Ст. лейтенант (Часть 3) Назад в СССР. Книга 12

Глава 11 Новый план

Я сразу заглушил двигатель. Фары погасли.

— Выходим из машины! — скомандовал я и первым выбрался наружу. Виктор последовал за мной, а тех, что были в кузове экипаж Ми-24 видел и так. Им вообще сверху все хорошо видно.

Алая сигнальная ракета, выпущенная Кикотем, уже описала дугу в ночном небе и медленно пошла на снижение. Освещения от нее было достаточно, чтобы озарить наш пикап, вертолет и всю эту часть ущелья мертвенно-красным светом. Зрелище мрачноватое.

Несколько секунд и ракета упала. Вновь повисла темнота.

Сильные порывы ветра хлестали по лицу, глазам. Пыль летела во все стороны.

Казалось, время замерло. Секунда, вторая… Ствол авиационной пушки ГШ-30 по-прежнему смотрел на наш пикап.

Жаль, что у стандартных советских Ми-24, что летали по Афгану и Сирии не было комплектов громкоговорящей связи — такие ставили на спасательные вертолеты, что выполняли другие задачи. Так хотя бы экипаж мог бы нам скомандовать, что делать и куда ехать. А так…

В голове пульсировала только одна мысль — неужели все, через что мы прошли — зря⁈ Неужели сейчас нас расстреляют свои же летчики, спутав с моджахедами из афганской оппозиции? Этот район вроде бы уже не входит в зону влияния генерала Хадида, но это вовсе не означает, что здесь спокойно.

Но как тут оказались наши Ми-24? Вероятно, эта пара вертушек выполняла обычный облет приграничной территории, но почему ночью? Почему именно здесь? Наткнулись на нас случайно или заметили издалека? А может, онит тут по чьему-то распоряжению?

Подстава? Нет, вряд ли. Так оперативно и слаженно все это работать не может. Такого не бывает.

Время замедлилось, казалось, оно вообще остановилось. Ожидание выматывало.

— Ну! Ну! — с надеждой процедил Кикоть, глядя на винтокрылую машину.

К счастью, открытия огня не последовало. Вместо этого с борта «вертушки» в нашу сторону ударил ослепительный желтовато-белый луч прожектора, выхватив из темноты наш пикап и наши фигуры. Яркий свет резал глаза.

Мы замерли в нерешительности, понимая, что если по нам не открыли огонь ранее, то это вовсе не значит, что не откроют через минуту. Сейчас главное дать им понять, что мы не враги. Что нам нужна помощь.

— Руки! — просипел я, сам ослепленный и поднимая руки как можно выше. — Все! Руки вверх! Пусть видят, что мы безоружны!

Кикоть, Антонов, Рашид, Николай — все медленно, делая неестественные, подчеркнуто плавные движения, подняли руки. Мы стояли в призрачном свете прожектора.

Прошла еще одна мучительная минута.

Затем гул турбин изменился. Прожектор погас. Вертолет слегка покачался в воздухе, затем медленно, с натужным ревом движков, развернулся и двинулся куда-то в сторону. Сделав небольшой круг, он медленно пошел на посадку. Благо вышла луна и его хорошо было видно в лунном свете. Теперь нас разделяла только темная горная река, что была метрах в ста от нас.

— Кажется, он садится! — воскликнул Коля, высматривая машину. — Ну точно, садится! Нам нужно туда, они нас заберут!

Вторая вертушка кружила выше, высматривая возможную угрозу.

— А мы через ту реку сможем проехать? — засомневался Кикоть.

— Сможем! — уверенно заявил Антонов. — Разгонимся и проскочим. Течение не сильное, да и речка мелкая.

— А не сможем, вылезем и как-нибудь перейдем вброд. До вертолета совсем недалеко. Если они нас заберут, то машина нам уж точно больше не понадобится.

— Хорошо! Будем пробовать! — я вновь сел за руль. Помог Виктору — тот совсем ослабел. Его даже перевязать было нечем.

Развернув пикап, мы двинулись к реке.

Она и впрямь казалась не глубокой, а течение хотя и было довольно сильным, но вряд ли могло оказать серьезное сопротивление тяжелой двухтонной машине. Ширина русла реки примерно метров двадцать, а глубина, предположительно не больше метра в самом глубоком месте.

Я переключил коробку передач на пониженную. Хорошо, что у нас полноприводный внедорожник, а не какая-нибудь ржавая рухлядь. Пакистанцы, как и афганцы, используют японскую технику не просто так.

Выбрав наиболее ровное место без камней, я уверенно погнал машину вперед. С шумом разрезав воду, колеса пикапа вошли в реку, сразу же почувствовалось сопротивление.

Каменистое дно оказалось неровным, усеянным обточенными водой камешками самого разного размера. Машина ловила колесами ямы, где-то скользила по дну, но уверенно гребла вперед большими колесами.

Мы миновали примерно половину реки. Уровень воды был около семидесяти сантметров, внутрь машины начала проникать вода. Сначала все шло ровно, а затем мы поймали довольно глубокую яму. Машина резко утратила устойчивость, передние колеса потеряли сцепление с дном, скорость движения замедлилась. Нас начало сносить течением.

— Зараза! Греби, греби! — прорычал я, работая педалями и рычагом коробки передач.

Несколько секунд успеха не было. Поплыть, мы не поплывем — слишком мелко. Но вот застрять вполне можем.

Я выжал газ до упора. Мощный двигатель взревел, задние колеса заработали интенсивнее. Пикап резко дернулся вперед, передние колеса вновь зацепились за грунт. Выровняв транспорт, я взял правее, потихоньку подгазовывал. Вскоре мы выбрались из сложного места.

Далее проблем не было.

Когда пикап выбрался на берег, я направил его точно к севшему метрах в пятидесяти от реки вертолету.

Экипаж Ми-24 всего два человека, выбираться из «птички» они не будут. Территория небезопасна. Да и вообще к чему этот риск? Даже несмотря на машину прикрытия, что продолжала нарезать круги над нами, этот шаг не был оправдан. А вот если внутри машины есть десант… Но тогда получается, что и машина не патрульная⁈

Я остановил пикап метрах в тридцати. Выбрался наружу. Остальные сделали то же самое.

Мы стояли в свете фар нашего же пикапа, руки держали на виду, показывая, что оружия у нас нет. Учитывая одежду, что была на нас — даже представить сложно, что могли подумать на вертушке… Что там за оборванцы⁈

У троих непонятные темные робы, у двоих лохмотья оставшиеся от военной формы. Зуб даю, экипажу самому было интересно. А еще, наверняка, у них было какое-то задание реагировать на такие вот ситуации методом контакта. Иначе хрен бы они здесь сели. Сколрее раздолбали бы, как и остальных, либо просто улетели бы. Тот факт, что мы не стреляли по вертолету, а наоборот сами дали первый сигнал и сами же выбрались наружу — сыграл нужную роль на благо.

Из распахнутого борта «крокодила» один за другим выскочило пятеро десантников. Все были вооружены автоматами Калашникова. Двое остались у вертолета, а трое, пригнувшись от порывов ветра гоняющих туда-сюда пыль, побежали к нам. Впереди, судя по всему, бежал офицер. Его автомат болтался на ремне в районе живота.

Когда до нас осталось метра четыре, они вскинули автоматы, взяв нас на прицел.

— Кто такие? Быстро! — отрывисто крикнул офицер. Погон не было.

— Беглые военнопленные, — хрипло, но четко, доложил Кикоть. — Я майор КГБ СССР Кикоть Виктор Викторович. Со мной военнослужащие Советской Армии. Мы сбежали из лагеря смерти, что расположен в горах, на пакистанской территории. Капитан ЦРУ, контролировавший деятельность в лагере и часть его охраны была нами ликвидирована в процессе бегства. Остальные — там.

Он имел в виду догорающие пикапы, что совсем недавно преследовали нас по ущелью.

— Вы появились как раз вовремя, когда пакистанские наемники прижали нас у реки! — добавил Кикоть. — Если бы не ваше появление и помощь, вряд ли бы мы выбрались.

Старший, судя по возрасту и некоторой неуверенности в движениях — лейтенант, окинул нас быстрым, оценивающим взглядом, заметил окровавленную руку чекиста, нашу рваную, мокрую одежду. Вид у всех был очень плохой. Благо обошлось без серьезных ранений.

— Документы? — с недоверием спросил тот.

Вопрос максимально глупый. Если мы сбежали из плена, откуда у нас документы⁈ На выходе, с почестями вручили?

Но провоцировать конфликт в такой ситуации не следовало.

— Отобрали в лагере, — сухо буркнул я. — Я лейтенант Громов. Разведка. Группа «Зет».

Услышав позывной группы, лейтенант изменился в лице. Кивнул, опустив ствол автомата вниз.

— Громов? Серьезно? А доказать сможешь?

— Любые вопросы! — кивнул я. — Вы легко можете вызвать по радиосвязи майора Игнатьева или полковника Хорева, они подтвердят мою личность.

По лицу было видно, что тот засомневался. Но все-таки принял правильное решение.

— Хорошо. По одному, в вертолет.

Пока мы, пошатываясь, шли к ждущей «вертушке», двое десантников, что были с офицером, быстро обыскали наш пикап. Что они там намеревались найти, непонятно. Видимо наши слова, по поводу побега, воспринялись как-то иначе или до лейтенанта не до конца дошел смысл сказанного. А может, присутствовало какое-то недоверие.

Ящик со взрывчаткой С4 они не тронули — видимо, сочли обузой или не распознали. Сейчас это не имело уже значения. Главное вернуться обратно в расположение наших войск. Но это для остальных, а у меня было очень важное дело, которое требовалось закончить без отлагательств.

Нас быстро погрузили в железное брюхо Ми-24. Теснота, запах керосина и смазки, оглушительный гул — после адского ущелья это казалось чем-то невероятным. Своим, родным. Нахождение в вертушке в какой-то мере меня даже успокаивало.

Вертолет медленно оторвался от земли, достаточно тяжело набрав высоту, направился на северо-запад. Второй Ми-24 занял место где-то сбоку, прикрывая. Примерно через двадцать минут, когда при первых признаках рассвета показались очертания одной из оставшихся на территории Афганистана действующих советских авиабаз, по телу разлилось долгожданное, пьянящее чувство — мы практически на своей земле. Здесь безопасно.

Нас высадили на посадочной площадке небольшого опорного пункта.

Само собой, о том, что произошло на границе, экипаж уже доложил дежурному. Нас ждали.

Подбежали военные санитары, погрузили и унесли на носилках ослабевшего Кикотя. Остальных — Антонова, Рашида, Николая — повели на допрос и санобработку. На мне, как на старшем по званию после майора, сосредоточилось внимание дежурного офицера. Несколько минут ушло на короткий, но емкий доклад. Я опустил многие детали, связанные с Калугиным и Урду, про нашу операцию со спутником, списав все на невероятную импровизацию и удачу. Офицер, капитан с усталым лицом, делал пометки в блокноте, кивал. Очевидно, что это его мало интересовало — он думал только о том, как бы поскорее сдать смену.

Когда формальности были соблюдены, нас определили в пустующую казарму на окраине гарнизона. Само собой к нам приставили охрану. На всякий случай.

Несложнео предположить, что теперь меня перекинут куда-нибудь в центральный штаб, где меня уже ждут полковник Хорев, майор Игнатьев и остальная группа. Там, в штабе будут более детальные разбирательства. Майор — понятно, у него своя история. Им будет заниматься контрразведка — вот же удивятся его коллеги, которые давно уже списали Виктора в число пропавших без вести.

Остальные спасенные из плена бойцы не представляли особого интереса. Разве что их доклады о том, что они могли видеть и слышать в лагере смерти. Все они оказались там куда раньше, чем я. Впрочем, после того, что произошло, пакистанцы, скорее всего, быстро свернут объект. Здания, заборы и вышки бросят, а технику и людей вывезут. Но на это нужно время.

В казарме, наконец, пришло ощущение пусть временного, но относительного покоя. Истомленные, мы рухнули на койки. Рашид и Антонов почти мгновенно вырубились. Николай сидел в углу, уставившись в стену, его все еще трясла мелкая дрожь. Я понимал его — адреналин отступал очень медленно, оставляя после себя пустоту и содрогание. Чувства того, что смерть уже стоит у твоего плеча и неожиданным, дерзким побегом оттуда, откуда еще никто не убегал, смешались. Как бы психика не дала трещину.

Несмотря на усталость, несмотря на целую череду событий за последние двадцать четыре часа, сон мне не шел.

В моей голове, словно на кинопленке, прокручивались кадры прошедшего ада: холодные, предательские глаза Урду, надменная ухмылка Вильямса, перекошенное яростью лицо американского капитана, куклы, лагерь смерти… И над всем этим, как гигантская тень, маячила фигура генерала Калугина. Он был тем самым командным звеном, в решениях которого запутались и гибли люди. Он был той самой причиной, что неминуемо привела бы к гибели группы «Зет» на последнем боевом задании. Та ситуация с камерой, намеренно сбитый спутник, снимки лагерей, предательство Урду… А сколько еще всего я не знаю? Калугин по уши погряз в связях с ЦРУ и другими иностранными спецслужбами, что не были заинтересованы в успехах Советского Союза на мировой арене.

И, черт возьми, он оставался безнаказанным, прикрытый высоким положением, погонами и могущественными связями в Москве. Безнаказанность рождает беззаконие. А этот человек в погонах давно уже переступил все возможные границы. Его нужно остановить как можно скорее. Иначе, всплывет новое дело, в котором он вполне может преуспеть.

Лежать здесь, в этой казарме, и ждать, пока наша медлительная армейская и комитетская машина выяснения правды раскачается? Ну нет! Ждать, пока Калугин прикроет все следы, а меня, как неудобного свидетеля, аккуратно спишут или, того хуже, объявят предателем, найдя «неоспоримые» качественно сфабрикованные доказательства? Это было совершенно не в моих правилах.

Когда в казарме установилось тяжелое, ровное дыхание спящих, а Николай, наконец, свалился на койку, я бесшумно, как учили в спеццентре ГРУ, поднялся. Надел оставленную для нас в соседнем помещении чистую, но поношенную форму «афганку». Огляделся. Мой путь был иным, темным и опасным.

Просто так выйти из казармы нельзя — охрана не пустит. Им я вряд ли что смогу объяснить, а бить своих, ни в чем не виноватых парней, выполняющих поставленный приказ, я не собирался.

Окно было приоткрыто. Через него-то я тихонько и выбрался наружу.

Что это за база, я не знал. Судя по всему, небольшая. Когда нас выгружали, я осмотрелся и понял, что здесь базируется всего одно звено Ми-24, состоящее из трех машин. Это сравнительно небольшой военный гарнизон.

Нужен был план.

А еще мне нужен был надежный тыл, человек, который мог бы действовать независимо от системы, человек, которому я мог доверять. Им был Игнатьев. Полковник Хорев, несмотря на многие аспекты, не поймет моей решимости действовать самостоятельно и радикально.

Еще я вспомнил про Андрея-Ахмеда. Тот молодой парень, что жил в кишлаке старого хитрого урода Малика, которого заставили принять ислам, а также насильно сделали одним из них.

После моего откола от группы «Зет», после отбора меня в лагерь капитаном американцем, Андрей остался один. Его нужно вытаскивать оттуда, поступить иначе мне совесть не позволит. Но черт возьми, да я даже не знаю, как называется тот кишлак. Где его искать?

Впрочем, если попробовать поговорить с экипажем той вертушки, что нас эвакуировала, возможно, можно попытаться восстановить хронологию и опредилить местонахождение того кишлака. Карта-то у них есть. Примерное время в пути, когда меня везли в лагерь смерти, я тоже помню. Вот только дорога, по которой меня везли туда и дорога, по которой мы сбежали, вероятно, были разными. На эту мысль меня натолкнул брошенный пограничный пост.

Решение было принято.

Я обошел казарму, направился в сторону взлетной полосы, где стояли хищные силуэты вертолетов. Здесь все было хорошо освещено. Экипажи заправляли, обслуживали и снаряжали свои машины для следующих вылетов. Было относительно тихо, на меня никто не обращал внимания.

— Эй, прапорщик Громов! — вдруг услышал я голос.

Обернулся. У освещенной точки, где стояло несколько ящиков с боеприпасами, находилась группа из четырех человек. На меня смотрел высокий человек, силуэт которого был мне знаком. Я неуверенно направился к нему, а он ко мне. Черт возьми, да это же старший лейтенант Киреев. Тот самый офицер, командир спецгруппы КГБ, что базировалась на советской пограничной заставе, куда меня примерно полгода назад определили в качестве шифровальщика. Помнится, тогда-то впервые и всплыл тот факт, что духи используют боевые отравляющие вещества из старых советских запасов.

Это действительно был Киреев, я не ошибся.

— Здравия желаю! — обрадовался я. Он так и остался в том же звании, что и ранее. — Только вот я больше не прапорщик!

— О! Уже лейтенант, что ли? Это ты молодец, не зря тогда с заставы пропал, да? Ну, молодец. Поздравляю! Ты какими судьбами тут? — расплылся в улыбке он. Здесь же оказался и его заместитель, мой знакомый лейтенант Князев. Тот самый, с кем я расследование проводил, когда мы «крота» на погранзаставе искали.

По-видимому, они не знали о том, что произошло со мной за последний месяц. Они тут либо с каким-то своим заданием, а встреча получилась чисто случайно, либо временно базируются в гарнизоне.

Мы пожали друг другу руки.

— Да тоже по делам… — тут у меня возникла идея. — А у вас своя радиосвязь есть?

— Есть. А тебе зачем?

— Да, так… Нужно связаться с моим командиром, а светиться лишний раз не хочу. Я в штаб направлялся, радиста помучать. Нших из ГРУ тут почему-то не очень любят.

— А, ну еще бы… Не проблема. У нас тут все есть. Как раз месяц назад новую радиостанцию поставили, с увеличенным радиусом действия. — он обернулся к своим. — Эй, Кирюха, есть дело. Дуй сюда!

И тут я задумался. Отдельный позывной, который был у майора Игнатьева, знал только я. Он придумал и ввел его как раз перед той самой операцией, когда мы выдвигались в район упавшего спутника. Кэп тогда сказал, чтобы я его использовал, если возникнет совсем сложная ситуация. Само собой, для этого позывной был и у меня. И черт возьми, сейчас как раз и была такая ситуация.

— Можем связаться с Гератом? Позывной Рысь-34!

— Рысь-34? — прищурился связист. — Не слышал о таком.

Я слегка усмехнулся, а Киреев воспринял это-по своему.

— Хорошо, идем. Тут рядом.

Я, Киреев и связист Кирилл отправились в соседнее здание, откуда выносили очередной ящик. Там действительно была своя радиостанция, а на крыше развернута антенна.

Вошли. Кирилл сразу же плюхнулся в кресло, нацепил наушники на голову, пощелкал тумблерами. Что-то покрутил.

Затем озвучил в эфир:

— Рысь-34! Рысь-34! Прием!

Несколько минут ответа не было. Затем связист вдруг подал знак — мол, получилось. Снял наушники и передал мне.

— Рысь? — осторожно спросил я.

— Да! Этот позывной знает только один человек… — голос был слегка искажен, но по манере речи я почти сразу узнал Кэпа. В целом, связь была достаточно чистой. — С кем я говорю?

— Это Хорек. Я жив. Нам нужно встретиться. Срочно. Все сложно. — Говорить мне пришлось при свидетелях, поэтому говорил коротко, чтобы вопросов не было. Мало ли, сколько ушей у Калугина?

— Понял тебя, Хорек! — в голове отчеливо прозвучали нотки радости и облегчения. — Я очень рад. Где?

Я в задумчивости посмотрел на Киреева.

— Э-э… Так! А у вас, случайно, с собой подробной карты южной границы нет?