Напряжение в ущелье достигло пика. Дождь уже прекратился, однако мрачные тучи словно зависли над ущельем.
Стволы автоматов охраны, дрожащие от нервного напряжения, были направлены на нас. Было очевидно, что Вильямс тут старший и все подчиняются именно ему. Инструктор же, в звании капитана, это так, всего лишь помощник.
Мы находились в незавидном положении.
Перебить всех противников просто не успеем, максимум четверых, да и то, если сильно повезет. А их тут восемь и как минимум двое хорошей подготовкой. Один уж точно. Нет, силой мы тут ничего не решим, никакого везения не хватит. Значит, придется импровизировать. Очень грамотно импровизировать.
Пока я спешно анализировал накалившуюся до предела обстановку, Виктор Викторович продолжал держать ствол винтовки у виска обезвреженной снайперши. Он стоял в полушаге от нее, весь напряженный и хмурый. Все хорошо понимали, что если ситуация выйдет из-под контроля, именно ее жизнь будет первой. А это плохо.
— Поговорить? Возможно! — едва заметно кивнул я, спокойно глядя на Джона. — Только место не самое удачное.
Джон Вильямс, тоже невозмутимый и холодный, совсем не удивился моим словам. Он сделал пару шагов вперед.
— Громов, — его голос был ровным и выдержанным. Интересно, как же прошли те полгода, что он провел за стенами нашего КГБ. Что ему довелось там пережить? По его внешнему виду и не скажешь, что совсем недавно его содержали в жёстких морально-психологических условиях Лубянки. — Ты уже всем доказал, что не просто «кукла». Ума не приложу, как ты вообще сюда попал…
— Судьба — штука капризная.
— Это верно. Я случайно увидел твой бой с сержантом Джонсоном и пытался понять, как же мне действовать. Не каждый день в моем лагере можно встретить такого человека. Первая мысль — пристрелить. Но почему-то мне кажется, что это неправильно. Смешная и напряжённая ситуация сложилась, а просто устранить такую фигуру как ты, было бы не разумно. Ты мой враг, но враг, которого я уважаю. А что ты из себя представляешь как боец, для меня не секрет. У нас с тобой много чего было, верно?
Я только слегка усмехнулся, продолжая смотреть ему в глаза. Одновременно расфокусированным зрением держал в поле зрения Урду. Этот змей вполне мог выкинуть какую-нибудь гадость. Например, выхватить пистолет и ликвидировать чекиста.
А Вильямс невозмутимо продолжал:
— Да… Знаешь, убийство этой женщины — это та ошибка, которую ты не исправишь. И никто не исправит. Ее отец — высокопоставленный английский генерал. Его гнев будет куда страшнее смерти, а ведь я могу обставить ее смерть по-разному. Например, ее взяла в плен советская разведка, изнасиловала, а затем жестоко убила… Ну, чем не версия? Представляешь, какой будет международный скандал?
Ага, конечно, скандал. А как же этот высокопоставленный допустил, что любимая доча с винтовкой в руках охотится на военнопленных? Да не у себя в Англии, а в диких землях далекого Пакистана!
— Вижу, понимаешь. Но это никому не нужно! Сейчас я предлагаю диалог. Спокойный, по делу. Без эмоций. Без применения физической силы, без оружия. Ну, что скажешь?
Мозг работал с бешеной скоростью. Ситуация была крайне сложная. Уйти живыми из этого ущелья силой и впрямь было невозможно. Один шанс из сотни. Но и сдаваться со всеми потрохами, означало вновь вернуться в статус расходного материала. Нас ждала бы мучительная смерть за убийство второго «гостя».
Я посмотрел на тело мертвого напарника женщины. Судя по всему, это был мужчина.
Вильямс мой взгляд тоже заметил и догадавшись, криво ухмыльнулся.
— Не страшно, это всего лишь телохранитель. Ну, возможно не только ее телохранитель… Впрочем, это совершенно не важно!
Мой давний и очень коварный враг, с которым меня уже не единожды сводила судьба, был подозрительно спокойным. Что, черт возьми, с ним сделали в Комитете?
Меня сбивало с толку — после всего, что было, отчего-то он не хотел моей смерти. Зачем я ему? Почему вмешался?
И тут в голове, элемент за элементом постепенно сложился план. Рискованный, сложный, но, возможно, единственный. Он строился на моей внезапно проявленной «ценности» для ЦРУ и на их уверенности, что они держат ситуацию под контролем. И это действительно было так. Но лишь отчасти. Пока что контроль еще есть и его нужно удерживать столько, сколько это вообще возможно. Но при этом не упасть в грязь лицом. Ошибка — смерть.
Я медленно, демонстративно выудил торчавший пистолет из кармана и сунул за пояс. Это был жест не капитуляции, а перемирия.
— Диалог, значит? — я скептически хмыкнул. Говорить пришлось на английском. — С человеком, который держит настоящий лагерь смерти? Ты точно американец? Фашистов в родственниках нет? Дахау, Аушвиц, Бухенвальд… Ни о чем названия не говорят? Нет? Хм, а у тебя своеобразное чувство юмора, Джон.
— Это полигон, Громов. А полигоны бывают разными, — спокойно парировал он. — Ты воевал в Афганистане. Ты знаешь, что для отработки новых тактик нужны реалистичные условия. Оружие, элементы защиты. Боевые приемы. Этот лагерь существует уже два года. И да, я приложил не мало усилий для того, чтобы все здесь организовать. Как видишь, все здесь достаточно толково.
— Толково? — резко оборвал его Кикоть. — Люди у тебя как мишени! Живые люди, пленные, на которых охотятся снайпера! Разве так поступать это гуманно?
Вильямс взглянул на майора и в его глазах мелькнуло явное раздражение. Чекист был для него проблемой, «расходным материалом», который вдруг начал слишком громко говорить. Таких не любят. Он здесь точно лишний и им не нужен.
— А тебя я тоже помню. Еще тогда, летом в лагере. Мы тогда не договорили, пришлось срочно улетать. Офицер КГБ? Уже нет, ты просто забытый, отработанный материал даже для своих.
Кикоть нервно усмехнулся, но отвечать не стал.
А ведь верно, после потери АН-24 никто майора и остальных искать не стал. Просто списали как без вести пропавшего и все. Ну а кому в голову придет проводить поисково-спасательные работы в стране, где идет война? А потом, когда Советская армия пошла на штурм по всем направлениям, до какого-то там майора из контрразведки, который, к тому же, даже на место службы еще не прибыл, уже и не вспомнили.
— Условия просты, Вильямс, — вновь сказал я, перехватывая его внимание. Мой голос звучал спокойно и расчетливо. — Ты хочешь поговорить? Я согласен. Но, не здесь. В лагере, например. И еще… Раз ты сказал, что майор Кикоть тебе не нужен, так отпусти его. Он для тебя не угроза. Он вообще оказался тут случайно. Дай ему уйти.
— Отпустить? — поднял бровь ЦРУ-шник. — После всего, что он тут увидел? Я что, похож на дурака?
— Вовсе нет. Его горы убьют и ты это знаешь. Чтобы добраться до советских гарнизонов, ему нужно пройти сотни километров. В его состоянии, без оружия, еды и воды, это невозможно.
Кикоть резко вскинул голову, все еще держа снайпершу на прицеле. «Мол, что ты несешь, Громов?». Я едва заметно подмигнул ему.
— Может быть. Но что я получу взамен? — Вильямс скрестил руки на груди, его взгляд стал пристальным.
— Ты получишь меня, — я выдержал длинную паузу. — Не «куклу», каких тут было много, а офицера разведки, готового к диалогу. Ты же знаешь, кто я такой! Вот и получишь мое полное сотрудничество. Без сопротивления… — затем я кивнул на Кикотя, — Его же все равно убьют в каком-нибудь нечестном бою, или он поднимет бунт среди остальных. Зачем тебе лишняя головная боль? Отпустишь его — получишь мое доверие. И информацию.
— Какую информацию? — быстро спросил Вильямс, почуяв конкретику.
Внутри все сжалось. Теперь главное — не соврать, а найти такую полуправду, которая будет звучать абсолютно достоверно. И тут в голове родилась идея, основанная на следствии того, как я тут вообще очутился.
— Ты думаешь, я здесь из-за неудачи? — я усмехнулся, глядя ему прямо в глаза. — Заблуждение. Мое появление здесь, на этом конкретном участке границы, было запланировано. Только не нашим славным ГРУ, а мной лично. Про упавший спутник, ты, полагаю, в курсе?
Джон переглянулся с Урду. Ну, конечно, в курсе. Вот кто сообщил координаты американцам, а также о том, что камера сняла их военные объекты, включая этот лагерь смерти. Увидеть этого американцы не могли, значит информацию слили напрямую. Тот же Калугин, через своих доверенных. Урду мог это сделать. Правда, становилось непонятно, зачем тут нужно было задействовать капитана Филатова, если Иванов уже был здесь?
Вот же дерьмо, насколько глубоко засунули свои щупальца товарищ Калугин и его влиятельные друзья — очень тесное, дерзкое сотрудничество с ЦРУ. Ради чего? Да хрен его знает! Вдруг он или кто-то из других старший офицеров метит на пост ГенСека, после того, как рухнувший Союз перевернут с ног на голову? То, что произошло в моем времени, сам факт распада СССР тоже хотя и прошел успешно, но все же, все цели не были достигнуты. А здесь, с учетом моего вмешательства, уже обернулся новый виток истории…
Я видел, как в голове у ЦРУ-шника прокручиваются варианты. Измена — это его область работы, и он верил в нее больше, чем в идеалы.
— Группа «Зет», — тихо произнес Урду, впервые подав голос. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах вспыхнул интерес.
— Именно, — сдержанно кивнул я, обращаясь к Вильямсу, но бросая взгляд на предателя. — Есть человек из афганской разведки. Он ждет меня в условленном месте, в сорока километрах отсюда, в старом кишлаке Баланд-Кала. У него та самая камера, что вам нужна.
— Чушь! — рассмеялся Урду. — Громов, ты, конечно, языком чесать умеешь, но я тебя знаю, как самого себя. Группа «Зет» вернулась в расположение одного из советских гарнизонов еще две недели назад.
— Верно! — кинул я. — Без камеры. И без снимков! Ключ-то у меня! Я извлек их, передал своему человеку, который будет ждать столько, сколько потребуется. На снимках как раз то, что вы так хотите получить. Вы наверняка в курсе, что даже мое командование получило указание уничтожить спутник — это же Калугин постарался, так? Чтобы вы их получили и как будто бы ничего не произошло. Никакой камеры не было, спутник ничего не снимал. А топливная сборка, которую мы, якобы, должны были уничтожить, как раз и будет уничтожена группой «Зет», которая позже, в полном составе погибнет по возвращении на базу. И никаких следов. Так?
Вильямс слушал внимательно. Едва заметно кивал. Под конец он даже улыбнулся.
— Потрясающе, товарищ Громов. Я же говорю, ум у вас на редкость толковый. Так что же ты мне предлагаешь?
— Я готов отдать снимки. В обмен на гарантии. И на выход майора. Он ничего не знает об этом, он для меня — тоже почти что балласт, от которого я хочу избавиться честно.
— Громов, ты же патриот до мозга костей! — недоверчиво хмыкнул Урду. — Я не верю, что ты решился на измену.
— Ну, ты же решился! — я с вызовом посмотрел ему прямо в глаза. — Подумай-ка… Сколько раз я попадал в переплет? Сколько раз меня и нашу группу кидали на заранее безнадежные задачи? А последняя так вообще, подвела всю группу под ликвидацию. Потому что могли слишком много увидеть. Чтобы сохранить чьи-то интересы. Я не прав?
Ложь была идеальной. Она объясняла мое появление, мое выживание и давала им конкретную, осязаемую цель — важного человека в моем лице и носитель. Она играла на их главном козыре — знании, что у нас тоже есть свои слабости и предатели.
А для убедительности и подтверждения своих слов, я вытащил пистолет и демонстративно бросил его на землю.
— Виктор, убери винтовку! — не оборачиваясь, громко и уверенно сказал я.
Тот сначала замер, не веря своим ушам. Но я, обернувшись, снова ему подмигнул. Он неуверенно убрал оружие.
Вильямс молча наблюдал. От меня не укрылось, что его взгляд скользнул по Урду, и тот едва заметно кивнул в ответ, подтверждая, что кишлак Баланд-Кала действительно существует и является точкой, которую и впрямь нужно проверить. В целом, они с этого ничего не теряли.
Да, при всем при этом мы теряли возможность играть жизнью этой дочки европейского генерала, теряли небольшое преимущество. Но если вдуматься, а что нам от него? Немного времени, не более. При таком раскладе нас все равно кокнули бы, если бы я не выиграл для нас время и новые условия.
— Хорошо, Громов, — взвесив все за и против, наконец сказал он. — Но не думай, что я поверил тебе на слово. Ставки высоки, а ты сообщил мне действительно важную информацию, которую я непременно проверю.
— Кишлак большой. Без меня там ловить нечего.
— М-м… Возвращаемся в лагерь. Там мы все обсудим детали и решим, что с тобой делать дальше. И если информация подтвердит твои слова… Кикоть будет отпущен к чертовой матери!
Конечно же он лгал. Не будут они его отпускать. Пристрелят в спину или подорвут на мине. Но я сделал вид, что верю.
Затем американец повернулся к капитану.
— Обыскать их. Оба возвращаются с нами, держать их строго под прицелом. Доставить живыми ко мне в штаб, к «куклам» не отправлять. Предельное внимание, ясно?
Капитан кивнул.
Меня и Кикотя быстро и небрежно обыскали, затем под конвоем погрузили в пикап. Раненую женщину тоже. По дороге майор не проронил ни слова, он сидел, уставившись в пол, его спина была напряжена струной. Изредка он смотрел на меня испепеляющим взглядом, наверняка считая меня предателем, и сейчас это было мне на руку. Будет возможность, объяснимся позже.
В лагере нас разлучили. Кикотя под усиленным конвоем повели куда-то в одноэтажное здание напротив нашего барака, а меня — в двухэтажное административное здание. Штаб, где обитало руководство лагеря. В кабинете на втором этаже меня уже ждали Вильямс и Урду.
— Итак, детали, — начал Вильямс, без лишних прелюдий. — Имя этого человека из «Зет»? Протокол связи? Пароль? И подтверждение, что снимки у него!
Теперь нужно было ткать паутину дальше, делая ее максимально правдоподобной.
— Ее зовут «Марс», — сказал я, выдумывая имя на ходу. Прототипом сделал Лейлу. — Пароля нет. Она ждет меня у разрушенной мечети на северной окраине кишлака. Снимки на засекреченном магнитном носителе.
Урду, знавший все позывные группы «Зет», молчал. «Марса» не существовало, но проверить это сразу они не могли.
Несколько секунд в помещении стояла почти полная тишина.
— Почему? — вдруг спросил Вильямс, впиваясь в меня взглядом. — Почему ты идешь на это?
Это был ключевой вопрос. И я дал им тот ответ, в который они больше всего хотели верить.
— Потому что я устал, — сказал я, и в моем голосе прозвучала неподдельная горечь. — Устал от того, что нас используют как пушечное мясо. От того, что командование в Москве спит и видит, как бы поскорее замять очередной скандал, а не помочь своим людям. Лживость руководства, циничность. Даже тот факт, что тебя отпустили в обмен не пойми на что, хотя взять тебя в Афгане было очень сложно. Устал я от этой бессмысленной войны с бюрократами в погонах и без. Я видел, что вы здесь строите. Это… Жестоко, но наверное, эффективно. А у той системы, что у меня за спиной, будущего для меня, скорее всего, нет. Пуля, на очередном заранее провальном задании и все.
Кажется, они купились. Я видел это по их лицам. Цинизм и разочарование — самые продаваемые товары в мире разведки. А я еще и очень умело актерское мастерство применил — могу, когда ситуация требует.
В этот момент в кабинете запищала рация. Вильямсу понадобилось срочно выйти на связь с кем-то важным. Он поднялся.
— Урду останься с ним. Я вернусь через пять минут, — он вышел, прикрыв дверь.
Мы остались одни. Я и предатель.
Несколько минут в комнате царила тишина. Прапорщик Иванов смотрел на меня с холодным любопытством.
— «Марс»… — наконец произнес он. — Серьезно? Звучит убедительно, но не для меня. Ты врешь. Жаль, что пришлось пожертвовать Семеном и другими «куклами». Но таковы издержки.
— Куклами? — с презрением переспросил я. — Когда это парни вроде нас, сражающиеся за правое дело, вдруг стали «куклами», а? Хм… А вообще, каково это, а? — тихо спросил я. — Спать по ночам, зная, что из-за тебя гибнут свои?
Он пожал плечами.
— «Свои»? Какие свои, Громов? Тот прогнивший Союз? Здесь я при деле. Калугин обещал мне замечательный карьерный рост, когда все в стране изменится. Ты же знаешь, что я родился и долго жил на границе с Афганистаном. А так жить я больше не хочу. У меня будет хорошее будущее!
— Будущее? — я фыркнул, делая небольшой шаг в его сторону. — Ты — слуга. Полезный идиот, которого используют, а потом пристрелят как собаку. Ты думаешь, они тебе доверяют? Ты для них — просто перебежчик. Марионетка генерала. Предатель.
Его самоуверенная ухмылка сползла с лица. Глаза загорелись злобой.
— А ты что? Герой? — он язвительно бросил. — Герой, который сдает своих вымышленных товарищей? Ты ничем не лучше.
— Разница в том, — сказал я, и мой голос стал тише и опаснее, — Что я не торгую настоящими. И я не забываю долги.
Рядом с радиостанцией стояла почти полная бутылка виски «Johnnie Walker».
Иванов, ничего не понял.
Я резко схватил ее за горлышко. Идеальная дубинка, которую я изо всех сил опустил на голову предателя.
Урду не успел даже выхватить пистолет. Бутылка с тяжелым, сочным звуком разбилась о его правый висок. Стекло брызнуло осколками, виски смешалось с кровью. Его глаза закатились, он беззвучно рухнул на пол.
Я не стал проверять пульс. Удар вполне мог быть смертельным.
Сердце бешено колотилось, а адреналин каждую секунду разгонял кровь. Я замер над телом предателя, сжимая в руке окровавленное горлышко. Первая часть кое-как накиданного в голове плана сработала.
Шаги в коридоре. Быстрые. Черт, Вильямс возвращается!
Счет пошел на секунды…