней, которые с любопытными лицами подтянулись к нам. — Он нам пообещал, кхе,… это самое… что обычно в таких случаях обещают.

— Наш старший тренер Валерий Шилов, если мы не соберёмся и не покажем качественный хоккей, пообещал нам устроить серьёзный разговор по приезде в Горький, — сказал я со строгой миной на лице, не обращая внимания на хихоньки и хахоньки остальных игроков команды. — А потом он нам напомнил, что играя так, спустя рукава, мы позорим высокое звание советского спортсмена, который должен биться не жалея сил и здоровья за клубный герб, за малую Родину и за…

— … и за переходящее красное знамя социалистического соревнования, — поддакнул мне Коноваленко, вызвав взрыв гогота остальной команды.

— Ты, Иван, хочешь сказать, что мы вообще бесплатно играть должны? — вдруг заворчал ветеран Александр Федотов.

— Между прочим, Александр Николаевич, барон Пьер де Кубертен в хоккей играл бесплатно, — возразил я.

— Так он барон, у него денег куры не клюют! А я с 15-и лет на заводе вкалывал! У меня отец инвалид! — обиделся наш заслуженный ветеран и, потеряв всякий интерес к интервью, пошёл переодеваться и собирать хоккейную форму дальше.

— Значит, я так и запишу, что старший тренер призвал вас сыграть за честь клуба, — закивал Геннадий Орлов.

— Да-да, так и пиши, — согласился Виктор Коноваленко.

— Ещё один вопрос, что бы вы хотели пожелать читателям газеты «Смена» и газеты «Ленинградская правда»? — спросил журналист.

— Я и весь коллектив горьковской хоккейной команды желаем читателям «Смены», чтобы они не нарушали трудовую дисциплину и никогда не опаздывали на свою рабочую смену, — протараторил я. — А читателям «Правды», чтобы они хотя бы иногда набирались мужества и говорили правду.

— Это, пожалуй, не напечатают, — пробурчал Орлов. — А что бы вы хотели пожелать всем любителям ленинградского хоккея?

— Ленинградским любителям хоккея я бы хотел ответить словами знаменитой песни, — сказал я и, встав с места, зачитал фрагмент произведения Владимира Высоцкого «Профессионалы», — Пусть в высшей лиге плетут интриги, / И пусть канадским зовут хоккей — / За нами слово, до встречи снова! / А ленинградцам — до лучших дней.