Тафгай. Том 10

Глава 10

Танцевальный вечер в ДК «Красного Сормово» мало чем напоминал «Вудсток» 1969 года, но какие-то общие черты имели место быть. Так девушки вместо устаревших причёсок «бабетт» предпочитали демонстрировать свои длинные и распущенные волосы, а парни в большинстве своём косили под длинноволосых битлов. В одежде преобладали брюки клёш, рубашки, пиджаки, свитера и платья, подолы которых заканчивались значительно выше женских оголённых коленей. Кроме того бросался в глаза возраст танцующей публики. В зале присутствовало множество людей старше 20-и и даже 30-и лет. Малышни, которая будет преобладать на дискотеках 90-х, не было.

Что касается музыки, то будущие бабушки и дедушки советского «поколения пепси» активно извивались и дрыгались под ритм-н-блюз, который изобиловал сложными гитарными партиями, заковыристыми переходами и дополнялся высококлассным вокалом солистов. Почему поп-культура после 90-х годов во всём мире качнётся в сторону безголосых бездарностей оставалось только гадать. Кстати, в данный момент звучала медленная композиция «Чернобровая дивична» в исполнении не то «Весёлых ребят», не то «Самоцветов». И вокалисты на несколько голосов красиво пели: «Чернобровую дивчину, / Мою светлую кручину, / И наряд её венчальный/ Я рисую целый вечер».

Ну а наша четвёрка липовых дружинников с деловым видом прошлась по периметру танцевального зала, поздоровалась с двумя дежурившими милиционерами, которые увидев нас, тут же направились в буфет, а мы остановились на выходе в длинный коридор.

— Саша, Володя, остаётесь здесь на дежурстве, а мы с Сергеичем кое-куда отлучимся, — сказал я Ковину и Скворцову. — Если будут бить, то сразу бегите к товарищам милиционерам. Они должны помочь.

— Да-да, самое главное ни во что не вмешивайтесь, — пророкотал Коноваленко. — Потом неприятностей не оберёмся.

— Пусть только кто сунется, — усмехнулся Саша Скворцов.

— Вот и молодцы, — кивнул я и вместе с Виктором Сергеевичем двинулся в сторону служебных помещений.

Прежде всего, мне хотелось осмотреть костюмерную, мастерскую художника, который рисовал афиши для разных мероприятий, и мастерскую декоратора. Вряд ли серьёзный ДК заказывал декорации где-то на стороне. Что же касается гримёрок, то их я отмёл сразу. Ибо для алтаря требовалось место, где можно было уединиться и отгородиться от посторонней суеты.

— Иван, а почему ты решил, что алтарь находится именно здесь? — спросил Коноваленко, когда я открыл ключом дверь, что вела за сцену актового зала.

— Насколько я знаком с американскими мистическими фильмами, то алтарь обычно строиться на месте силы, — буркнул я, остановившись в полутёмном коридоре, так как мне послышалось, что здесь кто-то есть. — И сцена, где аккумулируется много человеческой энергии, где эмоции бьют ключом — это место силы. Знаешь, что такое сатира?

— Это когда кого-то высмеивают, — пророкотал он.

— Верно. А ещё сатира имеет самое непосредственное отношение к театральному представлению. Но это ещё не всё, — прошептал я и, подняв указательный палец вверх, прислушался к новому шуму где-то впереди нас. — Это ещё не всё. В Древней Греции сатирами называли слуг бога Бахуса, которые имели на голове рога, на ногах копыта, а за спиной хвост.

— Черти что ли? — опешил бывший голкипер сборной.

— Они самые, — улыбнулся я. — Настоящий театр, Виктор Сергеевич, не так далёк от нечистой силы, как это кажется. Возможно, наш психопат никакого Вендиго и не вызывал. Он просто провёл оккультный обряд на успех или удачу и, сам того не желая, позволил злому духу вселиться в свою бедную голову.

— Говорят, раньше актёров хоронили за пределами общего кладбища, — прошептал Коноваленко и в этот момент что-то громко звякнуло.

Я прижал указательный палец к губам и, стараясь ступать как можно тише, двинулся вперёд по коридору. Виктор Сергеевич тоже постарался не шуметь. Однако его ботинки скрипели как несмазанное колесо. Тем не менее, мы незаметно подобрались к приоткрытой двери, откуда пробивалась тусклая полоска света. Я показал рукой своему друг знак, что действуем спокойно и без нервов, ибо мы здесь в качестве народного контроля за порядком и законностью. Но когда я эту дверь открыл, то Коноваленко громко крикнул:

— Всем стоять! Руки вверх!

— Ааааа! — взвизгнула 40-летняя женщина, которая гладила утюгом какую-то вещь. — Вы кто? — пролепетала она.

— Извините моего друга, — пробурчал я, недовольно покосившись на Виктора Сергеевича. — Мы из народной дружины. А вы почему в такой час всё ещё на работе?

Я окинул взглядом эту комнату, где в два ряда на высоких вешалках висели разные платья и костюмы, и догадался, что это и есть местная костюмерная.

— Я ж чуть не родила, — проворчала костюмерша. — С ума сошли? Почему на работе? Потому что завтра в воскресенье хочу отдохнуть. У нас в понедельник генеральный прогон. Начальство с завода придёт. Вот я и готовлюсь.

— Прогон у агитбригады? — спросил я.

— У нас теперь кроме агитбригады второй месяц как открылся народный театр, — похвасталась женщина и продолжила глажку. — Режиссёр приехал из Ленинграда. Чехова ставит, «Чайку».

— Делаете спектакль про птиц? Давно пора, а то с ребёнком сходить некуда, — пробурчал Коноваленко, с деловым видом осматривая костюмы на вешалках. — А какого роста ваш режиссёр? Высокий или низенький?

— А что случилось? — разволновалась костюмерша. — Наш Герман Петрович что-то натворил?

— Кхе, — кашлянул я, чтобы Виктор Сергеевич хотя бы пять секунд помолчал. — Ищем одного злостного неплательщика алиментов. Так как выглядит ваш режиссёр?

— Высокий, — кивнула женщина. — Хотя пониже тебя будет, — сказала она, измерив меня своим намётанным взглядом. — Только Герман Петрович холостой и женат не был. Это мне точно известно.

— Значит это не он, — крякнул Коноваленко. — Будем искать.

— Да-да, — закивал я, — вы не пугайтесь, мы тут соседние помещения осмотрим на предмет запрещённых галлюциногенных веществ. Проверяем сигнал. Служба.

— Да у нас сроду кроме портвейна и сигарет никаких таких веществ не было, — захихикала костюмерша. — Пить, пьют, дымят как паровозы, этого скрывать не буду. Но таблетки никогда.

— Чуть не забыл, — хлопнул я себя по лбу, когда мы с Виктором Сергеевичем уже переступили порог «костюмерки», — у вас случайно костюм какой-нибудь не пропадал?

— Нет, — помотала головой женщина. — Всё на месте. Хотя, списанный балахон с капюшоном куда-то подевался. Может быть, его вахтёрша на тряпки взяла?

— Сигнал ясен, будем искать, — пробурчал Коноваленко и, схватив меня за локоть, поволок дальше по коридору. — Вот он наш псих, — зашептал он, когда мы достаточно удалились от костюмерной комнаты. — Всё сходится: рост, театр, срок.

— Какой срок? — пролепетал я.

— Ну ты, Иван, и дуб, — прошипел бывший вратарь сборной. — Приехал парень из Ленинграда. Думал, что тут рай небесный. А потом понял, что попал в «дыру» и захотел обратно, в свой город на Неве, где красота, каналы, дворцы всякие и этот Зимний дворец, в котором мужики царя кокнули. Вот он и затеял обряд на удачу.

— Звучит правдоподобно. Только царя, Сергеич, кокнули в другом месте, — прошептал я. — Завтра подумаем, как добыть отпечатки пальцев товарища режиссёра, чтобы быть уверенными на сто процентов. А сейчас у меня появилась отличная идея.

Я повертел в руках связку ключей, затем сам покрутился на месте и обнаружил одну неприметную дверь, которая вела в помещение находящееся под самой сценой актового зала. Как правило, там хранились разные пустые ящики, коробки, провода, иногда здесь припрятывали лопаты, мётлы и строительные материалы. В общем, когда костюмерша обмолвилась про народный театр, то я сразу подумал, что лучшего места для алтаря, чем под сценой, не найти.

— За мной, — шепнул я и, отдав фонарик Виктору Сергеевичу, пошагал к неприметной двери, на которой большими буквами было написано, что посторонним вход воспрещён.

Под сценой этого храма культуры в беспорядке валялось всё что попало. Здесь были навалены какие-то доски, старые стулья, шифер, рубероид, кирпичи и в дополнение ко всему на бетонном полу лежал разбитый рояль без ножек и верхней крышки. И я впотьмах чуть-чуть не наступил во внутренности этого музыкального инструмента.

— Пылища, — проворчал Коноваленко, шаря фонариком по разным углам. — Нет здесь ни хрена, никакого алтаря. Только мусор, да грязь.

— Дай фонарик, — попросил я.

После чего посветил наверх, где обнаружил одинокую паутину, и опустил луч фонарика вниз. И сначала я ничего странного не обнаружил. Как вдруг мне показалось необычным, что на одной части бетонного пола лежали два больших отреза рубероида. Я вернул фонарик своему другу и откинул эти листы в сторону, подняв целый столб пыли. И тут на сером бетонном полу мы увидели, нарисованную чёрной краской пентаграмму — двухметровый круг и вписанную в него пятиконечную звезду.

— Звёздочка, — хмыкнул Коноваленко. — Пионеры, наверное, баловались. Пошли отсюда.

— Ещё скажи — октябрята-тимуровцы вызывали дух дедушки Ленина, — криво усмехнулся я. — Это, Сергеич, и есть тот самый алтарь. А вон и следы от оплавленных свечей, — я указал рукой на кончики пятиконечной звезды. — Сатанист недоделанный, — прорычал я, складывая рубероид на прежнее место. — Теперь всё предельно ясно и можно ехать домой. Сейчас на две недели затихаримся, пусть этот псих немного успокоится. А потом, когда он примется за старое, возьмём с поличным, покажем алтарь милиционерам и сдадим санитарам. Я думаю, к тому времени у него начнётся явное раздвоение личности, и ему самое место будет в больнице для душевно больных.

— И тебе не жалко парня? — вдруг спросил Виктор Сергеевич.

— Жаль кончено, только он ведь сам полез в оккультизм, — пожал я плечами. — И потом, где мне искать второго шамана Волкова, который мог бы помочь в такой ситуации? Пошли в зал, товарищ голкипер.

Однако прежде чем вернуться в зал за Ковиным и Скворцовым я и мой верный товарищ заглянули в туалет. После пребывания в пыльном помещении под сценой актового зала, нам требовалось помыть руки, почистить джинсы и привести себя в более-менее товарный вид. Кстати, музыка долетала и до этого укромного уголка. И сейчас я слышал буквально каждую ноту знаменитой композиции группы «Led Zeppelin» «Лестница в небеса». У этой вещицы есть такое интересное место, где её медленная медитативная мелодия постепенно перерастает в забойную и динамичную гитарную импровизацию Джимми Пейджа. И когда зазвучало именно это гитарное соло, Коноваленко недовольно поморщился и, сунув свои ладони под сушилку, пророкотал:

— Мы такими не были. Мы такую херню в молодости не слушали.

— Главное, Сергеич, чтоб не вешались, — буркнул я, домыв руки. — Интересно как там наши парни? Живы ли?

— Да всё нормально, что с ними будет, с кабанами, — хмыкнул Виктор Сергеевич.

Однако тут распахнулась дверь в туалет и первыми внутрь влетели Ковин и Скворцов. Точнее говоря, наших нападающих в это обклеенное плиткой помещение втолкнули какие-то бравые местные хлопцы. Володя и Саша, увидев нас, робко улыбнулись, а следом ввалилось восемь 25-летних лбов.

— Исчезли, деды, — рыкнул один из них в мою сторону. — Мы дружинников не вызывали, — загоготал он. — Без вас, б…ь, разберёмся.

— В морге будете разбираться, кому какой гроб достанется, — прошипел я.

И не дожидаясь пока меня, Коноваленко, а так же Ковина и Скворцова начнут бить и возможно ногами, первым вырубил ближайшего ко мне гопника, проведя шикарный правый боковой удар. Между тем, он влетел в отдельную кабинку, распахнув своим телом приоткрытую дверь, и чуть-чуть не нырнул головой в специальное углубление. Однако должного впечатления на остальных хулиганов этот «цирковой номер» не произвел. И в следующее мгновенье кто-то саданул меня ногой в живот, но в ответ, получив левый прямой, мгновенно обмяк. Третьего горячего паренька я тоже достал правым боковым и, не обращая внимания на крики и ругань, принялся молотить всех, кто попадал в поле моего зрения. А тем временем Джимми Пейдж на своей двухгрифовой гитаре выдавал такие аккорды, что, окучивая местную тупоголовую гопоту, я получал дополнительное эстетическое наслаждение. Кстати, драка закончилась гораздо раньше, чем соло знаменитого гитариста из «Led Zeppelin». Пятеро лежали на полу, постанывая и размазывая кровь по серой плитке. Трое успели смыться в неизвестном направлении.

— Чёрт, — выругался я и сунул кулак под струю холодной воды. — Все костяшки разбил, — пожаловался я своим партнёрам по команде, которые в бой так и не вступили, потому что из-за тесноты туалета это было сделать проблематично. — Где красные повязки? — рыкнул я на Ковина и Скворцова.

— Мы потанцевать хотели, а эти прицепились, — пробубнил Володя Ковин, вытащив кусок красной материи из кармана джинсов.

— Это же Сормово, бывшая деревня, — пророкотал Коноваленко. — Мы с ними просто так раньше дрались. А вы пришли на чужую территорию, да ещё стали танцевать с чужими девчонками. Соображать же надо, балбесы. Поехали домой, пока ещё кто-нибудь не прибежал.

— Верно, двинули, мужики, — кивнул я.

Но как только мы вышли в коридоре, дорогу нам преградили две перепуганные девушки. На вид барышням, одетым по столичной моде, можно было дать 20–25 лет. И учитывая умные и проницательные глаза незнакомок, я бы предположил, что передо мной выпускницы какого-нибудь ВУЗа, а не техникума или ПТУ. К тому же совсем недавно у меня были именно такие знакомые.

— Как хорошо, что вы вовремя появились, товарищи дружинники, — протараторила круглолицая светловолосая девушка с весёлым и немного смешным лицом. — А мы уже думали бежать за милиционерами.

— Не надо милиции, — буркнул я. — Сами разобрались. Только вашим парням теперь нужен врач. Выпили, упали, поцарапались. Это бывает на скользком полу.

Я приоткрыл дверь в туалет, чтобы барышни могли убедиться, что их приятели, по крайней мере, живы.

— Какие же это наши парни? — возмущённо надула пухлые губки девушка с чёрными распущенными волосами и характерным вздёрнутым носиком. — Это местные хулиганы, которые вообразил, что мы их подруги. Проходу нам не дают.

— Тогда нам лучше поспешить на улицу, — кивнул я.

После чего мы уже вшестером в хорошем темпе потопали в сторону гардероба. И тут из танцевального зала выбежало человек двадцать. Не все из «юных мстителей» обладали богатырским телосложением, но эти разнокалиберные бойцы могли задавить, тупо навалившись толпой.

— Я предупреждаю, что кулаком могу сломать не только челюсть, — прорычал я, прикрыв спиной всю компанию.

— В чём дело? — пророкотал Виктор Коноваленко и, сняв с носа чёрные солнцезащитные очки, вышел вперёд.

— Коноваленко-Коноваленко, — зашептались пацаны. — Сборная СССР по хоккею. Канаду в 72-ом дёрнули.

— Извините, Виктор Сергеевич, мы не знали, что это ваши знакомые, — сказал один из парней, и вся толпа вернулась обратно на танцевальную площадку.

— Что бы вы без меня делали? — хохотнул наш прославленный голкипер. — Путь открыт.

— Вот в чём сила советского хоккея, — сказал я перепуганным девушкам, и они вежливо улыбнулись.

А когда всё уже закончилось, и мы за верхней одеждой подошли к гардеробу, появилось два дежурных милиционера, которым я вкратце поведал, что в туалете подрались хулиганы, но теперь они раскаиваются и больше так делать не будут.

— Месяц у вас здесь будет тихо, — сообщил я и бабушке-вахтёрше, которой вернул связку ключей. — Профилактическая работа проведена.

— Замечательно, — обрадовалась она. — А знаете, что? Вы ещё раз приходите через месяц.

— Непременно, — кивнул я и подумал, что у меня здесь теперь есть дело и посерьёзней обычных уличных хулиганов.

А на улице падал красивый вечерний снег, который не блестит искрами, кружась под солнечными лучами. Этот снег, прорываясь сквозь непроглядную ночную тьму, напоминал пепел некого угасшего гигантского костра. Но лично я посыпать голову пеплом не спешил. Алтарь найден. То, что этот псих как-то связан с местным любительским народным театром, сомнений практически не вызывало. Да и план как обезвредить психа и сидящего внутри него Вендиго более-менее вырисовывался. И теперь у меня было полное ощущение, что прекрасная и замечательная жизнь снова налаживается.

— Кстати, вы так и не представились, а это невежливо, — заявила черноволосая девушка, которая впрочем теперь была одета в светло-серую шубку и в большую меховую шапку.

— Извините, — смущённо буркнул я. — Меня зовут — Иван Иванович, нашего спасителя — Виктор Сергеевич. Ну а ребят вы, наверное, и так знаете: Володя и Саша.

— А нас зовут — Лида и Карина, — звонким голоском произнесла светловолосая барышня. — Я — Лида, — сказал она, протянув мне свою маленькую ручку.

— Очень приятно, — пробурчал я, аккуратно пожав эту ручку. — Кстати, мы на машине. Можем вас подвезти прямо к крыльцу.

— И совершенно зря, — вновь каким-то учительским тоном произнесла черноволосая Карина. — Сейчас перед нами раскинулась площадь Буревестника, который иногда гордо реет чёрной молнии подобный. А наше общежитие находится на другом конце, там — на Юбилейном бульваре. Тут идти-то всего двести метров, не больше.

— Идите, я пока машину прогрею, — пророкотал Коноваленко.

Я пожал плечами и молча спустился с крыльца Дворца культуры. Вот чего мне меньше всего хотелось, так это заводить новые знакомства. Во-первых, я пока был женат. А во-вторых, от меня уже улетела телеграмма своей подруге на Урал, чтобы она, если захочет, перебиралась сюда в Горький. Благо Володя Ковин и Саша Скворцов во время прогулки тарахтели без умолку, чем избавили меня от обязанности вступать в ненужный мне разговор.

— Значит вы — хоккеисты «Торпедо»? — весело тараторила Лида, которую я про себя обозвал хохотушкой, а её подругу зазнайкой. — А мы приехали из Ленинграда. Работаем на «Красном Сормово» социологами. Изучаем организацию труда, трудовую дисциплину, текучесть кадров и многое другое.

— А у нас в хоккее кадры сами по себе текут, — захихикал Саша Скворцов. — Кто Высшую лигу не тянет, тот отправляется лигой пониже. А кто наоборот, перебирается повыше — в ЦСКА или в «Спартак».

— Интересно, — хохотнула Лида. — А как у вас дело обстоит с психологическим климатом в коллективе?

— Лучше некуда! — опять ответил Скворцов. — У нас команда что надо!

— А ещё у нас завтра после тренировки, как раз планируется акция по улучшению этого климата, — добавил Володя Ковин. — Если хотите, вы тоже можете поучаствовать.

— Мы в хоккей играть не умеем, — проворчала зазнайка Карина.

— Но шашлык-то вы есть умеете? — прыснул от смеха Саша Скворцов. — У нас завтра командная вечеринка. Семейные приедут за город с жёнами и детьми, холостые с подругами. А мы приглашаем вас. Привезём, увезём, это не проблема.

Девушки тут же о чём-то стали перешёптываться, а потом Карина ни с того ни сего вдруг спросила именно меня:

— А почему ваш друг всё время молчит? Вам, Иван Иванович, будет неприятно, если мы поедем к вам на пикник?

«Чё ты ко мне прицепилась, заноза в одном месте? Иду, никого не трогаю, дышу свежим воздухом, любуюсь падающими снежинками. Или ты думаешь, что если ты — ленинградская красавица с высшим образованием, то все горьковские мужики вокруг тебя должны прыгать как около какой-нибудь принцессы? Как бы ни так! Не дождёшься», — проворчал я про себя, а вслух ответил:

— Вам, милые барышни, как социологам будет очень полезно провести с нашей командой семейный вечер. Вдруг психологический климат у нас не на высоте? Тогда вы сможете дать полезный совет нашему старшему тренеру и получить несколько очков в кАрму.

— Несколько очков в карму! — прыснула от смеха Лида.

— Хорошо, мы согласны, — ответила, одарив своей очаровательной улыбкой, Карина.

«Кто ж меня за язык-то тянул?» — выругался я про себя.

В воскресенье на лёд автозаводского стадиона Виктор Сергеевич Коноваленко выходил, словно давным-давно на свою дебютную игру. Ноги и руки прославленного голкипера немного подрагивали, голова предательски гудела.

«Виданное ли дело, два раза меня на пенсию уже провожали, два раза по этому поводу водку с парнями пил, — думал Коноваленко, наматывая круги на первой за долгие месяцы общекомандной тренировки вместе с остальными хоккеистами. — А сейчас если не подкачаю, то снова вернусь в Высшую лигу. Снова настоящий хоккей, снова переполненные арены, снова адреналин в крови. Главное, как любил приговаривать Тарасов, не пропускать лёгких шайб. Если влетит что-нибудь заковыристое, никто плохого слова не скажет. Правда, Иван мне вчера что-то слишком много набросал. А с другой стороны, у Ивана бросок как из пращи, по нему ориентироваться не стоит. Главное лёгких не пропускать».

— Закончили пробежку! — дунул в свисток старший тренер Валерий Шилов, который тоже стоял на коньках в центре ледяной площадки. — Виктор Сергеевич на ворота, Фёдоров — защитник, Мишин и Федотов — нападающие. Работаем выход два в одного. Ковин и Скворцов приготовились!

«Вот и настал час икс, — пробурчал про себя Коноваленко, заняв место в рамке ворот. — Если сейчас первую же шайбу отобью, то буду играть. А если нет, то наверное нет».

— Пошли! — скомандовал Шилов и дунул в свисток.

Виктор Сергеевич сжал как можно сильнее в правой руке черенок вратарской клюшки, чуть-чуть выехал из ворот. И когда Алексей Мишин и Александр Федотов с шайбой покатили в атаку, а Юрий Фёдоров стал сдавать спиной назад, готовясь клюшкой перехватить пас от Федотова, Коноваленко зашептал: «Только бы отбить. Только бы отбить». А через секунду Саша Федотов, сблизившись на пять метров, вместо передачи, хитро бросил в ближний левый угол. И Коноваленко, каким-то чудом выставив щиток, первую же шайбу отбил в левое закругление.

«Даааа! — закричал он про себя и уже менее эмоционально пробормотал, — теперь я точно буду играть».