Ст. лейтенант (Часть 3) Назад в СССР. Книга 12

Глава 3 Плохое место

Сигнала к бою не было. Афроамериканец, рывком, без предупреждения пошел в атаку.

Здоровый, тяжелый и неповоротливый. Живого веса там точно больше центнера. Видно было, что противник привык выкладываться быстро, да еще и делая из этого шоу. Это как раз тот случай, когда силы и уверенности хоть отбавляй, а с умом не повезло.

Мы сблизились быстро. Вернее, я-то практически остался на месте, а вот противнику явно не терпелось поскорее размяться и помахать кулаками… Очевидно, что он работал на публику, считая все это просто развлечением, которое происходило далеко не в первый раз.

Его первый удар, был тяжелым и размашистым. А еще очень медленным. Он просто выбросл кулак вперед — если такой попадет в челюсть — то скорее всего, он ее сломает. Нокаут уж точно обеспечен. Само собой я ожидал чего-то подобного и среагировал вовремя. Не секрет, что по тому как человек двигается и перемещается, заранее можно просчитать, какой рукой будет нанесен удар, как именно и откуда. А значит, можно продумать и контрмеры.

Я успел отклониться в сторону — его черный кулак просвистел в нескольких сантиметрах от моего виска, да так, что я хорошо ощутил движение воздуха. Используя инерцию его тела, я вошёл в дистанцию, поднырнул по руку и сбоку быстро нанес ему два коротких, но сильных удара ребром ладони по нижним ребрам, как раз над тем местом, где у человека располагается печень. Ударил и отскочил. Но всего на пару мгновение — пока он ничего не понял. Затем, когда соперник опустил руки, то я снова сблизился. Сделал ложный выпад, уклонился от ещё одного удара, пробил ему прямой удар точно в солнечное сплетение. Раздался глухой стук, и негр громко выдохнув, сделав шаг назад. Пошатнулся.

Взгляд у противника изменился. Скорее всего, теперь черный понял, что меня одной только дурью и физической силой не взять. Махать кулаками как мельница это может и эффектно, но практика не раз показывала, что подобное совершенно не эффективно. Уж точно не с такими, как я.

У афроамериканца сузились глаза, а прежде застывшая на округлой морде улыбка, теперь напрочь исчезла. Уж не знаю, что ему сказали, но свою ошибку он осознал. Ничего, это только начало — удивлю его ещё не один раз. Американец узнает, что такое советский разведчик!

Теперь он начал работать осторожнее, покачиваясь и двигаясь практически на одних носках, как боксер-тяжеловес. Конечно, армейские ботинки сорок шестого размера это вовсе не тапочки, но по-видимому, ему это не сильно мешало. Он начал методично обрабатывать меня джебами, держа на дальней дистанции и пытаясь достать до лица.

Левый джеб постоянно маячил неподалёку, то справа, то слева, не давая сконцентрироваться. Правый прямой, который он пытался пробить в голову, я успевал убирать с линии атаки. Я вертелся вокруг него, словно мошка вокруг зажженной электрической лампочки в темноте, однако один из джебов все же вскользь прошел в челюсть. Прострелила острая боль, появился звон в ушах, а во рту я почувствовал солоноватый привкус крови. Я понял, что с долей вероятности, на большой дистанции он меня достанет. Однако и вблизи, если я попаду к нему в захват, он мне кости переломает. С такими противниками нужно поступать иначе.

Нужно было ломать его дыхалку, изматывать выносливость. Добьется дыхание, он сам начнет делать ошибки — а такая туша точно устанет быстрее, чем я. Однако тот начал опасаться и ошибок стало меньше.

Я двинулся вперед, используя ложный выпад, одновременно подставляясь под его серию ударов. Пропустил джеб, по касательной приняв его на плечо, и тут же рванулся влево, изменил положение, пригнулся. Бросился вправо. Прорвался под руку, нанес болезненный удар в бок, точно по селезёнке, а затем ногой в бедро. Отшатнулся, едва не попал под удар наотмашь. Рука афроамериканца просвистела над головой.

Противник был не только сильным, но и очень устойчивым. Мне удалось его слегка потрепать, но это мне ровным счётом ничего не давало — здоровяк по-прежнему был на ногах и как будто бы не устал.

Время шло медленно. Бой явно затягивался.

И тут зрители не выдержали:

— Боб, да раздави ты этого червяка! Чего так долго возишься?

— Давай, Бобби! Я на тебя поставил! — это кричали на английском. Все остальные просто галдели, разобрать было сложно.

И афроамериканец повелся на призывы. Он снова попер на меня буром, плотно сгруппировавшись и прикрывшись накачанными руками. Он стал мокрым от пота, а потому и тело стало более скользким.

Еще с минуту ничего не происходило. Мы топтались на месте, изредка обмениваясь ударами. Он то и дело мазал, а я не мог достать его так, чтобы нанести хоть сколько-нибудь серьезное повреждение. Наконец, под крики товарищей, ему видимо, надоело осторожничать. Когда я чуть сократил дистанцию, он вдруг резко сорвался с места, растопырив руки ухватил меня в захват.

Подобного я не ожидал.

Он сдавил так, что у меня перехватило дыхание. Ребра едва ли не затрещали. Я пытался освободить руки, чтобы отработать ему по шее, но он прижал их к моему же собственному телу. Очень примитивный прием, лишенный всякой хитрости. Здесь у него полное преимущество.

У меня в глазах начало темнеть от нехватки кислорода. Толпа ревела, предвкушая очень скорую развязку, неминуемо с моим концом. Я собрал остатки сил и резко дернулся вперед, одновременно опустив голову вниз. Угодил лбом ему точно в переносицу.

Раздался отчетливый хруст. Брызнула кровь.

Афроамериканец заревел от боли и шока, его хватка мгновенно ослабла. Я вывернулся, словно угорь, и, не давая ему опомниться, нанес ему сильнейший удар коленом точно в пах. Он вытаращил глаза от еще более ошеломительной боли, согнулся пополам, издав хриплый стон. Его и без того приплюснутый как пельмень нос, теперь не был похож ни на что. Огромная бесформенная окровавленная плямба. Текла кровь, капая ему же на грудь.

Я не стал останавливаться — в настоящем бою, тем более таком, совершенно нет времени на жалость. Пока он стоял согнувшись, я нанес ему нисходящий удар основанием ладони по затылку, добивая его в шею. Его тело обмякло, он рухнул на колени, ткнувшись мордой в песок. Он еще попытался встать, но тут же получил прямой левой точно в челюсть. Я в этот удар вложил все силы — зубы у того клацнули так громко, что там наверняка ни одной целой пломбы на месте не осталось.

Впрочем, не факт.

Отчего-то вспомнил, что у черных американцев с зубами часто все лучше, чем у белых. Чем именно это обосновано я уже не помнил, но вот сейчас, глядя на свой окровавленный кулак, я почему-то овспомнил этот абсолютно бесполезный для меня в этой ситуации факт. А мой противник, получив контрольный, тяжело и беззвучно рухнул на песок, больше не двигаясь. Ну, что тут скажешь? Кинг-Конг жив, но это не точно. Может, мой последний удар ему какой-нибудь из позвонков сместил и америкос уже не жилец? Все может быть…

На песчаном «ринге» воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, да далекими хлопками выстрелов. Зрители замерли от увиденного — такого результата боя они совершенно не ожидали! Затем толпа «курсантов» взорвалась недовольным гулом, свистом и криками на разных языках. Они пришли смотреть на неминуемую и красивую смерть «русского» солдата, а не на его победу. Тем более такую.

Американец-инструктор, стоявший с краю загона, быстрыми шагами пересек плац. Лицо перекошено от злости и напряжения, взгляд яростный, едва сдерживаемый. Ну да, теперь-то шоу не получилось, а потому и настроение у него резко изменилось.

Его рука молниеносно потянулась к кобуре на бедре.

— Вот дерьмо! — заорал он, направляя на меня ствол пистолета. — Русский, ты чего натворил! Все, конец тебе!

Он взвел курок. Взгляд его был пустым и холодным. Я замер, глядя в черное отверстие дула, прекрасно понимая, что все кончится вот сейчас, на этом грязном песке. Однако, я в это не поверил. Вот чисто интуитивно я понимал, что все это какая-то плохо продуманная демонстрация, но эмоции свои он держал под контролем и срываться не собирался.

Секунда. Другая.

Пять секунд. Десять. Тишина.

Глаза закрывать я не стал. Если уж решили меня пристрелить, то с закрытыми глазами я точно не умру. Не дождутся, черти! Просто стоял и молча смотрел на дуло пистолета. Это была Берета, в Афгане я такие видел уже не один раз.

Как я и думал, выстрела не последовало. Резкий, пронзительный гудок, не один, а дважды, пробился сквозь шум толпы. Все, включая инструктора, резко обернулись. С черного пикапа, стоявшего в тени за оградой, высунулась рука и отрывисто помахала, явно отдавая приказ. Инструктор, скрипя зубами так, что было слышно даже на расстоянии, с силой опустил пистолет, всадив его обратно в кобуру. Затем направился к пикапу.

Ему пришлось обходить ограду через отдельный проход в стороне, поэтому пауза явно затянулась. Американец подошел к пикапу со стороны пассажирского сиденья. Начал что-то говорить, но быстро замолчал. Только слушал и изредка кивал головой.

Затем он вернулся обратно.

— Семьдесят семь двенадцать! В карцер! Живо! — прошипел он, и его глаза пообещали, что это еще далеко не конец. Интересно, кто же вмешался? Кто посчитал, что меня рано убирать⁈

Двое охранников в серой форме грубо схватили меня под руки и попытавшись согнуть в болевом приеме, потащили с «ринга» к нашему одноэтажному зданию с камерами. Когда мы подходили, оттуда уже вытащили Семена. Тот выглядел уверенно, но глаза все равно были расширены от страха и непонимания того, что его ждет дальше.

Краем глаза я увидел, как на с окровавленного песка забирают поверженного американца. Тот не только не мог сам идти, он даже подняться не мог. Одновременно я увидел, как на «ринг» вышел другой «курсант». Им был крупный боец, в зеленых камуфляжных штанах, полностью лысый, зато в солнечных очках. Даже и не понять, кто это по национальности. Скорее всего, европеец.

Вот твари. Устроили тут гладиаторские бои на развлечение публике. Зрителей нагнали, причем они тоже те еще уроды — все происходящее здесь, весело и круто. Моральная сторона как будто бы вообще никого не волновала.

Семен, выглядевший уставшим и подавленным, двигался как-то вяло. Никаких оваций, только равнодушное молчание — его жизнь никого здесь не волновала.

Больше я ничего не увидел — меня завели в камеру. Привычно лязгнул закрывшийся засов.

— Громов, ты там как? — раздался взволнованный голос Кикотя. — Нормально?

— Жить буду, — отозвался я, все еще чувствуя солоноватый металлический привкус крови во рту. — Помяли, слегка. Зато чернокожему я ребра пересчитал и морду лица хорошо подправил. Красавцем и раньше не был, а теперь тем более. Там Семена повели после меня.

— Да, нас так и будут дергать, то одного, то другого. Ну, это как раз и плохо. Нам сказали, что возможно, сегодня будут участвовать все «куклы».

— Слушай, я не пойму… Вот меня последнего привели, двенадцатого. А до меня кто был? А остальные? Как долго? Откуда и как они сюда «кукол» поставляют⁈

— Ты еще не понял? — горько усмехнулся Виктор. — Тут постоянная текучка! А наших пленных хватает. Знаешь, сколько их таких в Пакистане после войны в лагерях осталось? Про рабов же слышал?

Отвечать я не стал. Конечно, слышал.

— Нас отработают, других притащат. Не будет русских, найдут других. Американцам все равно, на ком тренироваться. Но наши им больге всего нравятся, потому что опытные. Потому что крепкие, стойкие. А бородатые что⁈ У них ни опыта, ни навыков. Они ничего не умеют. Я не удивлюсь, что именно с таких это место и было организовано изначально. Это уже потом кто-то додумался.

Тошно мне было от всего этого дерьмового места, от этой вонючей камеры, от собачьего отношения, даже от здешней мрачной атмосферы. От убийств. От пыток. Сколько подобного дерьма здесь уже произошло ранее? А сколько еще произойдет?

Несколько минут я сидел в полной тишине, отдыхая.

— Майор, проийзошла странная вещь. Когда я победил, тот американец, что меня сюда притащил, сильно расстроился и хотел пристрелить на месте. Но ему не разрешили. Кто-то, в черном пикапе.

— А! Знаю, видел… Понятия не имею, кто там может быть.

— Но американец его слушался!

Охрана появилась внезапно. И, почему-то без Семена. Они вряд ли понимали русскую речь, но зато английский знали.

— Эй, где тот боец, что вы забрали ранее? — с некоторой надеждой спросил я, намереваясь узнать о судьбе Семена.

— А все… Убили его!

— Как убили? — ошеломленно воскликнул я. — Почему?

— Важные люди, что сморели ваш бой с чернокожим, очень расстроились. Решили отыграться, сняли ограничения. Противник выбрал нож. Все, семьдесят семь двенадцать, не мешай! Завтра все повторится!

Я сжал кулаки от злости. Услышанное мне совершенно не понравилось.

Следующей «куклой» они выбрали Виктора Викторовича.

— Семьдесят семь ноль один! Руки!

Майора забрали точно так же, как и меня. Как и Семена. Однако его бой был на удивление коротким, прошло не более десяти минут. Рева зрителей почему-то слышно не было, поэтому я и предположил, что Кикоть победил.

С одной стороны, боец из него не очень. Да, кое-какие специальные навыки у него были, но об этом я мало что знал. Скорее всего, чему-то научился уже здесь, чему-то у того старика, что ранее спас ему жизнь. С другой же — он опытный офицер, который имеет за плечами достаточно опыта. А впрочем, что я вообще знал о Кикоте? Кем он был ранее? Что умел? Пожалуй, кроме того, что он майор КГБ, больше ничего я и не знал.

Когда же его ввели обратно в камеру, он тяжело дышал.

— Виктор? Ты цел?

— Угу. А вот противник нет.

— Лихо он Залтана отработал. Это один из бывших Черных Аистов. Афганский спецназ! — вдруг подал голос один из охранников. Говорил на ломанном английском. Я их не видел, но кажется, это были не пакистанцы.

Забросив майора обратно в камеру, они захлопнули дверь и удалились. Странно, что больше с собой они никого не увели. Неужели это все? Да нет, вряд ли. Скорее всего, для массовки возьмут кого-то из своих осужденных.

— Против кого ты сражался? Против того, что в камуфляжных штанах был?

— Ну да. Он оказался поляком. Кого в этом лагере только нет. Сброда хватает. Американцы сюда их как на сафари возят. Суки.

— Как ты его нейтрализовал? — поинтересовался я. — Ведь с виду он казался серьезным бойцом!

— А! — устало отмахнулся он. — Ничего особенного! Сначала я просто отступал, потом подобрал горсть песка и швырнул ее ему в глаза. Затем контратаковал. А слепого обойти не сложно, подставил подножку. Оказавшись сверху, я ему с силой вывернул руку. Сломал, судя по всему. Криков не было. А бой был закончен. Зрители конечно же в бешенстве — уже двое «курсантов» проиграли бой один на один. Они не такого ждали.

— Хорошо отработал. А так можно?

— А чего тут думать? На войне все средства хороши, даже подлые! Честно сражаются в спортивных секциях, а тут куда ни глянь, везде гниль одна.

Больше мы не говорили. Просто молчали.

Еще двоих сегодня забрали, а вернулся только один. Его Сергеем звали — против него тоже выбрали длинный нож, но он как-то умудрился перехватить инициативу, а заодно и сам нож. Противника порезал, но ликвидировать не успел. Нож забрали, а самому по ребрам дали.

Остаток дня прошел в полной тишине. Даже просто поговорить было не о чем — каждый замкнулся в себе.

Ночью в камерах было тихо, а в некоторых теперь еще и пусто. Привычный шепот из камеры Семена больше не доносился. Воздух казался гуще, тяжелее от сознания этой потери. Нас оставалось десять.

— Громов, — тихий, но абсолютно четкий голос донесся сквозь несколько стен. Это был Кикоть. Его камера, вроде бы, была через две, в сторону выхода.

— Чего, майор?

— Твой бой… Какой он был? — в его голосе был лишь холодный интерес.

Я все рассказал ему, но максимально кратко.

— Они этого не любят. Они хотят зрелища, крови, а не работы профессионала. А мы им сегодня всю малину испортили. Будут последствия.

— Семена не стало, — сказал я, глядя в темноту.

— Но это нормально! Его смерть — еще один аргумент в пользу того, что нужно бежать.

— Ты же сам говорил, что сейчас не самое удачное время для побега. Что это самоубийство, учитывая где мы!

— Ситуация изменилась. Я тут подумал. Сегодняшний сигнал с того пикапа… Кто-то проявил к тебе нездоровый интерес. Это значит, у них на тебя другие планы. Не быстрая смерть на арене, а что-то иное. Возможно, передача другой группе. Или использование в качестве «образца» для иных целей. Как язык ты им точно не нужен, иначе бы уже допрашивали… Любое повышенное внимание — это брешь в их системе. Слабость, которую можно использовать. Нужно постараться этим воспользоваться и понять, кто внутри.

— Что ты предлагаешь?

— Пока не знаю. Следующий выход — на прогулку. Мы должны быть готовы действовать мгновенно. Нужно создать неконтролируемый инцидент. Драку, поджог, короткое замыкание — неважно. Главное — отвлечь основную массу охраны. В возникшей суматохе — прорыв к главным воротам. Там постоянно только два часовых. И им дела нет до того, что внутри лагеря. У них все внимание нацелено на то, что вокруг лагеря! Понимаешь, о чем я⁈

— Да. А дальше-то что? Горы, пустыня. Мы без оружия, без воды. И у тебя рука повреждена.

— Дальше — выживать. Как я выживал до этого. Как выживал ты. Это все равно лучше, чем быть «куклой» на этой скотобойне. Шанс мал. Но он есть. Будь готов к моменту, в нужный момент я дам знать. На прогулке, а может и на озере, во время купания. Будт начеку, понял?

Он замолчал. Его слова, тяжелые и неоспоримые, повисли в темноте камеры. Майор был прав. Любой, даже самый призрачный шанс, был лучше этой медленной, унизительной бойни, которой вообще не должно быть, ибо нельзя играть в бога и так обращаться с пленными. Просто нельзя.

Я лежал на вонючем матрасе и смотрел в потолок, где медленно ползал луч прожектора. Теперь нужно было только дождаться подходящего момента. И быть готовым умереть за этот шанс.

Скрипнула дверь. Раздались тяжелые шаги. Рядом с моей камерой показался охранник.

— Семьдесят семь двенадцать… — грубо произнес он, опять на английском. — Тебя хотят видеть! Подойди ближе, руки!

Ваши лайки помогают Громову быстрее найти способ побега)