Сумерки войны

Глава 13

— Если бы это были привычные «двадцать шестые», то их бы немцы легко всех уничтожили, как вот эти два танка с «экранами», товарищ армейский комиссар 1-го ранга. Но это «самоходки» с трехдюймовыми пушками УСВ — они и выбили германские танки.

Командир 51-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Львов показал на застывшие перед гребнем германские танки. Мехлис машинально их подсчитал — получилось где-то чуть больше тридцати танков, половину из которых составляли чешского производства Pz-38(t), другие машины были германские маленькие «двойки» с 20 мм пушкой, вроде выведенных из боевой линии советских Т-60, и до десятка мощных «четверок», где несколько штук имели не короткие «окурки», а длинноствольные пушки.

— Это новые танки, товарищ Мехлис, у них орудия очень мощные — именно они наши КВ расстреляли, когда я батальон в контратаку бросил. С километра борта пробивают — как увидел это, приказал батальону немедленно отходить на исходную позицию, но полдесятка танков было потеряно. А Т-26 и Т-60 вообще нужно убирать — их пушки этим германским танкам не страшны, только если с трехсот метров прямо в борт бить. Лучше в самоходки первые переделывать дальше, толку намного больше будет. А «шестидесятки», которые еще остались, в мехкорпуса передать, за «тридцатьчетверками» воевать смогут, нашу пехоту на грузовиках сопровождая. Да при необходимости грузовики вытаскивать, да «дивизионки» таскать. На большее они не пригодны, только экипажи понапрасну губить.

В голосе генерала прозвучала «вселенская печаль» — видимо, картин истребления малых советских танков, которые немцы именовали «саранчой» он повидал немало. Как и тягостных картин сгоревших Т-26 и БТ, тонкая бортовая броня которых пробивалась любыми противотанковыми средствами вражеской пехоты. И хотя со «лба» эти машины «экранировали», но то была защита исключительно против 37 мм «колотушек», и не более того. А вот самоходно-артиллерийские установки на базе устаревших танков весьма ценились, перевооруженные машины сводили в специальные истребительно-противотанковые самоходно-артиллерийские дивизионы. Состав каждого был определен в три батареи по пять САУ в каждой, еще одна «самоходка» командира дивизиона, пара «экранированных» Т-26 для наблюдения, разведки и прикрытия, и два таких же танка, но без башен и дополнительного бронирования, их использовали в качестве транспортера для доставки боеприпасов. И такие дивизионы формировались десятками на всех фронтах — жаль, что поздно сообразили, что негодные устаревшие танки можно так эффективно использовать для истребления вражеской бронетехники и поддержки собственной пехоты на поле боя, ведя огонь по противнику не только прямой наводкой, но и с закрытых позиций.

— Понятно, товарищ Львов, я о том, как ваш корпус сражался, в Москву непременно отпишу. А вам еще один ИПТСАД дам — в Керчи на заводе Т-26 в эти самоходки переделывают, пушки УСВ для них из Сталинграда отправляют. Жаль, но танков Т-26 совсем мало осталось, из Персии их даже забираем, вооружаем оккупационные войска «шестидесятками».

Мехлис тяжело вздохнул, вспомнив, сколько советских танков было безвозвратно потеряно и оставлено в тылу противника после летнего отступления. Начальник ГлавПУра как никто другой знал ситуацию в войсках, даже лучше, чем в Генштабе — политработники были везде, и рапорты шли от них нескончаемым потоком. Причем недостатки, трусость, безобразное командование — все эти негативные вещи немедленно выявлялись, как и бесцельные и напрасные потери людей и техники, и о них тут же следовали доклады в Ставку. Причем партийные органы в армии следили за всем, даже за Особыми отделами, которые вообще-то с такой же неусыпной бдительностью наблюдали за комиссарами. Такой порядок сам Мехлис считал вполне нормальным — партия должна четко знать, что происходит в стране и воюющей армии, и в тоже время необходимо постоянно вычищать из партийного аппарата всяких «шкур» и приспособленцев, и особенно трусов. С последними Лев Захарович был особенно беспощаден, и карал таких жестоко, сразу отдавая под суд военного трибунала. А там армейские юристы, зная его принципиальность, именно политработникам выносили самые безжалостные приговоры, которые приводили в исполнение прямо перед строем.

И эти меры помогали — прибывшие в Керчь дивизии, составленные из выходцев республик Закавказья, в марте представляли жалкое зрелище, и то, что это разно племенное воинство побежит в первом же бою, было понятно. Пришлось наводить порядок — людей перебрали по национальностям, распределив по дивизиям, в которые влили русский элемент в большой пропорции. Из республик вытребовали коммунистов, что говорили на двух языках, по райкомам произвели разнарядку — струсивших ехать на фронт сразу «вышибали» из партии как «примазавшихся». Поставили «ненадежные» полки в первый эшелон, где они в течение месяца втягивались в боевую жизнь, держать в тылу это воинство было небезопасно.

И ничего — не подвели в бою, а первый же батальон, что попытался бежать, оставив боевую позицию, положили сосредоточенным пулеметно-артиллерийским огнем. Вот тут все нестойкие духом товарищи моментально поняли, что воевать им придется, а бегство или сдача в плен будут безжалостно караться, а паникеров прямо на месте политработники будут отстреливать. Так что когда три дня тому назад немцы попытались прорвать оборону на Парпачском перешейке, уже никто не побежал, даже налеты вражеской авиации никого не напугали. Да и как бойца напугаешь, если он не в «голом поле», а в окопе с перекрытиями расположился, даже при обстрелах потери небольшие. К тому же все красноармейцы знали, что позади еще три оборонительных рубежа, на которых пехота и артиллерия, и отступающих встретят огнем — так что в такой ситуации даже самые «ненадежные» раньше полки предпочли сражаться до последнего патрона.

И сейчас проходя под светом луны по окопам передовой линии, Мехлис отчетливо понимал, что прорываться до Керчи немцы будут месяц, не меньше. Но то вряд ли — таких потерь Манштейн просто долго не выдержит, тут каждый метр пропитан кровью. Повернувшись к комкору, Лев Захарович негромко произнес, продолжая разглядывать подбитые вражеские танки, и усыпанную трупами каменистую ровную землю.

— Товарищ Львов, со следующей ночи мы начнем менять дивизии передовой линии, будем отводить их в тыл для пополнения. А через неделю сменим весь ваш корпус, выставим 44-й генерала Черняка. Но если наступление противник прекратит, и следующего не последует, то сами будем взламывать неприятельскую позицию — тяжелой артиллерии у нас для этого вполне хватит, да и флот помочь должен…

Поставки британской и американской авиации в рамках ленд-лиза были достаточно обширны, чтобы относится к ним с пренебрежением. Особенно в первые полтора года войны, когда производство советских самолетов только набирало обороты. До конца 1942 года американцы поставили почти восемь сотен столь необходимых бомбардировщиков В-25 и А-20, истребителей «Кертисса» Р-40 разных типов свыше семи сотен, да еще две сотни «аэрокобр». Британцы отдали тысячу шестьсот своих «харикейнов», что для Англии было весьма существенно. Причем все эти самолеты делались по западным меркам, были снабжены радиостанциями, и наши пилоты отзывались хорошо, многие предпочитали летать именно на них. И потери зачастую были обусловлены не технологическими недостатками, а нерациональным использованием советским командованием — но тут какие могут быть претензии к поставщикам…