Ст. лейтенант (Часть 3) Назад в СССР. Книга 12

Глава 19 Последствия

Повисла напряженная пауза. Я серьезно задумался над этим вопросом.

Вернее, не просто вопросом, а неожиданно смелым и даже провокационным вопросом. Причем, не просто так. Знает, что проблема назревала очень давно. Какого же ответа он от меня сейчас ждет?

Вместе с тем я подумал еще и о том, что в своих обеих жизнях не раз сталкивался или слышал про людей у власти, подобных Калугину! Они всегда были, есть и будут. Ну да, убрали одного, арестовали другого, а вскоре из пепла появятся новые, еще более хитрые, жестокие и коварные твари, которые будут действовать иначе.

Вероятно, я слишком долго молчал, потому что генерал-полковник вновь привлек мое внимание, напомнив о своем присутствии.

— Лейтенант, вижу мой вопрос поставил тебя в тупик? Любопытно! И все же, повторюсь… Веришь ли ты, что, убрав Калугина, мы вырежем эту опухоль и восстановим прежний курс, вернем стране громкое имя⁈ Не поздно? Ведь Советский Союз уже давно пытаются угнетать страны НАТО, та же Америка и их союзники. После Великой Отечественной войны у нас была сильнейшая позиция во всей Европе. А потом…

Я почувствовал, как в груди что-то сжалось. Я понимал, о чем он. Слишком глубоко копнул. Но зачем он это допускает? И, судя по поведению, ответ ему был нужен сейчас.

— Так точно, товарищ генерал-полковник. Я верю, — твердо заявил я, без тени сомнений. — Считаю, что еще не поздно. И подобные чистки должны проводиться не разово, а периодически. Как профилактика, чтобы новая зараза не прорастала в тех же самых кабинетах, или любых других. Иначе через несколько лет можно проморгать появление нового Калугина. Только уже хитрее, коварнее и умнее. С другими амбициями. Но это лишь мое, ничем не подкрепленное мнение, я вполне могу ошибаться. А может и нет. В любом случае, наверное, я слишком молод, чтобы говорить о подобных вещах.

Волков выслушал, затем задумчиво кивнул, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Хорошая мысль, Громов. Должен признать, что мне нравится ход твоих мыслей! — он перевел взгляд на лежащий на столе архив. — Тем не менее, товарищ лейтенант, проделаная вами работа — колоссальна! В таких случаях, обычно, принято представлять героев к значимым наградам. Но они у вас и так уже есть, что не может не радовать. Хм… А как насчет внеочередного воинское звания? Капитан, например, а?

Я не ответил. Но в лице слегка изменился.

Очевидно же, что слишком рано — не положено так быстро звания получать. Мне и лейтенантское звание только недавно вручили, хотя я и обучение толком не закончил. Если подумать, мне и старлея, в лучшем случае только через полгода получать. А тут сразу капитан? Впрочем, чего греха таить… Мне это говорит человек, который имеет огромный потенциал и возможности, его прямого влияния с головой хватит для решения самых разных вопросов, в том числе и кадровых.

И, если подумать, история знает несколько ярких примеров, когда звания присваились и за более короткий срок, перескакивая через ступень. Тот же Юрий Гагарин, например. Да только, где я и где Гагарин? Там было величайшее достижение — первый в мире человек в космосе. Советский человек! А я… Ну не люблю я собственные заслуги перечислять и об их смысле задумываться. Знаю, что сделал достаточно. Этим и ограничиваюсь.

Не хочу играть в мнимое благородство, строить из себя не пойми что. Да, я человек скромный, возможно через чур скромный. Где-то наивный. Но у меня свои правила и я им следую… Просто на секунду представил, как на меня будут смотреть мои ребята из группы? Как посмотрят остальные коллеги-разведчики, что так же отличились в Афганской войне и других военных конфликтах? Штабные офицеры, особенно те, с кем я так или иначе знаком. Тут есть весьма тонкий момент, который мог оказать огромную роль — я не хотел становиться объектом обсуждений и тем более зависти. А без зависти никак, мне дальше еще работать и работать. Психология здесь также играет не последнюю роль.

А все это непременно было бы, как ни крути. Знаю, проходили. И недоброжелателей у меня тоже хватает. В общем. считаю, что не стоит заваливать меня благодарностями, наградами или званиями. Но с другой стороны, я же не буду убеждать Волкова, в том, что недостоин… Пусть сам принимает решение, с такими-то звездами на погонах.

Он воспринял мое молчание по своему. И я вновь удивился.

— Однако, — продолжил генерал и вдруг сделал небольшую паузу, — Я понимаю, о чем ты думаешь. Мол, на фоне остальных, это слишком быстро и заметно, так? Молодой лейтенант, который еще и полгода не проходил в первом офицерском звании и вдруг уже через четыре месяца перескочил на две ступени, получив звезды капитана… Лишние вопросы, ненужное внимание, да? Косые взгляды коллег? Недовольства. Согласен, в вашей ситуации это пока что не нужно.

Надо же, я попал точно в цель. Ну, с вариациями, конечно.

— Однако, товарищ лейтенант Громов, — его голос приобрел оттенок почти отеческой уверенности, — Скромный вы человек. Лично обещаю, что к началу лета 1987 года, если, конечно, не напортачите, звание старшего лейтенанта вам обеспечено!

Я встретил его взгляд и честно ответил, без пафоса и ложной скромности:

— Товарищ генерал-полковник. Отвечу, как есть… Мне не нужны ни награды, ни звания. Я все это делал не ради них. Я делал это для страны. Чтобы то, что я видел в Афгане — эта грязь, предательство и кровь — не перешло на нашу землю. Пусть на Родине все будет спокойно. Чтобы в будущем другие страны смотрели на нас и понимали — у них такого не будет никогда. Может я наивен, но зато честен.

В кабинете снова воцарилась тишина. Волков, казалось, удивился еще больше.

— Понимаю, — наконец произнес он. — Редкая позиция в наше время. Если вас курировать, то уверен, далеко пойдете, товарищ Громов! Что ж, тогда, может, у вас есть какая-то личная просьба? В пределах разумного, разумеется.

Я, не колеблясь, выдохнул то, о чем думал все последние дни:

— Разрешите отпуск, товарищ генерал-полковник? И… у меня скоро свадьба.

Эффект был мгновенным. Суровое лицо генерала Волкова расплылось в искренней, широкой улыбке. Даже Хорев, стоявший у двери с каменным лицом, улыбнулся. Такое ощущение, будто он слегка побаивался, словно я могу сказать что-то лишнее и неуместное.

— Ух ты, молодец! — рассмеялся Волков. — Поздравляю, лейтенант! Считайте, что ваш отпуск со следующей недели будет оформлен. На целый месяц. Восстанавливайтесь. Вы его более чем заслужили. А потом погялдим, что с вами делать дальше.

— Спасибо, товарищ генерал-полковник! Разрешите идти?

— Не задерживаю… — Волков перевел взгляд на моего начальника. — Сергей Игоревич, хорошо, что у тебя в подчинении есть такие герои! А все-таки Игнатьев умеет подбирать нужные кадры!

Выйдя из здания ГРУ на Хорошевском шоссе, мы с полковником молча стоя на ступенях, дышали прохладным воздухом, пахнущим свежестью после недавнего дождя. Высокие здания, асфальтированные дороги, множество пешеходов и машин. После пыльного, почти безлюдного, прожженного солнцем стреляющего Афгана, это казалось почти что другой планетой. Ну, серьезно. Глаза отвыкли от всего этого.

Несколько секунд мы молча стояли у главного входа в здание.

— Ну что, Максим, — нарушил молчание полковник, глядя на меня открытым взглядом, — Ты сам все слышал. Чего скрывать, Волкову ты понравился. А ведь он и есть тот человек, который чуть ли не с вашей первой операции, когда вы нашу шифровальную аппаратару из Пакистана вытаскивали, частично следит за ходом твоей службы и успехами. Нужно признать, за последнее время, интерес к тебе был повешен. Когда Калугин попытался тебя перевербовать, когда он отправил тебя на свою дачу, именно Волков оценивал риски — позволить или нет. Это хороший знак, что он к тебе лоялен. А поводу добытой части архива и всего, что произошло… Думаю не пройдет и двух суток, как всех причастных возьмут под арест! Уж для этого есть подготовленные люди. А пока, чтобы лишний раз не ввязаться во что-нибудь неожиданное, рекомендую тебе немного отдохнуть и отправляться в Ташкент, вся группа «Зет» сейчас там. Майор Игнатьев присоединится к вам позже, он сейчас в Герате, наблюдает за тем, что и какие шаги предпринимает Калугин. Так… Твой вылет в Ташкент только завтра вечером, ровно в шесть. Сразу не летишь потому, что еще можешь понадобиться. Расслабься, заданий-то у тебя больше нет.

Хорев слегка усмехнулся. Я редко видел его таким.

— Переночевать можешь в офицерском общежитии, к тебе вопросов там не будет. Хм, знаешь… У меня тут выдалось немного времени свободного. Давай-ка прогуляемся по столице, поговорим?

— Я только за, товарищ полковник!

— Сергей! — коротко произнес тот. — Сейчас я просто Сергей. Без званий. Давай на время забудем про уставные отношения⁈

— Договорились! — кивнул я. — Какой у нас план?

В прошлой жизни в столице я был не один раз, причем все время по служебным делам или командировкам. Центральную часть города я знал достаточно хорошо. В метро только путался, с этими цветными ветками и внутренними переходами. Вот только Москва восьмидесятых сильно отличалась от Москвы две тысячи двадцатых годов, потому-то мне и было интересно взглянуть на столицу.

— Ну… Для начала, предлагаю перекусить! — ответил Сергей. — Есть тут у меня одна хорошая столовая на примете, часто в ней бываю! Очень вкусно кормят, почти по-домашнему и не дорого.

С деньгами у меня проблем не было. Зарабатывали мы достаточно — все благодаря повышенным надбавкам. Конечно, на заданиях у меня часто появлялась возможность прихватить грязных денег, наркотиков или же драгоценностей, чтобы потом их применить в своих целях. Но мне это было ни к чему. К тому же, после того, как мы взяли Али Хадида, Паша Корнеев сумел как-то пристроить в дело запас афганских изумрудов, которые я прихватил на месте разгрома душманской колонны. А это само по себе целое состояние. По его словам, воспользоваться ими можно только через определенных лиц, а такие знакомые у него были.

— Ведите! — улыбнулся я.

Наш неофициальный маршрут пролегал по тихим переулкам старой Москвы.

Мы зашли в столовую на Арбате, где за порцией сибирских пельменей и стаканом компота Хорев, неожиданно начал рассказывать мне о своей службе в Германии в шестидесятых. Про службу с Максимом Матвеевичем и про то, как они с китайцами в конфликте участвовали, еще в 1969 году. Упомянул про то, как он сам попал в разведку, хотя начинал как курсант танкового училища. Слушать было интересно, ведь эта часть истории не была мне знакома от слова совсем. Я так понял, что он и сам был рад поностальгировать, тем более что никто ему таких вопросов не задавал.

В процессе беседы, он вдруг задал мне неожиданный вопрос:

— Максим, я вот все наблюдаю за тобой и понять не могу… Вот вроде, молодой лейтенант, только-только в армию попал… Сколько тебе, двадцать один, так? А вот разговариваю с тобой и понимаю, что тебе минимум лет сорок. Ты словно уже не через один Афганистан прошел. У тебя удивительная стойкость. Тебя ничего не останавливает, ничего не удивляет. Словно в тебе где-то есть стержень несгибаемый, который все эмоции и ошибки в себя собирает. Я не знаю, как это правильно описать. Ты удивительно крепко переносишь все, что бы не выпадало на твою долю. Поражаюсь, как ты не перегорел еще психологически?

— Ну… Иногда я себя и ощущаю, будто мне уже под сорок… — тяжко вздохнул я. Нелегко было придумать грамотный ответ в короткие сроки. Причем не просто грамотный ответ, а ответ, который понял бы такой опытный и проницательный человек как полковник Хорев. — Вообще, вы уже не первый, кто мне такой вопрос задает. Был в самом начале моей военной службы один товарищ из КГБ, который долгое время считал меня иностранным агентом, которого внедрили в советскую армию. Все потому, что я изначально был лучше остальных. Внимательнее, умнее, легко адаптировался. Попадал в разные сложные ситуации и умело из них выкручивался. А еще на моей стороне была удача. У нас с ним долгая история была… Все искал, где бы меня уличить во лжи. А потом пришло время и он наконец-то понял, как сильно ошибся.

— А почему так?

— Не знаю, вот честно. Много чего на это повлияло… Я ведь и с самого начала сюда хотел, в Афганистан, как будто тянуло меня сюда что-то. Испытания только закаляли меня. Но отправной точкой, как мне кажется, стало то время, когда я в зиндан к моджахедам попал, осенью 1985 года. Ну, многое там переосмыслил. Многое видел. Слышал. С тех пор во мне, наверное, что-то надломилось. Отключилось, будто ненужная деталь. Я просто анализирую, продумываю и делаю, и не держу в себе. Иначе уже крыша поехала бы. Так проще. Не знаю, в чем настоящая причина…

Полковник Хорев слушал меня молча, с приглушенным интересом. Но лишних вопросов не задавал.

Заканчил я демонстративно драматично.

— Наверное, в какой-то мере, я тебя понимаю… — не сразу ответил он, глядя мне в глаза. — Отчасти или полностью, не скажу. Ладно, не буду грузить. Лучше скажи, когда свадьба-то?

— Вот, как раз в начале мая и состоится. Получается, чуть больше недели осталось. Очень надеюсь, что успею вернуться домой к невесте, ну и пораньше, конечно!

— Успеешь! — кивнул Хорев. — Это я тебе гарантирую!

— Спасибо, товарищ полковник!

Закончив обед, мы посетили Красную Площадь, посмотрели Останкинскую башню. А потом разошлись. Я ночевал в офицерском общежитии, при штабе. Там я почти сутки просто отсыпался — накопившаяся усталость организма дала о себе знать в полной мере. Никто мне не мешал. Никто не вызывал.

А вечером следующего дня у меня был самолет до Ташкента. Вылетал я так же с военного аэродрома Чкаловского. Перелет показался мне самым спокойным и безопасным, за все время, что я был в этом времени.

Группа «Зет» была временно расквартирована на старой даче, переданной под нужды ГРУ, где-то на окраине Ташкента. Неподалеку располагался гарнизон одной из воинских частей, основанных совсем недавно.

Когда «Волга» подъехала к воротам, меня встречали все вместе.

— Наконец-то! — радостно воскликнул Шут. — Я же говорил, что до конца сегодняшнего дня он приедет! А вы не верили!

— Макс, рады тебя видеть! — ко мне подошел Док.

За ним уже выстроились Смирнов и здоровяк Самарин. Даже раненый Герц и тот был здесь, правда, все еще перевязанный бинтами. Сначала я удивился, но оказывается, его выпустили «погулять», по чьей-то «особой» просьбе. Госпиталь-то находился здесь же, в Ташкенте, буквально в соседнем квартале.

Вечер был на редкость спокойным и по-домашнему уютным. Женька Смирнов, как главный по технике, а заодно и по свету, наладил старый катушечный магнитофон, и из динамиков лились хиты «Землян» и Юрия Антонова.

Димка Самарин и Шут орудовали у дымящегося мангала, над которым вился дразнящий аромат шашлыка. На столе уже стоял бидон здешнего пива, огурцы и стопка свежих лепешек.

— Давай, Макс, присоединяйся к готовке! — крикнул Шут, переворачивая сочащиеся соком куски мяса. — А то Димон только по стрельбе из пулеметов специалист, жарка мяса явно не его конек! Жень, давай уже что-нибудь посвежее, а?

— А тебе, Паша, любая музыка, кроме марша, как нож по сердцу! — парировал Смирнов, вооружившись бидоном и разливая из него темное, густое ташкентское пиво. Это, кстати, редкость. Во время войны его почему-то перестали варить, а сейчас вот вновь возрождали традицию.

Я прислонился к косяку веранды, смотрел на них и улыбался. Эта бытовуха, этот простой солдатский пикник после всех пережитых событий были именно тем, чего так сильно хотелось простому человеку, уставшему от постоянной беготни и стрельбы. Я видел лица своих товарищей — уставшие, радостные и спокойные, без той вечной напряженности и готовности к бою, вбитой в нас войной и тренировками.

Они шутили, спорили о футболе, подпевали магнитофону. В этих простых моментах был настоящий мир, тот самый, за который они сражались.

Позже, когда солнце село и Смирнов зажег развешанные над террасой лампочки, все уселись за большой стол под открытым небом. Ели шашлык с лепешками, жевали огурцы, зеленый лук, запивали пивом, рассказывали байки. Я слушал и чувствовал, как накопленное напряжение понемногу отступает.

Теперь все мысли были о том, как поскорее вернуться к любимой девушке, к Лене, что честно ждала меня в Краснодаре. Вернуться домой, к маме в Батайск. Сыграть там свадьбу, пусть не самую богатую, но зато самую запоминающуюся. Для нас. Для родных. Для друзей.

Мысли о том, что там будет в Комитете после такого громкого инцидента дальше — я гнал прочь. Это уже не мое дело. Я и так сделал очень много, а все остальное пусть решают люди в больших погонах, вроде того же Волкова. У них есть для этого ресурсы и возможности.

А часа через два, когда все уже расслабились, к воротам дачи вдруг подъехал темно-зеленый штабной УАЗ 469. Из него вышел майор Игнатьев в каком-то мешковатом спортивном костюме. Честно говоря, видеть его в таком виде было странно. Чуть прихрамывая, он подошел к террасе.

Его появление не было неожиданным, просто мы ждали его пораньше. Я сразу понял, что что-то не так. По лицу Кэпа было видно — это я научился определять безошибочно.

— Мужики, прошу прощения, что нарушаю банкет, — кивнул он, подходя к столу. — Максим, рад тебя видеть живым и здоровым. Слышал, тебя в самом верху приняли. Молодец. А у нас тут новости. Так сказать, с пылу с жару.

— Сначала возьми-ка это, Кэп! — Паша протянул ему кружку с холодным пивом.

Помедлив, Игнатьев взял предложенную Шутом кружку, сделал большой глоток и, вздохнув, начал докладывать, словно на совещании, но с поправкой на неформальную обстановку:

— Первое. По итогам изучения добытого вами архива и всех показаний Максима, была собрана комиссия, спешно разработана целая операция. Были задействованы серьезные силы и средства, проверенные люди. Все делали оперативно и скрытно, чтобы информация не разлетелась по штабу. В результате были выявлены четверо высокопоставленных офицеров комитета госбезопасности. Помощников их перечислять нет смысла. Фамилии тоже называть не буду, эта информация не для разглашения. Задержаны двое генералов КГБ из окружения Калугина, а третий, как выяснилось, узнав о своих друзьях, предпочел застрелиться прямо в кабинете на Лубянке. Это произошло вчера поздно вечером.

По столу прошелся одобрительный гул. Новость была воспринята хорошо.

— А четвертый? — спросил я, хотя ответ уже был очевиден.

— Калугин, — майор помрачнел. — Он, гад, почуял неладное раньше всех. Еще до официального приказа о задержании, он все бросил — документы, семью, все имущество. Вертолетом добрался до границы, а затем перешел через границу в Пакистан. А оттуда, по нашим данным, его уже «выдернули» старые друзья из ЦРУ и наверняка готовят к переправе. Скорее всего, в Польшу, в Варшаву.

Я молча слушал, до боли в суставах сжимая в руке кружку.

Калугин избежал ареста и сейчас на свободе. Это серьезная проблема. Да, сбежал, система его и предательские планы рухнули. Но того, что эта скотина заслужила, так и не получила. Осталась безнаказанной.

— Второе, — негромко, но твердо продолжал майор. — Наверху, в Центральном Комитете, эта ситуация вызвала настоящий шок. Без преувеличений можно сказать, что под кураторством ЦРУ ими планировался государственный переворот. Михаил Горбачев лично приказал провести полномасштабное разбирательство, вопрос курируется им лично. Предварительно, все диалоги с американцами по афганскому и сирийскому вопросам — заморожены. Более того, выявили и взяли с поличным сотрудника ПГУ КГБ, который почти десять лет тайно работал на ЦРУ. Возможно, именно он курировал связь Калугина со Штатами и ЦРУ. Предстоит долгий допрос… Но уже стало известно, что после этого провала Запад решил оставить Сирию в покое. Конфликт планируется развернуть на другом фронте. Пока ничего толком не ясно.

Я мрачно кивнул. Ну да… Война никогда не заканчивается, она просто меняет адрес.

— И третья, самая неприятная новость, — голос Игнатьева стал жестким. — Калугин, не смирится с этим! Он будет мстить, Максим! Мой товарищ из отдела внешней разведки предупредил, что через свои старые связи в Пакистане, он сразу же распорядился нанять группу профессионалов. Не каких-то полуобученных моджахедов, а именно наемников, бывших солдат, с большим опытом. Их задача — найти тебя. И ликвидировать. Здесь, в Союзе или где-либо еще. Наверное не ошибусь, если скажу, что он считает тебя личным врагом номер один.

Вокруг стола повисла гробовая тишина. Даже Шут перестал хмыкать.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Я снова был мишенью. Только теперь не в чужом Афганистане, а здесь, в Союзе, где я надеялся, наконец, отдохнуть.

— Что-то известно? — спросил я, чувствуя нависшую надо мной тяжесть.

Игнатьев посмотрел на Громова с нескрываемым беспокойством.

— Максим, пока ничего. Но они будут действовать тихо. Без шума и пыли. Нужно глядеть в оба!