Ст. лейтенант (Часть 3) Назад в СССР. Книга 12

Глава 12 На Восток

Киреев, несколько секунд молча смотрел на меня изучающим взглядом. Затем медленно кивнул.

Подошел к сейфу, что стоял в углу помещения, открыл ключом дверь и достал оттуда три скрученных рулона плотной бумаги. Осмотрел бирки на них, затем два положил обратно, а третий протянул мне. Это была топографическая рабочая карта южных приграничных с Афганистаном районов. Бумага старая, местами основательно протертая, испещренная карандашными пометками и несколькими штампами «Секретно». А вот сделаны эти карты были не в Союзе, а скорее всего, получены от союзных правительственных войск. Очевидно, что еще в самом в начале афганской войны, это был один из тех рабочих документов, что использовались при разработке первых военных операций и районов развертывания. Сейчас эта карта уже практически потеряла свою значимость, несмотря на все еще стоящую там ограничительную пометку. Зачем они Кирееву — вопрос может и интересный, но в данный момент он меня совершенно не волновал.

— Рысь, дай мне двадцать секунд… — бросил я в эфир. С той стороны раздался шорох и потрескивание.

Быстро развернув полученную от старлея карту на деревянном столе под светом лампы накаливания, я принялся ее осматривать. Разобрался быстро — с картами я работать умел хорошо и ранее, а за последние годы службы еще больше закрепил свои навыки.

Глаза сразу же побежали по извилистым линиям дорог, условным обозначениям кишлаков и коричневым высотным отметкам. Нашел и эту авиабазу. Нашел несколько условных точек обозначения соседних объектов — все предельно понятно. Карандашные пометки и сделанные кем-то стрелки меня сейчас не интересовали.

— А что это за объект? — спросил я у Киреева, указав пальцем на соседнюю от этого гарнизона точку.

— Э-э… Да так, ничего интересного. Небольшой кишлак, к востоку отсюда. Население — человек тридцать. Мирный, духов там никогда не было. Больше скажу, этот район местные и сами не особо любят, еще с тех времен, когда СССР тут взлетно-посадочный комплекс начал строить. Кишлак, как кишлак. Да там и смотреть толком не на что.

Эта точка мне подходила.

— Рысь, запиши координаты.

Закончив сеанс связи, я побладарил связиста Кирюху и командира контрразведчика. Я понимал, что у них тут какая-то своя важная задача и помогать мне они вовсе не были обязаны. Но помогли. Теперь же мне предстоит объясниться перед старшим лейтенантом Киреевым почему я вообще попросил его о помощи. Как ни крути, а мои действия и просьбы перед контрразведчиком, мягко говоря, и впрямь были подозрительными. Как будто я сливал кому-то информацию, при этом вмешав сюда и их.

Хоть в прошлом мы и были с ним знакомы, это вовсе не означало, что мы друзья. Да, делали общее дело на благо победы Советского Союза в войне — на Востоке Афгана взяли полевого командира Рашида Фахдлана, получили информацию об использовании духами БОВ, но все же… Забавно, что дружба между офицером КГБ и ГРУ, особенно сейчас, во время, когда предательство можно ждать откуда угодно, вряд ли возможна. Просто так получилось, что они попались мне на пути именно тогда, когда мне нужна была помощь. Изначально-то я планировал действовать самостоятельно, пусть и без конкретного плана. Ведь я всегда испровизирую прямо на ходу.

— Громов, отойдем-ка? — тихо спросил старший лейтенант, указав на выход из комнаты.

— Само собой! — кивнул я и первым направился к двери, показывая, что готов к разговору и не собираюсь играть в какие-то игры.

Сваязист остался на месте — у него свои задачи.

— Лейтенант, что, черт возьми происходит? — спросил Киреев, когда мы оказались снаружи здания.

— Все просто. Я на специальном задании.

— Да? Каком еще задании? — насторожился Киреев. — Здесь? На нашей авиабазе?

— Давай поступим так… Я тебе все расскажу, но лишь в общих чертах, без отдельных подробностей. Просто потому что знаю тебя, мы уже работали вместе и я могу доверять. К тому же, ч в долгу за оказанную мне помощь. Если бы не вы, мне пришлось бы куда сложнее и не факт, что я бы справился тихо. Ты что-нибудь про генерала Хасана знаешь?

— Конечно. Он и его вооруженные банды на юго-западе нам как кость в горле. Они неуловимы, малочисленны и хорошо вооружены. В основном приходят из Пакистана, гадят нам под нос и сваливают обратно через границу. Там мы их достать не можем. Единственный вариант — объявить войну Пакистану, но СССР не готов к такому этапу. У нас и в самом Афганистане проблем хватает.

— Да-да, я знаю. Но я сейчас не об этом. Я попросил тебя воспользоваться вашей радиостанцией не просто так. У меня есть информация, что здесь, в штабе, у Хасана есть свой человек, который держит оппозицию в курсе, когда и где им можно наиболее удачно перемещаться или наносить точечные удары. Как ты уже понял, мой командир это и есть Рысь-34, это отдельный позывной. И кажется, я выяснил кто именно человек Хасана. Он также работает не один.

— Кто? — сразу взвился Киреев. Не знаю, поверил ли он моим фантазиям, но говорил я более чем убедительно.

— Этого я не могу сказать! — вздохнул я. — Это мое задание, а не твое, понимаешь? Поэтому я и был вынужден действать через вас, чтобы не светиться через штатных радистов. А все это дело продолжение той истории про сошедший с орбиты советский военный спутник с энергетической установкой на борту. Повторюсь, я и не собирался просить у вас помощи, но вы очень уж удачно оказались на пути. Вот я и решил. Ну да, понимаю, выглядело подозрительно, но теперь у меня вся работа такая. Последние полгода.

Конечно же все рассказанное мной — откровенная чушь. Выдумка. Но при этом подкрепленная реальными фактами — конечно же он слышал и про Хасана и про то, что его не получается достать. И про спутник и про группу Зет. Я умело оперировал подтвежденной информацией смешав ее с мусором — все для того, чтобы отвести от себя возможные подозрения.

Не знаю, поверил ли мне старлей. Но получив объяснение, он понимающе кивнул.

— И что теперь?

— Ну… У меня путь один, отправляться в обозначенную точку, ждать командира. А что у вас, не знаю.

— И как ты это сделаешь? До кишлака отсюда больше двадцати километров.

— Как-нибудь справлюсь. Разреши еще раз взглянуть на карту?

Киреев не возражал. Мы вернулись обратно, я вновь склонился над столом с расстеленной на нем картой прилегающих южных квадратов афгано-пакистанской границы.

Сердце заколотилось чаще, когда я взглядом отыскал примерный квадрат, где нас подобрали вертолеты — ту самую долину с пересохшим руслом реки, где мы чудом избежали расправы. Затем, двигаясь пальцем на юго-восток, через гребни безымянных, пусть и невысоких горных хребтов, я наткнулся на крошечную, едва заметную точку с аккуратной подписью «Барад-Кан». Расстояние между ними, если верить масштабу, едва превышало сорок километров по прямой. А главное, если верить обозначениям, там была прямая, пусть и неприметная дорога, ведущая точно к пограничному посту. Наверняка через него меня перевозили, когда отобрали в лагерь смерти. Как раз тогда, когда я последний раз видел Андрея.

— Черт возьми, — подумал я, ощущая холодную волну адреналина. — Так он совсем недалеко. Странно, почему наших не заинтересовал тот кишлак.

— А что не так с этим кишлаком? — спросил я у Киреева, показав на карту. — Почему там нет никаких пометок? Он что, брошен?

Несколько секунд офицер рассматривал этот квадрат, затем ответил.

— Ранее, в начале восьмидесятых годов там был мост. Он обрушился, других дорог кроме как по воздуху, туда нет. Да и что там делать?

Вот оно что. Вот почему Малик ничего не боялся и спокойно творил свои грязные дела. Появление там советских солдат было почти что исключено.

А ведь верно — р айон там был более чем глухой. Других кишлаков поблизости нет. Глушь непролазная. Горный массив, отсутствие стратегических дорог, лишь вьючные тропы. Никаких отметок о дислокации правительственных войск или наших подразделений. Ничего, кроме пары заброшенных сторожевых постов времен царя Гороха.

Малик, этот старый и хитрый дьявол, устроился идеально. Его кишлак был настоящим серым пятном на оперативной карте, не контролируемым ни одной из воюющих сторон. Своего рода нейтральная, никому не интересная территория, где можно спокойно переждать бурю. Он как крыса в норе, делал свои делишки, никого и ничего не боясь. А вот дорога на Пакистан скорее всего сохранилась, но ее проверять было некому. Афган большой — все не проконтролируешь даже с такими силами, какие СССР ввел в союзную республику.

Киреев, видя мою решимость и понимая, что дело пахнет тем, что его никак не касается, решил не препятствовать. В конце-концов, какое ему дело до того, чем тут ГРУ занимается?

— Слушай, не знаю почему, но мне кажется, тебе нужна помощь.

Я посмотрел на него вопросительным взглядом.

— Здесь, за бараком стоит старый «УАЗ» 452. Его давно не использовали, но, кажется, он вполне себе на ходу. Забирай его. Доберешься быстрее. А через КПП тебя пропустят, я договорюсь.

— Вот за это отдельная благодарность! — обрадовался я. Мы пожали друг другу руки.

— Да без проблем!

Через час, трясясь в душном кузове и глотая пыль, я уже был в указанном кишлаке, затерянном в предгорьях. Здесь стоял легкий туман, погода была хреновой. Конец апреля, а как будто октябрь на носу.

Майор Игнатьев прибыл на легком разведывательном Ми-8 почти под вечер, когда небо уже окрасилось цветами заката. С ним прибыл прапорщик Корнеев, чему я сначала удивился, но вместе с тем и обрадовался. Значит, моя жертва не прошла даром — отвлекая на себя армию генерала Хасана, я дейтвительно дал им шанс уйти.

Мы встретились в небольшой глинобитной сакле, где давно никто не жил. Кэп выглядел уставшим, под глазами были синяки, но собранным, как пружина. А вот Шут, как всегда, был навеселе и со своими беспечными шуточками. Но это не значило, что он раздолбай. За этой ширмой был скрыт прекрасный разведчик, к тому же и шебутной на голову.

— Рад тебя видеть, Максим! Сколько раз мне приходила в голову мысль о том, что ты погиб. Но я знал, тебя просто так не остановить. Из любой передряги выкарабкаешься! Ладно, об этом потом… Ну, рассказывай, Хорек! — приступил к делу Игнатьев, доставая свой видавший виды блокнот.

Я опустил лирику, выдавая информацию скупыми, отрывистыми фразами, как на докладе. Лагерь смерти, все, что там происходило. А еще выпущенный КГБ Джон Вильямс, предательство Урду и его работа на генерал-майора Калугина, наш побег, погоня. Игнатьев слушал, не перебивая, лишь изредка обменивался тяжелыми взглядами с Шутом. Когда я закончил, он тяжело вздохнул и отложил блокнот.

— Вот, значит, как. Не удивлюсь, если сам Калугин и стоял за тем, чтобы дать Вильямсу свободу. А взамен, тот прихватил с собой нашего прапорщика Иванова. Да-а… Ну, теперь-то они вместе работать уже не смогут никогда. Ты правильно сделал, что пристрелил обоих. Урду мне никогда не нравился, все время скрытничал. Ладно, а вот что расскажу тебе я… Ну, во-первых, с группой «Зет» не все гладко. Вернулись они на базу, но без камеры. Вернее, камера была-то, но после обработки оказалось, что все снимки там испорчены. Намеренно. Химией. История про то, что спутник ничего не снял, пошла вверх. Калугин постарался, замолол все на корню. Так что все ваши старания относительно последней операции — все зря. Доказать ничего не удалось. Я быстро сообразил, к чему все идет — все наши промолчали. Мол, ничего не знали, не слышали. Нашли спутник, нашли контейнер, притащили сюда. Энергетическую установку уничтожили. Все.

— Вот ведь сукин сын! — выругался я, сжав кулаки. — Как он ловко подсуетился! Но почему так быстро?

— А он же здесь, в Герате! Как только началась операция, он прилетел из Москвы. Лично контролирует все скользкие вопросы по Афганистану, будто чего-то опасается.

Я ухмыльнулся, а Шут добавил:

— И как только подтвердили, что патрульные вертолеты на границе нашли командира разведгруппы, лейтенанта Громова, он распорядился, чтобы тебя доставили в штаб. Это было три часа назад. Само собой на той авиабазе, тебя уже не найдут. Калугин разозлится.

Я почувствовал, как у меня похолодело внутри, будто глотнул ледяной воды. Значит, моя импровизация в лагере, мой блеф насчет камеры, оказалась ближе к правде, чем я мог предположить. Цепь начала сходиться, и картина вырисовывалась ужасающая. Калугин заметает следы и делает это быстро и жестко. У меня на руках остается последний козырь — спрятанный архив. Но его еще нужно достать.

— Но тут началось самое интересное, — продолжал Игнатьев, понизив голос. — Вскрылись нестыковки в докладах, всплыли факты, что кто-то очень информированный активно сливал данные о маршрутах наших групп, их составе и задачах. Контрразведка, к которой Калугин имеет самое прямое отношение, начала расследование, но оно сразу же ушло в песок. Слишком высоко тянутся ниточки. Полковник Хорев, помня ту историю с бункером и БОВ, где его самого едва не выставили предателем и взяли под охрану, начал «тихую» войну. Он собирает по крупицам все, что может быть использовано в качестве компромата на Калугина. Но даже этого пока очень мало. Эта гнида в генеральских погонах хорошо сидит, а его поддерживают друзья с еше большми погонами. Для официального обвинения в государственной измене, а это расстрельная статья, нужен железный, неопровержимый факт. А его нет.

— Будет. Значит, Калугин сейчас в Герате? — задумчиво переспросил я.

— Да. В штабе. Окружил себя охраной. Чувствует себя вполне вольготно. И, что самое неприятное, он теперь в курсе, что ты жив. Кстати, Витя Кикоть уже начал давать показания военным следователям, но про генерала он ничего не говорил.

— Ну, еще бы… Он же ничего не знает.

— Зато он в деталях описал и лагерь, и твою роль в побеге. Для Калугина ты — явная угроза замедленного действия. Он догадывается, что ты в курсе многих дел, где он так или иначе был засвечен. А еще он в курсе, что ты знаешь про Урду. Иванов был его креатурой, его глазами и ушами в группе, а ты этого Урду ликвидировал. Ты не просто свидетель, ты непосредственный участник, который вышел сухим из воды и теперь представляет смертельную угрозу для всей его паутины.

Надо же, какой-то лейтенант — угроза для целого генерала КГБ. Вот же поворот⁈

От этих слов у меня в животе все сжалось в тугой, холодный узел. Положение было очень напряженное.

Я был не просто солдатом, попавшим в переделку. Я стал мишенью. Система, которую я должен был защищать, теперь могла развернуться против меня по воле одного высокопоставленного предателя, обладающего властью и ресурсами.

— Теперь он будет действовать на опережение, — голос Игнатьева стал жестким. — Он уже попытался через своих людей в особом отделе протолкнуть версию, что именно ты — тот самый крот, работавший на ЦРУ. Что вся эта история с лагерем и твоим героическим побегом — отлично спланированная и разыгранная акция по твоему внедрению обратно в ряды советской разведки с новым статусом «героя». А все твои будущие показания против него — представят как клевету предателя, пытающегося хоть как-то оправдаться и свалить вину на добропорядочного комитетского генерала. У него есть рычаги, Максим. Большие рычаги. Он может отдать приказ о твоем задержании с применением оружия. Более всего вероятен вариант организовать «несчастный случай».

В сакле повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим подвыванием ветра. Я понимал, что обратного пути нет.

— Значит, ждать, пока меня арестуют по надуманному обвинению или просто пристрелят в спину при попытке к бегству, не вариант, — констатировал я, и в голосе прозвучала не усталость, а холодная решимость. — Кэп, ты помнишь что я тебе рассказывал про архив, что нашел в том советском бункере?

— Помню. Но ты же не знаешь, где он.

— Уже знаю! Выяснил это перед последней операцией, но не успел грамотно распорядится информацией.

— И где же он?

— На севере Афганистана. Есть там один кишлак. Поэтому план простой — выдвигаемся туда, берем архив, а дальше уже подключаем полковника Хорева. Калугину конец, если эту информацию правильно использовать.

— И как мы это сделаем? — спросил Шут, нарушив молчание. Вертушки туда не полетят, такой команды из штаба не поступит. Да на севере и баз наших больше нет. Мазари-Шариф, Кундуз, Файзабад и остальные переданы нашими войсками правительству Афганистана. Наши там больше не летают, все сосредоточено здесь, на юго-западе, да и то в малых количествах.

— А кто говорил про полеты? Поедем по земле!

— Полторы тысячи километров? Да это займет минимум неделю! Вас сто раз остановят и найдут причину развернуть.

Повисла напряженная пауза.

— А как насчет гражданской авиации? — спросил я.

— В смысле? — не понял Кэп.

— Ну в Афганистане же уже летают самолеты гражданской авиации? Хоть какие-то линии восстановили?

— На востоке республики — да. В Кандагаре уж точно. Ты вообще что предлагаешь?

— Я отправлюсь туда один, но уже не как военный человек. А как гражданин. Сначала в Кандагар, а там, вдоль восточной границы доберусь и до севере. Хрен меня кто отследит.

— А как же афганская разведка?

— В этом нам может помочь Лейла! — вдруг выпалил Корнеев. — Она же работала там раньше. И я знаю, где ее искать. После нашего возращения, она сразу нас покинула.

— Хорошее решение! — похвалил Игнатьев. — Вот что, езжайте оба! Гром старший, Шут — на подхвате. Держите со мной связь любыми возможными средствами. Но помните, сейчас время неспокойное.

Я кивнул, мысленно уже прокладывая путь по карте.

И тут я вспомнил испуганные глаза Андрея, который теперь носил имя Ахмед.

— Один момент! Есть отклонение от маршрута, Кэп. Небольшое. Сорок километров. Там кишлак, где держат того, кто не позволил мне подохнуть, когда я попал в плен к душманам. Наш боец, советский. Пойми, я не могу бросить его там. А другого шанса уже и не представится. И заодно… Ликвидируем того, кто продавал советских пленных пакистанцам. И меня, в том числе. Его имя Малик. Он и так уже слишком много вреда принес, да и пожил достаточно!

Игнатьев нахмурился, оценивая риски. Его пальцы постучали по столу.

— Макс, зачем тебе это?

— Совесть — Кэп! Совесть! Это по пути в Кабул, не займет много времени. Вся ответственность на мне.

— Ладно, убедил. Но быстро, и чтоб никаких следов. Никаких свидетелей.

План был принят. Мы выдвигались на восток…