Тафгай. Том 10

Глава 13

— Слушай, Иван, а что в концовке матча у вас произошло? Я что-то не разобрал, — спросил меня, хитро улыбаясь, директор Горьковского Автозавода Иван Иванович Киселёв, когда на следующее утро меня пригласили в его рабочий кабинет.

Старший тренер Валерий Шилов всё-таки сдержал своё слово. Он вчера пообещал мне беседу в другом месте, вот мы в данный момент и разговаривали за чашкой кофе с одним из главных людей города Горького и негласного руководителя нашей ледовой дружины. Так уж в советском спорте повелось, что каждая псевдо любительская команда имела своего покровителя и неофициального спонсора, которыми являлись фабрики, заводы, советская армия, милиция, КГБ и даже отдельные отрасли промышленности и сельского хозяйства.

И с одной стороны это было хорошо — спортсмены, числясь рабочими и служащими, могли круглый год играть и тренироваться, при этом получая машины, квартиры, оклады и премии. Плюс ко всему и сами команды тоже, по сути, ни в чём не нуждались. А с другой стороны, усиливалась зависимость от предпочтений каждого конкретного директора. Допустим, любил бы Иван Киселёв не хоккей, а волейбол, то сейчас бы хоккейная команда играла во второй лиге, латая старую амуницию и постоянно разбегающийся по лучшим клубам состав, а волейбольная в Высшей. В Северной Америке такое положение вещей представить было просто невозможно. Ни один клуб НХЛ не зависел ни от отдельных директоров, ни от предприятий и ни от каких либо государственных министерств.

— Вы разве видели вчерашнюю игру? — удивился я, так как ни один телеканал её не транслировал.

— Так, заглянул на самую концовку, — хохотнул директор автозавода.

— Что произошло? — пожал я плечами. — Когда невысокий защитник «Крыльев» Саша Сапёлкин попытался меня обхватить, у него задрался свитер, и шайба непонятно как залетела ему под хоккейные подтяжки. Ну а потом, когда мы вместе упали, шайба выскочила обратно.

— Повезло, — недовольно пробурчал Валерий Шилов.

— Без везения, Валерий Васильевич, больших побед не бывает, — высказался Иван Киселёв, который родился в 1917 году и, пробиваясь из самых низов, познал все жизненные тяготы. — Ладно, — крякнул он, спрятав добродушную улыбку с широкого волевого лица, — что у вас в команде стряслось?

— Я не могу работать в одном коллективе с товарищем Тафгаевым, — чётко выговаривая каждое слово, произнёс старший тренер. — Либо в команде останусь я, либо он. Третьего не дано.

— А я не хочу разбазаривать драгоценные очки направо и налево, — рыкнул я. — Нам до второго места рукой подать. Так почему мы на своём поле должны довольствоваться ничьей?

— Но ведь мы могли на последних секундах пропустить и упустить даже ничью? — прошипел Валерий Шилов.

— Учитывая, что я на точке выигрываю 80 процентов вбрасываний, и, принимая во внимание, что «Крылья» к концу матча физически подсели, то вероятность пропущенной шайбы была несоизмеримо мала, — равнодушно ответил я. — И вообще, если в этом сезоне мы хотим выиграть медали, то дома должны огорчать всех подряд. Хоть «Крылья», хоть ЦСКА, хоть «Спартак».

— В принципе расчёт Ивана был верный, — встал на мою сторону директор завода. — Я человек сугубо технический, в своё время окончил техникум, потом без отрыва от производства институт, поэтому привык доверять цифрам. Итак, что мы имеем, — Киселёв надел на нос очки и, раскрыв специально приготовленную папку с результатами хоккейных игр, принялся читать, — в январе, когда возобновился чемпионат, мы выиграли у СКА и проиграли «Трактору» и «Крыльям Советов». Затем в команду влился товарищ Тафгаев. И мы обыграли «Спартак», «Химик», «Кристалл» и те же самые «Крылья Советов». Мне кажется, цифры говорят сами за себя.

— И что это значит? — буркнул старший тренер.

— Это значит, что Иван Тафгаев остаётся в команде при любом вашем решении. Не хотите продолжать работу с коллективом? Ваше право, — ответил директор завода. — Иван — наш коренной горьковчанин, отработал на заводе несколько лет. И я просто не имею морального права исключать его из команды.

— Я могу взять время на размышление? — обиделся Валерий Шилов.

— Да, конечно, подумайте, — улыбнулся Иван Киселёв и тут же обратился ко мне, — а у тебя, Иван, есть какие-то пожелания?

— Есть, — кивнул я. — Меня беспокоят хоккеисты Ковин и Скворцов. Это два самых талантливых парня, которые когда-либо играли за «Торпедо». А премии у них, как у молодых, самые мизерные. Да и живут ребята на съёмных квартирах. Почему бы им не вручить ключи от своего жилья, чтоб ни Москва, ни Ленинград их не переманили? Далее нужны хорошие клюшки и хорошие канадские коньки. Неужели это проблема для завода закупить за океаном большую партию клюшек и коньков?

— Ещё что-то? — вдруг посуровел директор.

— Да, — я снова кивнул головой. — Мне нужна машина. Я живу далеко за городом в окружении елок и сосен, а мне хотелось бы ездить в город, чтобы посещать музеи, театры и прочие общественные места. За прошлый календарный год на ёлки и сосны я насмотрелся вдоволь.

— Как это понимать? — опешил Киселёв.

— Я же говорил, что он — наглец, — хмыкнул Шилов.

— Это значит, что мне нужен автомобиль во временное пользование, то есть на прокат, — усмехнулся я.

— Ладно, это не проблема, — обрадовался директор автозавода и, встав с кресла, протянул мне руку для рукопожатия, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена. — Спасибо, что не просишь самолёт с вертолётом, ха-ха.

— Если бы мне понадобился самолёт, то я бы попросил самолёт, но пока и автомобиля будет достаточно, — улыбнулся я, пожав крепкую и широкую ладонь Ивана Киселёва.

На следующий день в четверг 6-го февраля во время тренировочного занятия над моим автомобилем не потешался только ленивый. Мужики перевозбудились от того, что у моей четырёхколесной «ласточки», у моей «Волги» 21-ой модели 1960 года рождения, передок был от одной машины, а задняя часть кузова от другой. Только середина «четырёхколёсного друга» оставалась его родной. И все эти части почему-то отличались по оттенку серого цвета — зад был чуть темнее, передок чуть светлее. Кроме того многое было поменяно и в самих внутренностях машины, в которые я не вникал. Другими словами моё авто слепили из того, что было. Однако начальник заводского гаража со всей ответственностью заявил, что машина — зверь, только бензина жрёт чересчур много. Я же в свою очередь ответил, что при сегодняшних ценах на топливо, перерасход бензина — это всего-навсего неприятная отличительная особенность.

— Иван, ты где взял такой драндулет? — хохотал Юра Фёдоров, который имел новенькую «Волгу» 24-ой модели.

— Махнул, не глядя, на пылесос, — рыкнул я, завязывая левый конёк.

— Неужели для такого бомбардира, 14 шайб и 7 результативных передач за 4-е матча, ничего не нашлось посолидней? — хмыкнул капитан команды Лёша Мишин.

— Предлагали старенький вертолёт, — буркнул я.

— И ты отказался? — удивился один из наших одноклубников, который многие шутки принимал за чистую монету.

— Высоты боюсь, — улыбнулся я, и народ в раздевалке весело заржал.

— А чё у неё такое с кузовом? — спросил ещё один ветеран команды, Саша Федотов.

— Кузов, Александр, это у самосвала, а у моей «ласточки» индивидуальный кузовной окрас в стиле кубизм, — пробурчал я и, натягивая второй правый конёк, подумал, что вроде здоровые мужики, а ведут себя как дети. Нашли к чему цепляться — машина как машина, только немного старенькая и несколько раз переделанная.

— Так она у тебя ещё и летает? — подколол меня Саша Куликов.

— Обязательно, когда на ухабах подпрыгивает, — рыкнул я.

— Дашь покататься? — спросил с другой стороны Саша Скворцов.

— Дам, когда научишься прыгать с парашюта, а то вдруг она у меня и в самом деле взлетит, — отмахнулся я, заканчивая шнуровку.

— Вы сегодня тренироваться собираетесь или как? — рявкнул кто-то над моей головой.

— Как только коробку скоростей обсудим, так и рванём, — огрызнулся я, а подняв голову, увидел удивлённое лицо старшего тренера Валерий Шилова, с которым мы договорились, что худой мир лучше доброй ссоры. — Извините, Валерий Васильевич, обознался, — смущённо проворчал я и добавил в адрес всего остального коллектива, — есть ко мне и моей «ласточке» ещё какие-то вопросы? Или пойдём на лёд?

— Вопросов больше нет, — ответил за всех товарищ старший тренер.

А уже в подтрибунном помещении, когда наша дружина топала на ледяное поле автозаводского стадиона, меня остановил Виктор Коноваленко. Он смущённо что-то забубнил про мой новый автомобиль, про то, что в Штатах такая рухлядь давным-давно бы отправилась гнить на помойку.

— Мир, Сергеич, мир, — улыбнулся я, похлопав голкипера по плечу. — Я всё отлично понимаю, ты хотел играть. Я же хотел, чтобы ты получше подготовился. Вышло небольшое недопонимание, правильно?

— Извини, я кое-что ляпнул не подумав, — пророкотал он. — И у меня вопрос — когда пойдём ловить твоего Вендигайку? Я тут биту для городков купил. Отличная вещь — вес 2 кг.

— Бита — это то, что злому духу доктор прописал, — улыбнулся я и задумчиво пробормотал, — завтра у нас игра с «Трактором». Потом мы уезжаем на две игры против «Динамо» и ЦСКА в Москву. Как вернёмся так сразу и пойдём ловить Вендиго. Никуда он от нас не денется, — подмигнул я своему другу.

После этой откровенной беседы с Коноваленко я носился по льду легко, задорно и если можно так сказать — с лёгким сердцем. Примирение с другом для меня значило многое, тем более этих друзей у меня осталось раз, два и обчёлся. И во многом поэтому я огорчал сегодня всех наших голкиперов не единожды. Работали над бросками в касание, когда в рамке стоял Саша Котомкин. Набросал ему полную котомку самых разнообразных шайб и с отскоком от штанги, и в разные девятки, и щелчками под перекладину.

Перешли к отработке игры в большинстве и под мою горячую и вдохновенную руку уже угодил другой наш кипер — Геннадий Шутов. Как идёт наброс от синей линии на пятак, так после моего подправления в рамку его ворот заскакивает самая обычная нешуточная шайба. Даже старший тренер потребовал от Шутова, чтобы тот, как первый номер команды, играл посерьёзней и повнимательней. А когда начались товарищеские двухсторонки, то досталось от меня и самому Виктору Сергеевичу. Я в его ворота запихал прямо с пятачка несколько обидных шайб. И Валерий Шилов, видя, что я сегодня над вратарями буквально издеваюсь, скомандовал мне раньше времени идти в раздевалку.

— Как считаешь, кого мне завтра с первых минут выставить на последний рубеж? — спросил он, когда я перелез через борт.

— Как по мне, то Коноваленко к битве против Челябинска готов, — пожал я плечами.

— Ладно, я подумаю, — как всегда уклончиво проворчал старший тренер. — Примешь душ, будь добр поговори с прессой, — он кивнул на худосочного молодого парня в очках, который, сидя на трибуне, что-то записывал в блокнот.

— Понял, — улыбнулся я. — Наша главная задача — молотьба и хлебосдача. Хочешь быть передовым — сей квадратно-гнездовым. Коль на славу потрудился, из ковша медку напился, — припомнил я разом несколько поговорок с лесоповала.

— Вот только давай без своего лагерного фольклора, — погрозил мне пальцем Валерий Шилов.

— Само собой. Что высший сорт, что брак, а у кассы всё ровняк, — загоготал я и пошагал в раздевалку.

Юного корреспондента «Горьковской правды», который сидел напротив меня за скромным столиком в буфете автозаводского стадиона, звали Владимир Молчанов. Он являлся полным тёзкой того самого Молчанова, который во время перестройки будет вести популярную программу «До и после полуночи».

«Забавно получается, — подумал я в ожидании животрепещущих вопросов, — этот Молчанов и тот Молчанов. Возраста они примерно одного и оба занимаются журналистикой. Только московский Молчанов родился в семье директора Большого театра и теперь работает в АПН, катается по заграницам и ему все двери настежь открыты в светлое богатое и сытое будущее. А этот, горьковский Молчанов, пусть будет хоть семь пядей во лбу, выше главного редактора местной газеты не поднимется. Не в той семье родился. А вот в хоккее на блатном папаше далеко не уедешь».

— Как вы оцениваете уровень чемпионата СССР? — робко спросил местный корреспондент.

— По сравнению с чем? — ухмыльнулся я. — По сравнению с чемпионатом Пермской области, то в Высшей лиге хороший и высокий уровень. А если сравнивать с НХЛ, то не всё так однозначно.

— Это потому что нашему хоккею всего 30 лет, — недовольно буркнул паренёк.

— А мне попадались в руки документы, что в игру похожую на хоккей играли ещё при Петре Первом, — возразил я. — Игра называлась «клюшкование». Кроме того в хоккей играли император Александр Третий и Николай Второй.

— Это был хоккей с мячом, — снова обиженно пробубнил горьковский Молчанов.

— Между прочим, первые канадские команды играли тоже короткими клюшками, как из бенди, — возразил я. — И шайба на льду вместо мяча появилась не просто так. Её проще изготовить и она не так далеко улетает на большой ледяной поляне. В основе любого хоккея стоит умение мастерски бегать на коньках. Поэтому все наши первые олимпийские чемпионы легко перешли из хоккея с мячом в хоккей с шайбой.

— Что-то не получается у нас с вами разговор, — робко улыбнулся юный журналист.

— Это потому что тема неинтересная, — буркнул я и сделал пару глотков горячего и сладкого чая. — Но есть нечто более любопытное, чем уровень чемпионата. По сегодняшним правилам, чтобы тебе вручили медаль чемпионата СССР, ты должен провести больше половины матчей. Я, например, если «Торпедо» выиграет бронзу или серебро, свою медаль не получу. Мне не хватит ровно одной игры. И Виктор Сергеевич Коноваленко ничего не получит, кроме почётной грамоты на долгую и добрую память. На лицо принцип наглого нарушения социалистической справедливости. А проще говоря — правовой дурдом. Если ты сыграл хотя бы один матч, участвовал в тренировках команды, следовательно, доля твоего труда в общем успехе коллектива есть.

— И даже если вы станете лучшим бомбардиром, вам не вручат медаль? — пролепетал Молчанов.

— По закону — нет, — криво усмехнулся я. — Или вот интересная тема. Московские «Крылья Советов» недавно совершили новогоднее североамериканское турне с командами АХЛ. «Крылья» три матча проиграли, пять выиграли. И никто в Спорткомитете не сделал никаких выводов.

— А какие нужны были выводы?

— В Северной Америке на данный момент существую две сильнейшие лиги — это НХЛ и ВХА, — я сделал ещё несколько глотков горячего чая. — АХЛ — это аналог нашей Второй хоккейной лиги. Только представь на секунду, что в Союз прилетает «Монреаль Канадиенс» и играет против горьковского «Полёта», ижевской «Ижстали», Кирово-Чепецкой «Олимпии», «Строителя» из Караганды и ташкентского «Бинокора»? Это будет разгром с двухзначным счётом абсолютно во всех матчах серии. Не понимаешь? — спросил я у паренька, который смотрел на меня наивными большими глазами.

— Не совсем. Мы же выиграли Суперсерию 72 года у канадских профессионалов. Развеяли миф об их эээ непобедимости.

«В этой новой истории выиграли, а в старой проиграли», — проворчал я про себя и, тяжело вздохнув, принялся объяснять самые очевидные вещи:

— Звезд первой величины, что в СССР, что в Канаде примерно поровну. За счёт этих звёзд мы можем побеждать и профессионалов. Но кроме звёзд есть игроки среднего уровня. И канадские игроки среднего уровня в разы сильнее наших середнячков. Так как канадские не хватающие звёзд с неба трудяги прогрессируют за счёт ожесточённых игр плей-офф. Мы сами роем яму своему хоккею, отказываясь от самого вкусного и главного хоккейного зрелища — битвы за главный кубок.

— Ничего не понимаю, — замотал головой корреспондент. — Почему тогда наши звёзды не хуже заокеанских?

— У наших звёзд для роста и прогресса имеются Олимпиады, чемпионаты Мира и серии игр против тех же профессионалов, — я снова тяжело вздохнул. — Отказ от плей-офф сильнее всего бьёт по среднему уровню советского хоккея.

— Боюсь, что на эту тему главный редактор мне написать не даст, — попытался усмехнуться наш горьковский Молчанов.

— А ты не бойся, ты пиши, и сделаешь большое дело для всего советского спорта, — улыбнулся я.

Вечером весь наш дружный хоккейный коллектив разместился в разных комнатах 4-го спального корпуса дома отдыха «Учительский». Один раз перед матчем с саратовским «Кристаллом» Валерий Шилов уже доверился парням, и они, недооценив соперника, накануне как следует погудели. Во второй раз «наступать на одни и те же грабли» старший тренер больше не желал. Поэтому пока я мучился от безделья, развалившись с книжкой на кровати, в соседних комнатках играли в карты, в шахматы и в домино.

Что касается интервью, то ни о чём конкретном с корреспондентом «Горьковской правды» мы так и не договорились. Ибо сложно говорить с человеком, у которого вместо своей головы тезисы пропаганды из телевизора и бравые реляции официальной прессы. Заладил как попугай, если мы выиграли Суперсерию, то теперь чемпионы до скончания веков.

Кроме того, сразу после ужина, я получил долгожданное письмо от своей уральской подруги, и впал в самую настоящую хандру. Наташа Сусанина писала, что многое за эти дни переосмыслила, передумала и приняла непростое решение, что остаётся дома, где у неё наконец-то появилась интересная и перспективная работа. Теперь она начальник бывшего моего экспериментального цеха по литью оловянных солдатиков, она перевыполняет план, хорошо зарабатывает и в следующем году её собираются выдвинуть в народные депутаты.

«А что меня ждёт в Горьком? — вопрошала она в последних строчках письма. — Работа на заводе какой-нибудь секретаршей? Опять возня с бумажками? Опять начинать всё с нуля? Спасибо, не хочу. И потом ты всё равно рано или поздно укатишь в свою Америку».

«Деньги и власть меняют человека, — подумал я и, порвав Наташино письмо на маленькие части, поджёг эти клочки бумаги в пепельнице, которой вообще ни разу не пользовался. — Но в главном моя подруга была права — я всё равно уеду в Штаты. Поиграю ещё несколько лет в НХЛ, заработаю денег, обрасту связями. А когда все лучшие хоккеисты из СССР потянутся за океан, я ведь многим смогу помочь по разным бытовым и правовым вопросам. Да и ветеранам спорта подсоблю, которым в лихие 90-е будет несладко и потребуется разная медицинская помощь».

— Хотя поживём, увидим, — буркнул я вслух. — Вдруг что-то за этот и следующий год переменится? Ибо всё течёт, всё изменяется. И вообще в спорте всякое бывает.

Затем я бросил взгляд на наручные часы, которые показали без 15-и девять. Вспомнил, что сегодня в местном клубе после киносеанса обещаны танцы под баян и пластинки зарубежных и советских исполнителей. И стал быстро переодеваться в цивильные американские джинсы и заграничный джемпер. «Хватит хандрить, пора встряхнуться и кутить», — усмехнулся я про себя.

Однако в коридоре меня остановил наш бдительный старший тренер. Пока остальная команда забивала козла и играла в преферанс, Валерий Шилов сидел в фойе спального корпуса, пил чай и читал свежие газеты.

— Куда? — прорычал он на меня.

— Схожу, почищу машину и прогрею двигатель, — соврал я.

— Врёшь?

— Ну, хорошо-хорошо, — пробурчал я. — Прогрею машину и загляну на пять минут в клуб. Мне там одну интересную книженцию пообещали подогнать — «О спорт, ты — мир».

— У нас завтра игра с «Трактором», а ты что удумал? Пить? — Валерий Васильевич выпучил глаза и прошипел, — не пущу.

— Не имею такой привычки, пить накануне матча. Вернусь из клуба, зайду в вашу комнату и дыхну в трубочку, — хмыкнул я и быстрым шагом вылетел на улицу, где мороз щипал нос и щёки, скрипел снег и светила большая белая Луна.

В местном ДК к тому времени уже гремела музыка. Звучала популярная композиция «Мой адрес — Советский Союз». «Заботится сердце, сердце волнуется, / Почтовый пакуется груз… / Мой адрес не дом и не улица, / Мой адрес — Советский Союз», — задорно голосил солист, и разновозрастный народ, начиная от отдыхающих здесь пенсионеров и заканчивая подростками, прибывшими на спортивные сборы, потешно дрыгался под этот заводной ритм. Я невольно улыбнулся, так как в этой новой истории автором данной музыки и текста являлся не кто иной, как хоккеист Иван Тафгаев. Правда, авторских отчислений, что могли меня сделать очень богатым человеком, я так и не дождался.

«Дааа, контингент не тот, — проворчал я про себя. — Куда же пропала сборная по лыжным гонкам, в которой имелось несколько симпатичных и фигуристых барышень? Неужели всё, разъехались по домам? Вот ведь незадача».

Я покосился на сборную области по фигурному катанию и по бегу на коньках и мысленно обозвал их детьми. Так как некоторым девчонкам-парницам больше 14-и лет на вид дать было нельзя. Насколько я знал, в эту дисциплину специально набирали девочек миниатюрной комплекции, а парней наоборот брали постарше и значительно выше. Примерно так будут выглядеть будущие олимпийские чемпионы Екатерина Гордеева и Сергей Гринько. Кстати, в этот самый момент эти миниатюрные девчушечки со своими 18-летними партнёрами достали бутылку с какой-то жидкостью и пустили её по кругу.

И я уже хотел было надрать им уши за нарушение спортивного режима, как обратил внимание на приятную во всех отношениях даму лет 30-и. Она вошла в танцевальный зал, одетая в модный брючный костюм, и на фоне пенсионеров и подростков выглядела как «белая ворона». Такое иногда случается. Человек приехал в дом отдыха в надежде весело и с приключениями провести пару недель, а тут одни пенсионеры и «детский сад» в придачу. Возможно, именно такие мысли роились в голове симпатичной незнакомки. Но тут наши взгляды встретились, заиграла медленная и романтичная композиция про снегопад, напоминая всем собравшимся, что снег кружиться, летает и летает, и незнакомка мило улыбнулась.

— А вас, молодой человек, каким ветром сюда занесло? — прошептала она, когда мы, обнявшись в центре танцевального зала, стали медленно кружиться под приятную мелодию.

— Ветром перемен, — галантно кивнул я головой. — Завтра ветер переменится, / Завтра, прошлому взамен, / Он придёт, он будет добрый, ласковый, / Ветер перемен.

— Это у вас такой юмор? Однако, — захихикала незнакомка. — А чем вы занимается, кроме юмора?

— Работаю, — пожал я плечами и тут же руки опустил чуть-чуть пониже талии, дабы проверить верность хода своих размышлений. И не получив ни слова упрёка удовлетворённо кашлянул. — Работа нервная, сопряжённая с риском для здоровья. Я забиваю шайбы в одном секретном цеху. Вот приехал, по совету мастера поправить нервную систему. Извините, забыл представиться — Иван.

— Очень приятно — Наталья, — смущённо прокашлялась незнакомка.

«Ещё одна Наталья. Наверное, это судьба», — пронеслось в моей голове, и я спросил:

— А вы какими судьбами попали в этот природный уголок?

— Я тоже поправить нервную систему, — протараторила барышня и, постреляв глазками по сторонам, вдруг сказала, — и у меня к вам есть необычное предложение. Кхе. Давайте переберёмся в более укромное место?

— Намекаете на парочку шахматных партий? — шепнул я. — Белые начинают и ставят мат в два хода?

— Это как пойдёт, — хитро улыбнулась она. — Только давайте пойдём к вам, а то у меня соседка громко храпит.

— Хорошее предложение, тем боле я как раз живу один-одинёшенек, — кивнул я.

«Ну шаман Волков, ну дорогой мой друг Михаил Ефремович, наколдовал ты мне удачу, спасибо тебе большое, — бурчал я про себя, когда мы с Натальей из тёплого местного ДК вышли на морозную улицу. — Вот прямо тебе, дорогой шаманидзе, низкий поклон до земли. Только я захандрил, так вот оно и лекарство — само идёт в руки».

Я внезапно для незнакомки остановился, посмотрел по сторонам и, чтобы подтвердить свои фантазии и предположения, обнял её и поцеловал прямо в губы. От моей случайной подруги приятно пахло земляникой и ещё какими-то травами, и она охотно ответила на поцелуй.

— Может быть, мы прибавим шаг, а то холодно, — хихикнула незнакомка.

— Да-да, не сдержался, — улыбнулся я и снова мысленно поблагодарил шамана Волкова.

И только я произнёс слова благодарности, как на тропу выскочил невысокий и широкоплечий мужчина. «Спортсмен, наверное, — подумал я, когда он бросился в нашем направлении. — Штангист или гирьевик. Сейчас в доме отдыха много спортсменов. Закурить, что ли захотелось? Так я не курю».

— Стоять! — заорал он, а Наталья, спрятавшись за мою спину обиженно пискнула:

— Николай, это не то, что ты подумал. Я ходила в библиотеку и заблудилась. А молодой человек меня просто согласился проводить.

— Да-да, сейчас в библиотеке новый завоз приключенческой литературы, о путешествиях, о новых странах, — пробурчал я и моментально догадался, что это и есть та самая громко храпящая вечерами соседка, точнее сосед.

— Я тебе сейчас устрою «кругосветку», — прорычал он и, выскочив на ударную позицию, махнул в мою сторону сжатым кулаком.

Благо я ждать плюхи в челюсть или нос не намеревался. Поэтому сделав резкий шаг в сторону, провалил ревнивца Николай и зарядил ему снизу уже своим кулаком точно в солнечное сплетение. Мужик охнул и моментально присел на корточки.

— Николай-Николай, — запрыгал вокруг него моя незнакомка, — ты не так всё понял. Мы шли из библиотеки. А тут столько дорожек, что я буквально заблудилась.

— Спортсмен что ли? — прохрипел мужчина. — Боксёр?

— Почему боксёр? Хоккеист, — усмехнулся я.

— Вы — грубиян, а не хоккеист, — обиженно произнесла Наталья и, пока её «Отелло» не видел, хитро улыбнулась.

— Так это вы в четвёрке живёте? — кивнул головой ревнивец. — Что ж ты сразу-то ничего не сказал?

— Не успел, — хмыкнул я. — Всего хорошего. Теперь я уверен, что вы здесь не потеряетесь.

Смех смехом, но вся эта водевильная сцена, эти высокие отношения, меня вдоволь позабавили и эмоционально встряхнули. И мне действительно полегчало. «Ладно, завтра с „Трактором“ повоюю, а потом что-нибудь придумаю, как разнообразить скудную личную жизнь», — подумал я и пошагал в свой спальный корпус.